Текст книги "Красные гиганты. История советского баскетбола"

Сергей Белов – король льда

Хуан Антонио Корбалан: «Сергей был похож на киллера, профессионала, который немного напомнил мне Брабендера[43]43
  Уэйн Брабендер. Игрок клуба «Реал Мадрид» в 1967–1983 годах и сборной Испании после получения испанского гражданства. Он был известен своим хладнокровием во время игры.


[Закрыть]. У него словно не было ни души, ни эмоций, он действовал как автомат, забивая мячи до тех пор, пока не заставит соперника потерять всякую надежду. Он был даже загадочным в какой-то степени. Изредка он дарил соперникам ироничную полуулыбку. Однако Сергей, во всяком случае, был образцовым игроком, элегантным, уважительным к оппонентам, спокойным. Иногда он казался роботом – ему нужно было пошутить, чтобы казаться более человечным. Я им очень восхищался и с удовольствием наблюдал за его игрой» [97].

Когда говорят о лучших игроках Европы в истории баскетбола, всегда приходит на ум имя Сергея Белова. Его успешная индивидуальная и командная карьера, его стиль игры оставили неизгладимый след в европейском и международном баскетболе конца 1960–1970-х годов[44]44
  Иногда его сравнивали с американским баскетболистом Джерри Уэстом.


[Закрыть].

Белов родился после окончания Великой Отечественной войны (23 января 1944 г.) в Нащеково, небольшом городке Томской области, расположенном в самом сердце Сибири. Начало его жизни, как и многих других детей того времени, было далеко не простым, а путь в элиту баскетбола был полон препятствий. Его отец, Александр, был инженером, а мать, Валерия, – биологом, оба обучались в Ленинграде. Начало войны и, соответственно, блокада города начались, когда Александр находился в рабочей командировке в Томске, а его мать Белова – в Ленинграде. «Когда на страну обрушилось это страшное бедствие, родители оказались на разных концах нашей необъятной территории <…> На фронт отца сразу не мобилизовали и с Дальнего Востока направили под Томск на переподготовку, вероятно, посчитав его специальность дефицитной в тылу: лес наряду с нефтью был тогда стратегическим сырьем, и в условиях войны заготавливать его нужно было много <…> Первая блокадная зима принесла в нашу семью страшную трагедию: две мои маленькие сестренки эту зиму не пережили. Печаль о них мать сохраняла до конца своих дней <…> Можно только предполагать, что испытывал отец, оказавшись оторванным от семьи, запертой в страшной ледяной цитадели, а сам пребывая в относительных безопасности и благополучии. Он написал матери десятки писем, призывая ее при первой же возможности эвакуироваться из города. Долгое время это было затруднительно, к тому же мать не была до конца уверена, что это нужно делать. Наконец она договорилась об отправке семьи в Сибирь». [98, с. 36–38].

К счастью, эвакуация города прошла благополучно, и Беловы поселились в Томске, где вскоре и родился Сергей. «В 1950-м отец получил должность в Томском облисполкоме, и наша семья переехала в город. Жить стали в выделенной комнате в трехэтажном кирпичном доме в центре города. Поблизости находилась школа № 9, в которую в 1951-м я отправился познавать большую жизнь <…> В секции легкой атлетики моим тренером был известный томский спортивный педагог Василий Семёнович Удут. Тренировались 2–3 раза в неделю, без жесткой специализации. Я выступал за сборную школы по всем популярным видам спорта <…> Другими параллельными увлечениями стали футбол, где я выступал в качестве вратаря, и только позднее – баскетбол. Я считаю большой удачей, что спортивные занятия начал не напрямую с баскетбола, а получил в качестве базовой подготовки разностороннюю специализацию, навыки акробата и легкоатлета» [98, с. 46–48].

На самом деле юный Белов был близок к тому, чтобы заняться легкой атлетикой. «В 16 лет я стоял перед серьезной дилеммой – какой вид спорта выбрать для по-настоящему серьезных занятий. Передо мной были три дороги. Во-первых, меня приглашали в местную футбольную команду класса «Б», но меня не устраивало место в воротах, мне больше нравилось забивать. К тому же меня не сумели обеспечить бутсами 45-го размера. Во-вторых, у меня были неплохие результаты и отличные перспективы в легкой атлетике. Я выступал за сборную области и, кажется, даже установил областной рекорд в прыжках в высоту. Предстояли отборочные зональные соревнования. Накануне моего основного вида – высоты – тренеры попросили меня выступить в не слишком освоенном мной барьерном беге. Опрометчиво согласившись, во время забега я сильно травмировал пятку и на следующий день выступал в прыжках слабее, чем мог. В итоге проиграл соревнования по попыткам и не прошел отбор. Юношеский максимализм и разочарование сделали свое дело – легкая атлетика последовала за футболом, хотя за сборную школы в легкоатлетических соревнованиях я выступал, уже не тренируясь регулярно в прыжковом секторе» [98, с. 52].

Успех не заставил себя ждать, принеся несколько побед на региональных турнирах. После окончания школы Белов переехал в Москву, чтобы учиться в Лесотехническом институте. «С 15 лет я знал, что единственная команда, в которой я хочу и буду играть, – это ЦСКА. Причем значение для меня имели не материальные условия (о том, что в ЦСКА они лучше, чем в других командах, я только догадывался), а сила и авторитет этого суперклуба. Однако путь туда оказался долгим и непростым. Вуз, в который мне предложили поступить после окончания школы, несмотря на название – Московский лесотехнический институт, – базировался в Московской области (платформа ”Строитель“) и имел неплохую баскетбольную команду, игроки которой входили в состав молодежной сборной РСФСР (напомню, что Москва и Ленинград выступали тогда по традиции самостоятельными сборными). Я рассчитывал, что, оказавшись в орбите московского баскетбола, быстро сумею обратить на себя внимание тренеров ведущих команд. Так осенью 1962-го я оказался в столице» [98, с. 62].

Несмотря на сложный старт, когда шанс попасть в элиту, казалось, ускользает от него, в 1964 году Белову удалось привлечь внимание свердловского «Уралмаша», выступавшего во Втором дивизионе. Под руководством вышеупомянутого Александра Канделя он провел там три сезона, в течение которых команда была переведена в Высший дивизион, а Сергей совершил последний шаг к славе, получив в 1966 году приглашение в старшую сборную. Несмотря на интерес к нему со стороны киевского «Строителя», в 1968 году Белов перешел в московский ЦСКА.

Непростые отношения с Александром Гомельским, как в сборной, так и в клубе ЦСКА, проходили красной нитью в течение всей его спортивной карьеры.

Белов: «Сразу же я хотел бы расставить точки над i по поводу моей ”черной неблагодарности“ по отношению к Гомельскому. Я знаю, что многим обязан своему многолетнему наставнику и, безусловно, благодарен ему за это, однако его роль в моем успехе я не стал бы возводить в Абсолют <…> он ”авансом“ взял меня в двенадцать на чемпионат мира в Уругвай, создавал для меня впоследствии материально комфортные условия в клубе и сборной. Но всего этого не было бы, если бы я упорнейшим трудом не взращивал свое мастерство, не старался использовать все предоставляемые мне судьбой шансы, не становился постепенно лидером команды. Кто-кто, а Александр Яковлевич не был альтруистом, его роль в моей спортивной судьбе я высоко ценю и не преуменьшаю. Но и переоценивать их не надо. Конструктивное, профессиональное и обоюдовыгодное сотрудничество – вот как правильно все это называть» [98, с. 177–178].

Саша Гомельский: «Белов был очень сложным человеком. Несмотря на то, что он был фантастическим игроком, скажем так, он уважал себя несколько больше, чем следовало. Да, он был номером один, без сомнения, лучшим в любительском спорте, но он переоценивал степень уважения, которое все должны были к нему испытывать. Это не составляло труда только для моего отца. Вы знаете игрока по фамилии Милосердов? Он тоже был очень талантливым, как Паулаускас или Александр Белов, к тому же в то время был очень перспективным юниором. Хотя Милосердов много лет играл и в ЦСКА, и в сборной, Белова он просто терпеть не мог. Они даже конфликтовали. С Беловым многим было трудно, только такие люди, как Паулаускас, могли с ним ужиться» [34].

При чтении мнений обеих сторон складывается ощущение, что причины этого конфликта носили в основном структурный характер: классическое столкновение двух сильных личностей с огромными эго. Гомельский был авторитарным тренером, особенно в период взлета карьеры Белова, а тот – звездой, которая хочет выйти из тени тренера и принимать собственные решения. Правда, помимо разногласий с легендарным тренером, у Белова были проблемы и с некоторыми товарищами по команде, что, впрочем, можно сказать и про Гомельского. Игрок вызывал почти всеобщее восхищение своим выходом на поле, но его характер, который многие считали хладнокровным, отстраненным и даже высокомерным, вызывал неприязнь и у тех, кто находился с ним в одной раздевалке.

Хосе Бирюков: «Я с ним познакомился, и он оказался не совсем приятным человеком. У него было огромное самолюбие, тщеславие… Нельзя говорить плохо о покойных, но с ним было действительно нелегко общаться. Мне кажется, у него не было много друзей. Все уважали его как баскетболиста, он был гениальным игроком, но у него был очень тяжелый характер» [99].

Мышкин: «После ухода из сборной Паулаускаса я делил с Серегой один номер, мы общались с утра до вечера. Пока в какой-то момент он не сказал: ”Пошел ты на… Ни за что. Это – Белов“» [100].

Михаил Григорьев: «Сергей Белов еще с детства не воспринимал судей… с ним всегда было тяжело и интересно… История творческих отношений с Сергеем Беловым лежит в его критическом восприятии любого судьи на площадке. По его рассказу, играя за команду юношей в городе Томске, ему не понравилось судейство одной игр, эту неприязнь к судьям он пронес через всю карьеру игрока и тренера. Только точное, справедливое судейство могло способствовать небольшому общению с Сергеем… мне это удавалось» [101].

Жармухамедов: «Да я на второй тренировке швырнул ему в лицо мячом и ушел в раздевалку! При моем-то характере! Представляете, как надо было вывести?! Он всех пытался под себя подмять. Хотел, чтоб ему в рот заглядывали. И всегда пасовали <…> Я думаю, друзей у него нет по сей день. Всю жизнь в одиночку. Баскетболист – великий. Но это же не повод всех презирать» [102].

Поливода: «Когда он стал добиваться спортивных успехов, отношения стали сложными. Он был очень своеобразным, стал более тщеславным. Он играл на очень высоком уровне, но были проблемы, потому что он не был командным игроком и четко разделял, с кем будет общаться, а с кем нет. В общем, с ним было тяжело общаться» [95].

Кульков: «В своей книге он писал, что я никогда не давал ему пас, а всегда отдавал Капранову. Я прекрасно знал Капранова, почему я всегда должен был отдавать пас Белову? Но он преподнес все так, словно мы игнорировали его. С Милосердовым у него тоже были проблемы, как-то они встретились после турнира, напились, стали ругаться, и дело дошло до драки <…>. Он был очень сложный игрок, потому что считал себя лучше окружающих» [81].

Мышкин: «Я всегда очень уважал Сергея Белова, он был настоящим профессионалом, игроком мирового уровня. В то же время, он был сложным человеком, с ним было трудно общаться, но это было в жизни, вне поля. На площадке мы все делали свою работу без проблем. Он был человеком с тяжелым характером, но это не значит, что он был плохим человеком, это значит, что с ним было сложно» [103].

В противовес вышесказанному можно представить мнение Модестаса Паулаускаса, у которого сложились дружеские отношения с Беловым: «На каждом турнире мы жили в одной комнате. За восемь лет совместной игры в сборной у нас сложились очень близкие отношения, и каждый раз, когда я приезжал в Москву, он приглашал меня к себе домой, я был хорошим другом семьи. Сергей играл на позиции защитника, и в его время, да и сейчас, мне трудно найти похожего игрока в советской или российской сборной» [56].

Евробаскет-1967

Чемпионат Европы 1967 года проходил в Финляндии, и вновь СССР был вне конкуренции. Ощущение доминирования усилилось после неожиданного решения югославского тренера Ранко Жеравицы выставить команду без звезд, завоевавших серебро в Москве-1965 и Уругвае-1967. Корач, Данеу, Джурич ушли, уступили место новому поколению – Симоновичу, Капичичу и Дамиру Солману, а также упомянутому выше Крешимиру Чосичу. Всем им было по двадцать с небольшим лет, и неудивительно, что в соперничестве с лучшими командами континента их выступления были несколько нестабильны. Однако уже в ближайшем будущем авантюра вывести на площадку молодых игроков окупилась с лихвой.

Владимир Станкович, спортивный журналист, вспоминал: «1967 год стал важным для югославского баскетбола. Югославия заняла девятое место, но в команду не были включены лучшие игроки. Это была долгосрочная перспектива» [104].

В свою очередь, в составе сборной СССР мало что изменилось по сравнению с командой, победившей в Монтевидео. Наиболее ярким изменением стало появление в команде эстонского защитника Анатолия Крикуна вместо ветерана Травина. На этом турнире дебютировал и еще один игрок, который впоследствии станет постоянным игроком сборной, – казах Алжан Жармухамедов.

Спортсмен вспоминал: «На Спартакиаде моя команда была четвертой, Гомельский меня заметил и взял на Евробаскет, хотя я тогда еще мало играл <…>. Я начал играть очень поздно – в шестнадцать лет. Я работал на заводе, и там у меня был знакомый, который занимался спортом. Он обратил на меня внимание, потому что я был очень высоким. Рост около двух метров, а вес всего 73 килограмма, я был очень худым для такого роста! <…> Именно он посоветовал мне поступить в Ташкентский университет физической культуры. Там, в девятнадцать лет, я начал серьезно заниматься баскетболом, а через четыре года уже выиграл чемпионат Европы в составе сборной СССР» [57].

Сборная молодела, оставаясь на несколько шагов впереди соперников. В первом туре на поле вышел классический состав игроков, который «советский каток» приберегал для континентальных соревнований. Италия (105:91), Израиль, ГДР, Венгрия, Франция, Греция и Болгария – все эти страны потерпели поражение в матчах против СССР, так же, как и Польша в полуфинале (108:68).

В финале советскую сборную ждала Чехословакия, которая в полуфинале с трудом одержала победу над Болгарией, с талантливой командой во главе с молодым Иржи Зедничеком и центровым Иржи Зидеком, признанным впоследствии лучшим игроком Чехословакии XX века.

Однако и этого оказалось недостаточно, чтобы оторваться от соперников, которые с самого начала повели в счете (21:9). Разница в счете едва ли составляла десять очков, несмотря на усилия Зидека (25 очков). Однако советские спортсмены проявили себя на высшем уровне – Вольнов (23), сыгравший свой лучший матч на турнире, Паулаускас, набравший свои привычные очки (19), и Сергей Белов, начавший демонстрировать свой высочайший уровень игры (12 очков). Советская команда в очередной раз покорила Европу и, казалось, была готова взять золото на Олимпийских играх 1968 года в Мехико.

Олимпийские игры в Мексике 1968 года. Выход Югославии на площадку

Паулаускас: «На протяжении всей подготовки к Играм мы думали только о матче против США, это было единственным, о чем мы переживали. До этого мы не проигрывали Югославии[45]45
  Следует напомнить, что Паулаускас не входил в состав команды, проигравшей Югославии на чемпионате мира в 1963 году. Также было и еще одно поражение на неофициальном турнире в Чили в 1966 году.


[Закрыть]. Да, у нас были тяжелые матчи против них, мы были уверены, что выиграем и выйдем в финал. За такую самоуверенность мы были наказаны».

Поливода: «У американцев был Спенсер Хейвуд, который был очень прыгучим игроком, но он был не очень высоким, а у нас было два игрока с ростом 2,15, что их пугало. Но мы проиграли Югославии. Я думаю, что у нас было больше шансов обыграть американцев, чем у них» [95].

Олимпиада в Мексике считается одной из самых запоминающихся в XX веке. Что касается политики, то произошли события, которые не могли оставить равнодушными обе сверхдержавы. Во-первых, СССР и другие страны Варшавского договора (за исключением Румынии и Албании) приняли решение о военном вмешательстве в дела Чехословакии, танками затормозив ”Пражскую весну“ и организовав так называемую «доктрину Брежнева»[46]46
  «Когда появляются силы, противоречащие социализму и пытающиеся изменить уклад любой социалистической страны в сторону капитализма, это становится не только проблемой данной страны, но и общей проблемой, которая касается всех коммунистических стран».


[Закрыть].

Во-вторых, в США при правлении президента Линдона Джонсона наблюдался рост вовлеченности в войну во Вьетнаме с невозможностью ее разрешения в ближайшей перспективе. Это серьезно подорвало их международную репутацию. Более того, убийство Мартина Лютера Кинга и сегрегация афроамериканцев стали причиной формирования движения, призывающего чернокожих спортсменов бойкотировать Игры.

По ту сторону «железного занавеса» сборная СССР была в отличной форме к 1967 году. В состав входили более молодые игроки (по сравнению с Олимпиадой в Токио)[47]47
  Средний возраст команды, выступавшей в Мексике, составлял всего 24 года.


[Закрыть] – новые талантливые спортсмены – Сергей Белов, Поливода, Паулаускас и Саканделидзе. С другой стороны, над сборной США вновь нависли сомнения из-за отсутствия Лью Алсиндора[48]48
  Известный как Карим Абдул-Джаббар – один из самых сильных центровых в истории. Он до сих пор является вторым лучшим бомбардиром NBA всех времен.


[Закрыть], который вместе с Элвином Хейзом, Уолтом Фрейзером и Уэсом Анселдом стал великой университетской звездой того времени. Уровень команды под руководством Хэнка Айбы вызывал опасения.

На деле же команда, практически полностью состоящая из членов олимпийской сборной, была, можно сказать, растоптана в турне по Югославии и СССР, потерпев четыре поражения в пяти матчах. В таких условиях неудивительно, что шанс на победу у США резко сократился.

Однако несмотря на поражения, команда США нашла нового сильного игрока – девятнадцатилетнего Спенсера Хейвуда, который стал новой звездой. Афроамериканский игрок был силовым форвардом ростом едва выше двух метров, но обладал огромной физической силой и мягким броском. Хейвуд стал лидером команды, продемонстрировав революционный скачок, подобный Биллу Расселу или Оскару Робертсону.

«В Мичигане и по всей стране происходили беспорядки, чернокожие требовали равных прав, и Гарри Эдвардс призвал бойкотировать Игры 1968 года <…>. Они собрали всех игроков для отборочных игр, Боба Ланьера и много других ребят тоже не было, поэтому было принято решение взять в команду меня, восемнадцатилетнего парня. Сказали, что у меня есть шансы. Среди тех, кого отсеяли, были Пит Маравич, Келвин Мерфи, вот в таком составе мы и приехали в Мексику. Впервые люди стали обсуждать возможность нашего поражения на Олимпиаде. Мы не были лидерами, но выиграли все девять матчей и завоевали золото, а я побил рекорд по количеству очков, набрав 144» [105].

Поливода: «В Москве у нас прошел подготовительный турнир, на котором американцы представили очень известного игрока по фамилии Хейвуд. Я хорошо помню: он был молодой, я тоже тогда только начинал. На одной фотографии, которая была опубликована в газете, мы стояли рядом, и было заметно, что Хейвуд был почти на голову выше меня! Но я все равно выступал для него достойным соперником, а потом долго следил за его карьерой» [95].

В составе советской команды практически не произошло изменений по сравнению с Евробаскетом в Финляндии, однако вместо Жармухамедова выступил украинский центровой Сергей Коваленко, рост которого составлял 2,15 м. Большой проблемой для спортсменов стала адаптация к высоте более 2000 метров над уровнем моря в Мехико.

Сергей Белов: «Подготовка к олимпийскому турниру продолжалась около 3 месяцев. Руководители советского спорта попытались, как сумели, создать условия для олимпийских сборных <…> В частности, в том олимпийском цикле было начато строительство многопрофильной учебно-тренировочной базы в Цакхадзоре, в Армении. Маленький городок стал центром олимпийской подготовки. Однако для подготовки к Мехико Цакхадзора оказалось недостаточно, ведь высота, на которой проходили старты Олимпиады, почти в два раза превышала армянское среднегорье. В октябре 1966-го нам довелось побывать в Мексике на товарищеских играх, и уже тогда стало ясно, что на Олимпиаде всех ожидает что-то ужасное» [98, с. 91].

Поливода: «У нас была сформирована фантастическая команда после победы на чемпионате мира в 1967 году. Даже седьмой или восьмой игрок был на очень высоком уровне. Однако мне немного не повезло: за день до отъезда в Мексику мы играли товарищеский матч с ЦСКА. Я решил совершить данк, и один из игроков ЦСКА, Кульков, выбил меня из равновесия, из-за чего я получил серьезную травму <…> Помню, мы летели в самолете, и мне пришлось лететь лежа, чтобы перетерпеть боль» [95].

Белов: «Впечатления от обстановки, в которую я окунулся во время своей первой Олимпиады, у меня были самые светлые. Несмотря на казарменные условия размещения в Олимпийской деревне, обстановка была радостной и дружественной, было ощущение огромной олимпийской семьи, непередаваемая атмосфера. Это была пора довольно легкомысленного и безответственного отношения к мерам безопасности на олимпийских объектах. Олимпийская деревня производила впечатление бурлящего котла. Зайти в нее посторонним в условиях отсутствия сколько-нибудь серьезного фейс-контроля было элементарно, стоило лишь набросить на плечи какую-нибудь спортивную куртку» [98, с. 92–93].

Уже в Мексике советская команда, похоже, не ощутила на себе влияния высоты, обыграв первых шесть соперников по групповому этапу с ошеломляющим отрывом: Польша (+41), Марокко (+72), Южная Корея (+41), Болгария (+25), Куба (+34) и Мексика (+20). Последний матч первого этапа – с Бразилией, которая также считалась непобедимой командой, а поражение обрекало на встречу с командой Хэнка Айбы в полуфинале.

После равной первой половины матча СССР ушел в отрыв благодаря великолепному Паулаускасу (30 очков) и в итоге победил со счетом 76:65. В полуфинале их ждала Югославия, которая, в отличие от чемпионата Европы 1967 года, на этот раз отправила на соревнования своих лучших игроков. В своей группе сборная США, несмотря на возникшие перед игрой сомнения, продолжила свою историческую победную серию. Хотя в заключительный день ей пришлось приложить немало усилий для победы над Пуэрто-Рико.

Казалось, что все готово для очередного финала между двумя сверхдержавами, но неудачный матч против Югославии поставил крест на ожиданиях советских спортсменов (62:63).

Поливода: «Я не считаю Гомельского великим тренером, он был скорее менеджером, организатором. Он сам не играл в баскетбол на высоком уровне, поэтому многие вещи были ему непонятны. Потом он набрался опыта, многому научился, но на том турнире он допустил большую ошибку <…>. Раньше сборная доминировала над командами благодаря сильной защите. Югославы же, наоборот, играли в более атакующий баскетбол, как американцы <…>. Мы любили защищаться в зоне, но Гомельский сказал, что надо перейти к личной защите, но такой подход против Югославии не сработал. Мы должны были играть ближе к кольцу, закрывать все легкие голевые проходы. Они были очень техничными игроками, и, только защищаясь, мы позволили получить им преимущество. <…> Так победа ускользнула от нас. Нам Гомельский сказал, что возьмет вину на себя, что это из-за его ошибок мы проиграли, но когда мы вернулись в СССР, он обвинил во всем игроков. После этого я его совсем перестал уважать» [95].

Селихов: «Тренер югославской сборной поставил зону 1–3–1, и неумение играть против нее обрекло нас на поражение. Я всегда выходил в стартовой пятерке – и на чемпионате мира, и на Олимпиаде. Но в матче против Югославии Гомельский поменял позицию – под первым номером вышел Саканделидзе, а также он вывел двух тяжелых форвардов и двух легких форвардов. Атака в зоне 1–3–1 требует умения бросать со средней и дальней дистанции. Мы начали отставать на 10–15 очков, потом я вернулся на площадку, и мы смогли вырваться на пять очков вперед. Зрители стали активно поддерживать югославских баскетболистов, и в итоге на последних минутах мы упустили свое пятиочковое преимущество. Казалось, что победа так близка, все было в наших руках, но Поливода и Липсо были наказаны за фолы. Также справедливо заметить, что Вольнов, получивший травму колена, в этом матче практически не играл. Гомельский выпустил его на площадку чуть больше чем за минуту до конца, югославы победили, а мы проиграли, хотя в голове у каждого из нас были мысли о финале с США» [91].

Гомельский: «После перерыва мы выпустили на площадку наших лучших игроков – Паулаускаса и Андреева, у которых уже было по три персональных фола. <…> Удача повернулась к нам лицом, мы вырвались вперед и повели 40:35, но… затем Паулаускас и Андреев совершили ошибки на площадке» [85, с. 87].

Андреев: «Мне сказали, что все зависит от того, как я справлюсь со Спенсером Хейвудом <…>. Я думаю, мы были готовы их обыграть. Но были моменты, когда Гомельский не знал, что делать <…>. Я получил свой пятый персональный фол за 1:45 до конца игры[49]49
  Согласно протоколу матча, это произошло за шесть минут до конца.


[Закрыть]. Он сказал мне: ”Почему ты совершил эту ошибку? Если бы ты не получил этот фол, мы бы выиграли без проблем“. <…> Несмотря на то, что Югославия была очень хорошо подготовленной командой, мы должны были выиграть ту игру. <…> У Гомельского было много достоинств, но он в то же время допускал и много ошибок. Я думаю, что мы могли бы составить конкуренцию американцам. У нас даже были некоторые тактические подходы, которые мы приберегли против них» [92].

Сергей Белов: «Проигрывать в полуфинале югославам мы, конечно, были не должны. Команда СССР была достаточно сильной. Победа в матче за третье место стала для нас слабым утешением» [98, с. 93].

В упорном поединке с Бразилией (70:53), в котором приняли участие все игроки, а особенно отличился Паулаускас, набравший 17 очков, советские спортсмены одержали уверенную победу. В финале Югославия вновь потерпела явное поражение (65:50) в матче против великолепной американской сборной, подготовленной Айбой. Для США долгожданная золотая олимпийская медаль не заставила себя ждать, и хотя Гомельский остался на посту тренера, над его головой уже навис дамоклов меч.