Текст книги "Мозаика"

3

В тихой лондонской ночи раздался крик Джулии: «Мама!» Грабительница ловко, как на шарнирах, повернулась и выстрелила в лоб водителю. Кровь забрызгала потолок, сиденья, Джулию, убийцу, жертв. Крови было так много, что она залила все, включая лампу на потолке, придав всему вокруг отвратительный бледно-розовый цвет.

Потеряв голову, Джулия рванулась к грабительнице. Она схватила женщину руками за горло и ощутила такую ярость, что поняла, что сможет убить.

Но грабительница оказалась быстрой и необычно сильной. Она ударила пистолетом Джулию снизу в челюсть. Боль пронзила голову Джулии раскаленной ослепительно-белой молнией. Оглушенная, она упала на спину. Она не могла двигаться. Обезумев, она смотрела, как кровь потоком выливается из груди матери и заливает серебристое платье ужасным ало-красным цветом. Водитель упал на переднем сиденье, и, судя по тому, что затылок был снесен пулей, был мертв.

– Мама! – умоляла Джулия. – Держись!

Убийца выбросила сумочку Джулии на улицу, схватила ее правую руку и сорвала кольцо с александритом, которое дед подарил ей в день дебюта. Ярко-зеленый камень выпорхнул из такси, как перепуганный светлячок.

Взгляд Джулии сосредоточился на кольце.

Слабость овладела ею. Она яростно заморгала, пытаясь сдержать тошноту. Она должна запомнить лицо этого чудовища – дугообразные брови, впалые щеки, короткие, черные как смоль волосы, холодные глаза...

Головокружение выбило ее из колеи. Она ловила ртом воздух, стремясь прийти в себя.

Но с ужасающей быстротой холодное, чернильно-черное море обрушилось на нее со всех сторон, стирая свет вслед за собой. Джулия ощутила в мозгу странный, почти тошнотворный запах. Тот самый, который она почувствовала в туалетной комнате, когда, наконец, посмотрела на собственное лицо...

Мучительный стон вырвался из ее груди. Она понимала, что происходит, и сжала кулаки, пытаясь остановить это.

Один миг, и она ослепла. Свет – жизнь – исчез.

* * *

Все это заняло какие-то секунды. Мать тяжело дышала. Пыталась говорить, но только задыхалась от этого.

– Мама!

Как только шаги грабительницы затихли в ночи, Джулия быстро зашевелилась. Она нащупала рукав пальто матери. Затем ее лицо. Гладкую кожу...

И горячую, липкую жидкость.

Ее пальцы неистово обследовали щеки, рот, подбородок и шею матери. Кровь сочилась изо рта Маргерит и стекала по шее к плечам. Она захлебывалась собственной кровью.

– Мама! Нет!

Она притянула мать ближе к себе и стала убаюкивать, как ребенка.

– Помогите! Помогите кто-нибудь! – кричала она в ночь. – Позвоните девять-один-один! Помогите!

Горло матери пульсировало и сжималось, словно внутри бился маленький зверек.

Мама не должна умереть. Это невозможно. Сама мысль об этом невыносима.

После этого волшебного вечера, когда вернулось зрение, и она через много лет смогла увидеть мать, порадоваться переменам, произошедшим с ней, со всей любовью наглядеться на нее, подумать о будущем, захотеть будущего, увидеть, как глаза матери сияют от мысли о том, что долгое сражение окончилось, и они победили...

И теперь мать может умереть?

– Нет, – простонала она в забрызганные кровью волосы матери, – нет.

Она подняла голову и еще раз выкрикнула призыв о помощи.

* * *

Мать теряла силы. Джулия баюкала ее на сиденье такси...

Она вспомнила, как еще ребенком, завернутая в мягкое одеяло, лежала у матери на руках, так близко, что слышала биение ее сердца. Она помнила, как прижималась ухом к груди матери, а та читала вслух. Слова звучали ритмично и музыкально, словно шли из какого-то расположенного внутри матери рояля, голос тек по рекам ее вен и изливался из причудливого ландшафта пор ее кожи.

Она вспомнила приготовление банановых сплитов[12]12
  Сплит – фруктовый салат с мороженым, взбитыми сливками и орехами.


[Закрыть], радость рождественских покупок в магазине «Сакс» на Пятой авеню и восторг от беготни в купальниках сквозь брызги дождевальной установки в долгие летние дни в Коннектикуте. Мать обожала сшитые на заказ костюмы, дорогие ювелирные украшения и циннии – за то, что их шероховатые лепестки могут по количеству оттенков перещеголять все другие цветы.

Это заставило Джулию вспомнить и отца. Его гибель не смогла разрушить эту любовь. Однажды она слышала, как мать говорила подруге: «Зачем мне новый брак? Я любила Джонатана так сильно, что не смогу полюбить кого-то другого. Зачем мне довольствоваться меньшим, когда у меня было так много?»

Она вспомнила об отце... об их еженедельных увеселительных поездках в Центральный парк, о катании на коньках в Рокфеллеровском центре, о каникулах на островах Си-Айлендс и о его терпеливой помощи в выполнении домашних заданий. Он любил печенье с шоколадной стружкой, теннис и свою семью. Худой и добродушный, он был музыкантом-любителем, который так же, как и она, тосковал без музыки. Почти каждую субботу вечером он брал ее в Метрополитен-опера. Благодаря его поддержке она попала в Джульярд, а его неожиданная гибель разделила ее земное существование пополам.

Если в жизни предсказуемость и безопасность стали привычными, одно неожиданное бедствие создает хаос. Сразу две беды опустошают и разрушают. Смерть отца в тот вечер, когда она ослепла, сделали именно это. Прошлое превратилось в коллекцию фотоальбомов, которые она не может увидеть. Настоящее было темным тоннелем. А будущее делало сомнительной любую попытку идти вперед. Но, несмотря на ужас и одиночество, они с матерью создали новую жизнь. Вместе.

* * *

Джулия слышала, как какая-то машина проехала через перекресток. И снова тихо. Мать слабо боролась за жизнь. Ее дыхание стало хриплым. Грудь тяжело вздымалась. Тело сотрясалось от боли, отчаянно борясь за кислород.

– Мама, я люблю тебя. Прошу тебя, постарайся выдержать. Помощь уже близко. Осталось уже недолго. Держись.

Вдруг руки Маргерит оказались на глазах Джулии, словно она поняла, что та вновь ослепла.

– Не беспокойся. – Джулия еле сдерживала слезы. – Я вижу тебя, – солгала она. – Все будет хорошо. Я везу тебя в больницу. Я отлично все вижу. Не бросай меня. Ты должна держаться, мама.

Она опять кричала в темноту. Кричала и требовала помощи.

И мысленно проклинала себя за слепоту, за неспособность просто добежать до ближайшего дома и попросить телефон, доехать до улицы с оживленным движением, найти телефонную будку, включить уличный сигнал пожарной тревоги... сделать что-нибудь, что-то более существенное, чем беспомощно умолять и произносить пустые слова, не зная, ответит ли окружающая пустота.

Мать стала вздрагивать. Слабые руки упали с лица Джулии.

В неистовстве и смятении она гладила ее спутанные волосы, целовала лоб. Опять звала на помощь. В горле стало першить, а секунды казались часами. Вечностью.

Наконец она услышала. Голоса. Крики.

– Помощь близко, мама! Уже скоро!

Надежда заставила ее воспрять духом. Теперь она сможет доставить мать в больницу. Доктор наверняка спасет ее. Там обязательно должен быть специалист с ловкими руками и с огромным опытом в неотложной помощи, который сумеет спасти ей жизнь.

– Быстрее, быстрее! – прокричала она на звук бегущих шагов.

Маргерит сжала руку Джулии. Сквозь море боли она пыталась выплыть наверх к дочери. Рука у Джулии сильная. Она подумала о Джонатане и решила, что, если умрет, встретится с ним. Маргерит родилась в католической семье, но до сих пор не была убеждена в существовании рая. И вдруг подумала о том, чем обернется для Джулии еще одно несчастье. В ту ночь, когда дочь ослепла, Джонатан погиб в огне автокатастрофы. Одна трагедия вслед за другой. И теперь она чувствовала, что Джулия вновь потеряла зрение. Это было очевидно по уже знакомым движениям рук, ощупывающих, восполняющих то, на что не способны глаза.

Вдруг новая боль пронзила мозг Маргерит. Мысли исчезли. Внутри нее что-то рвалось и раскалывалось, как ствол дерева под ударом молнии...

Джулия почувствовала укол страха. Она потрогала потную щеку матери и почувствовала, что у той начинается агония. Затем услышала тихий и зловещий отрывистый звук.

Она быстро передвинула пальцы ко рту матери, и на них извергся кровавый гейзер. Горячая и вязкая, кровь вырвалась наружу, склеивая все, на что проливалась. Запах свежей крови не был похож ни на что – металлический, жесткий, мощный запах рождения и... смерти. Мать истекала кровью.

– Быстрее! – вне себя кричала Джулия. – Быстрее!

Рука Маргерит ослабла и упала. Полный мрак охватил ее. Как ни странно, боль исчезла. В момент полной ясности она поняла, что ее жизнь заканчивается. Она разозлилась. Ведь столько еще осталось несделанного. И ей еще раз хотелось сказать Джулии, что она ее любит. Она с усилием попыталась заставить губы двигаться, донести слова из сердца до слуха Джулии, но...

Вместе с кровью из нее ушла жизнь.

С трудом дыша, Джулия пыталась почувствовать биение сердца матери, но не услышала ни одного толчка. Это было немыслимо.

– Говори, мама! – рыдала Джулия. – Мама, скажи мне что-нибудь. Мама!

В ответ лишь тишина.

Джулия поцеловала окровавленный лоб матери. Рыдая, она пыталась разгладить ее спутанные волосы. Привести их в порядок, чтобы она была красивой, когда подоспеет помощь. Она понимала, что это глупо, но не могла ничего с собой поделать, потому что, казалось, она на самом деле видит лицо матери... ту доброту и любовь, которую она излучала. Слышит ее смех.

На мгновение ей показалось, что они едут на следующий концерт и она поправляет матери прическу. Теперь она может видеть, и у них столько планов...

Потому что мать жива...

Она проглотила комок в горле. Ведь это, конечно, неправда? Все умерли.

Что-то тонкое разбилось внутри нее. Дрожа, она прижалась щекой к мягким волосам матери:

– Никогда не забывай, что я люблю тебя.

Один миг. Она слепа.

Ее мать умерла.

Она никогда ее больше не увидит.

4

ДНЕВНИК СВИДЕТЕЛЯ

Вы думали, что скроетесь. Но я знаю, где вы находитесь. Я следую за вами повсюду, так же, как Остриан и Редмонд следовали за стариком Маасом. Богатство оказалось огромным, о таком они и мечтать не могли. Но у Мааса были свои планы на него. Всю дорогу он оглядывался назад, но они его настигли.

Сокровища Мааса создали вас, мои воспоминания погубят.

* * *

РАНЕЕ – 12.14. ПЯТНИЦА

В ВОЗДУХЕ НАД ВОСТОЧНОЙ ЧАСТЬЮ СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ

Солнце оранжевым шаром висело над Адирондакскими горами, когда самолет устремился к международному аэропорту имени Кеннеди после пяти насыщенных дней безостановочной предвыборной кампании. Кандидата в президенты вырвал из сна виброзвонок мобильного телефона. Веки его слипались, а тело отчаянно протестовало, но он тут же проснулся и достал телефон из внутреннего кармашка пиджака. Привычное гудение двигателей самолета почти не доходило до сознания. Усилием воли он прогнал остатки сна и сосредоточился. Он ждал отчета и надеялся, что все благополучно.

Его звали Крейтон Редмонд, и он недавно ушел в отставку с поста члена Верховного суда Соединенных Штатов.

Редмонд научился прекрасно разбираться во всех хитросплетениях американского законодательства, сражаясь с лучшими, наиболее подготовленными и хитрыми адвокатами мира, и выигрывал столь часто, что одного этого было достаточно для создания репутации. Весь этот опыт – контакты, победы, редкое, но всегда точное применение силы – теперь приносил плоды. Он сражался в битве за дело всей жизни. До выборов оставалось лишь четыре дня, а его отставание было все еще слишком велико. Но у него был некий план...

Он слушал отчет сына. Слава богу, все в порядке.

– А как насчет двух почтовых отправлений? – спросил он.

Порядки в приюте под Армонком были нестрогими, и наглый старик одурачил их, послав по двум адресам выдержки из своих записей. Подобное не должно повториться.

Из далекого Лэнгли Винс Редмонд ответил:

– Его бандероли прибыли по назначению. Мы заберем их сегодня же, пока они не причинили вреда.

Компьютерные системы слежения – обоюдоострое оружие. С одной стороны, они облегчали сопровождение почты. С другой стороны, незаметно изъять ее из системы было трудно. Бандероли в Лондон и Лэнгли ожидают получателя. Это рискованно, но все пока под контролем.

– Что с санитаром? – спросил кандидат в президенты.

– Нам удалось организовать все так, что его убийство восприняли как результат сорвавшейся сделки по продаже наркотиков. – Далекий голос равнодушно хмыкнул.

Как только ответственный за безопасность интерната прослушал запись разговора старика с санитаром, были посланы двое караульных, чтобы перехватить его. Они опоздали. Парень успел отправить пакеты. Именно тогда был дан приказ уничтожить его как свидетеля – никто не должен знать о существовании записей старика.

– Рядом с телом оказались следы наркотиков. Шериф счастлив; теперь на его счету раскрытие такого важного дела. Это доказывает его нюх на преступления и ответственный подход к работе. Ему в этом году предстоит переизбираться.

Крейтон Редмонд облегченно вздохнул и подавил зевок. После короткого сна энергия уже бурлила в нем. Только четыре дня до выборов. Время подгоняло, и это накладывало отпечаток на все, что он говорил и делал.

– А полицейские протоколы, которые наша женщина добыла в Монако?

– Сегодня утром они были доставлены нашему человеку в Лондоне. Он связался с репортером из «Санди таймс». Ты его помнишь – это тот алкоголик, которого мы нашли.

Из-за пьянства репортер был на грани увольнения.

– Его это устроило?

– Можно уверенно сказать, что да, – он чуть ли не на колени упал и исходил слюной. Новость настолько сенсационная, что купит ему, по крайней мере, еще полгода работы.

– А твой человек в Компании? Тот, к которому по ошибке попали копии измененных данных, полученных от Иржи? Ты уверен, что он не встрянет в это дело? Мы не можем выдать эту информацию, пока не настанет время!

Голос в далекой Вирджинии вдруг стал решительным.

– Килайн под контролем. О нем не стоит беспокоиться. И я послал зашифрованное сообщение в Берлин – если художница опять продублирует информацию по неверному адресу, с ней будет покончено.

– Великолепно, – кивнул Крейтон Редмонд. – Она уже достаточно давно в этом деле, чтобы сориентироваться.

Оба они, отец и сын, обладали властью и мыслили трезво. Бывало, что отношения между ними становились натянутыми. Но не сегодня. Оба тихонько посмеивались, предвкушая будущее. Всему миру казалось, что они проиграли. Но весь мир ошибался.

* * *

13.14. ПЯТНИЦА

ВАШИНГТОН

В современном офисном здании на окраине столицы тридцать молодых соискателей слушали наставления сотрудника ЦРУ, проводившего собеседование по поводу приема на работу. Здание было очищено от «жучков» и полностью защищено от электронного шпионажа. Молодые люди оказались здесь разными путями: одни – потому что подали заявки на работу в качестве разведчиков прямо в Компанию, другие были взяты на заметку вербовщиками в университетах.

За этим следовало тяжкое испытание – заполнение шестнадцати страниц анкеты. Сотрудники Компании, ведавшие отбором, провели месяцы, стараясь оценить их, найти в их биографиях что-то предосудительное, например столкновения с законом, финансовые проблемы или какие-либо намеки на то, что кандидат мог оказаться иностранным агентом.

Сегодня с утра соискатели провели три утомительных часа, выполняя тесты на сообразительность. Теперь они проходили собеседование.

Старший ведущий аналитик Сэм Килайн раздраженно наблюдал через прозрачные с одной стороны зеркала и слушал, как серьезные выпускники колледжей борются за право на жизнь, которую многие ошибочно считают романтическим приключением.

– Готовы ли вы к жизни в стране с длительным сезоном дождей? С долгой и суровой зимой?

Соискатель должен уметь приспосабливаться к невзгодам нелегальной работы.

– Спокойно ли вы спите ночью?

Для страдающих бессонницей работа разведчика может оказаться слишком большим стрессом.

– Опишите ваших родителей.

Избалованные дети, как правило, вырастают в своевольных взрослых, которые открыто не повинуются начальству или меняют работу как перчатки.

На самом деле Компания выясняла: насколько аккуратен этот кандидат, как быстро он или она соображает. Шпионаж похож на блиц-сражение – мгновения ужаса в море скуки. Сможет ли этот человек не только бороться с ней, но и преуспеть?

Сэм шагал по коридору, наблюдая и слушая. Он больше любил думать и не любил действовать. Сэмьюэл Килайн, доктор философии. И все-таки... честно говоря, он ощущал странный трепет, вспоминая свои первые годы в Компании, когда сам был полевым агентом – шпионом.

Он вошел в комнату отдыха персонала, втиснул два доллара в автомат и подхватил сэндвич с тунцом еще до того, как тот упал в приемный лоток. Потом разорвал упаковку и отхватил зубами приличный кусок.

– Чем-то недоволен? – Это был голос Пинка. Сэм повернулся:

– Ты подлый тип. Я не слышал, как ты открыл дверь.

– Конечно, не слышал. Такая у нас работа. Вот почему вы, умники, называете нас призраками.

Честер Пинкертон по прозвищу Пинк с ухмылкой до ушей стоял в дверях, заполняя собой дверной проем.

– Какого черта ты делаешь здесь? Только не говори мне, что хочешь получить эту работу!

Пинк покачал массивной головой. Он был крупным человеком – два метра роста и больше центнера мышц. Такие габариты не годились для тайного агента – его легко можно было запомнить, и ему было трудно скрыться в толпе. У него были другие таланты. Он располагал к себе, быстро заводил друзей и очаровывал клерков, секретарей и больших шишек, заставляя их разглашать тайны, о которых они уже и забыли. Нелюдим из романа Роберта Ладлэма – это не единственный тип шпиона, который нужен Компании.

Пинк сказал:

– Редмонд сообщил мне о твоем переводе сюда для руководства этим «детским садом». Я удивлюсь, если через три дня тебя не доведут до белого каления.

Сэм числился сотрудником разведки по России и Евразии, а Пинк был местным агентом за рубежом, и в данный момент одна миссия у него закончилась, а другая не началась. Ходили слухи, что Пинк сделал что-то не по правилам, и ему больше никогда не доверят работу полевого агента. Причина, по которой Сэм находился здесь, заключалась в ссоре с боссом. Тот приказал изменить – «подогнать», как любил говорить босс – самый последний тщательно, любовно, одержимо точно произведенный Сэмом анализ, касавшийся известного в Праге секс-антрепренера, чьи щупальца прочно захватили новую восточноевропейскую криминальную сцену. Наиболее ценные фотографии и документы прислал один из низших подчиненных этого антрепренера, которому также тайно платила Компания. Этого типа звали Иржи.

Сэм пригляделся к одной из фотографий. На ней был изображен лидер президентской кампании США Дуглас Пауэрс, садящийся в лимузин с антрепренером и одной из его секс-бомб, а группа маленьких мальчиков наблюдала за этим с тротуара. Там были также копии страниц из досье, на которых имя кандидата стояло напротив дат, сумм выплат и имен проституток. Но начальник Сэма решил не включать эти страницы из досье и фотографии в отчет, потому что его отец – Крейтон Редмонд – был другим кандидатом в президенты, и могла произойти утечка сведений. Если бы это попало в газеты, то легко можно было бы сказать, что сын предоставляет сведения, которые могут помочь его отцу выиграть выборы.

Сэма беспокоило, что эти факты станут опасным орудием в руках врагов президента, если лидер гонки, Дуг Пауэрс, будет избран. Когда-нибудь в будущем шантаж против президента может поднять свою гнусную голову. С другой стороны, у Сэма было какое-то внутреннее чувство, что эти данные могут быть подделкой, о чем он без всяких обиняков сказал начальнику.

Так что у Сэма остался неприятный осадок – не только его анализ был «подогнан» и смягчен, но и данные, требовавшие расследования, были положены на полку.

Пару раз уже случалось подобное, и это сильно тревожило Сэма. Управление по разведке было первостепенным источником информации для президента, конгресса и сотен правительственных служащих. Если аналитические выводы Компании будут неверны, то политика США может пойти по ложному пути.

Без особой дипломатии Сэм объяснил все это своему начальнику Винсу Редмонду, заместителю директора по разведке, или ЗДР. Тут-то Редмонд и вышел из себя. Он отправил Сэма сюда, в отдел, который Компания любовно называла «отпуском в аду».

Сэм мерил шагами комнату для отдыха, наблюдая за своим другом Пинком. При большом росте Сэм был сильным и мускулистым, не зря же по выходным дням он отдавал столько сил и времени тренировкам. К тому же он давно решил про себя, что хорошая спортивная форма – напоминание о тех временах, когда он сам был агентом. Когда тебе приходится шастать по темным закоулкам и притонам всего мира, приходится постоянно быть начеку.

– Ерунда все это. А чем ты здесь на самом деле занимаешься? – проворчал Сэм.

Пинк взял чашку кофе – своего любимого, почти белого от сливок и пенистого, вероятно, от избытка сахара.

Он пил, а Сэм наблюдал.

– Ладно, ты меня поймал. Просто чтобы продемонстрировать, как я тобой восхищаюсь, расскажу правду. Предполагается, что я уговорю тебя вернуться в Лэнгли и хорошо себя вести. Редмонд меняет свои решения. Он чувствует, что вы оба поступили опрометчиво. Ничего не обещает, но если ты послушный сынок, делай что тебе говорят, и не порти все своими химерами. Тогда сможешь сохранить свою кабинетную работу, хотя бог тебя знает, почему ты так за нее держишься.

– Смогу сохранить?

Пинк пожал плечами, и его широкая грудь колыхнулась.

– Долг платежом красен, Сэм. Никаких обещаний. Редмонд делает тебе навстречу один шаг и ожидает от тебя два. Это называется отношениями начальника с подчиненным.

Сэм сверкнул глазами:

– Это вопрос принципа, черт подери.

– Ну что ж, – Пинк почесал голову, – поскольку я не знаю подробностей, то не могу и судить об этом. Но мне сдается, что если ты с ним повздорил, то выиграет он. Еще одна привилегия начальника. Слушай, ребята хотят, чтоб ты вернулся. То, что он послал меня вернуть тебя обратно, – одна из форм извинения. Огромный комплимент, но все потому, что ты – одна из его звезд. Не будь таким болваном, Сэм. Дай бедному парню отдохнуть.

Сэм еще раз подумал о том, что произошло между ним и Винсом Редмондом. Его голос стал холоднее.

– Нет, за этим кроется что-то еще.

Пинк был по-настоящему озадачен, его широкое и красивое лицо поморщилось от удивления.

– Не знаю, о чем ты.

Сэм наклонился вперед, и рыжеватые волосы упали ему на глаза. Указательным пальцем он ткнул Пинка в грудь и повысил голос:

– Редмонд знал, что я никогда не соглашусь на постоянную работу в этом «детском саду». Почему же он послал меня? Это не было вызвано всего лишь одной стычкой. Нет, он хотел, чтобы я испробовал на себе чистилище. Теперь он рассчитывает на то, что я буду послушным, – перестану докапываться, буду соблюдать хорошие манеры и пахать без передышки. Он послал тебя, чтобы ты дал мне под зад в случае, если я этого не пойму.

– Звучит остроумно. Не пойму, что тебя беспокоит?

Сэм откусил огромный кусок от сэндвича и отступил назад:

– Вся проблема в том, что этот гад не сказал мне все напрямик. После того как я тринадцать лет из кожи вон лез ради Компании, жил впроголодь в квартире без мебели, играл в баскетбол или бейсбол по выходным с кем придется и в конце концов получил отдых от всех этих чудаков шпионажа, которые населяют наш мир... Он думает, что должен хитростью добиться от меня выполнения того, что, может быть, будет хорошо для меня и для Компании.

При этом Сэм подумал, но не сказал, что Редмонд не любил никого увольнять, поскольку рассерженные изгнанные работники могут разболтать секреты. «Детсадовская» работа идеально выводила Сэма из информационного потока, но давала ему высокую зарплату. А со временем пройдет и злость.

– Сэм, я бы больше сочувствовал тебе, если бы не знал обо всех твоих женщинах. Они, наверно, служили тебе неким утешением.

Пинк никогда не упоминал подругу из Восточного Берлина. Никто не упоминал. После того как ее убили, Сэма перевели с работы полевым агентом на аналитическую службу в Лэнгли. Это было очень плохо. Он мог бы стать великим агентом.

– Не в этом дело...

– Правильно. Я просто пытаюсь сделать все, чтобы оставаться честным.

Пинк одарил Сэма одной из своих грандиозных обаятельных улыбок, которые обнажают около шестидесяти сверкающих белых зубов и разоружают граждан иностранных государств, заставляя их выдавать секреты. При условии, что это их стремление подмазывается зелеными купюрами. Он усмехнулся:

– Сэм, дорогой друг, твои видавшие виды серые клеточки, как всегда, крайне проницательны. Уверен, что ты прав насчет Редмонда. Жаль, что я сам об этом не подумал. Впрочем, думать – это твоя специальность. По крайней мере об этом заявляют все эти дипломы в твоем кабинете. Однако я все-таки считаю, что тебе надо принять предложение Редмонда.

Сэм моргнул, а потом вздохнул:

– Может быть, я так и сделаю.

Пинк широко и победно улыбнулся:

– Он сказал, что ты должен начать работу на старом месте в понедельник, но ты можешь удивить его. Тебя, наверно, разозлила эта стычка. Действуй, Сэм. Иди скорее. Блудный сын возвращается в гнездо. Он примет тебя если не с распростертыми объятиями, то, по крайней мере, с чем-то вроде «сейчас самое время». Это же лучше, чем вообще ничего. Я здесь прикрою тебя.

Сэм засунул остатки сэндвича в рот:

– Конечно, почему бы и нет?

– Твой энтузиазм исцеляет шрамы на моем старом и измученном сердце.

Впервые Сэм улыбнулся. Он зашагал к двери, поражаясь самому себе. Винс Редмонд был хитер, и он в совершенстве просчитал Сэма.

– Ах, Пинк, – сказал Сэм, – ты такой же нехороший, как я сам. Мы слишком долго были в Компании, чтобы заниматься чем-то другим. Я, может быть, не прыгаю от радости по поводу такого возвращения, но, черт возьми, Компания все еще наш дом. И никакие мои самоуверенные выпады не изменят этого. И ты прав – Винс Редмонд знает об этом. Он тоже достаточно хитер, чтобы этим воспользоваться. Он получил от меня то, чего добивался, – уступчивость. По крайней мере до следующего раза.

* * *

ЛЭНГЛИ (ШТАТ ВИРДЖИНИЯ)

Сэм, насвистывая, возвращался обратно в свой кабинет в комплексе ЦРУ, находившемся всего в тринадцати километрах от Белого дома. Он остановился только, чтобы купить пакетик конфет «M&M's» в продовольственном магазине и открыть его. Он обожал голубые шарики, в пакетике их было необычно много.

Сэм направился в свой кабинет, запуская то и дело руку в пакетик с драже. Мальчик, развозящий почту, толкал тележку в зале, Сэм подхватил пачку своих писем и двинулся к кабинету. Он насвистывал «Знамя, усеянное звездами», что казалось весьма уместным в данных обстоятельствах. На ходу он просмотрел свою почту. Это была обычная корреспонденция, брошюры и журналы от университетских преподавателей и других людей по своей специальности – российские и восточноевропейские дела.

Плюс маленький пакет.

Он был упакован в оберточную бумагу и заклеен скотчем. Сэм заинтересовался, и он стал рассматривать адрес. Почерк был неразборчивый – будто написано пьяным или руки у человека дрожали. Обратного адреса не было, но согласно штемпелю пакет был отправлен из Армонка, что в штате Нью-Йорк. Первоначально он был адресован так:

Д-ру Сэмьюэлу Килайну

Центральное разведывательное управление

Лэнгли (Вирджиния)

Никакого почтового индекса. Сэм заметил, что «Лэнгли (Вирджиния)» было зачеркнуто и другими чернилами и твердым почерком вписано «Вашингтон (округ Колумбия), 20505». Не иначе, постаралось почтовое ведомство США.

Но это означало, что пакет, возможно, был задержан или на время потерян, поскольку скромное местечко, известное как Лэнгли, не имело своей почты. Сэм прикинул, что он вначале мог быть отправлен в близлежащий Маклин, но, так как отделение в Маклине было слишком маленьким для обработки почтовых отправлений ЦРУ, его послали в Вашингтон, где всю почту ЦРУ проверяли рентгеновскими лучами. Затем его на грузовике привезли в приемное отделение Лэнгли, где вновь просветили рентгеном уже под руководством сотрудника ЦРУ, отвечающего за безопасность.

Сэм открыл его, и на ладонь выпал маленький желтый камешек. Он нахмурился и поднял его повыше к лампе дневного света. Камень был полупрозрачным с теплым золотистым отблеском. Сэм в задумчивости попробовал его на вес. Потом вновь посмотрел на просвет. Он был отполирован до зеркального блеска.

Как только он понял, что это янтарь, его бросило в жар. Он прочитал:

Уважаемый д-р Килайн!

Вы меня не знаете, но захотите узнать. Нас объединяет кое-что важное – Янтарная комната. Возможно, Вам захочется узнать, где она находится...

Сердце Сэма забилось от восторга. Во рту пересохло. Легендарная Янтарная комната! Он-то думал, что она навсегда исчезла из его жизни. Она была уникальным и бесценным сокровищем искусства – сверкающая комната, выложенная таким количеством редкой окаменевшей смолы, что стоимость одного лишь янтаря невозможно оценить. Все это исчезло более чем полвека тому назад, заинтриговав целые народы и приведя к появлению в России и Восточной Европе глупых историй о «тайне Янтарной комнаты».

Он дошел до своего кабинета и открыл дверь, думая только о том, чтобы быстрее прочитать остальное.

– Господи боже, Килайн, ты открыл его! – прогремел чей-то голос.

Его крохотный кабинет был завален бумагами, книгами, газетами, журналами, магнитофонными кассетами, фотографиями и длинными рулонами снимков со спутников, которые занимали все свободное место. С полок все переливалось, как водопад Виктория, прямо на пол, именно так, как ему нравилось. Он знал, что где находится и к чему относится.

Только теперь посреди всего этого сидел пятидесятилетний Дик Урбански, весьма осведомленный помощник Винса Редмонда.

– Я возьму его. – Урбански перегнулся через стол и схватил пакет. – Что ты здесь делаешь? Ты должен быть в «отпуске в аду». Боже мой, Килайн, ты опять играешь не по правилам, но я не буду принимать на себя удар, слышишь?

– Постой-ка. – Сэм начал терять самообладание. – Что это ты делаешь в моем кабинете? С каких это пор Редмонд посылает людей перехватывать мою почту?

– Не твою почту, а только этот пакет.

– Зачем?

– Откуда я знаю? – Урбански, худой человек с большим носом и озабоченным выражением на лице, встал и направился к двери. – Я собираюсь доставить пакет Редмонду.

– Не ты. Мы. Вот что, приятель. Я пойду с тобой.