Текст книги "Хроники Империи Ужаса. Крепость во тьме"

13
Ангел

Ошеломленный столь внезапным ударом судьбы, Эль-Мюрид укрылся в цитадели Себиль-эль-Селиб. Прежде чем полностью отгородиться от мира, он сделал лишь одно – отозвал Насефа с троенского фронта, послав ему однозначный и не терпящий возражений приказ. Насеф должен был появиться, иначе его ждал гнев харишей.

Насеф вернулся в рекордное время – на него подействовал скорее тон Ученика, нежели слова. Он опасался, что Эль-Мюрид может полностью сломаться, и увиденное по возвращении нисколько его не обрадовало. Шурин вел себя так, словно его не существовало.

В течение шести дней Ученик восседал на Малахитовом троне, не обращая ни на кого внимания. Он мало пил и еще меньше ел, блуждая в лабиринтах собственной души. И Насеф, и Мерьем не скрывали тревоги.

Насеф. Циничный Насеф. Недоверчивый Насеф. Именно он являлся половиной проблемы, будучи неверным на службе Господа. Эль-Мюрид молился, чтобы Господь простил ему компромисс, на который пришлось пойти. Следовало избавиться от этого человека еще десять лет назад. Но приходилось считаться также с Мерьем, к тому же никто не мог сравниться с Насефом-генералом. И наконец, существовала весьма мрачная вероятность, что некоторые Непобедимые теперь больше преданы своему командиру, чем пророку. Он совершил ошибку, передав их под начало Насефа.

Так или иначе, еретикам среди его приближенных предстояло подождать, пока он разделается с другими врагами Господа. Но Насеф… Он брал взятки от роялистов, готовых купить собственную жизнь. Он торговал помилованиями. Он присваивал чужую собственность для себя и своих приспешников. Он вербовал сторонников в свои ряды. Пусть и косвенно, он подрывал тем самым движение Эль-Мюрида, а когда-нибудь мог попытаться полностью захватить власть. Насеф был Учеником Зла в лагере Господа.

Однако вовсе не сомнения с самокопанием загнали Эль-Мюрида в пустыню собственной души и не разгром его войск у Восточной крепости. Поражение оказалось не столь уж страшным, каким оно тогда выглядело. Враг не спешил их преследовать, опасаясь очередной засады. Причиной же его ухода в себя стало отступление валига Эль-Асвада – слишком неожиданное и слишком для того несвойственное. Валиг был упрямым и стойким воином, который никогда не обратился бы в бегство. После столь яростного и долгого сопротивления оно не имело никакого смысла.

Уход Юсифа лишил Ученика цели. Упрямство одного человека слишком долго препятствовало реализации его планов, и теперь он даже не знал, что делать после поражения Юсифа. Юсиф ушел, но продолжал занимать главное место в мыслях Эль-Мюрида. Почему он ушел? Что он знал? В конце концов Ученик позвал Насефа и задал ему этот вопрос.

– Я несколько раз допрашивал эль-Надима и Хали, – ответил Насеф. – Я разговаривал с большинством их людей. Я из-за этого неделю не спал. Но я ничего не могу тебе сказать. Его не позвал Абуд – в Аль-Ремише ничего не происходит.

Ничто из происходящего в столице не могло ускользнуть от внимания Насефа – у него имелся шпион даже в Королевском шатре.

– В таком случае он знает только то же, что и мы, – задумчиво проговорил Эль-Мюрид. – Какие факты он интерпретирует иначе?

– За этим наверняка стоит иноземный дьявол Радетик.

– Возможно. Иноземные идолопоклонники наверняка меня ненавидят. Они чувствуют, что меня коснулась рука Господа, и в его гневе я стану орудием их кары. Они – рабы зла, пытающиеся продлить власть над порочными королевствами.

Мелькнула ли на губах Насефа усмешка? Или показалось?

– Папа?

Девочка не могла усидеть на месте. У него возникло желание отшлепать ее за неподобающее поведение в храме, но он уже забыл, когда уделял ей хоть сколько-нибудь внимания.

– Это дитя порой ведет себя как дикарь, – заметил Насеф.

– Разве детский смех может оскорбить Всевышнего? Оставь нас. – Он позволил девочке скользнуть ему на колени. – Что, милая?

Ей уже скоро двенадцать. Неужели прошло столько времени? Жизнь проносилась мимо, но он, похоже, так и не приблизился к тому, чтобы исполнить свое предназначение. Нечестивец Юсиф! Насеф добился немалых успехов, но они ничего не значили, пока валиг не давал движению выйти за пределы Себиль-эль-Селиба.

– Да ничего. Просто хотела узнать, закончил ли ты уже думать.

Она прижалась к нему, ерзая на коленях, и ему вдруг стало стыдно за мимолетное желание, которое наслало на него зло, подобно темнокрылому вампиру. Только не с собственной дочерью!

Еще немного, и она вступит в пору расцвета. Скоро набухнут ее груди, расширятся бедра, и девочка станет женщиной, готовой вступить в брак. Его последователи уже ужасались, поскольку он позволял ей бегать по Себиль-эль-Селибу без вуали и часто разрешал сопровождать Насефа в не слишком опасных поездках.

Он подозревал, что Насеф хочет ее для себя.

И у нее все еще не было имени.

– Знаешь, милая, отчего-то я тебе не верю. Тебя привело сюда что-то другое, а не твой ворчливый старый папаша.

Он остро ощущал неодобрительные взгляды священнослужителей, присматривавших за храмом.

– Ну…

– Я не могу сказать ни да ни нет, пока ты сама мне не расскажешь.

– Фатима пообещала, что научит меня танцевать, если ты не будешь против, – выпалила девочка. – Ну пожалуйста, папа, можно? Пожалуйста?

– Помедленнее, помедленнее.

Фатима была служанкой Мерьем и успешным примером силы убеждения. Бывшая проститутка стала живым доказательством, что любой, кто ищет истину, может оказаться достойным в глазах Всевышнего и Эль-Мюрида, даже женщина. В том заключалось самое большое отступление Эль-Мюрида от ортодоксальной догмы, и ему до сих пор было непросто убедить в этом других.

После Падения женщины оказались вдвойне бесправными, поскольку именно женщина привела народ к сегодняшнему отчаянному положению. Самые жесткие фундаменталисты из числа мужчин допускали к себе жен лишь с целью зачатия потомства. Даже относительные либералы, вроде Юсифа из Эль-Асвада, держали женщин взаперти, не позволяя им участвовать в жизни семьи. Дочерей бедняков иногда душили при рождении или продавали работорговцам, которые обучали их, а затем продавали как проституток. В обществе проститутка занимала положение настолько же ниже жены, как и жена ниже мужа.

Однако даже в Хаммад-аль-Накире в отношении юных девушек природа брала свое.

– Я серьезно.

Девочки редко интересовались танцами, если только не хотели заинтересовать мальчиков. И тогда они переставали быть девочками. Как и мальчики – мальчиками. Пора было поговорить с Мерьем о вуали.

– Время летит словно быстроногий скакун, малышка, – вздохнул Эль-Мюрид. – Все приходит и уходит – и глазом моргнуть не успеешь. – (Девочка надула губы, наверняка уверенная, что сейчас ей откажут.) – Дай несколько дней подумать, хорошо?

– Ладно, – весело бросила она, зная, что просьба об отсрочке – неизбежная прелюдия к тому, чтобы уступить.

Поцеловав отца, она спрыгнула с коленей и убежала – лишь замелькали худые руки и ноги. Священнослужители неодобрительно уставились ей вслед.

– Хадж! – позвал Эль-Мюрид главного телохранителя. – Мы отправляемся в путешествие. Подготовься.

Далеко к югу от Себиль-эль-Селиба, к югу от Эль-Асвада, возвышалась гора, слегка выделявшаяся на фоне горного массива под названием Джебал-аль-Альф-Дхулкварнени. Она называлась Джебал-аль-Джинн, гора Демонов, или иногда Рогатая гора. Если смотреть с юго-запада, она напоминала возвышавшуюся над пустыней большую рогатую голову. Именно там Эль-Мюрид встречался с ангелом, когда чувствовал, что ему требуется совет. Он никогда не задумывался, почему посланник Всевышнего избрал для встреч столь отдаленное и пользовавшееся столь дурной репутацией место.

Вера Ученика в его ангела подверглась суровым испытаниям, пока он совершал долгий и мучительный подъем в гору. Ответит ли вообще посланник столько времени спустя? Эль-Мюрид не приходил к нему со времени своего злополучного визита в Аль-Ремиш. Но ангел дал ему обещание – хотя на горе Джебал-аль-Джинн подозрения вызывали даже обещания ангелов.

Гора считалась про́клятой – никто уже не знал почему, но обитавшее в камнях и деревьях зло никуда не делось, проникая в душу незваного гостя. С каждым визитом сюда Эль-Мюрид все больше жалел, что его наставник не выбрал место поприятнее.

Он набрался решимости – злу следовало бросить вызов. Как еще правоверный мог обрести силу, чтобы сопротивляться тьме, если не явиться в ее собственную цитадель?

Сомнения росли по мере того, как прошла ночь и бо́льшая часть дня, но от небесного собеседника не последовало никакого ответа. Наступал очередной вечер, и костер отбрасывал тени на бесплодные скалы.

Посланник явился в облике грома и молнии, видимых на многие лиги вокруг. Он трижды промчался на крылатом коне вокруг рогатых вершин, прежде чем опуститься в пятидесяти ярдах от костра Ученика. Эль-Мюрид встал, уважительно глядя под ноги, и ангел, неизменно принимавший облик маленького старичка, заковылял к нему по разбитому базальту. За его спиной висел инструмент, напоминавший рог изобилия и выглядевший чересчур массивным для его фигуры.

Сбросив свою ношу, он уселся на нее:

– Я думал, ты появишься раньше.

Сердце Эль-Мюрида затрепетало. Ангел внушал ему не меньше страха, чем много лет назад, когда он был мальчиком в пустыне.

– Не было нужды. Все шло как надо.

– Только не так быстро, да?

Эль-Мюрид робко поднял взгляд. Ангел, прищурившись, смотрел на него.

– Да, не так быстро. Но Вади-эль-Куф научил меня, что глупо пытаться ускорить события.

– И что случилось теперь?

Вопрос ангела озадачил Эль-Мюрида. Он рассказал о странном бегстве Юсифа после недавней осады и о сгущающихся тучах в его собственном доме, а затем попросил совета.

– Твои последующие действия вполне очевидны – я удивлен, что ты вообще меня позвал. Тебе все мог рассказать Насеф. Собери всю свою мощь и нанеси удар. Захвати Аль-Ремиш. Кто тебя остановит, если валига больше нет? Захвати Храмы, и твоя семейная проблема решится сама собой.

– Но…

– Понимаю. Обжегшись на молоке, дуем на воду. Никакого Вади-эль-Куфа не будет. Никаких сюрпризов от владеющих Силой детей. Скажи Насефу, что я лично за всем прослежу, а потом дай ему полную свободу. Его гения вполне хватит. – Он вкратце описал план, продемонстрировав знание происходящих в пустыне событий и ее героев, что несколько успокоило Ученика. – Прежде чем мы расстанемся, я дам тебе еще один талисман. – Старик соскользнул с рога, на котором сидел, и, встав на колени, подул в него, а затем поднял и встряхнул. Из рога что-то вывалилось. – Пусть Насеф передаст это своему шпиону в Королевском шатре. Остальное последует, если он нанесет удар неделю спустя.

Эль-Мюрид взял маленькую шкатулку из тикового дерева и ошеломленно уставился на нее. Старик вскочил на коня и взлетел. Эль-Мюрид закричал ему вслед – он еще многое хотел обсудить. Крылатый конь взмыл над рогатыми вершинами. Ударил гром, небо рассекла молния. Между рогами пронеслись огненные сгустки, которые, столкнувшись, образовали некий гигантский знак, который Эль-Мюрид не смог разглядеть, поскольку тот висел четко над его головой.

Ослепительный свет медленно угасал, а когда Эль-Мюрид снова обрел способность видеть, ангела и след простыл. Вернувшись к костру, он сел, бессвязно бормоча себе под нос и глядя на тиковую шкатулку. Несколько мгновений поколебавшись, он открыл ее.

– Цимбалы? – спросил он у ночи.

В шкатулке лежал изящный набор цимбал, вполне достойных женщины, танцующей перед королями. Что за дьявольщина? Но посланник Всевышнего не мог ошибаться. Или мог? Он снова взглянул на небо, но ангел исчез. Наверняка пройдут десятилетия, прежде чем он снова его встретит.

– Цимбалы, – снова пробормотал он, глядя на костры внизу, где ждали Насеф и Непобедимые.

Перед мысленным взором возникло лицо шурина. Что-то нужно было сделать. После захвата Аль-Ремиша?

– Насеф, помоги мне, – слабо позвал он, наконец добравшись до лагеря.

Было уже поздно, но Насеф не спал, изучая при свете костра и луны грубые карты. Шурин тут же оказался рядом. Все остальные, кроме главного телохранителя Ученика, отошли подальше.

– Ты ужасно выглядишь, – сказал Насеф.

– Это проклятие. У меня все болит. Лодыжка, рука, каждый сустав.

– Лучше поешь чего-нибудь. – Насеф, нахмурившись, взглянул на гору. – Да и поспать, пожалуй, не помешает.

– Не сейчас. Мне нужно кое-что тебе сказать. Я говорил с ангелом.

– И? – Насеф прищурился.

– Он рассказал мне то, что я хотел услышать. Что Аль-Ремиш – абрикос, который созрел, и его остается только сорвать.

– Повелитель…

– Слушай и не перебивай, Насеф. На этот раз никакого Вади-эль-Куфа не будет. Я не намерен задавить их чистым численным превосходством. Мы воспользуемся разработанной тобой тактикой. Выступим ночью по тропам, которыми шел Карим, когда ты послал его убить Фарида.

Если он ждал от Насефа удивления или испуга, то его ждало разочарование – тот лишь задумчиво кивнул. Эль-Мюрид до сих пор размышлял над тем, что тогда случилось. Истерика Абуда была вполне предсказуема, хотя никто не ожидал, что он обратится к наемникам. Хали представил подробный доклад – войско Карима понесло невероятно крупные потери. Ему следовало привести домой намного больше солдат. Но, с другой стороны, Карим был ставленником Насефа, а сопровождавшие его Непобедимые – нет.

– Но первым делом нужно доставить это твоему шпиону в Королевском шатре.

Насеф открыл шкатулку, затем взглянул на Рогатую гору. Только трое знали, кто тот шпион: Насеф и сам шпион, но третьим был не Эль-Мюрид. Насеф не сомневался, что Ученик до этого даже не знал, что шпион вообще существовал.

– Цимбалы? – спросил он.

– Мне дал их ангел. Наверняка они особенные. Исполни его распоряжение, Насеф?

– Гм?

– Какова ситуация на побережье?

– Все под контролем.

– Осмелимся ли мы атаковать Аль-Ремиш с одними лишь Непобедимыми?

– Попробовать можно. Это будет отважный и неожиданный удар. Вряд ли это осложнит ситуацию на Востоке. Там уже все успокаивается. Я передал командование Кариму, и он усмирит троенцев. Когда я уезжал, они уже были готовы к переговорам. Еще несколько недель внимания со стороны Карима, и они согласятся на любые условия. А эль-Кадер разбил последние очаги сопротивления на южном краю побережья. Эль-Надим удержит Себиль-эль-Селиб. После ухода Юсифа никакой угрозы со стороны Эль-Асвада можно не ждать.

– Наконец-то, – вздохнул Ученик. – Столько лет спустя. Почему Юсиф сбежал, Насеф?

Это был ключевой вопрос.

– Хотел бы я знать. Меня до сих пор не оставляют мысли о том, что он мог припрятать в рукаве. Да, мы попытаемся захватить Аль-Ремиш. Стоит попробовать, даже если ничего не получится. В худшем случае основательно их потреплем. Юсиф там будет опаснее, чем в Эль-Асваде, где его ресурсы были ограниченны.

Эль-Мюрид хранил при себе насмешливую записку Юсифа. Он перечитал ее в сотый раз, хотя каждое слово давно отложилось в памяти.

– «Мой дорогой Мика, – прочел он вслух. – Обстоятельства вынуждают меня временно покинуть дом. Прошу оставить его под твоим попечением, зная, что ты как следует позаботишься о нем в мое отсутствие. Можешь сколько угодно пользоваться всеми его удобствами. Пусть тебя ожидает столь же радостное будущее, какое ожидает меня. Твой покорный слуга, Юсиф Аллаф Сайед, валиг Эль-Асвада».

– Для меня это до сих пор загадка, – сказал Насеф.

– Он над нами насмехается, Насеф. Он убеждает нас, будто знает некую тайну.

– Или Радетик хочет, чтобы мы так думали.

– Радетик?

– Это наверняка писал чужеземец. Юсифу несвойственна подобная утонченность. Тут пахнет обманом.

– Возможно.

– Не стоит играть в его игру. Забудь про письмо. В Аль-Ремише он может шептать слова зла в ухо королю. Он может собрать против нас войско роялистов.

– Да, конечно. Нужно поступать так, как говорит ангел, и нанести удар по самому змеиному гнезду.

– Чем бы ни руководствовался Юсиф, я думаю, он совершил ошибку, повелитель. Дорогу теперь перекрыть некому, и вряд ли роялисты сумеют нас остановить – пока мы не встретимся с ними лоб в лоб, в открытом бою. Но у них остается преимущество, которое было и в Вади-эль-Куфе.

– Собери остальных Непобедимых. В этом году в Аль-Ремише, на Дишархун.

– С удовольствием, повелитель. Начну сейчас же. Передавай привет Мерьем и детям.

После ухода Насефа Эль-Мюрид долго сидел в одиночестве. Приближался решающий час. Ангел намекнул, что многие проблемы исчезнут после взятия Аль-Ремиша. И у Ученика уже появились мысли, как можно было бы поступить.

– Хадж?

– Да, повелитель?

– Найди Моваффака Хали. Пусть придет ко мне.

– Да, повелитель.

– Мой повелитель Ученик, – сказал подошедший Хали, – ты хотел меня видеть?

– У меня для тебя новости, Моваффак. И задание.

– Слушаю и повинуюсь, повелитель.

– Знаю. Спасибо. Особенно за твое терпение, пока Бич Господень в силу необходимости направляет клинки Непобедимых.

– Мы понимаем эту необходимость, повелитель.

– Ты видел свет на горе?

– Видел, повелитель. Ты говорил с ангелом?

– Да. Он сказал, что Непобедимым пришла пора освободить Святейшие храмы Мразкима.

– Значит, приход Царства Мира уже близок?

– Почти. Моваффак, мне кажется, что пока Непобедимыми командовал мой брат, в их ряды проникли недостойные. И сейчас у нас появилась возможность от них избавиться. Бой в Аль-Ремише обещает быть жестоким, и многие Непобедимые погибнут. Если те, кому можно доверять, окажутся в другом месте, с некоей тайной миссией…

Он не договорил, но Моваффак все понял – столь зловещей усмешки на его губах Ученик никогда еще не видел.

– Ясно. И в чем будет заключаться эта миссия, повелитель?

– Напряги воображение. Отбери людей и сообщи мне, какую задачу ты им поручил. И мы отпразднуем Дишархун в Аль-Ремише.

– Как прикажешь, – с той же усмешкой ответил Хали.

– Мир тебе, Моваффак.

– И тебе, повелитель.

Хали ушел, высоко подняв голову. Таким Эль-Мюрид не видел его уже давно.

– Хадж, – тихо позвал Ученик чуть позже.

– Да, повелитель?

– Найди врача.

– Повелитель?

– Гора меня доконала. Все болит. Мне нужен врач.

Врач явился мгновенно – судя по всему, его подняли с постели и он даже не успел толком одеться.

– Повелитель? – озабоченно спросил он.

– Эсмат, у меня все болит. Страшно болит. Лодыжка, рука, суставы… Дай мне что-нибудь.

– Мой повелитель, это все проклятие. Нужно его снять. Снадобье вряд ли тебе поможет – я и так дал тебе слишком много опиума. Рискуешь привыкнуть.

– Не спорь со мной, Эсмат. Я не смогу исполнять свои обязанности, если буду постоянно страдать от боли.

Эсмат уступил. Эль-Мюрид откинулся на подушки, погрузившись в теплые, словно в материнской утробе, волны наркотического дурмана. Он думал о том, что нужно будет найти врача, который избавит его от страданий и снимет заклятие, наложенное щенком валига. Приступы боли случались теперь ежедневно, и наркотик, который давал Эсмат, побеждал их со все большим трудом.

Пустыня была широка и безлюдна, как и во время давнего наступления на Себиль-эль-Селиб и бегства из Вади-эль-Куфа. Казалось, она утратила свое обычное безразличие, став по-настоящему враждебной. Но Эль-Мюрид отказывался ей подчиниться, наслаждаясь новыми видами и новыми дикими красотами.

Больше не нужно было ждать годы. Оставались лишь часы и дни до того мгновения, как Царство Мира станет реальностью. Через несколько часов и дней он мог полностью посвятить себя истинной миссии – восстановлению империи и объединению давно утраченных земель во имя веры. Дни и часы неверных были сочтены так же, как обречено на гибель зло, чье долгое господство близилось к концу.

Предвкушение победы сделало его другим человеком. Он стал более дружелюбным и общительным, разговаривал и шутил с Непобедимыми. Мерьем упрекала его, что он разрушает свой возвышенный образ.

Он узнавал места, которые видел много лет назад. Знакомая долина была неподалеку, но ни одна душа не попыталась бросить им вызов. Ангел был прав. И Насеф, как всегда, со свойственной ему опытностью провел их мимо застав роялистов, словно войско призраков.

Эль-Мюрид радостно рассмеялся, увидев вдали шпили Храмов, возвышавшиеся, словно серебристые башни в лунном свете. Час пробил. Королевство уже в его руках.

– Спасибо, Юсиф, – прошептал он. – На этот раз ты сам себя перехитрил.

14
Украденные мечты

Гаруну казалось, будто Аль-Ремиш нисколько не изменился: те же пыль, грязь, паразиты и шум, которые он помнил. От разогретых стен котловины, как всегда, исходила невыносимая жара. Среди скопления палаток расхваливали товары бродячие торговцы. Женщины кричали на детей и других женщин. Измученные зноем мужчины при первом же удобном случае срывали злость на посторонних. Разве что народу было несколько меньше, чем в прошлый раз. Однако он знал, что с приближением Дишархуна все станет иначе и по мере того, как столица будет заполняться людьми, возрастет и всеобщее напряжение.

В воздухе висело ощущение тревоги, непрекращающегося ожидания неприятностей. Никто не высказывал его словами, но появление валига Эль-Асвада с домочадцами и войском вызвало чувство вины и стыда у тех, кто ничего не сделал, чтобы помочь Юсифу или поддержать его во время долгой войны на юге. На столицу также пала бледная тень страха – реальность угрозы, которую представлял Эль-Мюрид, более невозможно было отрицать, если только упрямо не закрывать глаза.

– Именно так они и поступают, – сказал Гаруну Радетик. – Зажмуриваются изо всех сил. Такова природа человека – надеяться, что если на какие-то вещи не обращать внимания, то они исчезнут сами собой.

– Некоторые ведут себя так, будто это наша вина. Мы сделали все, что могли. Чего они еще хотят?

– И это тоже человеческая природа. Человек – прирожденный злодей, ограниченный, близорукий и неблагодарный.

Гарун искоса взглянул на учителя и язвительно усмехнулся:

– Никогда не слышал от тебя столь мрачных слов, Мегелин.

– Я успел выучить несколько горьких уроков. И боюсь, они в той же мере относятся к так называемым цивилизованным людям у меня на родине.

– Что там происходит? – Вокруг палатки отца возникла суматоха.

Гарун заметил людей с эмблемами Королевского двора:

– Давай выясним.

Возле палатки они встретили Фуада. Вид у него был озадаченный.

– Что такое? – спросил Гарун.

– Ахмед. Он попросил твоего отца и Али быть сегодня вечером его гостями. Вместе с королем.

– Ты удивлен? – усмехнулся Радетик.

– После того как они несколько дней делали вид, будто нас не существует, – да.

По спине Гаруна пробежали мурашки. Он окинул взглядом близлежащие холмы. Солнце уже садилось, и собирались тени, вызывая дурное предчувствие.

– Скажи Юсифу, пусть держит свои взгляды при себе, – посоветовал Радетик. – Сейчас общество их не приемлет. Абуд стар и медлителен, и ему нужно время, чтобы смириться с потерей южной пустыни.

– Он бы смирился с этим быстрее, не путайся у него под ногами этот идиот Ахмед.

– Возможно. Гарун, в чем дело?

– Не знаю. Что-то странное. Будто сегодняшняя ночь будет отличаться от любой другой.

– Если мыслить аллегориями – вне всякого сомнения. Берегись сегодняшних сновидений. Фуад, в самом деле, скажи валигу – пусть успокоится. Чтобы у него с Абудом что-то вышло, ему сперва нужно добиться уважения в обществе.

– Скажу. – Фуад ушел мрачнее тучи.

– Идем, Гарун. Поможешь мне с бумагами.

Гарун устало вздохнул. Бумагам и заметкам Радетика не было конца и края, и все они пребывали в полном беспорядке. Он мог потратить годы на то, чтобы их разобрать, – как раз к тому времени, когда накопится новая гора.

Он снова взглянул на холмы, показавшиеся ему недружелюбными, холодными.

Лала была жемчужиной гарема Абуда. Ей едва исполнилось восемнадцать, и она не обладала привилегиями жены, но это не мешало ей быть самой могущественной женщиной в Аль-Ремише. По всей столице звучали песни, восхвалявшие ее изящество и красоту. Абуд был от нее без ума, потакая любым капризам. Ходили слухи, что он собирается сделать ее женой.

Ее подарил королю много лет назад мелкий валиг на затерянном побережье моря Котсум, и до недавнего времени она не пользовалась вниманием Абуда. Абуд чем-то напоминал глупого влюбленного гордеца-мальчишку. Он пользовался каждым случаем, чтобы доставить себе удовольствие, похваляясь перед придворными любимой игрушкой. Каждую ночь он вызывал ее из сераля и заставлял танцевать перед собравшейся знатью.

Юсиф смотрел на ее гибкую фигуру. Лала ему нравилась, как и любому мужчине, но сейчас мысли его были далеко, пронизанные чувством вины. Душа его не принимала выводов разума, и он не мог избавиться от ощущения безысходности, с которой оставил всякую надежду, бросив родину предков.

Он и его сын Али были гостями кронпринца Ахмеда – единственного представителя двора, у которого еще не вызывали отвращения попытки начать крупную кампанию против Ученика. Юсиф не скрывал беспокойства – в Аль-Ремише назревало нечто дурное, хотя он и не мог сказать, что именно. Ощущение это росло всю неделю, а сегодня усилилось настолько, что у него побежали мурашки по коже.

Что-то не так было и с самим Ахмедом – особенно когда он смотрел на Лалу. Во взгляде его чувствовалась неприкрытая похоть, и он не мог сдержать неприятную алчную улыбку. Юсиф опасался, что улыбка эта предвещает горе.

Лала закружилась совсем рядом, покачивая стройными изящными бедрами в нескольких дюймах от него. Беспокойство слегка отошло на задний план – когда танцевала Лала, забывались любые тревоги. Ее красота одурманивала.

Как смотрел на нее Ахмед! Казалось, он уже попробовал ее прелестей и теперь готов убить любого, лишь бы она стала его собственностью. Во взгляде его мелькали безумные искорки, вызывая у Юсифа странное смятение. Он тут же упрекнул себя в чрезмерной паранойе – Ахмед был вовсе не единственным, кто на нее так смотрел. Судя по лицам десятка диких сыновей пустыни, они тоже готовы были убить любого ради юной танцовщицы.

Ему вновь становилось не по себе. Даже мелодичный звон цимбал Лалы не мог успокоить встревоженную душу. День не складывался. С юга наконец пришли известия, и в них не было ничего хорошего. Эль-Мюрид поднялся на Рогатую гору, и там произошло нечто чудовищное. Огонь в небе был виден на сотню миль. Спустившись с горы, Эль-Мюрид был полон решимости действовать. Он призвал пустынные племена под свои знамена, чтобы те помогли истребить роялистское зло. По слухам, на призыв откликнулись тысячи, вдохновленные зрелищем над зловещей горой.

Сообщалось также, что Бич Господень оставил свои войска на побережье, собрал Непобедимых и уже в пути. Лис орудовал в курятнике, но, казалось, никого в Аль-Ремише это не волнует. Магическая стена, возведенная на нежелании что-либо видеть дальше собственного носа, отгородила долину, в которой стоял Аль-Ремиш. И не позволяла реальности проникнуть за этот бастион принятия желаемого за действительное. Те, кто возглавлял во главе роялистов, удалились от мира, предаваясь удовольствиям. Даже самые жесткие и прагматичные из них становились столь же аморальными, как кронпринц.

Юсиф не мог поверить глазам. Многих из этих людей он знал десятилетиями. Тут, несомненно, не обошлось без неких темных сил – как еще объяснить происходящее? Казалось, они окончательно сдались, пытаясь насладиться всем тем, что им еще оставалось.

Но еще не все было потеряно, и это мог понять даже глупец. Здесь, на севере, имелось достаточно преданных воинов, способных дважды сокрушить Эль-Мюрида.

Юсиф тайком бросил взгляд на Ахмеда. Кронпринц не вписывался в атмосферу празднества. Почему Ахмед настоял на том, чтобы дальние родственники с юга сегодня стали его гостями? Почему он столь откровенно проявлял свое возбуждение и похоть?

Абуду можно было простить легкомысленный образ жизни. Ему осталось не так уж много лет, и мысль о Темной Госпоже внушала ему ужас. Он пытался вернуть призрак собственной молодости. Но Ахмед… Ахмеду не было никакого оправдания.

Юсиф успел пообщаться с более трезвомыслящими представителями роялистской знати. Его братья-валиги согласились с тем, что Ахмед – грядущая катастрофа. После смерти Фарида он опасно влиял на отца, и его советы привели к нескольким мелким поражениям партизан, действовавших в окрестностях Аль-Ремиша. Но те же самые трезвомыслящие отказались что-либо предпринимать, когда Юсиф предложил им взять инициативу в свои руки…

Королевство и корона гнили заживо. Страну наполнял запах разложения, но никто и пальцем не пошевелил, чтобы остановить этот процесс. И что самое печальное – Абуд был намного сильнее Эль-Мюрида. Решительный и целеустремленный лидер с легкостью мог бы уничтожить Ученика.

Не в силах сдержать охвативший его гнев, Юсиф выругался:

– Пора с ним кончать!

Соседи косо посмотрели на него, как бывало уже не раз, – он успел заслужить репутацию чересчур прямолинейного деревенского грубияна.

– Юсиф, ну в самом деле, – тихо упрекнул его Абуд. – Не сейчас, пока танцует Лала.

Юсиф перевел взгляд с короля на его наследника. Ахмед неприятно улыбнулся и неслышно выскользнул наружу.

Юсиф удивился, но лишь на мгновение. Звенящие цимбалы, мерцающие вуали и блеск шелковистой кожи наконец всецело захватили его внимание. Лала танцевала исключительно для него.

– Может, хватит? – огрызнулся Рескирд. – Ты меня с ума сведешь.

– Что – хватит? – спросил Браги, останавливаясь.

– Расхаживать. Туда-сюда, туда-сюда. Будто ребенка ждешь.

– В чем дело? – соглашаясь с ним, буркнул Хаакен.

Браги даже не осознавал, что расхаживает вперед и назад.

– Не знаю. Просто нервничаю. У меня от этих мест мороз по коже.

Наемники разбили лагерь на западной стене котловины, в стороне от Аль-Ремиша, но недостаточно далеко, чтобы это всех устраивало. Между местными и пришлыми сложились напряженные отношения – солдаты Гильдии в основном держались сами по себе, излучая презрение к варварству Аль-Ремиша и его народа.

– Я слышал, мы тут недолго пробудем, – сказал Рескирд. – Вроде с нами собираются расплатиться и отпустить восвояси.

– Скорее бы, – проворчал Хаакен.

Браги сел, но вскоре снова начал ходить вокруг костра.

– Ну вот, опять, – буркнул Рескирд.

– На тебя поглядишь – сам начнешь нервничать, – сказал Хаакен. – Иди прогуляйся, что ли.

Браги остановился:

– Угу, может, так и сделаю. Может, найду Гаруна, узнаю, как у него дела. Я его не видел с тех пор, как мы сюда пришли.

– Неплохая мысль. Смотри, как бы тебе снова не пришлось спасать его задницу.

Рескирд и Хаакен рассмеялись. Браги окинул взглядом залитые звездным светом холмы, не вполне понимая, что ищет. В воздухе висело странное ощущение, словно где-то собиралась буря.

– Угу, так и сделаю.

– Долго не задерживайся, – предупредил Хаакен. – У нас полуночная стража.

Браги подтянул штаны и быстрым шагом направился прочь. Несколько минут спустя он уже шел среди палаток паломников, прибывших на Дишархун. Когда он добрался до города, тревога сменилась другой проблемой: как отыскать Гаруна среди людей, языка которых он не знал? Он понятия не имел, где валиг разбил лагерь.