Текст книги "Ужасы перистальтики"

11

Они вышли из офиса и оказались на той самой улице, полной людей, «контуженных и бегущих, как в тумане, от места взрыва». Ариелла молчала. Замелькацкий чувствовал себя пока еще сносно: когда они покидали кабинет, шли к входным дверям, им владело ощущение человека, которого ведут на гильотину. Само собой, по сравнению с тем, что ждет на эшафоте, путь на эшафот – всего лишь прогулка. Поэтому он как-то еще не успел ужаснуться при мысли, что до театра-то, собственно говоря, ему еще предстоит доехать… И это путешествие может оказаться ужасным!.. Осознание этого постепенно пришло к нему к тому моменту, когда они уже прошли полдороги до метро. Он ничего не видел вокруг себя… Точнее, видеть-то видел, но словно через мутное стекло.

До этого он испытывал страх, ужасную подавленность, нервозность, но внутри его все было достаточно спокойно. Атаки словно бы намеренно оставили его, чтобы дать немного придти в себя перед грядущими мучениями. Так плачи обливают потерявшего сознание избиваемого холодной водой, чтобы когда он благополучно придет в себя, начать его вновь избивать.

Впереди уже показалось метро и тут он испытал ужас. Ему настолько невозможным показалось сейчас влиться в эту толкавшуюся, одуревшую за рабочий день массу, испытать все то, что он уже испытал там несколько раз за эти дни (метро было его огромной самодвижущейся пыточной камерой), что он, глядя на сплошной поток машин, медленно ползших вдоль тротуара, воскликнул:

– Давай поедем на машине! Возьмем такси!..

Голос его прозвучал хрипло. Он самым натуральным образом паниковал. Впрочем, ей об этом, конечно же, было не догадаться.

– Не дергайся! – мрачно проговорила Ариелла. Это были первые слова, которые она произнесла с момента, когда покинули офис.

– Почему? – как-то растерянно и приниженно спросил он.

Она не ответила. Они продолжали идти дальше.

– Надо взять такси!.. – опять хрипло воскликнул он. Паника его по мере того, как они приближались к дверям пыточной камеры, усиливалась в ужасной геометрической прогрессии.

Вдруг, даже сам от себя, даже в нынешнюю минуту не ожидая эдакой прыти, он подскочил к бровке тротуара и протянул руку.

Ариелла словно не замечая этого продолжала шагать ровно в том же направлении, что и прежде. Теперь уже без него. Замелькацкий понял: она не остановится. В эту секунду возле него остановилось такси. А он кинулся за Ариеллой, которая успела пройти немалое расстояние.

Водитель не поленился открыть дверь (со стороны тротуара), крикнул ему вслед:

– Идиот! Какого черта тормозишь?!.. Придурок!

Раздраженно гудели машины, которым мешало остановившееся такси…

Замелькацкий догнал Ариеллу. Она повернулась к нему и с прежним, совершенно равнодушным лицом, слабым голосом, который был, тем не менее, полон ужасного презрения, произнесла:

– Что, собираешься позорить меня сегодня?!

Его словно ушатом холодной воды обдали, настолько обидной, унизительной была для него вся эта сцена. В первую секунду он не нашелся что сказать.

– Какое такси?!.. – продолжала Ариелла. – Ты что, не видишь, какие пробки кругом?! Мы опоздаем… Добраться можно только на метро!..

Странное дело, опять, как в первый раз, когда он в вагоне, застрявшем в тоннеле, спрашивал, как дурак, у пассажиров, выходят ли они, – точно так и теперь: унижение неожиданно подавило в нем панику. Страх исчез. Надолго ли?..

– Почему ты говоришь со мной таким тоном?!.. – выкрикнул он, как ему показалось, строго. На самом деле – по идиотски.

Но все же у него теперь появились хоть какие-то силы подумать о собственном достоинстве.

– А почему ты меня позоришь, почему ты ведешь себя, как дурак?!..

– Я ведь могу и обидеться!..

– А почему ты позволяешь этому вонючему водиле называть себя идиотом и придурком?!..

Опять словно порцию холодной воды вылили на него… Паника его отступила еще больше, – ни о каких атаках в это мгновение он уже не думал. Нет, промелькнула одна мыслишка: воспользоваться этой стычкой и разругаться с ней, отказаться идти в театр, отдать ей, черт возьми, эти проклятые деньги за билет и скинув с себя этот ужасный груз просто поехать домой. Получив деньги, она, скорее всего, и переживать-то особенно не станет… И поссорится с ней не страшно – она уже поссорилась со Смирновым. Он, Замелькацкий, просто примкнет к нему, у них образуется нечто вроде анти-Ариелловского блока…

Но в нем уже взыграла оскорбленная гордость!..

– А вот я сейчас догоню его и ты передо мной извинишься!..

Никогда еще он не был в такой обидной, унизительной ситуации!

Он действительно остановился и обернулся, выискивая глазами то самое такси – в пробке оно не могло далеко уехать.

– Хватит! Ну что ты в самом деле!.. – голос Ариеллы неожиданно стал бархатным, таким, как утром. – Ты что, обиделся что ли?.. Да не обижайся, я не хотела тебя обидеть… Ну что ты, побежишь сейчас за ним?!.. Мы же сейчас опоздаем!..

Она схватила его за руку и потащила к метро. Замелькацкий был сам не свой: и паника… И так омерзительно было на душе!.. И так его унизили!.. Мутное стекло, через которое он смотрел на все вокруг, стало еще мутнее.

Они подошли к жерлу пыточной камеры – перед ними были двери в метро. Еще немного, и он окажется уже за ними. И опять сработал общий принцип: чем хуже было его настроение и ужасней общее моральное состояние, тем лучше было с этим. Вернее, тем это было незаметней, меньше себя проявляло.

От тоски и унижения он готов был провалится сквозь землю. Чертова этого таксиста (его очень беспокоило, что таксист обозвал его в присутствии девушки, хотя это и была Ариелла, которую он не воспринимал девушкой, а воспринимал роботом), так вот, чертова этого таксиста он запомнит надолго!.. И настолько уже было испорчено настроение (когда они выходили из офиса, оно при всем при том так испорчено не было), что казалось: а, вали оно все до кучи!.. У него даже каламбурчик такой мелькнул в голове гаденький насчет «куч» и «вали» – в том смысле, что так низко пал, что уже и это не стыдно… А раз не стыдно, то и не страшно, а раз не страшно, то можно, а раз можно – то, само собой и расхотелось… По крайней мере хотелось совсем не так, как прежде, а только едва-едва.

И это уже не радовало и не казалось облегчением страданий! И в глубокой депрессии он спустился вместе с ней на эскалаторе в вестибюль, а там – он сам не помнил как – они постояли немного на платформе и даже о чем-то разговаривали. Опять-таки разговор шел как-то мимо него, он был весь во власти переживаний по поводу таксиста, который при ней оскорбил его и он не ответил на оскорбление и вообще метался по тротуару как полный идиот. Подошел поезд и они вошли в вагон. Им надо было проехать несколько остановок и потом пересесть.

Народу было много, но не слишком – без особой давки, пассажиры стояли не спрессованные, не прижатые друг к другу. Они заняли местечко у дверей противоположных входу и продолжали о чем-то болтать…

Был только один момент, который во всей этой болтовне он как-то осознал, потому что все остальное он произносил и выслушивал совершенно автоматически, – сознание его для всей этой болтовни было закрыто. Сам вопрос он задал тоже совершенно автоматически:

– Что это за театр? В который мы идем…

Она ведь до сих пор ему не сказала, куда они идут, а он – они были странной парой! – впервые этим поинтересовался. Единственное, что она до сих пор сказала – это объяснила предстоявший маршрут. Да и то, только его часть!

Ее ответ как-то прорвался через депрессию, через оскорбившего таксиста, через все-все-все:

– Это секрет… – проговорила она бездушным, автоматическим тоном.

– Но почему?!.. – ее ответ отвлек его от всех переживаний. Он заинтересовался. Тут таилось что-то не то…

– Я все тебе сказала! Не заставляй меня выходить из себя!.. Это секрет! – на этот раз в ее голосе было полно чувства, но лицо оставалось бесстрастным.

Атаки и так уже довольно продолжительное время не беспокоили его, но тут ему стало еще легче: может и не в театр они вовсе идут, иначе чего бы она скрывала, в какой?!.. Из всех возможных вариантов, театр – самый худший: боялся с этими атаками сидеть зажатым между другими зрителями. То, что она – ненормальная, делало казнь совсем не неизбежной!

Он воспрял духом. Как раз они вышли, чтобы сделать пересадку. Ариелла быстро шла, чуть опережая его. У нее было застывшее лицо с огромными, немигающими глазами. Не лицо, а красивая маска!.. «Быть может, она наркоманка?» О, он уже начал приходить в себя!.. «Наглоталась наркотиков и сейчас вообще ничего не соображает… Где она была и чем занималась днем – неизвестно!»

– Я думаю, что это все фигня, что ты болен какой-то заразной кожной болезнью! – вдруг, пойдя помедленнее, проговорила Ариелла. – Болезнь-то обезображивает лицо, а у тебя с лицом все в порядке. Только какой-то ты очень бледный. Особенно сегодня, особенно сейчас. Прямо, как мертвец!..

Ее глаза не мигая уставились на него. Несколько долгих мгновений она не отводила взгляда. Потом проговорила:

– Я думаю, все эти истории – не ерунда, но Смирнов нарочно рассказывает все это про тебя, потому что мечтает обо мне (пусть мечтает, дурачок), а в тебе видит соперника.

Они продолжали идти. Сказанное настолько поразило его, что в физическом смысле стал совершенно уверенным в себе человеком. Пусть и на краткое время. Все в голове перевернулось вверх дном и главный страх улетучился…

– А что он рассказывает? – испуганно спросил он.

– Как что?! Что у тебя в районе бегает бомж, страдающий заболеванием, которое обезображивает лицо. И ты с этим бомжом встретился возле почты и он на тебя напал…

Они дошли до конца перехода и выбрались, наконец, на платформу.

– Он так про меня сказал?!..

– Не совсем… Он домысливает, что бомж напал на тебя. Ты передал ему услышанное о бомже на почте. Смирнов думает: бомж напал на тебя и ты мог заразиться. Потихонечку на всякий случай ты раскрываешь информацию…

– Но зачем?!..

– Да незачем… Я лично думаю, бомж действительно существует. Но ты с ним не встречался. Ты просто на почте случайно услышал о нем.

Подошел поезд. Ариелла и Замелькацкий вошли в вагон.

– Да, блин! – проговорила она, встав к окну и глядя на него широко раскрытыми глазами. Он заметил, что зрачки у нее расширились от ужаса. Впервые он видел на ее лице хоть какое-то проявление чувств. – Конечно, ужасно повстречаться с таким бомжом!.. Как ты думаешь, поймают его?..

– Никакого бомжа и заразной болезни не существует!..

– Нет. Я уверена, раз у вас в районе рассказывают такие истории, значит он есть. И знает, что заразен и мстит людям за свое обезображенное лицо!

– Я с ним не встречался!

– А кто говорит, что встречался?!

– Смирнов!

– Плевать на Смирнова!

– Но он всем рассказывает про меня!..

– Не волнуйся, долго рассказывать не будет. Он нашел себе место получше и уходит… Скорее всего, напоследок гадит …

– Откуда ты знаешь?!..

Поезд въехал на станцию и с шумом остановился. Начали выходить и входить люди. Обождав несколько мгновений, Ариелла ответила:

– Он уходит к какому-то родственнику… Тот организует фирму, что-то вроде этого… Смирнов сказал, что им нужны сотрудники, звал меня к ним.

– Ты же только устроилась?!..

– Ну и что?.. Если бы действительно верила, что там что-то хорошее, не задумываясь бы ушла… Смирнов – придурок. И родственник у него – такой же придурок как и он. Это все ненадежно. Не переживай ты из-за Смирнова!..

– Он здесь мой лучший друг!..

– Во-первых, он уходит чуть ли не на днях… Во-вторых, что он тебе сделал?.. Может, он – идиот и так переживает за тебя?.. Ты не думаешь?..

Замелькацкий, действительно, немного успокоился. Неожиданное продолжение его рассказа про бомжа показалось ему неприятным, но не более того… Поезд, только-только отъехавший от станции, сбавил ход и остановился. Народа на последней станции в вагон набилось полно.

Ариелла молчала… Замелькацкий вдруг занервничал, но уже не из-за Смирнова – тот больше не волновал его, а из-за того, что поезд застрял.

– Наверное, что-то случилось! – проговорила так, что было слышно всем вокруг, какая-то тетка.

Поезд и не думал трогаться… Тишина воцарилась мертвая. Обычно, когда остановка бывала короткой, поезд как-то фырчал моторами, выпускал воздух из тормозов, тут – ничего…

– Что же этот Смирнов про меня рассказывает!.. – воскликнул громко Замелькацкий, пытаясь сбить охватывающую его нервозность.

Стоявшие рядом люди покосились на него.

– Успокойся! – так же громко, заставив их покоситься еще, ответила Ариелла.

– Куда мы едем?!.. – он чувствовал, что еще немного и атаки опять вернутся к нему. Молол первое, что приходило в голову. Это отвлекало от панических мыслей. Уж лучше переживать из-за Смирнова!..

«Куда мы едем?!» Если знать, что она так и не раскрыла ему, в какой театр они едут, вопрос его был вполне естественен. Но для случайных пассажиров, стоявших рядом с ним, фраза, произнесенная нервным голосом и отчетливо слышная в полной тишине, прозвучала странно.

На него, уже внимательно, посмотрело несколько человек.

– Успокойся! Ты мне надоел!..

– Нет, я хочу знать, в какой театр мы едем! – собственный скандальный тон в этой тишине казался ему ужасным, но он помогал ему преодолеть панику, которая была еще ужасней.

– Скажи немедленно!..

– Ну хорошо, мы едем в театр зверей Дурова!..

– В театр зверей?! – он деланно рассмеялся.

Поезд неожиданно дернулся и начал набирать ход.

– Ты против?

– Нет-нет!.. Я – за!

Все показалось ему менее страшным. Театр зверей, в котором никогда не был, представился полным воздуха свободы, необязательным, шумным, где каждый в любой момент может встать и на несколько минуточек не мешая никому выйти, а потом вернуться. Возможность выйти, а потом вернуться была чрезвычайно важна…

Ариелла не отрываясь смотрела на него.

– Послушай, а как ты относишься к Жанне д'Арк? – спросила она вдруг.

Он молчал… О чем о чем, а о Жанне д'Арк явно не думал!

– Мне кажется: так здорово, когда есть чем заняться!.. Мне кажется Жанне д'Арк было чем заняться. Я бы тоже так хотела. Мне хочется иметь какое-то большое дело, к которому можно применить себя.

– А работа?! Ты устроилась на работу. Можешь себя применить…

– Это не то! – с раздражением проговорила Ариелла. – Работать на какого-то козла! На Серея Васильевича!.. Что бы он благодаря мне купил толстой жене новую машину?!.. Я хотела бы посвятить себя тому, что нужно людям… Нужна цель. А цели нет.

– А зарабатывать деньги?! Много денег!..

Она с презрением посмотрела на него и, кажется, хотела сказать что-то обидное, но сдержалась:

– Много не заработаешь… Сам знаешь почему. Что я, без связей, могу сделать в этом городе?.. Конечно, что-то заработать могу… Но это слишком мало. Даже на квартиру не хватит… Ну съезжу куда-нибудь за границу, ну куплю машину…

– По твоему, быть Жанной д'Арк – лучше?.. Она была какая-то сумасшедшая… Ей то ли приснился, то ли привиделся кто-то… То ли Бог, то ли Святая Дева, в общем кто-то из святых… И он позвал ее на подвиги…

Он вдруг осекся: от этой Ариеллы можно чего угодно ожидать!.. Может, Жанна д'Арк – для нее кумир?!

Он слишком разговорился! Внутри опять становилось тревожно. Когда он непрерывно думал об этом, словно бы как-то сосредотачивался на нем, ему было тяжко, но без неожиданностей. Стоило ему на мгновение позабыть, что с ним только что происходило, оно тут же напоминало о себе новой, неожиданной атакой.

Почувствовав, что он больше ничего не скажет, она проговорила:

– Я с тобой согласна… – тон ее был задумчивым. Поезд пошел медленнее. – Только я все равно ей завидую… Я завидую ей, потому что она была человеком, который никогда не испытает огорчения…

– Таких нет!..

Против своей воли он начал принимать в этом разговоре слишком заинтересованное участие, хотя разумней ему было экономить силы и сосредоточиться на развитии событий в собственных внутренностях.

– Жизнь без огорчений невозможна! – проговорил он тоном умудренного опытом человека.

– Возможна, дорогой мой! Возможна!.. – сказала Ариелла и улыбнулась.

Он был так поражен этой улыбкой (она ни разу не улыбалась до этого, ни-ни!) У нее была очень обаятельная улыбка. К тому же, она сказала ему «дорогой мой»!.. Но он опять слишком отвлекся от своих внутренних переживаний!..

– Она была привержена процессу, а не результату. Того, кто отдался большой идее интересует прежде всего процесс, потому что результат, как таковой, подразумевается вряд ли достижимым.

– Не понимаю…

– Как тебе объяснить?.. Франция была захвачена англичанами. Жанна д'Арк верила, что рано или поздно Франция будет освобождена. Она знала, что сама сделает для этого все и даже пожертвует собой. Но когда будет достигнут окончательный результат – освобождение Франции, она не знала. Для нее это не было важно, потому что главным для нее было делать все, на что она способна. Чтобы делать все, на что ты способна, не нужно знать, когда будет достигнут окончательный результат: при твоей жизни, после нее – освобождение все равно будет достигнуто, победа неминуема. В этом была суть ее веры. Значит, у нее не было никаких огорчений, кроме тех, что она упрекала себя в том, что недостаточно хорошо боролась. Но вряд ли – боролась она самоотверженно!.. Значит, она была счастливым человеком, который дошел до состояния, в котором ничто уже не может огорчить.

Замелькацкий внимательно слушал. На минуту разговор стал важнее «внутренних» переживаний.

– Допустим, моя цель – заработать как можно больше денег… – продолжала Ариелла. – Капитала, чтобы начать свой бизнес, у меня нет, влиятельных родственников – нет, в любовницы к кому-то я идти не хочу… Что остается?.. Пытаться продвинуться в фирме Сергея Васильевича!.. Сколько разочарований ждет меня! Допустим, работаю я лучше всех, а лучшую должность и зарплату он предлагает своей любовнице…

– Он?!.. Да ты что!.. У него нет любовницы!..

– Я говорю к примеру… Или я делаю на этой фирме неплохую карьеру, но из-за ошибок Сергея Васильевича бизнес рушится, фирма закрывается и мне приходится начинать все снова, но уже на другой фирме, где старые сотрудники ненавидят меня, как потенциального конкурента…

– Я не думаю, что Васильич настолько глуп, чтобы обрушить бизнес!..

Замелькацкий в эти секунды совершенно не обращал внимания, что поезд идет по тоннелю настолько медленно, что, кажется, вот-вот встанет.

– Зато я думаю, что кое-кто начинает казаться мне кое-каким!.. – холодным, язвительным тоном проговорила Ариелла. – Неужели до тебя не доходит, что я говорю не о конкретном случае, а вообще!.. В конце-концов, пусть он не держит любовниц, пусть достаточно умен – никто не застрахован, что какой-нибудь конкурент не подошлет налоговую проверку и разорит фирму…

– А Жанна д'Арк не была застрахована, что ее не убьют в первом бою или не поднимут на смех собственные французские солдаты. Типа «Иди, баба, домой щи варить, а не мечом размахивать!» На этом ее миссия закончилась бы!..

– Она бы нашла способ побороться с англичанами, а если бы ее убили в первом бою, она бы умерла счастливой с сознанием выполненной миссии. Другое дело, пять лет копить на квартиру и в один день потерять все деньги. Это, мне кажется, большое горе! Зачем жила?!.. Или делать карьеру, а потом быть уволенной из-за какой-нибудь хозяйской любовницы. Завидую Жанне д'Арк! Она была по-настоящему счастливой!.. Для нее собственная гибель была не страшна. Гибель – один из этапов большого общего пути…

– Хорошо!.. За что же ты будешь бороться?!..

Ему стало еще более стыдно за свою сцену с таксистом. Она-то вон, какая, оказывается, идейная! А он… Жалкий паникер и истерик!.. Замелькацкий еще сильнее испытал ужасную тоску и всеми фибрами своей души возжелал быть красивым и мужественным героем, а не невротиком, неуверенным в себе, пересчитывающим в метро остановки.

– Ладно, не будем об этом… Я тебе так сказала… Просто… Чтобы узнать, что ты об этом думаешь…

– Дело в том, какая цель!.. В чем она?!..

– Знаешь, англичане сожгли ее по обвинению в колдовстве…

– Ты что, колдунья?! – все же разговор произвел на него странное впечатление.

– Может быть, может быть… – как-то неопределенно ответила Ариелла и своим прежним бесчувственным взглядом посмотрела в сторону.

И тут Замелькацкий неожиданно встревожился: Ариелла и раньше казалась ему подозрительной, но теперь он почти уверился в том, что человек она, безусловно, опасный… И она не примитивна: в этих рассуждениях что-то, безусловно, было…

– Между прочим, хочу тебе признаться в одной вещи…

– Да?.. – как-то глупо-равнодушно произнес он.

Теперь ему было не до «внутренних проблем». Неожиданный поворот в разговоре перебил все это последнее ожидание атак.

Возникла пауза. Никто не произносил ни слова. Замелькацкий весь внутренне напрягся…

– Я – дочь миллиардера Михайлова, – проговорила она и внимательно посмотрела на него.

Так исследователь, примерно представляющий результаты эксперимента, смотрит на подопытное существо… Миллиардер Михайлов был одним из богатейших бизнесменов страны, владельцем крупных горнодобывающих предприятий. В последние дни его особенно часто показывали по телевизору…