Текст книги "Убийства в поместье Лонгер. Когда я в последний раз умирала"

Глава 8. Раздражение леди, достигшей возраста, когда она знает все лучше других

– Итак, – сказал инспектор Блоксхэм, усаживаясь на большую газонокосилку, стоявшую на западном краю спортивной площадки, – я не говорю, что мы двигаемся вперед, если быть точным. Но, по меньшей мере, и не двигаемся назад. И я точно уверен, приятель, что кто-то из обитающих тут людей убил Джекоба Хобсона. Полагаю, в нашем расследовании мы сейчас на половине пути. Мне удалось выслушать семь историй о том, что́ люди делали и почему в ночь убийства, и я услышу еще семь. На данный момент я допросил молодого Браун-Дженкинса, мисс Йеомонд, миссис Хобсон, всех мистеров Йеомондов, мистера Энтони – крайне подозрительная птица этот тип, я бы сказал, – Коста-тренера и мисс Кауз. Последнюю придется навестить еще раз. Умна, как целая тележка с обезьянами. – Он сунул руки в карманы брюк.

– Мистер Блоксхэм, – произнес сержант, – такие крупные щекастые дамочки редко бывают сильными, когда доходит до ума. Типа страстная и возбудимая под мирной вроде бы поверхностью, если вы хотите знать мое мнение, инспектор, но не так уж умна, нет.

– Приятель, – инспектор окинул своего оруженосца внимательным взглядом, – подобные речи не доведут тебя до добра. Прими мой совет и проводи вечера дома. Помогай своей миссис прясть шерсть. Это успокоит твои нервы.

Яркая краска залила суровую, но искреннюю физиономию сержанта, и он поспешно сменил тему.

– А вы думали еще о том деле с креслом, что случилось в ночь с пятницы на субботу, мистер Блоксхэм? – спросил он.

– Дело с креслом?

– О чем рассказали два независимых свидетеля – мисс Йеомонд и мистер Дженкинс?

– Вопрос в том, были ли они независимыми свидетелями. У меня есть подозрения относительно мистера Браун-Дженкинса. Я никак не могу понять, насколько много врет этот молодой человек.

– Врет, сэр?

– Чемпион-велосипедист, сержант. Есть несколько категорий продвинутых спецов в почтенном университете врунов. Гольфисты и рыбаки котируются весьма высоко, что касается их спортивных достижений, а вот чемпионы-велосипедисты лишь приближаются к ним. Там же рядом те ирландские селяне, что расскажут о том, какую огромную лису они только видели, и те, кто никогда не падал, боксируя в легком весе. После этих идут охотники, чья собака всегда обгоняла электрического зайца, и, конечно, в самом конце списка такие простые души, как игроки в водное поло. Они никогда не нарушают правил и сами верят в это чуть ли не всерьез, а в следующий момент уже требуют наказать соперника, которого едва не утопили или не задушили. К счастью, компетентный судья обычно может справиться с юмористами такого сорта.

– Похоже, вы изучили темочку, сэр, – заметил сержант.

Инспектор кивнул.

– Я не всегда был полицейским, сержант, – печально произнес он. – Были времена, когда моим предназначением считались военная академия в Сандхерсте, карьера военного или достойная смерть. Но началась война, и из меня получился солдат иного рода. Фамильные ценности затем поменялись, так что я вышел из армейских рядов целым и невероятно усталым, без денег или образования, о каком можно говорить, и присоединился к силам, которые мы нынче так славно украшаем. А теперь, как ты думаешь, сумеешь ли ты защитить меня от удара зонтиком, если я допрошу старую миссис Паддикет?

– Мне кажется, сэр, – проговорил сержант, и они пошли по беговой дорожке навстречу креслу тетушки Паддикет, которое только что появилось из калитки и теперь двигалось с приличной скоростью, – что вы не так серьезны по поводу этого убийства, как было в Мерридэле пятнадцать месяцев назад.

– Сержант, ты хороший парень, – Блоксхэм взглянул на подчиненного, – и я скажу тебе то, что не буду повторять и не хочу, чтобы ты повторял это кому-либо другому. Я исполняю свой долг в определенной степени в этом расследовании, но сердце мое к нему не лежит. Я знаю, что полицейским не платят за то, чтобы они были сентиментальными, но меня ужасно расстраивает, что с моей помощью некая вполне достойная и гуманная персона будет осуждена за то, что бросила камнем в это грязное животное Хобсона. Имейся у меня достаточно отваги, я бы отказался от дела, по меньшей мере, если бы одолел свое неутолимое любопытство. Но я хочу знать, кто это совершил… и пока не знаю. Как только выясню, долг повелит мне передать информацию и арестовать преступника, так что, понимаешь…

Кресло покатилось быстрее, и сидевший в нем человек оказался достаточно близко, чтобы слышать их беседу. Инспектор замолчал на полуслове. Миссис Паддикет, наклонившая голову вперед так, что стала напоминать зловещую черепаху, приветствовала полицейских с мягкой насмешкой:

– Ну и ну! Вот и мы, с нашими блокнотами и карандашами! Что мы нашли сегодня?

Инспектор вежливо улыбнулся:

– Мы полагаемся на вас в нашем расследовании, миссис Паддикет. Начать с того…

– Начать с того, слуга! – вскричала старая леди, свирепо оглядываясь на Джо-кроликовода, который работал двигателем кресла. – Оставь экипаж и удались на дистанцию, не меньшую чем десять ярдов. Выполняй!

Проныра пожал плечами и направился к газонокосилке, сел на нее и закурил.

– Начать с того, – повторил инспектор, – что мне хотелось бы знать, пришли ли вы к некоему заключению по поводу использования кресла в ночь убийства?

– Я не понимаю вас, инспектор. Вы уверены, что имеете в виду ночь убийства?

– Ну, если быть точным…

Старая миссис Паддикет расхохоталась громко, резко и оскорбительно.

– Если быть точным, – инспектор заговорил громче, поскольку ощутил раздражение, – я имею в виду очень… экстремально ранние часы следующих суток… Примерно час ночи фактически или около того.

– И что с креслом? – осведомилась старая леди. – Переходите к сути!

– Находились вы в своем кресле в час ночи субботы, девятнадцатого апреля?

Миссис Паддикет извлекла из недр экипажа лорнет из черепашьего панциря. Вооружившись им, она сначала изучила инспектора, потом сержанта, а затем снова инспектора. Убедившись, что эти любопытные вариации живых существ хотя и выглядят странно, однако принадлежат к числу существующих млекопитающих, она опустила оптический прибор.

– Могу я спросить, имеет ли полиция некие возражения относительно поведения домохозяйки, обладающей гражданством и правом голоса, налогоплательщицы, решившей предаться физическим упражнениям на собственной земле в ночной час, используя для этого ее собственное кресло, ее собственную достойную одежду и ее собственное время? – с достоинством осведомилась она. – Если так, то скажите это, офицеры, и мы обсудим данную тему при участии адвокатов и в более удобное время.

Миссис Паддикет оглянулась и пронзительным криком призвала Джозефа Херринга. Проныра неохотно затоптал окурок и поднялся, тоже без особой торопливости.

– Слуга! Вези меня в дом, – велела старая леди.

Инспектор смотрел вслед креслу, испытывая смешанные чувства.

– Будь я проклят! – произнес сержант. – Она была там все время!

– Была ли она? – Голубые глаза инспектора сузились. – С этим мы еще должны разобраться, приятель. Ого, снова-здорово. Она возвращается к нам, бог ты мой! Что еще?

Кресло остановилось на том же месте, и Джозеф Херринг ловко воткнул сигарету между губами и прикурил еще до того, как нанимательница повелела ему опять удалиться в сторону газонокосилки.

– Я должна сказать, офицеры, – заявила миссис Паддикет, после чего потыкала кончиком зонтика в отворот штанов сержанта и пробормотала «не отстирается» таким недовольным тоном, словно это была ее одежда, – что особая служба моторных экипажей действует от Макит-Лонгер до ворот данной территории, чтобы доставлять сюда людей, которые имеют желание увидеть место, откуда было удалено тело. Куски камня и пригоршни гравия уже были похищены из водяного парка как сувениры с реального места преступления, а один полный энтузиазма коллекционер зашел так далеко, что попытался отравить пресноводных рыбок, обитающих в пруду, чтобы сохранить одну из них в качестве уникального памятного знака о том, что здесь случилось. И я не скажу более ничего.

Она оглянулась в поисках Проныры. Тот вынул сигарету, аккуратно затушил ее, а окурок засунул за правое ухо.

– Слуга, – возгласила тетушка Паддикет, наблюдавшая за процедурой. – Ты тут?

– Да, мадам, – отозвался Джозеф, подходя к креслу.

– Удали этот отвратительный отросток.

– Вы же не имеете в виду бычок, мадам?

Старая леди поджала губы и сердито уставилась на него.

– О, как пожелаете, – пробормотал Джо, извлек окурок из-за правого уха и ловким движением уронил в рукав пиджака, откуда он снова вывалился в ладонь, едва хозяйка отвела взгляд.

– Конечно, – продолжила она, обращаясь к полицейским, – как может беззащитный член общества жаловаться, что два офицера тратят все свое время, утро и день в доме и его окрестностях, в то время как ее собственность расхищают прямо перед их носом! Камни из парка, гравий с дорожек, голавль из пруда… Отвратительно!

Завершив эту содержательную речь, миссис Паддикет внезапно повернулась в кресле и заорала на Джозефа Херринга, чтобы он увез ее в дом.

– Да, – вздохнул инспектор, снова наблюдая за удаляющимся креслом, на сей раз со смесью утомления и радостного изумления в глазах, – вот оно как.

– И она была снаружи в кресле… – начал сержант.

– Которое мчалось со скоростью двадцать миль в час. – Инспектор усмехнулся.

– В час ночи.

– Да. Остается лишь разобраться, сам ли дьявол или кто-либо из его подручных толкал кресло, и мы можем забыть об этой истории, – подытожил инспектор.

Но когда он заговорил вновь, тон его изменился, став более серьезным:

– Я совсем не понимаю ее отношения. А хуже всего, я не чувствую себя вправе запугивать и давить на старую женщину, которой девяносто лет. Какой смысл, хотел бы я знать, в том, чтобы озвучивать нам столь откровенную ложь? Ладно. Не будем думать об этом сейчас. Последуем за ней к дому и попробуем снова поговорить с мисс Браун-Дженкинс. Это она заметила брата, когда он склонялся над пустой кроватью в комнате мисс Йеомонд.

– Вы же не подозреваете юного Дженкинса, сэр?

– Как я говорил ранее, не понимаю, какой части его истории я могу доверять. Пообщавшись опять с его сестрой, я разберусь, что к чему.

Селия Браун-Дженкинс немного добавила к собранной инспектором информации. Они болтали с Присциллой почти до часа ночи, а вскоре Присцилла появилась в спальне с просьбой остаться на ночь, поскольку в ее собственной комнате ей страшно. Селия повторила историю о том, как обнаружила брата в комнате Присциллы в половине второго ночи, и о том, как после этого он скатился по лестнице.

Инспектор постучал карандашом по зубам и попросил о встрече с мисс Кэддик. Та, трепеща от возбуждения, не смогла сообщить ничего, помимо факта, что она сидела, как обычно, в маленькой столовой, занимаясь вязанием, и ушла спать в десять тридцать, опять же, как всегда. Она не слышала ничего до тех пор, пока не проснулась от шума, вызванного падением Клайва Браун-Дженкинса.

– Итак, – сказал инспектор сержанту, когда мисс Кэддик, ощупывая запястья, чтобы убедиться, что на ней пока нет наручников, отправилась на поиски Ричарда Кауза, – сильно мы не продвинулись. Если старая леди будет держаться выдумки насчет того, что это она сидела в кресле ночью, то моя лучшая версия по поводу данного эпизода лопнет.

– Какова же эта версия, сэр? – уважительно поинтересовался сержант.

– Ну, на месте убийцы я бы определенно заполучил это самое кресло в качестве удобного средства транспортировки тела к озеру. Однако, если миссис Паддикет сказала нам правду, то подобную мысль придется выбросить из головы немедленно.

– Но она же не сказала нам правды! – возразил сержант.

– Да, мы верим, что не сказала. Но остается небольшой шанс, что так все и было. Эти старые дамы порой носятся с весьма странными идеями в их седых головах.

– Да. Но если это неправда, – продолжал настаивать сержант, – это означает, что она знает, кто убийца, и пытается прикрыть его, как мы уже говорили ранее.

– Сержант, – произнес Ричард Кауз от двери, – я так не считаю. Тетушке не известно, кто убийца, но она не хочет, чтобы вы, сотрудники полиции, это узнали. Тетушка думает, что, пока убийцу не обнаружили, она будет наслаждаться компанией репортеров, полиции и многочисленных зевак. Она нежится под светом софитов, который обеспечил ей этот случай, и мечтает оставаться там подольше. Так что не спешите, не подгоняйте свои мозговые извилины, я вас умоляю! Не лишайте старую даму удовольствия!

Он вошел в комнату, держа в одной руке большой нарцисс, а в другой – пучок ревеня. Попеременно и весьма деликатно он нюхал первый, а затем откусывал кусок от второго.

– Мистер Кауз, – сказал инспектор, когда Ричард сел, – я хочу, чтобы вы мне подробно рассказали о своих передвижениях в пятницу, восемнадцатого апреля, начиная с половины десятого.

Молодой человек задумался.

– В половине десятого я находился в библиотеке, – сообщил он. – Оставался там до половины одиннадцатого. Затем вернулся в свой домик с книгой, которую начал читать, и просидел там до половины двенадцатого, когда мой товарищ по несчастью, мистер Мальпас Йеомонд, пришел и лег спать. Сразу после полуночи я последовал его примеру. Проснулся чуть позднее шести часов утра в субботу, а еще я просыпался между часом и двумя ночи, а также между четырьмя и пятью.

– Видели вы или слышали что-нибудь, связанное с Хобсоном, когда находились в библиотеке? Ее окна выходят на водяной парк.

– Я слышал голос необразованного человека внизу, но был поглощен чтением и едва обратил на звуки внимание.

– Вы не выходили на террасу, чтобы разобраться в причинах переполоха?

– Да не было никакого переполоха. Пара минут воплей, и голоса больше не было слышно. Ушел ли тот человек или я настолько глубоко погрузился в текст, что перестал его замечать, ответить не могу. А еще, помню, в соседней комнате звучала граммофонная музыка, но заглушила ли она крики, я опять же сказать не в состоянии.

– Что вы читали, мистер Кауз?

– Я перечитывал Моммзена, его рассказ о падении Римской империи. Изумительная вещь, инспектор.

Блоксхэм согласился и, отпустив молодого человека, снова послал за Мальпасом Йеомондом. Того он спросил о часе, на который пришлось возвращение Ричарда Кауза в домик в ночь убийства.

– Я не знаю, – ответил Мальпас. – Он был на месте, когда я сам пришел примерно в одиннадцать двадцать.

– Покидал он домик еще той ночью?

– Я бы так не сказал. Зачем ему?

– Я вам скажу, – произнес инспектор и повел Мальпаса к двери.

Они вышли из главных дверей дома, оказались на террасе и спустились по ступенькам к недостроенному пруду для золотых рыбок, работы над которым прекратились после убийства. Инспектор и сержант откинули брезент, обнажив кровавые пятна на цементном дне бассейна.

– Здесь тело лежало некоторое время, – проговорил Блоксхэм, – и отсюда его требовалось доставить к пруду. Моя идея в том, что доставка была осуществлена с помощью кресла миссис Паддикет, и это кресло было замечено около часа ночи в субботу.

– Если вы спрашиваете меня, был ли Кауз в домике в час ночи, то я могу сразу ответить, что был! Как раз за несколько минут до часа он разбудил меня и сообщил, что ему показалось, будто кто-то стучит в дверь. Он открыл ее и выглянул, но никого не обнаружил, закрыл снова и отправился спать. Вскоре я заснул до рассвета, а когда открыл глаза, то Кауз уже вставал с постели.

Инспектор кивнул, поблагодарил, после чего Мальпас вернулся в дом, а полицейские двинулись в Макит-Лонгер.

– Есть кое-что, что я никак не могу ухватить, – печально сообщил Блоксхэм суперинтенданту в полицейском участке. – Посмотрите сюда, я изобразил все, согласно информации, которую удалось получить от этих людей, и дело выглядит так.

Он передал лист бумаги суперинтенданту, тот взглянул на него, а потом, нахмурившись, нагнулся поближе и проверил количество имен, написанных слева.

– Ты не добрался до того Херринга, как я вижу, – сказал он. – У меня есть жалоба на него, кстати. Он воровал кроликов.

Суперинтендант нашел документ и передал Блоксхэму, и тот изучил его. Вернув письмо, он произнес:

– Если это правда, то она либо исключает Херринга из числа подозреваемых в убийстве, либо подставляет его со всей определенностью. Я не говорил с ним просто потому, что до слуг руки пока не дошли. А руки не дошли, поскольку я не верю, что это совершил слуга. Убежден, что убийство было совершено кем-то, кто стоял на террасе и уронил нечто тяжелое и твердое на голову Хобсона, когда тот орал проклятия из водяного парка. Если вы взглянете на этот план… да, он ужасно груб, но он покажет все, что нужно.

Суперинтендант изучал положенные рядом список и план, пока Блоксхэм излагал свою версию.

– Хобсон стоял тут, где я поставил букву Х, – говорил он, – а убийца располагался выше, где У. Хобсон пришел к дому, полный гнева, он был сильно пьян и именно по этой причине промахивался мимо ступенек в темноте. Там было достаточно света в комнатах, которые выходят на террасу. У него сложилось впечатление, что его громкие проклятия были услышаны. Они и были услышаны. Некто вышел на террасу из одной комнаты и… уложил его с помощью камня или чего-то похожего. Три комнаты: гостиная, утренняя столовая и библиотека. В гостиной находились Мальпас, Фрэнсис и Присцилла Йеомонд, а также Селия Браун-Дженкинс. В утренней столовой сидела мисс Кэддик, вероятно, она всегда там отдыхает после обеда и до того момента, когда уходит в спальню. В столовой был Ричард Кауз, а в библиотеке – Клайв Браун-Дженкинс. Ну, первые четверо могут отвечать друг за друга…

– Обеспечить друг другу алиби, – усмехнулся суперинтендант.

– Да. Другие трое были поодиночке, по крайней мере некоторое время, так что виновен ли кто-то из них – вопрос для расследования. Остается мистер Энтони. Список позволяет понять, кто чем занимался в какое время. Конечно, все на основе их собственных показаний, которые я от них получил и скорректировал. Но я бы вернулся к Херрингу и к письму по поводу кроликов. Да, вы же видите, он вполне мог сделать это. Возможность такая имеется. И тогда он использовал всю эту затею с воровством у полковника Дигота как прикрытие.

Суперинтендант положил список поверх плана и принялся читать.

– Миссис Хобсон – очевидный мотив. Нет алиби. Передвижения в ночь убийства не проверены до полуночи, когда она постучала в дверь констебля Коппла в Литтл-Лонгер.

Предположительно, она могла совершить убийство, но не сумела бы транспортировать тело к пруду без помощника. Нет сообщников, по крайней мере, известных. Не умеет плавать, по ее словам.

Мистер Браун-Дженкинс – никакого очевидного мотива, но поведение в ночь убийства весьма подозрительное. Признал после перекрестного допроса, что отвез Энтони на своем велосипеде на станцию Макит-Лонгер. Нет алиби до часа тридцати ночи. Объясняет, что читал в библиотеке до ноля тридцати, но передвижения не фиксируются до часа ночи, когда был обнаружен сестрой в спальне (пустой) мисс Йеомонд. Никакого алиби после часа сорока пяти до восхода солнца. Объяснения действий неубедительны, но вполне мог слышать голос Хобсона, находясь в библиотеке, если действительно там был. Умеет плавать.

Мальпас, Фрэнсис и Гилари Йеомонды – никакого очевидного мотива. Железное алиби до одиннадцати тридцати. Затем у мистера Фрэнсиса и мистера Гилари никакого алиби до восхода, но мистер Мальпас находился в одном домике с мистером Каузом.

Мистер Энтони – никакого очевидного мотива, хотя, вероятно, знал Хобсона и его жену лучше, чем кто-либо еще, за исключением миссис Паддикет и слуг в Лонгере. Подозрительное поведение, кульминация – отказ сообщить, что делал с девяти часов вечера в пятницу.

Мистер Кост – нет мотива, по крайней мере, убедительного, но ходил каждый вечер в деревенский паб, где Хобсон был постоянным посетителем. Там могла возникнуть ссора, однако в данный момент никаких доказательств этой версии нет. Признает, что выпивал в баре в девять тридцать. Говорит, что вернулся домой примерно в десять двадцать (мог совершить убийство в этот промежуток времени, и это соответствует медицинским свидетельствам относительно времени смерти). Рассказывает, что слышал голос Хобсона у калитки водяного парка, и говорит, что вытолкнул того на дорогу. Больше о нем ничего не знает. История перемещений после девяти сорока (девяти пятидесяти по часам паба) совершенно не поддается проверке. Нет алиби на момент убийства и на все время до рассвета. Умеет плавать.

Мисс Кауз – никакого очевидного мотива. Совершенно чужой здесь человек. Приехала на станцию Макит-Лонгер сразу после трех часов ночи и пешком добралась до Лонгера. Прибыла не ранее четырех утра. Умеет плавать.

Миссис Паддикет – нет мотива. Физически не в состоянии:

а) совершить преступление;

б) перенести тело к пруду.

Заявляет, что сидела в кресле, которое с большой скоростью катилось по беговой дорожке в час ночи. Шум колес и время подтверждены (независимо) мисс Йеомонд и мистером Дженкинсом.

Мисс Браун-Дженкинс – нет мотива. Алиби до часу сорока пяти, а затем, предположительно, находилась в комнате с мисс Йеомонд до рассвета. Видела брата, склонившегося над кроватью мисс Йеомонд, в час тридцать. Умеет плавать.

Мисс Йеомонд – нет мотива. Алиби до рассвета (как у соседки, мисс Дженкинс). Слышала подозрительный шум в час ночи. Видела кресло, но было слишком темно, чтобы разглядеть, кто в нем. Умеет плавать.

Мисс Кэддик – никакого очевидного мотива. Нет алиби от завершения обеда до рассвета. Возможность для убийства (находилась в комнате, выходящей на водяной парк, до десяти тридцати, по ее собственному бесспорному утверждению), однако не способна транспортировать тело к пруду без посторонней помощи.

Мистер Кауз – нет мотива. Нет алиби почти до одиннадцати тридцати. Признает, что слышал произведенный Хобсоном в парке шум. Возможность для убийства, но, вероятнее всего, никаких шансов перенести тело к пруду, если только не сделал это сразу после совершения преступления. Худощавого телосложения, а Хобсон был крупным мужчиной. Также это рискованный поступок, поскольку кровь могла запачкать одежду.

NB. Расследование по поводу одежды всех фигурантов дела произведено при помощи сержанта Роллинса. Ничего подозрительного не обнаружено.

Джозеф Херринг – по имеющейся информации, в ночь убийства был вовлечен в деятельность, связанную с похищением кролика или кроликов. Подозревается, что это могло быть для отвода глаз, но может оказаться и алиби. Нет известного мотива на данный момент, но, вероятно, был знаком с погибшим и его женой. Не умеет плавать.

Суперинтендант поднял голову.

– Много белых пятен, дружище, – серьезно проговорил он. – Почти кто угодно из этих людей мог совершить это. Тебе придется снова допросить их, чтобы добраться до сути… вот хотя бы в следующем порядке.

Он взял лист бумаги и, сверяясь со списком Блоксхэма, записал имена в колонку, после чего передал его инспектору. Тот изучил его и кивнул.

– Если ты далеко не продвинешься, то начни заниматься слугами, – посоветовал суперинтендант. – Мы должны действовать, Блоксхэм, ты же понимаешь. Видел местную газету? Все не так приятно для нас, как было еще три дня назад. Вперед, дружище!

Инспектор направился к двери.

– Кстати, – сказал суперинтендант, когда Блоксхэм повернул дверную ручку, – выясни точно, что именно сделал этот тип Кост! Мне не нравятся эти иностранцы! Постоянно возникают неприятности, когда они болтаются поблизости.

И, снабдив подчиненного этим мудрым изречением, он вернулся к собственным делам, склонившись над бумагами. Но уже в следующий момент вскочил и едва не побежал следом за инспектором.

– Эй, Блоксхэм! – позвал он.

Тот вернулся.

– Этот фокус с плаванием… Миссис Хобсон не умеет плавать, как ты написал. Хороший ход. Должен быть чертовски опытный пловец – ну, кто привязал тело к статуе. Однако почему вся эта волынка с рассветом, когда ты проверяешь чье-то алиби?

Блоксхэм усмехнулся.

– Это точно сделали не днем, то есть поместили труп под воду, – пояснил он. – Более того, рано утром, как вы помните, мистер Йеомонд нырнул чуть ли не прямо на него.

– Теперь – эти три Йеомонда, например, и Кост, – продолжил суперинтендант, осененный новой идеей, – чертовски хорошие пловцы. Ведь это Мальпас Йеомонд и Кост вытащили тело из озера, разве не так? И Гилари наверняка умеет плавать. Доказательство у нас есть. А что насчет Фрэнсиса?

– Я полагаю, он умеет плавать, если другие умеют, но это не всегда так.

– Ты понимаешь, Блоксхэм, там определенно был сообщник. Ты упомянул, что женщина не могла бы перенести тело без посторонней помощи, но ни мужчина, ни женщина не сумели бы привязать его к статуе и поместить прямо посредине пруда без сообщника. Мой совет – найди сообщника. Он может все нам выложить. Сосредоточься на том, чтобы поймать его.

– Не знал, что вам известна эта песня, – произнес инспектор с невинным видом.

– Песня?

– Шляпы прочь перед Эдгаром Уоллесом, – сказал Блоксхэм, быстро удаляясь по коридору. – Кстати, для того, чтобы перевезти труп, там было кресло на колесах. По-моему, старая миссис Паддикет лжет. Я просто в этом уверен.