Текст книги "Беглецы (сборник)"

Глава вторая

Огненный конь устал. Прыжки его становились все короче, все труднее, и реже отрывался он от земли. С груди скакуна отваливались лоскуты огня, когда он с маху ударялся о невидимую стену заградительного барьера. Копье Генки застревало в непонятной преграде. Тогда в отчаянии он поднес к губам медный горн, попытался в него дунуть, но тот не издал ни звука.

А кольцо сужалось! Перед невидимой силой трещали и падали деревья, сдвигались и рассыпались с грохотом скальные столбы. Воздух стал горячим, и Генка, задыхаясь, еле держался в седле. Конь выскочил к берегу реки и остановился. Сумрачным и враждебным проглядывал ее другой берег, освещенный зловещей луной. Раз, другой пришпорил скакуна Генка, и тот, устало оттолкнувшись от кромки земли, вступил копытами в воду и вмиг исчез. Генка, загребая одной рукой, а в другой зажав поднятый над головой горн, поплыл к берегу. Вскоре ноги его тронули дно, и мальчик, задыхаясь, побрел к берегу. Выйдя на сушу, он ничком ткнулся в песок.

Зоя сидела на полу холодного темного каземата. Синяя лампочка, которую оплел паутиной огромный волосатый черный паук, горела над самым входом, от которого вниз вели ступени, у входа сидел мрачный Капрал и, от нечего делать, наблюдал за пауком сквозь свои огромные черные очки.

Чтобы отвлечь себя от горьких мыслей, Зоя стала напевать песню, печальную и длинную. Капрал попросил ее не петь, песня напоминала ему что-то давнишнее, слышанное в детстве, и непонятно его тревожила. Но Зоя притворилась, что просьбы не услышала, и продолжала петь. Тогда он спросил девочку, о чем она поет и почему песня эта нагоняет на него тоску. Зоя объяснила, что поет она мамину песню о том, как в синем солнечном небе плывут белые облака, над голубой рекой пролетают белые лебеди, а потом они садятся на разноцветный луг, щиплют траву зеленую и весело приветствуют весну – они прилетели к себе на родину.

– Ты забавная девочка, – только и смог выговорить Капрал. – Всем известно, что в мире есть лишь один цвет – черный, иногда встречается серый, но и его скоро не будет, – так говорит мой повелитель Коршун. Но где я мог слышать эту песню?

– Возможно, тебе ее напевала мама, когда ты был маленьким, или в детском саду сам пел с детьми, – решила Зоя.

– Не был я маленьким, я всегда был таким вот солдатом. Но почему-то во сне я вижу иногда совсем не черных кузнечиков!

– Ну вот видишь, – не унималась Зоя, – нету черной травы и черных кузнечиков. Трава зеленая, и кузнечики, в основном, тоже!

– Не будем спорить! Вы потому и враги наши, что видите все по-другому. Нам это не нравится, и точка! Выдумали тоже – красное, синее, зеленое…

Странный солдат охранял ее, более чем странный.

– Солдат! Тебе когда-нибудь приходилось поранить палец? До крови?

– Да.

– Ну какого же цвета кровь?

– Кровь черная! – быстро сказал Капрал. – Черная, как всё вокруг. И цветы и трава! Все черное, черное!

– Бедный, бедный! Ты не различаешь цвета, солдат…

Зоя замолчала, но Капрал не уходил и пристально разглядывал девочку сквозь свои очки-консервы. Зое это надоело, и она, показав Капралу на свои связанные цепью руки, попросила его достать из кармана своей курточки круглый фонарик – темнота была невыносимой, к тому же ей хотелось получше разглядеть Капрала.

– Даже ваш Коршун и тот считает, что полагается выполнять последнюю волю человека, обреченного на смерть. Ведь меня казнят, как ты думаешь?

Капрал вздыхал, топтался в нерешительности и, только когда Зоя убедила его, что фонарик – это те же гнилушки, которых много в подвале, решил выполнить просьбу девочки.

– Ладно, фонарик – не костер и не спички, их живой свет убил бы меня, даже и с очками, – проговорил он.

Капрал помедлил, разглядывая девочку, и Зоя не успела глазом моргнуть, как солдат разомкнул цепь на ее руках, отдал фонарик и быстро направился к лестнице, проговорив на ходу:

– На всякий случай, спущусь-ка я на две-три ступени, все-равно бежать тебе некуда.

– Погоди, мне одной здесь страшно, – умоляюще зашептала Зоя. – Не уходи, раз фонарик действительно не причинит тебе вреда, но если боишься – нагнись и смотри в пол.

Некогда было разбираться, почему живой огонь спичек (а они у Зои, как и положено любому разведчику, были) смертелен для капрала, а огонь яркого фонарика его не страшит. Девочка спрятала фонарик в карман и решила: если Капрал панически боится живого огня, то этим надо воспользоваться. Надо было действовать!

Зоя не ожидала от себя такой прыти. Она мигом достала спичечный коробок из заднего кармана брюк, захватила пальцами сразу несколько спичек и зажгла их. Как только Капрал в страхе низко нагнул голову, Зоя схватила рукой глухую застежку очков на его затылке, с силой рванула и отшвырнула очки в сторону. Капрал резко выпрямился.

– Убила! – закричал он и, заслоняясь от огня локтем, сбежал по лестнице. Спички обжигали ей руку, но Зоя не чувствовала боли.

Поджигая одну спичку от другой, девочка спустилась вниз и остановилась возле Капрала, который сидел, раскачиваясь, на полу и в ужасе повторял: «О, мои очки! Я умру без них!» Зоя смело подошла к Капралу, отвела его руку от глаз, и в свете огня голубая курточка и спортивная красная шапочка девочки высветились так ярко, что Капрал дико уставился на Зою вылезшими из орбит глазами. Лицо у него оказалось самым обыкновенным, мальчишечьим, на верхней губе едва пробивались усики.

– Ну что, не умер? – заговорила Зоя, зажигая фонарь. – И не умрешь, не бойся! Свет – это жизнь!

Капрал дотронулся до курточки – голубая? Затем до шапочки – красная? И не прошло и минуты, как он со слезами на глазах стал вспоминать ночную желто-оловянную луну, мигающие золотистые звезды и дневное синее небо с белыми, причудливыми, постоянно меняющимися стадами барашков-облаков. Цветные солнечные впечатления из прошлого прояснили в нем многое: он ходил в школу, вспомнил уроки, звонки, переменки. Сбивчиво, взахлеб рассказывая о маме, сестре и друге, он вдруг застонал и упал на ступени.

– Негодяй! Девочка, я страшный человек! Я украл у своего друга копилку. Он, отказывая себе даже в школьных завтраках, копил на велосипед. Но однажды я пришел к нему решать задачку по алгебре и стащил копилку.

– Ах, зачем ты это сделал? – жалеючи проговорила Зоя, приглаживая его спутанные волосы. – Зачем?

– Если бы я знал, что произойдет потом! – Капрал схватил Зоину руку. – Когда пропажа обнаружилась и стали искать вора, я оговорил его братишку, сказал, что я сам видел, как он разбил копилку у речки, выгреб деньги, а пустую жестянку бросил в воду. Перед этим я насыпал ему в карман немного украденной мелочи, и он был уличен. О его позоре долго говорили в школе, а меня хвалили и ставили в пример другим! Это было особенно неприятно.

– Надо было признаться, и сразу стало бы легче.

– Я струсил. И вот однажды, когда возвращался домой из кино и доедал третью порцию эскимо, ко мне подошли двое в черном, и один, лысый с кошачьими глазами, со злорадством сказал: «Ты негодяй, а значит, ты наш» и ткнул меня в грудь странной трубкой, а второй сзади сдавил чем-то мою голову. Свет погас в моих глазах, и я тут же стал все забывать. Они не только забрали свет. Они убили мою волю!

– Это тебе надели очки. Они то же самое могут проделать со мной! Я боюсь!

– Не бойся, они знают, что ты не совершала подлости, а на таких очки не действуют.

– Значит, все солдаты Коршуна такие, как ты… – Зоя подумала, как бы выразиться помягче. – Оступившиеся?

– Да, девочка, вся эта армия состоит из крупных воров, грабителей, они здесь в больших чинах, есть и мелкие воришки, обманщики, хулиганы, а на самом верху, – Капрал сделал страшное лицо, – даже убийцы!

– Понятно, это Коршун и сам Темногор.

Капрал в страхе прикрыл ее рот ладошкой.

– Коршун, – шепотом поведал Зое Капрал, – завербовал еще одного в солдаты, того, что привезли с тобой. Он уже рассказал Коршуну, что вас было трое. О, этот мальчик далеко пойдет.

– Ты обознался, ты ослышался, да что же это такое?

– Девочка, – Капрал поднялся на ноги. – Пока ты была без сознания, этот новенький уже и о том рассказал, что третий ускакал с горном к Светлогору, и он, этот новенький, сам поведет солдат Коршуна прямо к Сердцу Русской Земли – он знает пароль.

Зоя вскочила на ноги и, подняв над головой фонарик, забегала по каземату, затем бросилась вверх по ступеням, навалилась на дверь, но она не поддавалась. Цепи на ее руках жалобно вызванивали.

– Что делать? Надо же что-то делать, – приговаривала она, – Генка должен доскакать до штаба Светлогора!

– За Генкой ушла большая погоня. Коршун готов выступить в поход, но ему нужен горн. Я не знаю, как этому помешать, – грустно прибавил он.

Зоя тряхнула цепями и решительно, словно отдала команду, крикнула:

– Надо выходить отсюда и драться!

Капрал поймал ее за руку:

– Выберемся, девочка, я буду драться вместе с тобой! Я знаю одну…

Но договорить Капрал не успел. Громко лязгнул засов, и дверь в каземат распахнулась. Вверху, на пороге, появилась фигура Подслуха.

– Ей тут грустно, так вот, чтобы не скучала, – и Подслух, хихикая, приподнял что-то с пола и столкнул вниз. В каземат, вниз по ступенькам, гремя цепями, скатился бесчувственный Генка.

А в это время в Ставке в отсутствие Коршуна Генерал с Адмиралом занимались любимым делом – играли в очко. Генерал выигрывал и был подозрительно весел. Они играли азартно и явно жульничали, поэтому очень скоро просто разодрались.

Неожиданно рявкнули клаксоны, часовые солдаты тотчас отскочили от двери, она распахнулась, и в пещеру в сопровождении Мишки вошел Коршун. Генкин горн был в руках у Мишки. Еще недавно растерянный и пугливый, он стоял надутым и самоуверенным, в очках-консервах и… в шлеме-богатырке, и что удивительно – из его глаз капали крупные слезы. Долетая до пола, они превращались в стеклянные шарики, подпрыгивали и исчезали.

– Вот и хорошо, оч-чень хорошо, – приговаривал Коршун, хлопая крыльями и окуривая Мишку вонючим дымом. – Я вытравил из тебя жалость! Я закалил твою жестокость! Генерал! Адмирал! Солдаты! Пойте наш гимн, темнилы!

И все запели:

 
Пусть черный ветер летит со скал,
Навеки-веки ты нашим стал!
Мы дети мрака,
Нам свет невмочь!
Мы всю планету
Оденем в ночь!
 

Солдаты лихо, притопывая в такт песне сапогами, слаженно и бодро пропели припевку:

 
Жить в темноте – одна поте!
Ха-ха, поте – жить в темноте!
Жить в темноте – одна-а потеха!
Ха-ха!
 

Песня была довольно длинной, и, пока она пелась, Мишка с сумасшедшинкой хохотал и вдруг набросился на Генерала. «Жуткий мальчик, – заключил тот. – Люблю таких!»

– Кра-ак! – проскрипел Коршун, и Мишка повернулся к нему, как по команде. – Раньше тобой командовал, кто хотел, – торжественно начал Коршун. – Даже эта промокашка, Зойка! Теперь ты сам будешь командиром, да не каких-то там маменькиных сынков, а таких вот головорезов! То ли еще будет, когда погаснет Сердце Русской Земли и ты станешь Магистром Тьмы, подручным Темногора! Вперед, Магистр! К Сердцу Русской Земли! Ух, как мы его… – Коршун вытащил когти и вонзил их в воображаемое Сердце. – Всем к скале!

У входа в скалу Мишка, как заводной болванчик, поднял над головою горн и после нескольких попыток произнести пароль, выкрикнул его каким-то чужим, неожиданно высоким и звонким голосом:

 
Нет, не проигран с тьмою смертный бой,
пока с тобой небесный полк засадный!
 

Скала дрогнула и стала расходиться в стороны, и, едва Мишка проник внутрь грота и увидел перед собой черные колонны натеков, как скала начала сходиться. Несколько его солдат-темногорцев, а с ними и сам Коршун едва-едва успели влететь в проем и приземлиться на когтистую лапу рядом с Мишкой. В другой лапе Коршун держал нечто, похожее на рапиру, голова его нервно подергивалась от счастья, что наконец-то он проник в ненавистную скалу и теперь может беспрепятственно вершить свое темное дело. Он захлебнулся радостным криком:

– Оно там! Всего несколько ступенек вниз, и вот оно, красное и горячее! – Коршун заслонился от Сердца, которое плескало лучами жаркого света и переливалось всеми цветами радуги. – И оно сейчас умрет!

В ослеплении ненавистью Коршун оттолкнул Мишку и побежал по широким ступеням вниз. Мишка видел, как его растрепанное туловище замелькало между сталактитов и сталагмитов и остановилось у кромки круглой чаши грота. Алый свет от ровных и сильных толчков Сердца бегал по Мишкиному лицу, жег его. Сразу помутилось в голове, противно зазвенело в ушах, и только страдальческий вопль Коршуна, в панике бегущего вверх по ступеням, привел Мишку в чувство. Перья Коршуна дымились, трещали и скручивались, и кое-где из-под них вырывались язычки пламени. Это чудище, теперь уж вовсе не похожее на птицу, выдирало горевшие перья когтями. В гроте несло паляниной.

– Я проколол его насквозь, а оно дышит! – захрипел он. – Оно живое. Оно само защищает и залечивает себя, – в ужасе заключил он. – Что нам делать?

Вопрос не повис в пустоте. Подслух-проныра прошмыгнул в грот со своим убойным ящиком раньше всех, и теперь пришел его черед сразиться с Сердцем. Он много чего навыведывал во время своей темной службы, этот Подслух, и уж точно знал, что никакие силы, кроме предательства, не способны убить Сердце Русской Земли, а потому вся эта затея Коршуна с рапирой и даже ящиком окончательной убойной силы не имела смысла. Набравшись смелости, Подслух изложил все эти соображения Коршуну:

– Мой повелитель, – закончил Подслух с улыбкой. – Вы бы сами додумались до всего, но уму, ослепленному злостью, не дано рассуждать спокойно.

– До чего я дожил, яйца курицу… Коршуна, у-у, темный потрох, совсем ты меня запутал! Без тебя, будто, не знаю. Мальчишку сюда!

Услышав крик Коршуна, Мишка подошел к нему.

– Ты уже сделал одну услугу Власти Темных – открыл вход – и это тебе зачтется. За тобой еще дельце, – строго напомнил Коршун. – Иди и встань на место постового горниста. Там сразу же сними свой шлем-богатырку и швырни ее в Сердце Русской Земли со словами: «Умри, витязи дружины Светлогора не хотят больше охранять тебя!»

– И оно умрет от предательства, от обиды, уж я то знаю! – не утерпел Подслух вставить свое слово.

– Когда оно начнет гаснуть, я тебе повелеваю – труби! – продолжал Коршун. – Ну иди!

Мишка с готовностью тряхнул головой и пошел выполнять приказание. Холодный и бесчувственный ко всему, он поднялся на возвышение рядом с Сердцем, поставил у своих ног горн и, двигая руками словно во сне, стал стягивать с головы богатырку. Сердце Русской Земли дрогнуло и простонало. Ритм его толчков сбился, потускнел свет, по поверхности пробежали ознобные тени – Сердце начало умирать. Мишка наклонился за горном…

Капрал знал одну потайную лазейку в каземате и теперь вел свой маленький отряд самым коротким, хотя и очень сложным путем – сейчас время решало все. Все трое знали, что на пути находился один из дозоров Коршуна. Капрал и Генка, прячась за деревьями, разглядели двух дозорных, которые увлеченно рассматривали какую-то железную замысловатую штуковину, похожую на двухголовую кобру. Капрал и Генка, одновременно вскочив с земли, бросились на опешивших солдат, подмяли под себя и мгновенно сорвали с них очки-консервы. Прижатые к земле солдаты пялили в небо прозревшие глаза и совсем не сопротивлялись. Пораженный резкой сменой цвета окружающих их зеленых елочек и неба, голубого, с розовой предзакатной бахромой, один из солдат решил, что они уже умерли и попали в рай.

Вскоре солдаты сидели в окружении ребят, ревели от радости. Тут же их зачислили в состав своей маленькой армии и по всему было видно, что эти – хоть и совсем еще мальчишки – не подведут. А странная штуковина, как разъяснил один из новеньких, бывший помощник Подслуха, оказалась переговорным устройством, очень даже полезным – в этом убедились позже.

До первого оборонительного пояса войск Коршуна путь был свободен. Его прошли без помех. Как поступать дальше – подсказала сама обстановка. Капрал надел очки, предварительно проделав дыру в линзах, он боялся не темноты, он с нею свыкся. Капрал знал, что с этой темнотой он может лишиться мужества и воли. Зоя, вопреки протестам Генки, переоделась в форму одного из солдат и тоже надела очки-консервы. Как и уверял Капрал, видела она сквозь них так же, как через обыкновенные защитные фильтры. В новой амуниции Зоя выглядела внушительно, и Генка поверил, что ее участие в дерзкой вылазке оправданно – как-никак, а Зоя оставалась командиром разведки.

Было решено, что Зоя с Капралом уходят к скале, а Генка и остальные должны были поднимать переполох в войсках Коршуна на подступах к ней.

Против ожидания, смело прошли не только первые, но вторые и третьи оборонительные траншеи, никто их не остановил, очевидно, приняли за сменившийся дозор. Вскоре Капрал и Зоя приблизились к цели и стали действовать осторожно, по заранее продуманному новыми друзьями плану. А план был такой: поскольку без пароля грот недоступен, то необходимо было незаметно подобраться к тому месту в скале, где мог быть этот таинственный вход, и воспользоваться прослушкой. Для этого, как учил их помощник Подслуха, необходимо приложить к скале присоски, те самые, которые напоминают змеиные головы, и все, о чем говорят в гроте, будет слышно. А там уж придется действовать по обстоятельствам.

Капрал, понимая опасность, которая подстерегала их на каждом шагу, подошел близко к Зое, протянул руку, серьезно посмотрел в ее глаза и сказал:

– Давай попрощаемся на всякий случай. Если что – скажи всем, что Ленька Громов человек надежный!

– Прощай, Ленька! – ответила Зоя и, чего и сама не ожидала, крепко обняла парнишку.

Ребята нашли, как им показалось, именно то место, где мог располагаться вход в пещеру, приникли к ней и установили прослушку. Прошло совсем немного времени, как они услышали:

– Бросай свою богатырку и говори, что тебе велено! – требовал Коршун. – Иначе Подслух прорвет в тебе дыру с футбольный мяч! Ты считаешь, раз ты выполнил первое задание, открыл вход своим дурацким паролем…

– И до чего противным, Ваше Высокопаренье, – прохихикнул Подслух. – Это же надо в рифму бахвалиться, что, мол, не проигран с тьмою, то есть с нами, смертный бой и… дальше опять забыл, но все равно противно.

Зато Зоя прекрасно помнила, что там дальше и, к удивлению Леньки, шепотом, скороговоркой проговорила весь пароль. Тотчас же в тяжелой и мощной скале образовалась щель. Она медленно и бесшумно увеличивалась, и, как только стала достаточной, чтобы в нее можно было протиснуться, дети вмиг оказались в гроте.

– Бросай, – кричал Коршун. – Ну-у!

Занятые своим делом, ни Коршун, ни Подслух не заметили, как Ленька по-пластунски подобрался к ящику убойной силы и, сделав девочке прощальный знак рукой, выскочил в дверь.

Мишка стоял на возвышении, рядом с бьющимся из последних сил Сердцем Земли Русской. В одной руке он держал шлем, в другой сжимал горн. Зоя видела, что он колебался и вообще производил впечатление странное, раскачивал головой и чему-то улыбался. Он явно не слышал своих мучителей. Зоя решила пробиться в его помраченное сознание любой ценой, растормошить его и крикнула так громко, как только могла:

– Мишка! Мишка! Это я, Зоя! Сорви очки!

В отчаянии она понеслась мимо Коршуна прямо к Сердцу, сбросив на бегу душившую ее рогатую каску и очки, упала грудью на остывающее Сердце, и таким пронзительным и страдающим был ее взгляд, направленный на Мишку, что вмиг прорвал застлавший его душу морок и прояснил сознание. Мишка сорвал очки.

Хищный клюв Коршуна мгновенно оказался рядом с Мишкиным лицом:

– Если ты сейчас же не нацепишь очки, – испуганно захрипел он, – я разнесу в клочья девчонку!

Но эта угроза была уже не выполнимой. Мишка быстро приходил в себя. Он умоляюще протянул руки к Зое, к Сердцу – и в тот же миг ударивший от него сноп света неимоверной силы отбросил Коршуна назад и заклинил его между двумя колоннами белых натеков. Подслух поспешил к нему на выручку, но тут трубка в его руках зашипела и заныла, что-то в ней защелкало, и все, кто был в гроте, услышали:

– Говорит Ставка! Тревога! Говорит Ставка! Тревога!

– Да что говорит-то? Опять заело? – в нетерпении каркнул Коршун, не упуская из виду Зою с Мишкой. – Живее, ну!

Ставка ничего приятного сообщить не могла. В Ставке мятеж. Солдаты взбунтовались и освободили всех пленных. Генерал с Адмиралом связаны. Бунтовщики с боем вырвались из подземелья и уходят к скале. Ставка от имени самого Темногора приказывает обойтись теми силами, которые в скале и рядом с нею.

– А кто в скале? А кто рядом с нею? – завизжал Коршун, уставясь на Подслуха, и в тот же миг земля под ногами содрогнулась и сюда, в грот, прикатился и затих раскат мощного взрыва. С потолка сорвались и разбились вдребезги сосульки сталактитов, и в потолке пещеры открылся кусочек неба. Зоя поняла – это Ленька Громов выполнил свое задание и, вероятнее всего, погиб в гуще вражеских войск.

– В пещере был изменник! Он утащил ящик, хотя толку-то от него не больше, чем от моей рапиры, – Коршун в отчаянии махнул крылом.

– Сюда пробивается неизвестный отряд! – сообщил Подслух, размахивая трубкой.

– Мишка! Мишка! Это наши, это Генка!

И действительно, в скалу, на ее верхнюю площадку, где образовалась расщелина от взрыва, прорвался оборванный, с черным от пороховой гари лицом, Генка и крикнул:

– Мишка, действуй!

– Слышу, Генка! Убьют меня, пост перейдет к…

Генка не дослушал, так как Подслух подсунул Коршуну, по-прежнему зажатому в расщелине скалы, свою трубу, которая (дети это знали) еще и стреляла ядрами величиной с футбольный мяч. Генка прыгнул на Коршуна, и ядро пронеслось мимо Мишки, рвануло в углу грота.

Мишка накинул на голову свой шлем-богатырку и…

– Та-Та! Та-Та-а! – призывно, чисто и ликующе запел горн, и Сердце Русской Земли вздрогнуло раз-другой, толкнулось неуверенно, но с каждым новым толчком входило в привычный ритм, наливалось живым алым цветом. Он огненными сполохами заплескал по всему гроту, и темнота разорванными клочьями уползала в щели. Обезумевшие от страха солдаты Коршуна выбежали из грота, за ними Подслух, все вопили и чем-то отстреливались, и стреляные гильзы, вылетая из казенников, со звоном прыгали по каменному полу. В страхе и Коршун вырвался из своего каменного плена, но он никому уже не был страшен. Зоя подбежала к нему и, увидев перед собой жалкую потрепанную неизвестной породы птицу, захохотала. В следующий миг от нее ничего, кроме тяжелого пояса, рогатой каски и чего-то вроде рапиры, на полу грота не осталось.

И вдруг все, кто был в гроте, подняли вверх головы и увидели, как своды пещеры раздвинулись и ребятам открылась голубая, с окоемом солнечного света, лагуна, и тут же на фоне ликующего неба появился всадник. Он, в золотой кольчуге и алом плаще, не сидел, а словно парил над своим белоснежным конем невиданной красы. Богатырь одной рукой удерживал поводьями скакуна, а копьем другой пронзал какое-то чудище.

Во все глаза, с открытыми от восторга и удивления ртами, смотрели все трое – Зоя, Гена и Миша – на стройные ряды конных воинов в богатырках и кольчугах, и, что удивительно, это первым заметил Мишка, что в первом ряду есть и он, Мишка, и Генка, и даже Зойка в мужском облачении известной кавалер-девицы времен Отечественной войны с Наполеоном (у Мишки были нелады с историей, и он не смог вспомнить ее фамилии). В первом ряду Зоя узнала и Леньку Громова.

Богатырь, конечно же, это был командир небесной засадной дружины Русских витязей Светлогор, строго глянул на опустившего горн Мишку, но в следующий миг улыбнулся в усы.

– Орленок! – позвал Светлогор уже знакомого Мишке парня. – К смене поста Сердца Земли Русской будь готов!

Вместе с Орленком к Мишке подошел и стал рядом паренек, чем-то похожий на самого Мишку.

– Пост по охране Сердца Русской Земли сдан! – торжественно произнес Мишка и протянул ему горн.

– Пост принял, – сурово ответил парнишка.

И в тот же миг, едва успев крикнуть: «Я всегда рядом!», Орленок, а вместе с ним и все воинство Светлогора погрузились в светлые воды Байкала.

Своды пещеры сомкнулись.

Из скалы ребята вышли молча. Никаких следов сражения, кроме огромной воронки на самом краю поляны, не было. Генка первый подошел к яме, которая еще дымилась синим дымком, и склонил голову. Именно здесь взорвалась бомба в руках Капрала и разметала врагов.

– Мы не забудем тебя, Ленька, – проговорила Зоя.

Внезапно из-под вывороченного с корнями дерева вылетела ворона. Растрепанная и жалкая, она с тоскливым криком полетела прочь от ребят, и только на одно мгновенье блеснули под солнцем на ее лапах стальные шпоры.

– Ворона! – показывая на нее, захохотала Зоя. – Я же говорила! Коршун оказался обыкновенной вороной!

Генка свистнул ей вслед, и ворона испуганно отозвалась: «Ка-ак! Ка-ак!»

Мишка поднял голову. Над ним стояли Зоя с Генкой. Зоя громко смеялась, а Генка, заложив в рот пальцы, пронзительно свистел. Над лесом, над освещенной утренним солнцем скалой летела стая ворон и рассерженно каркала.

– Здоров же ты спать, дежурный! – смеялась Зоя. – Иди умойся, и надо собираться. А ты, Генка, не свисти, как соловей-разбойник. Оглушил. Да и сармята, поди, не спят, как некоторые. ТТТТТТТ

Мишка захлопал глазами. Потом начал тереть их кулаком, но ничто не изменилось и не стало таким, каким было еще мгновенье назад. Причесанная, в голубой чистенькой курточке стояла перед ним Зоя, не было никаких следов пороховой гари и на лице у Генки. Наоборот, светлые капельки воды блестели у него в волосах. «Успели, умылись», – подумал Мишка, а вслух сказал:

– Ну чего вы вырядились? Надо ловить Коршуна! Светлогор нам поручил охранять Сердце Земли Русской! Забыли, что-ли?

– Да проснись же ты, соня!

Мишка вскочил на ноги, но они за долгое сидение затекли, и теперь противные мурашки бегали под кожей. Мишка скривился от боли, и она окончательно пробудила его.

– Что, совсем плохо с ногой? Решено – мы тебя понесем. Генка, сделай какие-нибудь носилки!

Мишка не слушал ее, он смотрел на горн, который, как и вчера, преспокойно лежал на своем месте, да и все было, как вчера. Неужели витязи Светлогора, Орленок и Коршун явились ему во сне? И что было особенно обидным – это не он вовсе, не испугавшись смерти, защищал Сердце, трубил в горн. Мишка оглядел скалу, возле которой они прокоротали ночь, и, боясь, что его сочтут за ненормального, робко спросил:

– Зоя! Как ты думаешь, где находится Сердце Русской Земли?

– Тут, – просто ответила Зоя, положив руку себе на грудь. – Где ж ему еще быть, чудак?

И тяжело и отрадно стало на душе у Мишки, и слезы навернулись ему на глаза.

– Ребята, пошлите меня в разведку, – попросил он. – Только первым пошлите. Мне так надо, вы поймете – почему. Я вам все расскажу.

И он рассказал.

И выслушали ребята.

И пошел Мишка первым в разведку.

Иркутск, 1969–2010