Текст книги "Принцесса Трои"

10

Я с трудом отвела взгляд от этого видения.

– Брат! Ты же говорил, что никогда не бросишь свою семью!

– Сестра? Ты все еще здесь? – Он словно оправился от оцепенения. – Ты видела ее лицо? Она нуждается во мне.

То же самое сказал и Гелен: она нуждается во мне.

Он повернулся к Афродите.

– Ты отведешь меня к ней?

– Не просто отведу, милый. Я сделаю так, что она станет твоей. – Богиня вывела его наружу.

Я беспомощно крикнула им вслед:

– Не привози ее в Трою.

Парис бросил через плечо:

– Не привезу.

Но именно это он и сделает. Мне не удалось переломить первую ступеньку лестницы, ведущей к нашему краху.

Когда затихло эхо шагов Афродиты и Париса, Афина тоже исчезла.

– Богиня любви не в силах устоять перед собой, – рассмеялась Гера. – А я не могу удержаться от того, чтобы поучать других. Кассандра, воробью не по силам сдвинуть с места луну. Сардина не способна остановить кита. Один смертный – или даже несколько – не могут заставить огромный корабль судьбы свернуть в сторону. Только подумай о его величии! Даже мы, боги и богини, не можем с него сойти! Может ты и способна изменить ближайшие десять минут, но на остальном времени это никак не скажется. – Она ненадолго замолчала. – Афродита сделала твоему брату подарок за то, что он выбрал ее. Я тоже одарю тебя за то, что выбрала меня. Хочешь стать повелительницей всего мира?

– Это спасет Трою? – спросила я.

– Только тебя. Ты восстанешь из пепла Трои.

Я покачала головой.

– Если можешь, сними проклятие Аполлона, – продолжила я, несмотря на то что богиня нахмурилась. – Пусть люди верят мне.

– Я не пойду против Аполлона. Что-то еще?

– Ты поможешь Трое в войне?

– И позволить Парису избежать наказания? Каждый бессмертный выберет себе сторону. Назови что-то другое.

Но что?

– Спаси Гектора.

– Это решать судьбе. Я не могу вмешаться.

Я была не настолько глупа, чтобы тратить ее дар на ожерелье или другую безделушку.

– Могу ли я подождать с решением? Обратиться к тебе позже?

Гера кивнула.

Хоть что-то.

– Спасибо! – Я улыбнулась.

Ее брови приподнялись.

– Я начинаю понимать, чем ты так привлекла Аполлона. Прощай.

Когда богиня исчезла, я попыталась найти Энону, но безуспешно. Эвр отнес меня обратно в священную рощу, где мы вместе сели на его алтарь. Пока небо темнело, окрашиваясь в закатные цвета, я рассказала ему обо всем, что произошло.

– Мне следовало забросить твоего брата на середину моря, пока еще мог. Теперь его защищает Афродита.

Я испугалась, что он снова начнет себя ругать.

– Богини нашли бы его где угодно, но тогда они бы разгневались на тебя. Это я не справилась.

– Ты умно поступила, когда выбрала Геру! Немногие смертные удостаивались дара богов.

Он снова ободрил меня, но не смог подсказать, о чем именно стоит просить богиню.

– Со временем мой ветер может развеять туман, тогда и посмотрим.

Я скрестила ноги.

– Парис сбежит из Спарты вместе с Еленой и привезет ее в Трою. Мои родители будут так счастливы увидеть его живым и точно дадут им приют и убежище. Менелай, муж Елены, соберет армию, и его флот отправится к Трое.

Эвр похлопал меня по руке.

– Ты отнесешь меня в Спарту? Если я смогу предотвратить их побег, войны не будет.

Это была следующая ступенька, которую можно было сломать.

Бог нахмурился.

– Разве ты не знаешь, что я тебе помогу?

Он что, злился? Я спрыгнула с алтаря и посмотрела на него в угасающем свете заката.

– Не знаю! Я же не могу предсказать, что скажут или сделают бессмертные.

– Ты уже говорила мне об этом.

– Тогда откуда мне знать…

– Потому что я отнес тебя на гору Иду! – Он тоже спрыгнул с алтаря и замахал руками.

Мои волосы подхватил ветер. Неужели он превратится в статую и оставит меня?

– Мой ветер переменчив. Я – нет.

На моих глазах выступили слезы.

– Не плачь! – Его глаза тоже увлажнились.

Я улыбнулась. Бог улыбнулся в ответ.

На следующее утро, проведя полчаса за ткацким станком и еще полчаса поиграв с Майрой на улицах Трои, я принесла подношения трем богиням, как и обещала, и Эвру, как он и ожидал.

Бог ел и улыбался.

Хотя Парису потребуется не меньше месяца на то, чтобы добраться до Спарты, – сначала морем, затем сушей, Эвр сказал, что нам с ним понадобится всего три дня. Так как мама позволила мне ходить в священную рощу, я навещала его ежедневно. Большую часть вынужденного ожидания мы тренировались летать так, чтобы во время путешествия я не погибла.

Я научилась прижиматься к богу, обхватывая руками его шею, а ногами – талию, от чего мое сердце начинало трепетать.

В первый раз, когда я так сделала, Эвр мягко отстранил меня и поднял палец в просьбе подождать. Через несколько секунд он глубоко вздохнул и кивнул. Я снова обняла его, и на этот раз бог казался невозмутимым, но мое сердце билось все так же часто.

Моя безопасность все равно вызывала у него беспокойство.

– Рано или поздно ты устанешь и разожмешь руки. – Он исчез и через несколько минут появился снова, держа в руках бледно-голубую перевязь точно под цвет моего пеплоса. – Ее соткала Гера.

И это был ее подарок? Я могла бы просто взять отрез ткани из дома.

– Она сказала, что это не пойдет в счет обещанного тебе дара.

От сердца тут же отлегло.

Строчка крошечных символов занимала примерно половину длины ткани. Присмотревшись, я поняла, что это буквы.

– Можешь прочитать, что здесь написано?

Отец, несколько его советников, Гектор и Гелен умели читать, но мало кто еще обладал таким умением.

Эвр прочитал вслух: «Все твои попытки будут напрасны, но это не позволит тебе упасть».

Спасибо, Гера.

– Мы должны доказать, что она ошибается на наш счет.

– Ты сможешь! Мы сможем!

Где-то час мы летали невысоко над землей, проверяя перевязь, пока Эвр не заявил, что все получится.

Ура! Мы могли отправиться в Спарту!

Я благодарила Эвра снова и снова, и каждый раз он заливался краской. Малые боги, видимо, не привыкли к признательности своих последователей.

Должно быть, и я не привыкла чувствовать себя настолько признательной, ведь и сама обычно не краснела так часто и так сильно.

В течение недели после фестиваля маму часто отрывали от работы за станком, чтобы она вместе с отцом встретилась с родителями, которые хотели видеть меня в роли невестки. Каждый раз она называла мне имя юноши, о котором шла речь.

– Разумеется, ты подождешь положенные три года, прежде чем выйти замуж.

Как бы ни звали жениха, я всегда заглядывала вперед, чтобы узнать его судьбу в грядущей войне. Рано или поздно, так или иначе умирал каждый из них.

– Милая, – сказала однажды мать, отходя от своего ткацкого станка и обнимая меня за плечи, – если есть юноша, привлекший твое внимание на одном из праздников, – тот, кто занимает твои мысли и бередит душу перед сном, – скажи мне. Если его семья подойдет… Мы хотим, чтобы ты была счастлива.

Я обняла ее в ответ.

– Я знаю. Спасибо.

Она отпустила меня и снова взялась за работу.

– Подумай об этом. Можешь назвать пару-тройку имен. Это нам очень поможет.

Поскольку я не могла предвидеть возможное будущее, уверенности не было, но, если у нас с Эвром все получится, я наверняка выйду замуж. Ради счастья себя будущей надо было выбрать того, кто вызывает мое восхищение и приязнь.

Работая за станком, я вспоминала юношей, которых видела на соревнованиях. Этот был проворным; тот по красоте мог сравниться с богами; другой с достоинством принимал поражение; некоторые были друзьями Гектора, что явно говорило в их пользу.

Вот только каждый раз, представляя их лица, я невольно добавляла им кудрявую бороду и ассиметричные брови.

11

Прежде чем уснуть той ночью, я мучительно перебирала в уме юных троянцев. Поскольку ни один из тех, кто мне нравился, не пережил бы войну, я выбрала троих, просто чтобы назвать их маме. Все они были храбрыми, красивыми и добрыми к своим сестрам. Утром мама поблагодарила меня и сказала, что одобряет мой выбор.

Я не могла попросить у нее или отца разрешения отправиться в Спарту, потому что в этом мне бы точно отказали.

Когда я не вернусь из священной рощи, мои родители придут в ужас. Они места себе не будут находить от горя, и ко времени моего возвращения наверняка сочтут меня погибшей.

Если бы только я могла рассказать им так, чтобы мне поверили, – но тогда и покидать их не было бы никакой нужды.

В день отбытия, еще засветло, я порадовала Майру сахарной косточкой, которую оставила в женской половине дома. Я не хотела, чтобы она последовала за мной и голодала у восточных ворот, ожидая моего возвращения. Верная гончая осталась лежать на верхней ступеньке лестницы, зажав в лапах угощение, и смотрела, как я ухожу.

Не удержавшись, я вернулась и опустилась рядом с ней на колени.

– Я делаю это и ради тебя тоже. Если мы спасем Трою, мне не придется отдавать тебя.

Она завиляла хвостом. Погладив любимицу, я наконец спустилась вниз.

Когда я вышла из дворца, меня окутал дождь и грохот бури. Эвр заверил меня, что это ненастье не его рук дело.

Ох! Неужели Аполлон настроил против меня Зевса и его молнии?

Дрожащими пальцами я обвязал пояс Геры вокруг нас с Эвром. Я надеялась, что, если Зевс и правда меня ненавидит, к безвинной Трое он не испытывает того же отвращения.

Когда мы поднялись в воздух, оказалось, что тучи клубились не до самой горы Олимп. Небо над ними было стальным, а сверху облака оказались окрашены розовым рассветом и походили на неровную почву, достаточно плотную, чтобы удержать вес целого быка.

Мы все еще могли вернуться. Меня бы не хватились до самого вечера. Если отступим, мать и отец не пострадают от ужаса и горя, что я собиралась им причинить. Я могла бы остаться дома и ждать войны, зная, что скорее всего все равно не смогла бы ее предотвратить.

Воздух над облаками был настолько холодным, что у меня застучали зубы. В дорогу я надела гиматий[7]7
  Верхний покров.


[Закрыть], но дождь промочил его насквозь, и теперь он не согревал, а, напротив, только усиливал сырость.

Весь день и всю ночь мы летели над морем. Когда гиматий наконец высох, стало немного теплее, и я смогла думать.

Поверят ли греки моим пророчествам?

Вряд ли, но нам еще предстоит это выяснить.

Вскоре после прибытия Париса в Спарту Менелай должен будет уехать на похороны своего деда на далеком острове Крит. В его отсутствие Парис и Елена влюбятся друг в друга и сбегут до возвращения царя.

Что я могла сделать? Идей у меня было немало: держать их порознь. Рассказать Елене об Эноне и о том, как сильно Парис ее любит. Описать их сына. Напомнить Парису, насколько Энона прекраснее Елены, и как ему повезло заполучить в жены нимфу. Рассказать, как важна для него семья. Указать Елене на его слабый подбородок. Пересказать слова Эвра о том, что Парис на самом деле ленивый и трусливый.

Как я могла потерпеть неудачу?

Следующие два дня мы двигались на юго-запад. Я так привыкла к полету и даже близости Эвра, что приноровилась спать, прижимаясь к его спине. Когда мы чувствовали голод, Эвр находил место для приземления, где его ветер мог обтрясти финиковую пальму, инжирный куст, виноградную лозу или миндальное дерево и собрать нам достаточно фруктов и орехов. Моим любимым угощением были финики. Дома мы обычно ели их сушеными, но мне гораздо больше нравились свежие, прямиком с дерева.

Во время нашей первой трапезы, когда я выразила беспокойство, что мы воруем у крестьянина, Эвр только беззаботно отмахнулся.

– Я приношу дождь. Без меня ни один земледелец не смог бы вырастить свой урожай. Большинство смертных должны мне гораздо больше подношений, чем я в итоге получаю.

Однако крестьянин не рассчитывал, что мы съедим его урожай. Судя по всему, у смертных и богов были разные представления о том, что правильно, а что нет.

Мы расположились на пологом лугу на окраине фруктового сада. Земли в этих краях оказались зеленее, чем дома, и почва была не такой сухой.

Я воткнула в землю финиковую косточку. Может быть, она прорастет.

– Как ты выбираешь, куда наслать дождь и насколько сильным он должен быть?

Бог нахмурился.

– Когда слишком долго не дует сильный ветер или не идет дождь, мои ребра болят, словно что-то давит на них изнутри. Тогда я просто вынужден выпустить их, даже если ветер или дождь окажутся слишком сильными. Разве это плохо? – Он смахнул виноградные веточки с колен. – Это и правда плохо.

Вороны Аполлона приземлились и начали есть его порцию инжира. Когда бог попытался их прогнать, птицы уселись ему на голову и плечи.

 
Не судят волки о вине
Иль благочестии того, в кого вонзают зубы.
Не видят вóроны трагедии в беде,
Покуда нас самих угроза не коснулась.
 

С этими словами они улетели.

– Вороны знают, что я омерзителен. – Эвр вскочил на ноги и принялся расхаживать взад-вперед, – Посылаю ли я дождь недостойным крестьянам, обделяя достойных? Откуда мне знать? Должен ли я познакомиться с ними, даже теми, кто не делает мне подношений? – Он резко остановился. – Что ты думаешь об этом, Кассандра?

Не меня надо было спрашивать о таком!

– Если мне не удастся отговорить Париса и Елену от совместного побега, но смогу убедить их хотя бы не ехать в Трою, – я уже буду счастлива. Но тогда погибнут люди где-то в другом месте. – Эта мысль волновала меня. – Ты презираешь меня?

Он присел на корточки и улыбнулся.

– Ты совсем как я, только без ветра.

Я рассмеялась. Он всегда знал, как меня подбодрить.

Эвр внезапно выпалил:

– Если бы Аполлон дал тебе силу видеть будущее богов, ты могла бы сказать мне, к чему приведет насланная мною погода.

Я бы с удовольствием это сделала!

Кое-что о его далеком будущем я и правда знала, хоть и молчала об этом. Смертные забудут о богах. Их алтари и храмы сохранятся только для того, чтобы на них глазели. Я была уверена, что Эвра это сделает несчастным, и хотела как-то помочь ему будущему.

– Ты же будешь навещать меня в Аиде? Когда бы я там ни оказалась?

– Конечно же. – Он улыбнулся.

– И даже спустя много лет и целые столетия?

Он нахмурился.

– Да! Я же сказал, что буду.

– Хорошо. – Значит я буду видеть его, смогу его утешить. А он утешит меня.

Бог сказал:

– Наша дружба будет длиться вечно.

В том мрачном месте мы бы обрели свет счастья. Я ответила:

– И даже погребальный костер не разлучит нас.

12

На третий день мы приземлились на крутом холме возле Спарты, когда уже близился вечер.

Спарта стояла на берегу широкой реки и на деле оказалась немногим больше деревни. Пока мы летели, я не заметила ни величественного дворца, ни гражданских зданий, ни даже городской стены, хотя горы, окружавшие его с трех сторон, и холмы, на которых мы расположились, с четвертой, наверняка, неплохо защищали город.

Ветер донес Эвру, что мой брат всего в миле от нас, о чем и сказал мне бог. Мы сели на замшелый камень и стали ждать.

Если мы потерпим неудачу здесь, то останется только одна последняя ступенька. Я то и дело вскакивала на ноги, затем снова садилась. Я напомнила себе, что надо просто помешать Елене покинуть свой дом, своего мужа, свою дочь – всех тех, кто любил ее. Вряд ли могло найтись дело проще.

– Стоит ли мне отправиться в город вместе с вами?

Я боялась, что Афродите может не понравиться вмешательство малого бога.

– Могу я просто позвать тебя, если мне понадобится помощь?

– Конечно! Я подожду за городом. Тебе будет достаточно просто прошептать мое имя. Я буду слушать.

Парис обогнул валун, и мы увидели друг друга. Брат всплеснул руками.

– Ты преследовала меня!

Вот как он обрадовался при виде сестры.

Мы с Эвром тут же вскочили на ноги.

Парис же, кажется, взял себя в руки.

– Волосы у тебя спутались, как птичье гнездо, словно боги покарали тебя безумием.

Я забыла взять с собой гребень!

– Это Энона послала вас двоих, чтобы вернуть меня назад?

– Нет, – возразила я, – но Эвр может отнести тебя к ней обратно, домой.

Ну же! Уходи!

– Сначала я приму дар богини. – Брат продолжил свой путь к Спарте.

Я присоединилась к нему.

– Значит, ты приведешь Елену к своей жене?

– Энона больше не моя жена. Я ушел от нее.

Таков был обычай. Мужу достаточно было уйти от жены чтобы их брак считался расторгнутым. Жене же нужно было разрешение отца на то, чтобы развестись.

– Но если ты вернешься к ней, – сказала я, – вы останетесь супругами, а это будет просто поездкой, – отец иногда уезжал по делам Трои, но мать не переставала быть его женой.

– Зачем мне возвращаться, если Афродита обещает мне женщину, о которой мечтает каждый?

– Какой же ты негодяй! – Эвр обзывал Париса всеми известными мне ругательствами: злодеем, недоумком, подлецом, лопухом. – Да ты просто мерзавец!

Парис от него только отмахнулся, но я не сдержала ухмылки. Среди обвинений Эвра звучали и довольно ужасные оскорбления, описывавшие человека, что на словах превозносит тебя, а на деле бьет в спину.

Эвр дышал яростью.

– Это все правда.

Я напомнила Парису, что он обещал не привозить Елену в Трою.

– Правда?

Тропу сменила мощеная дорога.

Эвр остановился.

– Да помогут тебе боги, Кассандра.

– Спасибо! – я коснулась его руки, и мы оба покраснели.

Пока мы с Парисом спускались к Спарте, тот спросил:

– Сестра, как считаешь, смог бы я покинуть Энону, если бы меня самого не бросили умирать?

Неужели все это начали мать с отцом?

Мы миновали небольшой дом – глиняные стены, черепичная крыша, двухэтажный, совсем маленький – очень похожий на дома моей родины. Слева показался еще один. Всего через несколько метров улица стала уже; дома стояли все ближе, пока не встали вплотную, точь-в-точь как в сердце Трои.

Мимо промчалась стайка девочек, всего на три или четыре года младше меня, они играли в пятнашки и весело перекрикивались.

Мы так похожи и все равно будем убивать друг друга.

Наш путь пересекали другие улицы. Пастух посохом направлял нам навстречу с полдюжины коз, и я чувствовала прикосновение их шерсти, когда мы проходили мимо.

Я пыталась придумать, что сказать царю и Елене, и боялась, что подберу не те слова или что даже верные слова ничего не изменят.

Примерно через полмили улица стала шире и вскоре вывела нас на площадь, где отдельно от остальных стоял дом, который я видела в пророчестве. Он оказался не таким уж и большим, особенно в сравнении с дворцом отца, но явно был величественнее любого из тех, что я видела здесь до сих пор. Фасад ровняли мраморные колонны, которые поддерживали балкон, огороженный деревянными перилами. Над балконом нависала черепичная крыша.

Три ворона приземлились на перила.

В Трое в таком доме жила бы знатная семья, но здесь это была резиденция царя. Навстречу нам вышли люди, в том числе Менелай и Елена.

– Ах, – только и смог выдохнуть Парис.

Губы Елены приоткрылись. Выражение ее лица оставалось, как у умиротворенного младенца, огромными глазами наблюдающего за миром. Я увидела ту же тоску, которую заметила на Иде: «Молю тебя – дополни меня, сделай меня цельной».

Мог ли хоть кто-то исполнить это ее желание? Могла бы я это сделать?

Нет. Когда ее глаза остановились на моем брате, они расширились. Царица улыбнулась и изменилась, словно ночь обернулась днем.

Я тоже посмотрела на него.

Он стал выше, чем был мгновение назад. Плечи будто расправились и казались шире, слабый подбородок окреп, а кожа светилась, словно внутри зажглось солнце.

Должно быть, дело рук Афродиты.

Елена потянулась было к моему брату, но затем одернула себя, с явным удивлением глядя на собственные пальцы. Затем она обвила правой рукой левую руку своего мужа и повернулась к нему, а улыбка ее потускнела, став простым проявлением вежливости.

Глаза Париса были прикованы только к Елене. Менелая он просто не замечал, словно того там и вовсе не было.

Обветренное лицо царя оказалось красивым, кожа его походила на глину, уже застывшую, но еще не обожженную. У него был маленький рот, глубоко посаженные глаза и вьющаяся каштановая борода, которая поседеет к тому времени, когда он войдет в Трою, чтобы вернуть свою жену.

Я едва могла дышать. Менелай убьет многих троянцев, включая Деифоба – заклятого врага Гелена.

Но сейчас он был просто хозяином, чтящим традицию гостеприимства. Громкий голос царя пронесся над площадью:

– Гости! Возрадуемся!

Над Парисом и Еленой закаркали вороны:

 
Небо пустое даров не приносит,
Но каждого манит к себе безделушка,
Что радует глаз, хоть и нету в ней пользы.
Эти двое друг друга достойны.
 

Высвободившись из объятий Елены, Менелай подошел к нам и хлопнул Париса по плечу.

– Многие смотрят на мою жену так же, как и ты.

Мой брат тяжело сглотнул, я увидела, как дернулся его кадык.

Царь только рассмеялся.

– Ее красота затмевает звезды. Добро пожаловать в Спарту! Ты и твоя буйноволосая спутница, должно быть, голодны?

Я постаралась пригладить волосы, отчего те, вероятно, только больше стали походить на птичье гнездо.

– Моя сестра уже ела, в отличие от меня. Бедное создание, лишенное рассудка, она заглотила горсть земли.

Вот подлец! Он хотел убедиться, что мне никто не поверит.

Я усложнила себе задачу, просто забыв взять гребень.

Елена говорила так тихо, что мне пришлось хорошенько прислушаться, чтобы разобрать слова.

– Пожалуйста, входите.

Если я потерплю неудачу, ее плач над раненым Парисом тоже будет едва слышен.

Мы вошли в дом, и хозяева устроили для нас пир наскоро. Елена и несколько слуг расставили блюда на низких столиках в гостиной. Мы обедали с Менелаем и двенадцатью его приближенными, и я была единственной женщиной, разделявшей с ними трапезу, – и то только потому, что была гостьей. Здесь, как и в Трое, женщины и девушки не ели вместе с мужчинами.

Со своего места Парис наблюдал за Еленой, пока та переходила от стола к столу. Царь попросил брата рассказать о его путешествиях. Со мной никто даже не пытался заговорить.

Парис представил нас как царевича и царевну Трои и сказал, что я забрела далеко от города.

– Я последовал за ней и позволил ей вести меня. Если попробовать заставить Кассандру что-либо сделать, она тут же начнет плакать и причитать. Она была хорошей сестрой, пока боги не послали ей безумие. – Он одарил меня лучезарной улыбкой.

Мерзавец!

Я коротко облизнула губы, попробовала заговорить, но не смогла издать ни звука.

Все смотрели на меня.

Когда я попробовал снова, голос прозвучал хрипло. Хорошо.

– Это безумие – дар Аполлона. Мои соболезнования, царь Менелай.

Правитель отложил бычью кость, которую грыз до этого.

– Чему ты соболезнуешь?

– Вы планируете покинуть нас завтра утром, чтобы отправиться на похороны своего дедушки.

Парис тихо вздохнул:

– Ох.

– Тебе кто-то сказал об этом? – спросил меня царь.

Спартанцы, вероятно, тоже не станут мне верить, но я все равно решила попробовать.

– Я вижу будущее. Вы отправитесь в путь на пегом скакуне.

Скорее всего, он уже выбрал себе лошадь, так что это пророчество казалось надежным.

– Я поеду на сером жеребце.

– Утром серый будет кашлять, – и я добавила, чтобы доказать, что мне можно доверять: – На празднестве в честь Аполлона в этом году я был канефорой.

Менелай приподнял бровь и посмотрел на Париса в поисках подтверждения – Париса, которого там не было.

– Тогда ее разум еще не помутился. – Брат взмахнул ножом с насаженным на него кус-ком баранины. Его манеры за столом были ужасны.

– У моих лошадей превосходное здоровье, Кассандра. Твое предсказание ошибочно. – Менелай рассмеялся. – И зачем я трачу время на беседы с умалишенной?

Мой брат засмеялся вместе с ним.

– Это весьма любезно с вашей стороны.

Я его ненавидела.

Что еще я могла сказать? Бесцельно помешивая кашу в своей миске, я мечтала о вдохновении. Хм… Да, это должно прозвучать уместно.

– Почему бы вам не взять с собой жену? Она смягчит ваше горе.

Сработало! Менелай вопросительно посмотрел на Елену.

Она ответила таким тоном, словно муж предложил ей шпильку для волос, а не интересную поездку и удовольствие от его компании:

– Хорошо.

Неужели мы спасены?