Текст книги "Злые люди и как они расплачиваются за свое зло"

Герман Шелков
Злые люди и как они расплачиваются за свое зло

© Герман Шелков, 2017

© Издательство Телеграф, 2017

© Оформление, Борис Прохин, 2017

© Верстка, Валерий Невский, 2017

Предисловие

Мои знакомые отправились на две недели в туристический поход. Набили рюкзаки, взяли детей, двух домашних собак и веселой компанией поехали за леса и поля в какое-то чудесное место. Уезжая, они сказали мне: «Как жаль, что всего две недели! Нам и двух месяцев было бы мало, потому что мы настоящие «бродяги», любим природу, обожаем свежий воздух и песни у костра!»

Вернулись они раньше – всего через три дня. На их лицах я увидел растерянность и разочарование. Дети притихли и о чем-то задумались, и даже собаки, казалось, были удручены.

В походе с ними что-то случилось.

Выяснилось, что им встретился злой человек. Он вел себя ужасно: кривлялся, лез драться, кричал и сквернословил. И все было испорчено. В первую очередь, хорошее настроение.

Я спросил знакомых: «Разве нельзя было повернуться и уйти?»

Они ответили, что злой человек не возник на дороге и не выскочил из леса, а находился в той туристической группе, с которой им предстояло следовать вместе. Две группы для того и объединились. Это была их цель. То есть злым человеком оказался турист, любитель природы, свежего воздуха и песен у костра.

Меня это сначала удивило, но потом я подумал, что злые люди попадаются везде, даже вот и в туристическом походе. Можно ли знать заранее, что они появятся там, где их не ждешь?

Знакомые это подтвердили: никто из туристов не знал, что среди них окажется злой человек. Он был новичок.

«Негодяй! – сказали эти расстроенные люди. – Испортил нам отпуск! Ну, ничего, рано или поздно он ответит за свое зло. Мы верим в справедливость. Однажды его настигнет возмездие, соразмерное его поступкам!»

Я стал размышлять: «Любопытно, чем расплачиваются злые люди за свои нехорошие дела? Получают ли они по заслугам, как принято говорить в народе?»

После этого я решил, что следует написать о злых людях книгу. О том, какое наказание обрушивается на них за причиненное зло.

Как всегда, я отправился спросить у простых людей – известно ли им что-нибудь об этом.

Оказалось, что известно, да еще как! Зло не остается безнаказанным.

Вот какие истории мне рассказали в подтверждение этому.

Герман Шелков

* * *

Анна Ге-нко, 1977 года рождения: «Злого человека я впервые увидела будучи ребенком, в десять лет. Это был злой мальчик четырнадцати лет. Нехороший подросток. Он жил в нашем подъезде, тремя этажами выше. Мы переселились в этот дом недавно, а он уже там проживал. Я узнала, что он злой, когда наша соседка тетя Маша уронила на площадке первого этажа кулек с сахаром, и тот лопнул. Тетя Маша сказала: «Эх, гадость какая!» Она была расстроена тем, что кульков у нее было три и все три выпали из руки, но лопнул именно тот, что был с сахаром. В другом находились апельсины, в третьем – фигурные галеты, но рассыпалось именно сыпучее. По закону подлости. На полу оказалось именно то, что собирать было бессмысленно, и женщина очень расстроилась.

В эту минуту злой мальчик спускался по лестнице. Он все видел.

Он стал громко смеяться и кривляться.

Речь, которую он произнес, была ужасная: «Что, старуха, руки кривые? Или пьяная? Или сошла с ума? А ну, давай, встань на четвереньки и ешь свой сахар. Тебе это пойдет. Эх, что ж такое? Какая только дрянь не живет в нашем доме!»

Тетя Маша работала в районной поликлинике. Она была женщина хорошая, добрая. Ей было лет сорок, то есть она еще не достигла старости, а злой мальчик обозвал ее старухой. И говорил ей «ты», показывая тем самым самое ужасное неуважение.

Он открыто издевался над ней. И она стала говорить ему: «Как тебе не стыдно! Ты позоришь и себя, и своих родителей! Разве можно так разговаривать со взрослыми?»

Услышав это, злой мальчик вышел из себя и вдруг выхватил нож и стал им размахивать. Это было и страшно, и неожиданно.

Он размахивал ножом и пыхтел от злобы. И сказал: «Только еще раз попробуй мне возразить, стерва! Я тебя проучу!»

Тетя Маша испугалась и скрылась в своей квартире. Почему она не обратилась в милицию, я не знаю. Наверное, она пожалела родителей злого мальчика. Она их хорошо знала.

Этого злого мальчика многие боялись. Он своими выходками наводил ужас.

Его часто забирали в милицию, но всегда отпускали. И он ходил по двору довольный, ухмылялся и гримасничал.

Во дворе его боялись все дети, все подростки и юноши-студенты и даже некоторые взрослые мужчины.

Злой мальчик вел себя очень нахально. Он был несдержанным хамом, негодяем и низкой личностью. Он подчинил себе всех своих ровесников, а уж тех, кто был младше, он сделал просто-таки своими слугами.

Он переходил улицу так, словно по ней двигались игрушечные пластмассовые автомобили, не способные причинить никакого вреда. Очень дерзко переходил улицу – когда вздумается и в каком угодно месте. И водители сильно нервничали. Визжали тормоза, слышались проклятья. Иногда кто-нибудь выскакивал из своей машины и бросался к злому мальчику, чтобы его наказать, а ему как будто именно это и было нужно. Он кривил лицо, выхватывал нож и орал: «А ну, подходи, сволочь! Давай, кидайся, я тебя сейчас порежу!» И, бывало, сам кидался на водителей, а те в страхе убегали.

Так продолжалось, пока ему не исполнилось пятнадцать лет.

В пятнадцать лет все это прекратилось, потому что злой мальчик очень изменился. Но изменился он не по своей воле, а в результате одного случая.

Свидетелями этого происшествия, говорят, были только два человека, то есть лишь двое что-то слышали и видели. Одна бабуся, которая проживала на первом этаже, стояла у окна и все видела. А также еще одна пожилая женщина, которая находилась в этот момент на балконе второго этажа. Она тоже кое-что заметила.

Это было утром в воскресенье. Злой мальчик вышел из подъезда, остановился и закурил. Он курил с двенадцати лет, и его папа и мама ничего не могли с этим поделать. Он дымил, где только ему вздумается, и швырял окурки в самых неподходящих местах. И еще он имел привычку во время курения плевать под ноги и в сторону.

И вот он стоял у подъезда, курил и плевал. Наверное, он раздумывал, куда ему пойти.

Вдруг появился незнакомый человек, мужчина лет тридцати, и спросил злого мальчика: «Это какой дом? Какой у него номер?»

Злого мальчика это почему-то взбесило. И он сказал: «Ты что, баран, не видишь, что тут написано?» Он имел в виду, что номер дома выведен краской на стене.

Впоследствии этого незнакомца искали, но не нашли. Потому что он совершил преступление. Его искала милиция. Но он, видимо, был приезжий и покинул город. Или, быть может, он проживал в другом районе и даже не знал, что его ищут.

Больше никто и никогда не видел этого человека возле нашего дома.

Обе свидетельницы описывали его одними и теми же словами: «Молодой, лет тридцати, крепкий, среднего роста, лицо круглое, задумчивое и недоброе».

Бабуся, которая стояла у окна в своей кухне, слышала, что он сказал, этот незнакомый человек. Он сказал: «Что-что-что?»

После этого незнакомец резко ударил кулаком злого мальчика в лицо. Ударил всего один раз. И после этого ушел.

Злой мальчик остался лежать перед домом. Бабуся с первого этажа смотрела на него из окна. А другая свидетельница глядела с балкона. И обе они забеспокоились и поспешили выйти к лежащему, потому что он не шевелился. Они позвонили на станцию скорой помощи. И злого мальчика увезли в больницу.

Он лежал в беспамятстве неделю напролет, а когда пришел в себя, ничего не мог вспомнить. Когда его спрашивали, что случилось, он ничего не мог рассказать. Он был очень слаб. У него кружилась голова. Бедняжка не мог принимать пищу.

В больнице он пробыл месяц и еще две недели. Потом его забрали родители и привезли домой. Надели на него мягкую фланелевую рубашку. Надели такие же мягкие брюки. На ноги – сандалии. Держа за руку выводили во двор. Сажали его на лавку. И он там сидел, глядя под ноги или перед собой. Ни с кем не разговаривал. Бедный и бледный мальчик.

Он стал тихим, беспомощным, безобидным подростком. Его ровесники и те дети, которых он когда-то превратил в слуг, подходили в нему, бросали в него мусор, плевали ему на голову, насмехались над ним, а он их боялся и закрывал лицо руками.

Его папе и маме видеть это было невыносимо. И они увезли сына в деревню.

Рассказывали, что там он через год в ненастную погоду испугался грозы, побежал к реке, упал в воду и утонул.

А может быть, и не было этого. Может быть, про грозу придумали какие-то люди, которым хотелось, чтобы так было.

Во всяком случае, один злой человек повстречал другого злого человека, и вот что из этого вышло».

* * *

Николай Ер-ков, 1974 года рождения: «Один очень злой паренек жил в нашем дворе, в доме напротив. Он был старше меня на три года. Злобы в нем было как воды в озере. Он каким-то образом впитал все плохое, что есть в жизни. Он хамил и сквернословил, плевал куда вздумается, бросался на людей, затевал драки, а когда дрался, хватал с земли палки, булыжники, бутылки и все это пускал в ход, лишь бы одержать победу.

Он был весь в шрамах, в порезах. У него было надорвано ухо.

Его не просто сторонились и пугались, а боялись даже думать о нем. Даже крепкие, рослые мужчины избегали попадаться ему на глаза.

Его звали Анатолий П. Но он предпочитал, чтобы его называли Толиком.

Когда ему было двенадцать лет, он держал в страхе весь наш двор, а достигнув пятнадцати лет, подчинил себе и другие дворы в нашем районе. Можно сказать, что он был самый сильный подросток на территории, охватывающей пять улиц. Он был самый дерзкий и решительный. И очень-очень злой. Бешеный.

Ему ни в чем нельзя было прекословить. Попробуй возразить ему в чем-либо – и он сразу приходит в ярость, замахивается, хватает за воротник, за шею, и ему все равно, кто перед ним – человек малых лет или взрослый. На взрослых он бросался с камнями и палками, и, бывало, взрослые люди получали такой отпор, что после этого у них дрожали руки.

А у Толика ничего не дрожало. Он казался твердым и бесстрашным.

Волосы у него на голове были жесткие, как проволока, кожа желтоватая, с пятнами. Пальцы сильные и цепкие. Роста он был среднего.

Уже в двенадцать лет он собрал вокруг себя ватагу мальчишек и повелевал ими. Посылал их воровать печенье и другую еду в магазине, заставлял выпрашивать мелочь у прохожих. За любую провинность наказывал, не откладывая, бил по лицу, хватал за волосы и швырял на землю. И мальчишки его боялись порой до заикания.

А в пятнадцать лет он сделался словно правителем подросткового мира – регулировал все отношения между несовершеннолетними, судил и преследовал. Отбирал деньги, вещи. Кого-то приближал к себе, а кого-то удалял.

Отцовский гараж на пустыре был у него штаб-квартирой. Когда-то в гараже стоял мотоцикл с коляской, потом гараж пустовал. Толик его занял, принес туда большое кресло, кушетку, распивал там спиртное, играл на гитаре. Там же, при нем, находилась и его ватага.

Учился ли он в школе, как прочие подростки? Из нашей школы его выгнали после пятого класса за систематическое нарушение дисциплины. Он угодил в интернат, но отчего-то, по неизвестной причине, его чаще можно было увидеть во дворе, чем в этом интернате. Он безнаказанно оттуда сбегал, прогуливал занятия. Почему его не ловили и не доставляли обратно – никто не знает.

В шестнадцать лет он ограбил двух прохожих, двух военных, избил их, и они не смогли за себя постоять. Одному из них он проломил голову булыжником, а другого отходил палкой. Офицеры только кричали и стонали, но ничего не могли сделать.

Толика арестовали, судили и отправили в тюрьму. Он вернулся через четыре года, когда ему исполнилось двадцать лет. Я заканчивал школу, сдавал выпускные экзамены. Помню, что когда Толик снова появился в нашем дворе, я в этот день сдавал экзамен по английскому языку.

Я шел домой и повстречал знакомых парней из соседнего двора, учащихся ПТУ. Они сказали: «Слыхал? Видал? Толик вернулся! Сидит в вашем дворе на лавке, курит и потягивает пиво. Но с ним что-то не то… Он какой-то задумчивый и мрачный. Худой, как спичка. В общем, он изменился».

Мы пошли взглянуть на Толика, потому что умирали от любопытства.

Толик сидел на лавке не похожий на себя. Истощенный. Сутулый. Однако его лицо по-прежнему было лицом злого человека. Брови как всегда сдвинуты к переносице.

Он часто подкашливал.

Мы вышли к нему поздороваться, и он был этому как будто рад. «Ну что, сорванцы? – спросил он. – Как жизнь молодецкая свищет? Обычно, как у кретинов?»

Мы сказали, что сдаем экзамены.

И тут я увидел на лице Толика большую досаду. Он о чем-то сильно тужил. Впрочем, спрашивать его об этом было немыслимо – никто из нас не забыл его бешеной натуры и умения быть до конца безжалостным. И я, и другие, мы могли только ждать, когда Толик сам расскажет, что с ним случилось.

И он сказал: «Эх, черт возьми! У меня туберкулез. Вот ведь угораздило подхватить заразу!»

Мы были немало удивлены. Нас удивило, что этот человек уязвим, что он может быть больным и изможденным.

Мы еще не знали, что это конец Анатолия П. Двадцать лет – вот и вся его жизнь.

Никто из нас никогда не рассуждал о коварных, смертельных болезнях. Мы мало слышали о туберкулезе и вообще не задумывались, отчего в нынешнее время можно умереть.

Толик допил пиво и пошел домой, в свою квартиру на первом этаже.

Все лето окно его комнаты было распахнуто, и мы могли его видеть. Иногда он сидел на подоконнике, иногда ходил из угла в угол, а бывало, торчал посреди комнаты, как палка. Он умирал. Но мы об этом даже не догадывались. Мы думали, что с ним всего лишь приключилась какая-то напасть, которую он однажды одолеет. Мы все в свое время болели ангиной и вылечились. Мы болели гриппом и поправились. Кто-то болел скарлатиной и сейчас гоняет мяч на футбольном поле. Чем Толик хуже?

Он прожил лето и осень, а в середине зимы умер. Ему не исполнилось и двадцати одного года.

Его вынесли в гробу и поставили гроб на лавку у подъезда. Мы пришли на него взглянуть. И все, кто знали этого человека, подумали, что это кто-то другой.

Мы увидели восковую куклу с таким худым лицом, что казалось, кожа натянута на кости.

Вот и все, что осталось от когда-то злого, безжалостного паренька, держащего в страхе нашу округу.

Еще недавно, летом, он выглядывал в окно и, заметив кого-нибудь из нас, подзывал свистом и посылал в магазин за пивом. Мы ходили. Приносили пиво, табак, семечки. Осенью Толик уже не свистел в окно. И мы думали, что он идет на поправку. Мы ошибались. Мы не знали, что ему уже не до пива и семечек.

Гроб накрыли крышкой, подняли, поставили в бортовую машину и увезли. На кладбище никто из нас не поехал. Поехала только мать Толика и двое неизвестных нам людей.

Бабушки покачали головами и разошлись. Две из них проживали в моем подъезде, на моей лестничной площадке. И одна сказала другой: «Плохой был паренек, злой, дьявольский. Вот дьявол его и прибрал. А как же иначе? Так всегда было и будет. Что посеешь, то и пожнешь. Да!»

* * *

Ольга Руза-ва, 1970 года рождения: «На нашей улице в поселке жила одна семья, в которой было три брата и три сестры. Шесть детей. Все темно-русые, кроме одного, Алеши Н., самого красивого из всех. Он был белокурый, блондин. Действительно, очень красивый мальчик. Но очень злой!

С детства он бил кошек и собак, швырял камни в птиц и лягушек в пруду. И всегда затем, чтобы убить. Если птице или лягушке удавалось увернуться, Алеша приходил в ярость. Ему нужно было видеть их смерть. Он топал ногами. Орал на других мальчиков. И когда он злился, то каждый раз плевался. Вот почему? До сих пор непонятно, откуда в нем было столько злости.

Смеялся он всегда злобно и некрасиво. Такой симпатичный – и такой негодяй! Никто ничего не мог с ним поделать.

Его просили, и все без толку, упрашивали – и бесполезно. Грозили, пугали, стыдили, а ему все равно. Он стремился так провести время, чтобы кто-то страдал, мучился, нервничал, чтобы были слезы, крики, потери. Ни красивые облака в небе, ни яркие цветы, ни запахи из фруктового сада его не волновали, как и все остальное, что доставляет радость и удовольствие обычным людям. Это был человек, родившийся причинять вред. Пожалуй, это самое верное определение в отношении Алеши. Вредить он умел лучше всех.

Он любил высмеять и оскорбить. Попасться ему на глаза означало, что сейчас ты услышишь о себе какую-нибудь гадость. Чаще всего это касалось внешнего вида – одежды, обуви, прически или физических особенностей – походки, дефектов речи, формы носа.

Помню, что мой брат, когда ему было четырнадцать лет, носил пальто, доставшееся от двоюродного брата. Обычное серое пальто с темными пуговицами. Разумеется, оно было не новое, но вполне сносное на вид, годное. Но сколько моему братцу пришлось выслушать скверных слов от злобного Алеши! «Что за драный тулуп, дружище? – орал на всю улицу Алеша. – Ты что, сдурел? Где ты это взял? Раскопал могилу, снял с покойника?»

Мой брат Саша не был храбрецом-острословом, мгновенно реагировать не умел. Поэтому он сильно смущался, краснел. Приходил домой, снимал пальто и швырял его в угол. Говорил нашей мамочке, что больше эту вещь не наденет. И мы его убеждали, что дело не в пальто, оно ни при чем. Вещь как вещь, такая же, как у всех. Дело в Алеше, в этом злом, ничтожном человеке. Нужно дать ему отпор… Отпор!

Саша усмехался и мотал головой. Насчет отпора – это можно, вот только кто первый? Алеша не простой паренек с нашей улицы, а жестокий, бешеный, дикий. Решительный. Что ему стоит выхватить нож? Или схватить железный прут? Или палку? И останешься калекой!

Так говорил мой брат, и мы его понимали. Потому что все это было правдой.

Дать отпор Алеше никто не решался, поскольку он действительно мог искалечить. Все помнили случай, когда он набросился с черенком от лопаты на парня старше себя на пять лет. Ему было четырнадцать, а тому, с кем он подрался, девятнадцать. Казалось бы, это не только приличная разница в возрасте, а еще и превосходство в физической силе. Но все вышло не так, как должно было выйти. Все потекло иначе. И это было очень жестоко.

Через три дома от нас жили дядя Коля и тетя Оля С., работники хлебозавода, и вот однажды их сын, которого год назад призвали на службу в армии, приехал в отпуск из воинской части. Лето только началось. Стояли теплые дни. Алеша, как и другие подростки, большую часть времени проводил на улице. В тот день он сидел на заборе, бездельничал, швырял камни в кошек и в птиц, курил. Рядом с ним околачивались его верные приятели, которые, по сути, и приятелями-то не были, а из-за страха покорились ему и всячески прислуживали. И вот на улицу вышел сын дяди Коли и тети Оли С., Михаил. Приехал ночью, на поезде. И его еще никто, кроме родителей, не видел.

Он вышел в военной форме. Ботинки тщательно начищены, на голове фуражка, а на груди блестят значки.

Вероятно, он хотел, чтобы люди на него посмотрели, на то, как он окреп и возмужал, и на все прочее. Ведь он действительно изменился в лучшую сторону.

Михаил увидел Алешу и его приятелей и помахал им рукой. Подошел к ним и сказал: «Ну что, пареньки, об армии думаете? Ничего, время пролетит быстро, и вы тоже станете солдатами. Но надо уже сейчас готовиться, потому что в армии нелегко!»

Это были обычные слова, которые произносят, наверное, все солдаты перед допризывниками. Но то, что Миша услышал в ответ, было совсем необычно…

Алеша вдруг заорал: «Ох, ничего себе! Всякий дурак будет меня учить! Ты что это, сволочь, на свою телогрейку нацепил? Что за чепуха? Из консервной банки вырезал? Или у малышей на леденцы выменял?»

Миша был в парадном кителе, а не в телогрейке. И на кителе у него были солдатские значки, а не какая-то чепуха. Но не только это оскорбило его, а вообще поведение Алеши. Он скривился, побледнел. Сжал кулаки.

«А ну, слезай с забора, – сказал он Алеше. – Я тебе сейчас покажу, мерзавцу, консервную банку!»

Этому Михаилу сначала нужно было подумать, как действовать. Он должен был хотя бы представить, кто перед ним, вспомнить, если забыл. Ведь Алеша стоял за пределами обыкновенных человеческих отношений. То есть он никогда не рассуждал, что позволяется, а что нет. Он впадал в бешеную ярость и бросался на обидчика, и мог избить даже зрелого мужчину, не то что девятнадцатилетнего солдата. Впрочем, Михаил, наверное, вообразил, что армейская служба сделала его сильным, что он нарастил кулаки, научился приемам самбо или чему-то подобному, и потому выйдет победителем. Как он заблуждался!

На земле валялась лопата, и Алеша, спрыгнув с забора, схватил ее и так сильно ударил по забору – для устрашения, что в руках у него остался лишь черенок, а железяка отвалилась.

С этим черенком он набросился на Михаила и до того избил его, что тот лежал на земле и стонал, а подняться не мог.

Алеша, наклонившись над ним, схватил его за волосы и заорал: «Ну что, погрустнел, солдатик? Кто тебе разрешил, сволочь, выпячиваться? Сидел бы дома, сосал бы сушку, и, глядишь, проскочил бы!»

Никто не мог сказать, откуда в этом человеке столько ярости и злобы и почему доброта ему ненавистна. Не было в нашем поселке людей, которые могли объяснить характер Алеши. Говорили только, что он последняя гадина. Называли негодяем и подонком. И все его боялись. Еще бы: может покалечить, свернуть нос, переломать руки, вышибить зубы. И Алеша знал это и ухмылялся. И ему каким-то образом везло. Вот странно! Все его ужасные выходки не имели для него ужасных последствий. Его, например, никто не пытался засудить. Не удивительно ли это?

Наверное, все понимали, что эти страшные пороки у него врожденные. Впрочем, что из того? Если бы люди поступали с ним так же, как он, то есть – никому никаких уступок, он давно бы уже оказался в тюрьме. Но этого не было. Даже Михаил, угодив в больницу с переломами рук, грудной клетки и ключиц и не сумев по этой причине вовремя вернуться из отпуска в воинскую часть, не стал судиться. Провалялся в больнице какое-то время, выписался и уехал, а когда отслужил положенный срок, назад в поселок не вернулся. И много лет его не видели.

Алеша чуть ли не каждый день встречал отца и мать Михаила, и те смотрели на него с ненавистью, но ему было это безразлично. Он даже собственных родителей не почитал, грубил им, хамил и угрожал. И они от него приходили в ужас. Сколько помню, эти люди никогда не ходили со своим сыном вместе, а лишь раздельно.

Моя тетя, Вера Ивановна, столкнулась однажды с Алешей в магазине. Он явился со своей ватагой купить сигарет, а тетя покупала растительное масло. Она уже расплатилась, когда Алеша подошел к прилавку и бросил на него деньги. Эта привычка – швырять бумажные деньги – была у Алеши с детства, и многим взрослым людям она не нравилась. Но мало кто мог возразить, а тетя вдруг решилась. «Ишь, как швыряешь! – воскликнула она. – А ведь еще не зарабатываешь, только родители твои зарабатывают».

Алеша сказал: «Тебе-то что, старая курица?»

Тетя ответила: «Не груби, мальчик». И вышла из магазина. Отправилась домой, по дороге зашла к нам, и я в этот момент была дома. Тетя рассказала, как Алеша ее оскорбил, но я увидела, что она спокойна, будто ничего не случилось. Я спросила тетю, почему она не волнуется. «Разве тебе не обидно? – сказала я. – Этот негодяй Алешка всем грубит, всем хамит, и даже вот женщинам. Когда это закончится?» И вдруг тетя произнесла речь: «Этот мальчик обречен. Уже сейчас ясно и понятно, что с ним произойдет. Беда, вот что. Потому что он к ней стремится. Если одни люди хотят для себя счастья, то этот человек хочет себе горя. Ну, а раз так, то горе и придет. Безобразно поступающего человека ждет безобразный конец! А иначе не бывает. Это очень-очень редкий случай, когда кто-то манит к себе плохое, а оно все не приходит и не приходит».

Тетя была мудрая женщина, но ее слова показались мне глупостью. Ведь я тоже жила в поселке и хорошо знала, что у нас происходит. Наши мужчины ведут себя странно в отношении Алеши, среди них есть здоровенные, с виду бесстрашные силачи, однако даже они не берутся с ним тягаться. Почему?

Люди боятся за свое здоровье. Мужчины не хотят увечий и переломов, берегут зубы, а больше этого берегут репутацию. А еще они думают, наверное, что Алеша может зайти слишком далеко – может убить.

Мне показалось, что тетя произнесла свою речь, не подумав. Что значит – Алеша обречен? Почему же он до сих пор здоров и невредим, ходит себе и ухмыляется, и за все плохое его никто ни разу даже не щелкнул по носу?

Как всякий нормальный человек, я хотела бы видеть возмездие, поскольку мы, обычные люди, предпочитаем видеть наказание за преступление. На этом стоит наше понимание справедливости.

Но до сих пор я вижу, что этого нет. Наоборот, Алеше почему-то везет. Ничто ему не угрожает, никто на него не бросается, не преследует. Это создает впечатление неопределенности положения: будет ли зло наказано, непонятно. Нехорошее впечатление.

Все это я сказала тете, и она ответила: «Нет, Олечка, это не так. Алешу ждет ужасный конец, и жизнь он проживет короткую. Потому что он притягивает к себе зло. А зло бывает разное, и бывает такой величины, что слопает этого мальчика с потрохами, и нет его!»

Спорили мы с тетей около часа. Потом стали говорить о другом и забыли про Алешу. Но тетины слова я запомнила. Алеше тогда было почти семнадцать лет. В следующем году ему полагалось отправляться на военную службу, а там дисциплина, командиры, и если им не подчиниться, то осудят и отправят в тюрьму. Мне было любопытно: сразу ли Алешу арестуют и посадят за решетку или он какое-то время будет слушаться командиров. Ведь он бешено строптивый, а в войсках таких людей не держат, а держат их в тюрьме.

Но Алеша вообще не пожелал служить в армии. Взял и уехал из поселка. Махнул рукой на закон и поступил по собственному усмотрению.

Наш поселок стал жить без Алеши. Был негодяй – и куда-то подался. Никто о нем ничего не слышал. Его родители, а также братья и сестры отвечали одно и то же: «Ничего не знаем. Где он сейчас – неизвестно».

Прошло девять лет. Наш поселок изменился: появились новые люди и новые дома. Появились состоятельные жители, которые купили себе сразу несколько домов. Зато многие из местных уехали из наших мест кто куда. Одни переселились в город, другие предпочли отправиться в дальние края, даже за границу. Алешина семья тоже распрощалась с поселком, продали все, что можно, и уехали. В их доме поселился какой-то горожанин, дачник. Он и его жена приезжали только на лето. Возились на огороде, ходили на реку, в лес. Варили варенье.

Поначалу это было для нас удивительно: идешь по улице, а навстречу незнакомцы. Не здороваются и даже не смотрят. То же и в магазинах. Иногда казалось, что поселок не родной, а чужой, но потом мы привыкли и смирились. Некоторые из приезжих сильно отличались от нас, местных. Один такой дядя употреблял слова «отнюдь» и «несомненно», которые в нашем поселке никому бы не пришли в голову и не попали на язык. Все мы изъяснялись куда проще, однако, я думаю, нас это не портило.

Я осталась жить в поселке с мужем и детьми. Мой муж из местных. Когда я выходила за него, он предложил уехать, но я сказала: «Уехать мы всегда успеем. Не будем торопиться. Пока у нас здесь есть работа и дом, поживем, а там увидим». Действительно, перебраться в город мы могли в любое время, хоть в разгар зимы, когда сугробы и метели, то есть когда продавать дом и прочее имущество невыгодно. Зимой цена на дома всегда ниже. Но если бы мы захотели, то не посмотрели бы и на это. Мы с мужем всегда действуем заодно, разногласия у нас редкость. Я хочу сказать, что мне повезло с мужчиной, и я радуюсь и по сей день. Мы оба из тех людей, которым много не нужно, жизнь для нас в удовольствие и без богатства. И хорошо, когда так. Мы даже умеем не завидовать. Хотя в нашем поселке, к слову сказать, прямо на нашей улице поселились обеспеченные люди, горожане. Приехали, чтобы приобрести «загородные владения». Купили сразу три дома, перестроили их, разбили газоны, лужайки. Среди них был молодой мужчина весьма привлекательной наружности, белокурый, блондин. И я как-то раз, разглядев его хорошенько, сказала мужу: «Смотри-ка, он похож на Алешу Н. Не вылитый Алеша, но сходство все же имеется». Муж сказал: «Верно. Только этот человек вежливый, воспитанный, а Алеша был хам, негодяй. Стоило ему выйти на улицу, как он уже кричал кому-нибудь: «Эй, чучело! Ты где такой пиджак взял? От прадеда остался? Или свинью наизнанку вывернул и надел?» Подлый был парень. Мерзавец. Где он теперь?» Я ответила: «Кто знает».

После этого я стала чаще вспоминать Алешу. Что с ним сделалось? Моя тетя говорила, что такие люди притягивают зло. Манят к себе все плохое. Так ли это? Я хотела бы знать, настигла ли Алешу кара за его подлость, но о нем не было никаких сведений, даже самого короткого сообщения, в одно слово, например, «умер» или «в тюрьме». И вот однажды произошло удивительное событие: в одном из нищих бродяг, которые появились в нашем поселке, я узнала этого человека.

Двое отвратительных бездомных неожиданно появились возле нашего дома в обычный полдень, посреди недели. Это было весной. Снег уже сошел, но теплые дни еще не наступили. И оба они тряслись от холода – худые, изможденные, невероятно опустившиеся люди. Я смотрела на них в окно и думала: «Чего им здесь нужно?» Потом мне пришло в голову, что они высматривают хозяев, чтобы попросить еды или денег. Я вышла во двор, поглядела на них поверх забора. И вдруг один из них обратился ко мне: «Хозяюшка, подай хлеба!» Я была готова к этому и вернулась в дом. Взяла хлеба, нарезала сала, налила в бутылку горячего чая с сахаром, прихватила еще несколько вареных яиц. Когда я отдала еду, то внимательно разглядела бродягу, который ко мне обратился. Боже мой! До чего жестоко может обойтись судьба с человеком! Он был изуродован: часть подбородка снесена, ухо разорвано, глаз вытек… Во рту почти нет зубов. Руки искалечены. Он был одет в такое нищенское тряпье, что оно не сгодилось бы даже для огородного чучела. Но спрашивать таких людей о чем-либо личном, конечно, не стоит. Расспрашивать их о причинах, приведших к такому падению, не годится. И я, поэтому, молча повернулась, чтобы уйти. И тут бродяга спросил: «Скажите, пожалуйста, а где семья Н.? Они жили вон в том доме. А теперь их нет. Там другие люди. Они что, уехали?» Я сказала: «Уехали три года назад. Адреса не оставили. Где они сейчас, не знаю».

Голос бродяги показался мне знакомым. И я снова поглядела на него. И уж не знаю как, но я догадалась, кто этот человек. Алеша Н.! Опустившийся нищий, смрадный бездомный – это наш бывший сосед по улице, жестокий негодяй Алешка. Я растерялась. Алеша в моей памяти остался совсем другим. Люди, ненавидящие его, говорили, что он мерзавец, и так и было, однако он никогда не терял своей привлекательности. К неряшливости тоже не стремился. Наоборот, был чистюля. Его кожа от природы имела красивый карамельный оттенок. Пальцы у него были длинные и аристократически изящные. Идеальной формы ногти. А теперь…