Текст книги "В кругу королев и фавориток"

КОРОЛЬ ЖЕНИТСЯ НА МАРИИ МЕДИЧИ, ЧТОБЫ ИЗБАВИТЬ ФРАНЦИЮ ОТ ДОЛГОВ

Приданое – вот истинная цель брака, тогда как любовь лишь предлог.

Коммерсон

После погребения герцогини де Бофор Генрих IV возвратился в Фонтенбло, облачился в траур, чего ни один король никогда не делал, и утомленной рукой набросал несколько фраз своей сестре Екатерине:

«Горе мое ни с чем не сравнимо, равно как и его причина, а потому скорбь и стенания – вот мой удел до могилы… Погиб корень моей любви, он никогда уж не возродится…»

Это было написано 15 апреля.

16 числа того же месяца друзья Беарнца, те, кого Сюлли пренебрежительно называл «поставщиками курочек и наперсниками разврата», удрученные тем, что король пребывает в такой печали, решили попробовать изменить его настроение. Прекрасно зная его натуру, они рассказали ему, что есть одна совершенно восхитительная молодая особа по имени Генриетта д`Антраг, которая живет в Мальзербе.

Безутешный в своем горе, король, услышав новость, поднял голову и спросил упавшим голосом:

– Какова она?

Друзья наперебой стали говорить, что она блондинка, грациозная, умная, образованная, с голубыми глазами и с очень привлекательными формами.

В глазах короля мелькнул огонек любопытства, и он потребовал новых подробностей. Тогда было сказано, что молодая красавица – дочь знаменитой Мари Туше, бывшей когда-то любовницей Карла IX, и что, судя по всему, она унаследовала пылкий темперамент, принесший удачу ее матери.

Все эти подробности очень заинтересовали Генриха IV. На этот раз он пообедал с большим аппетитом, как-то сразу повеселел и несколько раз выражал желание поехать поохотиться в окрестностях Мальзерба.

Вот так, через шесть дней после смерти Габриэль, «корня его любви», он уже пытался «возродить» его.

В какие-то несколько мгновений возможность познакомиться с красивой девушкой совершенно преобразили короля, причем до такой степени, что королевский двор, хотя и привык к такого рода вещам, был просто поражен, и на другой день Никола Рапен, сын поэта, писал:

«И вот уже на панель укладывают м-ль д`Антраг… Клин вышибают клином» 1.

В конце апреля, в то время как Сюлли продолжал переговоры с дядей Марии Медичи, Генрих IV уехал с Друзьями, к которым присоединился и Бассомпьер, охотиться на зайцев в окрестностях Мальзерба.

«М-м д`Антраг, – сообщает Соваль, – была предупреждена о намерении свести короля с одной из ее дочерей и потому послала ему приглашение заехать к ней погостить и отдохнуть». Генрих IV немедленно бросил охоту и помчался в замок Мальзерб. Увидев Генриетту, он так явственно представил себе те восхитительные минуты, которые сможет провести с нею, что немедленно выразил свое удовлетворение, доставив тем невероятное удовольствие родителям.

В ту же ночь он пожелал проникнуть в спальню красавицы и доказать ей, что в свои сорок восемь лет он все еще горячий мужчина. Но дверь спальни оказалась заперта. Генриетта, получившая от семьи инструктаж, отказалась впустить короля, и ему пришлось, повесив голову, вернуться в свою постель.

Буквально все вокруг отметили перемену в поведении короля, и Контарини сообщил об этом в Рим в том стиле, который так отличает дипломатов и духовенство: «После чрезмерного горя, причиненного королю известием о кончине герцогини де Бофор, он начал, проявляя благоразумие, понемногу приходить в себя и успокаиваться духом, чего все вполне резонно от него ожидали».

На следующее утро он уже вовсю «вздыхал от безумной любви». А этого как раз и хотела м-м д`Антраг, мечтавшая, чтобы, ее дочь заняла место Габриэль д`Эстре.

Несколько ночей подряд Генрих IV пытался достучаться в запертую дверь, за которой скрывалась юная красавица. Наконец, разочарованный, подавленный, «с сердцем, переполненным разгоревшимся чувством», он покинул Мальзерб и вернулся в Фонтенбло.

Спустя две недели он снова появился в Мальзербе, начал свои ухаживания, всячески сдерживая себя, и, наконец, улучил минутку, чтобы уединиться с Генриеттой. Маленькая плутовка, нисколько не сопротивляясь, позволила взять себя за руку, обнять за талию, прикоснуться к розовому соску, но потом вдруг, «будто ее кто-то сзади ущипнул», убежала с воплями оскорбленной девственницы, оставив короля «в большом смущении от такой манеры поведения…».

На следующее утро Карл Валуа, сводный брат девушки, явился к Генриху IV и крайне недовольным тоном при свидетелях попросил его прекратить свои домогательства. Король воспринял это с возмущением. Он осыпал Карла бранью, раскланялся с хозяевами и покинул Мальзерб.

[74]74
  Это был бастард, которого Мари Туше родила от Карла IX.


[Закрыть]

Так как избыток эмоций разгорячил его кровь, он отправился не в Фонтенбло, а в Шатонеф, где жила маршальша Ла Шатр – мать двух прехорошеньких молоденьких дочек.

Едва приехав, он устремился к старшей из них, тут же повлек девицу в ее комнату, не оставив ей времени на удивление, и осчастливил своим особым вниманием, которым Генриетта в течение целого месяца так и не пожелала воспользоваться.

На следующий день он вернулся в Париж, не подозревая, что м-м де Ла Шатр, взволнованная, смущенная и одновременно признательная, также погрузилась в мечты о будущем своей дочери.

* * *

Еще несколько дней Генрих IV продолжал кипеть от негодования, но в одно прекрасное утро проснулся, охваченный безумным желанием увидеть Генриетту.

Усевшись в носилки, он приказал везти себя в местечко Маркусси, неподалеку от Блуа, куда м-м д`Антраг и ее муж якобы в наказание отослали свою дочь после скандала, устроенного Карлом Валуа.

Короля приняли довольно прохладно, но, поскольку интриге надлежало развиваться, ему было позволено повидаться с Генриеттой наедине. Целых два часа та, которую Сюлли однажды назовет «вздорной и хитрой самкой», заставила себя просить, умолять и в конце концов потребовала сто тысяч экю…

Безумно обрадовавшись, Генрих IV вновь забрался в носилки и во весь опор кинулся в Париж, чтобы потребовать нужную сумму у Сюлли. Тот буквально взвыл от ужаса, потому что через несколько дней ему предстояло выложить четыре миллиона для возобновления мирного договора со швейцарцами. Король, однако, настаивал, и министру пришлось подчиниться, но, чтобы Генрих IV осознал степень своего безумия, он приказал выдать сумму в мелкой монете, которую лакей разложил на полу в королевском кабинете. Когда все деньги были внесены, ими оказался покрыт весь пол, и Беарнец не мог удержаться от возгласа:

– Черт побери! Недурная плата за одну ночку.

Это, впрочем, не помешало ему снова сесть в носилки и вернуться в Ларкусси со ста тысячами экю.

Генриетта встретила его очень любезно и с элегантной простотой приняла деньги. После этого король взял ее за руку и хотел было уже повести в весьма комфортабельную спальню, но она остановила его:

– За мной так строго следят, что я просто не имею возможности доказать вам свою признательность и любовь, в которой не могут отказать величайшему из королей и любезнейшему из мужчин. Я все вам обещала и все готова выполнить, но это надо еще суметь сделать…

Видя, что король просто убит, она добавила с обаятельной улыбкой:

– Не будем обольщаться, мы никогда не добьемся возможности свободно общаться, если не получим согласия от месье и мадам д`Антраг. Совсем не от меня зависит пойти вам навстречу – я к этому более чем расположена. Вы добились моего сердца. Есть ли после этого хоть что-то, чего вы не вправе попросить?

Затем она взяла короля за руку, обняла его, превратилась в ласковую кошечку, позволила ему кое-какие вольности и, наконец, призналась, что ее родители никогда не позволят им спать вместе, «пока он не гарантирует им сохранения чести в глазах света и спокойной совести перед лицом Бога», подписав обещание жениться на ней.

И в этот самый момент в комнату вошла м-м д`Антраг. Генрих, которому потребовалось время для размышления, откланялся.

Оказавшись за пределами замка, он осознал, что его снова надули. В ярости от этой мысли он одним броском добрался до замка Шенонсо, где, как ему было известно, королева Луиза Лотарингская, вдова Генриха III, жила в окружении целого батальона фрейлин, столь же хорошеньких, сколь и испорченных. С первого же вечера он отдал предпочтение одной из них, Мари Бабу де ла Бурдезьер, которая, «оказавшись кузиной Габриэль д`Эстре, обнаружила большое пристрастие к известному делу…».

Сильно увлекшись ею, он почти не покидал постель красавицы, пьянел от наслаждения целых три дня и. наконец, успокоенный, вернулся в Париж. Но неотступный образ Генриетты снова начал его преследовать, и однажды ночью, вызвав к себе Карла Валуа, король дал письменное обещание вступить в брак в обозначенные господином д`Антрагом сроки.

Но перед тем как отвезти это обещание Генриетте, он пошел показать документ Сюлли, который, не говоря ни слова, разорвал его. Генрих оторопел. Лишившись дара речи, он собрал с пола клочки бумаги, брошенные министром, и уехал в Мальзерб. Там, сложив эти клочки, он восстановил письмо-обещание, содержавшее следующий поразительный текст:

«Мы, Генрих Четвертый, милостью Божией король Франции и Наварры, обещаем и клянемся перед Богом, честно и словом короля, мессиру Франсуа де Бальзаку, господину д`Антрагу, кавалеру обоих наших орденов, в том, что, беря в спутницы девицу Генриетту-Катрин де Бальзак, его дочь, в случае если через шесть месяцев, начиная с этого дня, она окажется беременной и роди г сына, мы немедленно возьмем ее в законные жены и заключим с нею брак перед лицом нашей Святой Церкви с соблюдением всех предусмотренных в таких случаях обрядов. В подтверждение настоящего обещания мы обещаем и клянемся также в том, что утвердим и перепишем за нашей подписью сразу после того, как добьемся от Его Святейшества папы расторжения нашего брака с дамой Маргаритой Французской и разрешения снова жениться, когда нам этого захочется. Свидетельством тому является данное обещание, написанное и подписанное нами в лесу Мальзерб сегодня, первого октября 1599 года.

Генрих».

В ту же ночь Генриетта откинула покрывало своей постели перед королем Франции и постаралась сделать все от нее зависящее, чтобы он как можно скорее сдержал данное обещание…

* * *

Через несколько дней Генрих IV вернулся в Париж в обществе новой фаворитки. Он был несколько утомлен, потому что Генриетта, стремясь побыстрее забеременеть, не давала ему ни минуты роздыха и без конца укладывалась с ним на все подворачивавшиеся кровати, сундуки, ковры, солому в конюшнях, траву на лужайках – короче, повсюду в тех местах, которые оказывались пригодными для любовных игр, вплоть до «платяных шкафов», если верить некоторым мемуаристам…

В Париже она продолжала ту же практику, и король в восторге от того, что нашел себе любовницу по темпераменту, всецело отдался альковным подвигам, чем не на шутку встревожил двор. Тем более что в Лувре все были наслышаны о запросах новой фаворитки [75]75
  Король подарил eй особняк Ларшаи.


[Закрыть].

– Если он будет продолжать в том же духе, – шептались придворные, – вряд ли ему хватит сил жениться на м-ль Медичи.

В начале декабря Генриетта сообщила королю, что ждет ребенка. И, надо сказать, очень кстати, потому что, по словам историка, очевидца тех событий, несчастный король «был просто не в состоянии расплачиваться с любовницей деньгами…».

Узнав, что ему предстоит стать отцом, Беарнец был страшно раздосадован, так как он вовсе не собирался жениться на фаворитке. А между тем эта беременность могла вынудить его порвать отношения с Тосканой и усадить на французский престол не любившую его маленькую интриганку. Чувствуя себя виноватым, он отправился к Сюлли и попросил его ускорить переговоры с дядей Марии Медичи.

Эта просьба короля доставила огромное удовольствие министру, всей душой ненавидевшему м-ль д`Антраг, чьи честолюбивые претензии он сразу понял и потому считал ее «откровенной шлюхой и настоящей стервой». В восторге от того, что может ей насолить, он поделился с несколькими близкими друзьями тем, что ему сказал король. Спустя два часа весь двор уже знал об этом, и каждый при виде Генриетты смотрел на нее с ядовитой усмешкой.

Генриетта узнала об этом лишь на следующий день. Гнев ее был ужасен. Она явилась в Лувр, ворвалась в кабинет к королю, хлопнув дверью, и принялась крякать, грубо браниться, а также поклялась взбунтовать все королевство и публично огласить королевское обещание жениться, если кто-нибудь, кроме нее, станет королевой Франции.

Генрих IV терпеть не мог сцен. Весь этот шквал брани он слушал с нескрываемой скукой. Когда Генриетта, наконец, выдохлась и прервала свои угрозы и оскорбления, он сказал спокойно:

– Но ведь надо еще, чтобы у вас родился мальчик!

Фаворитка покраснела, не нашлась, что ответить, и страшно оскорбленная удалилась.

На следующий день прохожие могли видеть катившую по Орлеанской дороге карету. В карете сидела не остывшая от гнева Генриетта, которая, бросив все свои дела, отправилась в собор Богоматери в Клери, чтобы вымолить у Пресвятой Девы ребенка мужского пола…

Пока фаворитка возносила молитвы на берегу Луары, в Париж пришла важная новость: папа, наконец аннулировал брак Генриха IV с королевой Марго [76]76
  Брак аннулирован, потому что он был заключен между принцессой католичкой и принцем еретиком, которые к тому же находились в запрещенной церковью степени родства, и потому что принца силой женила на принцессе Маргарите ее мать Екатерина Медичи


[Закрыть] специальным указом от 15 декабря. Король был свободен…

И тут же вместе с Баччо Джованнини, представителем великого герцога Тосканского, король приступил к обсуждению вопроса о приданом Марии Медичи. Надо признаться, что вопрос этот был первостепенным, потому что, женясь на флорентийской принцессе, французский монарх стремился не столько обрести родственную душу, сколько провернуть удачную финансовую операцию.

Действительно, Тоскана с давних пор была кредитором Франции. Для завоевания собственного королевства Генрих IV не раз и не два прибегал к денежной помощи великого герцога Фердинанда, который всегда проявлял крайнее благородство. В результате король задолжал Тоскане 973450 золотых дукатов и очень надеялся, посадив на престол Марию Медичи, окончательно ликвидировать этот долг…

Кроме того, в стремлении улучшить тяжелое финансовое положение королевства монарх надеялся получить от Тосканы кругленькую сумму наличных денег.

Он запросил 1 500000 золотых экю.

Великий герцог был, разумеется, польщен возможностью усадить одну из Медичи на престол Франции и признавал, что такая честь должна вызвать достойные ответные шаги, и все же он нашел претензии Генриха IV несколько чрезмерными и оспорил их.

Начались длительные дебаты, во время которых король не постеснялся заговорить о своей скорой новой женитьбе.

Когда Генриетта вернулась из Клери, она нашла королевский двор в сильнейшем возбуждении. Узнав о том, что тут затевается, она пришла в такую ярость, что едва не лишилась разума, и вновь стала грозить королю громким скандалом.

Генрих IV с присущей ему ловкостью убедил ее в том, что все это не более чем политика, которая не будет иметь никаких последствий, и сумел успокоить любовницу.

Эта беспрецедентная ловкость позволила ему не только снова обрести «своих малышек» (именно так ему было угодно называть груди своей любовницы), но и выгадать два месяца спокойной жизни…

В начале марта 1600 года договаривающиеся стороны пришли, наконец, к согласию. Великий герцог давал за племянницей 600000 золотых экю, из которым 350000 будут выплачены в день свадьбы, а остальная сумма должна была компенсировать имевшийся долг.

Итог переговоров показался Генриху IV удачным, и потому он, не говоря ни слова Генриетте, направил г-на де Сийери во Флоренцию подписать брачный контракт.

После подписания было официально объявлено об обручении, и Генриетта д`Антраг, возмущение которой можно было понять, отреагировала на это столь громогласно, что итальянские послы, слышавшие ее вопли, в основном стоя под дверью, поспешили попрятаться по своим комнатам. Попавший в большое затруднение король начал с того, что подарил ей земельное владение в Вернее, возведенное в маркизат, что послужило ей некоторым утешением, потом верой и правдой поклялся, что не собирается жениться на Марии Медичи. К Генриетте снова вернулась надежда. Зная, что он очень влюблен, она надеялась, что сможет добиться от него всего, даже разрыва с Тосканой…

Успокоившись на какое-то время, она снова стала мягкой и нежной и, как утверждают некоторые, «одарила короля новыми удовольствиями…».

Однако время шло и с каждой неделей Генрих IV все больше нервничал. На седьмом месяце беременности Генриетты он с тревогой думал о том, что если она разродится мальчиком, он окажется в ловушке между обещанием жениться, подписанным в Мальзербе, и обязательством, подписанным г-ном Сийери во Флоренции. Возможность такой ситуации мешала ему спокойно спать.

К счастью, на помощь ему пришло само небо. Однажды в Фонтенбло, когда Генриетта спала, в открытое окно ее комнаты влетела молния и прошла через кровать. Фаворитка так перепугалась, что у нее случились преждевременные роды и она произвела на свет мальчика, который почти сразу умер.

Узнав об этом событии, Генрих IV почувствовал огромное облегчение. Он обнял несчастную Генриетту, чьи мечты разом испарились, и с легким сердцем уехал в Лион.

Всю дорогу он резвился, как мальчишка, а встретив друзей, закатил пирушку, потом остановился в Мулене и провел там целую неделю в объятиях Мари Бабу де ла Бурдезьер, одновременно обмениваясь любовными письмами со своей флорентийской невестой. В одном из них, избытке хорошего настроения, он написал: «Как вы желаете мне сохранения моего здоровья, так и я желаю вам того же, чтобы после вашего приезда мы смогли произвести на свет хорошенького ребеночка…»

Эта переписка становилась день ото дня все более нежной. Король называл свою невесту «моя госпожа» и, по обыкновению, впадал в экзальтацию, клянясь ей в вечной любви и целуя «миллион раз» ее ручки. Мало-помалу, захваченный собственной игрой, он почувствовал влечение к этой маленькой флорентинке, которую и знал-то только по портрету, к тому же сильно приукрашенному…

Было решено, что бракосочетание состоится во Флоренции, по доверенности, и король принялся искать человека, который смог бы представлять его в столь торжественных обстоятельствах.

Но так как у него не было никаких понятий о приличиях, он не придумал ничего лучше, чем выбрать для этой цели Роже де Бельгарда, бывшего любовника Габриэль д`Эстре, того самого, которого он однажды обнаружил под кроватью своей любовницы…

Церемония состоялась 5 октября, и провел ее кардинал Альдобрандини, специально присланный папой.

Узнав, что все свершилось, Генриетта, находившаяся в Лионе, куда ее вызвал король, вновь поддалась приступу гнева. Она обозвала своего любовника лжецом и спросила у него, когда должна приехать его «банкирша».

– Сразу же, как только я очищу двор от всех шлюх, – ответил король.

После этого между ними на несколько дней установился заметный холодок.

30 октября Мария Медичи высадилась в Тулоне. 3 ноября она прибыла в Марсель, 16 – в Экс, а 2 декабря в Лион, где, к своему удивлению, не нашла короля. Развязный и безответственный, он, оказывается, отправился в небольшое путешествие в обществе Генриетты, с которой снова помирился…

Из путешествия он возвратился только через неделю.

А так как в момент его возвращения было девять часов вечера, он прямиком направился к королеве и принялся колотить в дверь ее комнаты. Она собиралась спать и уже разделась. При виде собственного мужа она упала на колени, но он поднял ее, взял на руки и в долгом поцелуе припал к ее губам.

– Я надеюсь, что вы одолжите мне краешек вашей постели, поскольку я не привез свою, – сказал он. И не дожидаясь ответа, разделся и лег рядом с Марией Медичи.

Через десять минут она стала королевой Франции…

ГЕНРИЕТТА Д`АНТРАГ ХОЧЕТ ПОДНЯТЬ ВСЮ ЕВРОПУ ПРОТИВ КОРОЛЯ

Когда любовь чрезмерна, она полагает, что ей все позволено.

Кампистрон

Первый контакт новобрачных оказался не особенно удачным. Король нашел королеву дряблой, пресной, слишком толстой, глуповатой и неопытной, тогда как Марию Медичи мучил исходивший от короля сильный козлиный запах. Историк, современник тех событий, сообщает даже, «что от него так воняло, что ей стало дурно» [77]77
  См. Тальман де Ре о: «Когда Мария Медичи в первый раз легла с ним в постель, ее наповал сразил исходивший от него запах и она едва не задохнулась, хотя ее собственное тело было умащено душистыми маслами, привезенными с родины» (Маленькие истории, т. 1).


[Закрыть].

Короче говоря, у каждого из них была «своя причина не ощутить любовного опьянения», и потому оба сохранили не слишком приятное воспоминание о первой брачной ночи. Но они вступали в брак не для того, чтобы развлекаться, и на следующую же ночь, несмотря на неприязнь друг к другу, они мужественно встретились вновь ради общего дела и постарались потрудиться не напрасно.

Как известно. Господь помогает усердствующим: королева понесла.

Король немедленно покинул Лион и возвратился в Париж, где его ждала, Генриетта д`Антраг. После нескольких дней, отданных долгу, он разрешил себе немного наслаждения. Толстая и нескорая умом флорентийка вызвала у него ностальгию по тонкой и умной любовнице. Едва добравшись до столицы, он сразу отправился в особняк Ларшан, где жила Генриетта, и доказал ей, что женитьба нисколько не лишила его сил. Любовники не покидали постель несколько дней. Когда же, наконец, встали, Генриетта также оказалась беременной…

* * *

Желание вновь встретиться с женщиной, которую любил, побудило короля совершить грубейшую ошибку: он оставил Марию Медичи одну в компании разномастных авантюристов, которых она привезла с собой из Италии и которые составляли ее свиту.

Среди этой своры бессовестных типов были двое, женщина и мужчина, которым вскоре предстояло сыграть во Франции катастрофическую роль. Ее звали Леонора Дози, его – Кончино Кончини…

Она была молочной сестрой королевы; умная, честолюбивая, ловкая, Леонора пользовалась большим авторитетом у флорентийки, которая только и думала о том, как бы доставить ей удовольствие. По словам одного из ее биографов, это была «маленькая, очень худая, очень смуглая, хорошо сложенная особа с резкими и правильными чертами лица». Ей было двадцать семь лет.

Он исполнял при королеве обязанности шталмейстера. По рассказам знавших его людей, он был «тщеславен и хвастлив, гибок и смел, хитер и честолюбив, беден и жаден». Ему было двадцать пять.

Казалось, они были созданы, чтобы, как никто, понимать один другого. Но они поступили еще лучше: они полюбили друг друга.

Во время путешествия из Италии во Францию Леонора влюбилась в Кончнни и завлекла его в свою комнату, потому что она была женщина с головой.

Польщенный вниманием дамы, бывшей в близких отношениях с королевой, шталмейстер прикинул преимущества, которые ему может создать эта связь, и легко уступил.

[78]78
  Это потом она стала называться Галигаи, именем, под которым ее знают сегодня.


[Закрыть]

С этого момента именно он через посредство Леоноры руководил Марией Медичи. В таких условиях особенно понятна серьезность ошибки, совершенной Беарнцем, который покинул королеву как раз тогда, когда ему следовало быть особенно бдительным.

Вместо того чтобы отослать обратно в Италию всех этих шумных, болтливых и амбициозных «ветрогонов», прибывших во Францию с одной лишь целью – поискать удачи – и разрушить душевные узы флорентийки с родной страной, король позволил многому войти в привычку. И когда королева прибыла вслед за ним в Париж, в начале февраля 1601 года, итальянцы уже прочно сидели на своих местах. Леонора стала камеристкой королевы, а во Франции этой должности удостаиваются только дамы из высшей знати. Так что у Кончинн в руках оказалась вся свита Марии Медичи.

Ставки были сделаны…

По прибытии в Лувр новая королева испытала большое разочарование. Она рассчитывала вступить в великолепный дворец, вполне сравнимый с дворцами ее родной Флоренции, а увидела старое мрачное здание, грязное и пыльное, где отведенные ей апартаменты не были даже подготовлены к ее приезду.

И тогда король совершил вторую ошибку. Вместо того, чтобы вниманием и обходительностью заставить ее забыть эту непростительную небрежность, он устроил невероятную по своему хамству встречу.

Не прошло и двух часов с момента приезда королевы, как он решил представить ей Генриетту д`Антраг.

– Эта женщина была моей любовницей, – сказал он, – а теперь желает стать вашей покорной слугой.

Обращение с фавориткой в этом случае, надо признать, было ничуть не лучше, чем с Марией Медичи. Когда Генриетта присела, с тем чтобы поцеловать край платья королевы, как того требовал обычай, король, вероятно, находя недостаточным проявленное ею уважение, в грубой форме заставил ее встать на колени.

Генриетта поднялась с колен, кипя от ярости, и стремительно покинула гостиную, оставив Марию Медичи в состоянии крайней озадаченности. Эта сцена вызвала у всех чувство большой неловкости, у всех, но не у Генриха IV, разумеется, которого очень позабавила мысль о том, что обе женщины его стараниями оказались беременны. Он, кстати, сам без конца об этом рассказывал направо и налево, добавляя с присущим ему хамством:

– У меня скоро родятся один принц и один слуга…

Тем не менее он поселил Генриетту в Лувре, поблизости от апартаментов королевы, и все время проводил, бегая от одной к другой и обратно.

Народ, узнав о столь вызывающем отсутствии предрассудков у короля, был поражен. Это вызвало некоторое ослабление нравов. По примеру короля, множество людей пожелало приобщиться к радостям адюльтера. Над Парижем пронесся ветер безумия, и очень быстро возникло множество злачных мест, прозванных «крольчатниками».

Вскоре уже в этом деле появилась огромная конкуренция, и содержателям подобных заведений пришлось выискивать все более оригинальных «развлечений», способных привлечь почтенную клиентуру.

Одному из содержателей пришла в голову идея устроить «игру в вишенки», состоявшую в том, что в общую гостиную приглашалась какая-нибудь красотка соблазнительного вида, которой предлагалось медленно раздеться. После того как она оказывалась совершенно обнаженной, клиенты разбрасывали на полу вокруг нее вишни (или орехи, в зависимости от времени года). Девице нужно было собирать их, постоянно наклоняясь.

К тому моменту, когда последняя ягода бывала поднята, атмосфера в гостиной оказывалась серьезно накалена…

Разумеется, добропорядочные священники всячески старались воспрепятствовать этой волне похоти, но их повсюду встречали очень враждебно:

– Ступайте со своими проповедями к королю, у которого две жены, – говорили люди.

И смущенные священники опускали голову.

* * *

В течение всего лета 1600 года животы королевы и фаворитки все больше округлялись, к вящей радости короля.

К сожалению, обе будущие мамаши не разделяли его радужного настроения. Обе постоянно поносили друг друга и поочередно устраивали сцены ревности Генриху IV, который, как всегда в таких случаях, выкручивался с помощью обещаний и подарков. Королева, менее умная, чем фаворитка, представляла значительно большую опасность. Она гонялась за королем по всем галереям дворца и осыпала проклятьями. Временами она доходила до того, что поднимала на него руку, чего никогда не было ни с одним королем Франции.

– Несчастная, – сказал ей однажды Сюлли, присутствовавший при одной из таких удручающих сцен, – вы что же, не знаете, что его Величество может приказать отрубить вам голову?

– А пусть он откажется от своей шлюхи, – скулила она.

И, выходя из комнаты, в ярости ударяла ногой по мебели.

В конце сентября, когда приблизился срок, во дворец вызвали повитуху Луизу Буржуа, которая оставила потомкам довольно любопытные воспоминания. Вот, например, что она пишет:

«Король сказал мне:

– Моя милочка, надо постараться; вам предстоит дело большой важности. А я в ответ:

– Надеюсь, сир, что Бог не оставит меня.

– Я тебе верю, – сказал он.

Он подошел ко мне и стал со мной разговаривать со всякими такими игривыми словечками…

Чуть ли не каждый час король спрашивал у меня, скоро ли родит королева и кого, девочку или мальчика. Чтобы сделать ему приятное, я сказала, что скоро. А он опять спросил, кто будет, и я сказала, что кого захочу, тот и будет.

– Как? Разве это еще не определено? Я сказала, что пока ясно только, что будет ребенок, но что мальчик или девочка, зависит от меня. И тогда он мне говорит:

– Повитуха, раз это зависит от вас, сделайте так, чтобы был мальчик. А я ему в ответ:

– Если я сделаю вам сына, Монсеньор, что я получу за это?

– Я дам вам все, что вы пожелаете, вернее все, что у меня есть.

Потому что король не мог не думать о фриволыюстях даже тогда, когда его жена рожала.

– Я сделаю вам сына и не прошу у вас ничего, кроме чести удостоиться вашей благосклонности, и еще, если можно, чтобы вы мне всегда желали добра…

Он мне пообещал и сдержал слово…»

27 сентября в Фонтенбло королева родила, и Луиза Буржуа рассказывает, как она старалась выходить новорожденного, который оказался немножечко дефективным:

«Я запеленала ребенка, как полагается. Король подошел ко мне, взглянул в личико малышу, который был вялым и очень слабеньким. Я попросила вина у г-на де Лозре, одного из первых камердинеров короля. Он принес мне бутылку; потом попросила принести мне ложку. Король взял у него из рук бутылку. Я сказала:

– Сир, если бы это был другой ребенок, я бы набрала в рот вина и дала бы ребенку несколько капель, чтобы он не был таким слабеньким.

Король приставил бутылку к моему рту и сказал:

– Поступайте так, как если бы это был другой ребенок.

Я набрала вина в рот и влила в ребенка; в ту же минуту он приободрился и стал глотать вино, которое я ему дала…»

Именно так, сделав большой глоток красного вина, вступил в жизнь будущий Людовик XIII….

После этого Луиза Буржуа показала новорожденного присутствующим. И, как сообщает Эроар, королевский врач, «все увидели рослого, мускулистого младенца, с соответствующими его комплекции половыми органами и с заросшим волосами копчиком».

Этот маловыразительный спектакль заставил, однако, сбежаться всех молодых придворных дам и с восторгом взирать на того, кто со временем, возможно, сделает кого-нибудь из них своей фавориткой.

«Мадам герцогиня де Бар, сестра короля, вместе с другими разглядывавшая это трогательное детское тельце, – продолжает Эроар, – бросив быстрый взгляд на те его части, которые делали из ребенка дофина, обернулась к м-м де Панжа и сказала, что ребенок неплохо вооружен».

Все вокруг громко расхохотались… После представления новорожденного был устроен праздник, и Мария Медичи, гордая тем, что первая подарила королю наследника, пыжилась, лежа в своей королевской постели, точно индюшка.

Несколько недель спустя, страшно досадуя на то, что она с этим делом припозднилась, Генриетта также родила мальчика, которому при крестинах дали имя Генрих.

Так как Беарнец не упускал случая сделать какую-нибудь неприятность своей супруге, он объявил, что этот ребенок ему кажется более симпатичным, чем тот, которого родила королева, что, разумеется, не улучшило отношений между двумя женщинами.

Рождение маленького Генриха возродило прежние надежды фаворитки: