Текст книги "Держись, воин! Как понять и принять свою ужасную, прекрасную жизнь"

Священные пустоты

Жизнь – это квест в поисках невозможного.

И это серьезная проблема. Жизнь сродни цепи обстоятельств. И нам всем нужно нечто такое, чего в ней нет. И, как говорит моя подруга Адриана, это чертовски неприятно.

Анна Ламотт (Санта-Анна) называет эту неистребимую жажду нашей «пустотой без Бога». Верующие полагают: Бог послал нас на Землю и наделил жаждой того, что обрести можно лишь на небесах – единения с Ним. Я принимаю такую точку зрения, но мне она кажется довольно причудливой. Что будет, если я посажу свою малышку Эмму в манеж, а погремушку повешу так, чтобы она не смогла до нее дотянуться? Каков смысл жизни, если мы не можем получить необходимого? Что нам делать с пустотой без Бога, пока мы еще живы и не умерли? Как примириться с огромной, зияющей дырой в наших сердцах?

Поскольку учусь я медленно, то двадцать лет я пыталась заполнить свою пустоту совсем не тем, чем следовало бы.

Когда была совсем юной, то пыталась заполнить эту пустоту едой. Еда была моим утешением, прибежищем и радостью. Еда была моим Богом. Но позднее поняла: моя пустота связана также с потребностью в красоте. По-моему, красота – это стройная фигура и правильно подобранная одежда. Конечно, все это никак не связано с истинной красотой, но я же сказала: тогда я была очень юной.

Я не верила в собственную красоту, и в ту пору мне захотелось спрятаться. Но ребенку негде спрятаться! Приходится ходить туда, куда велят, и при этом выглядеть так, как ты выглядишь, и носить то, что на тебе надето. И каждый день я выходила за дверь, чувствуя себя несовершенной, толстой и противной в глазах каждого встречного. Спросите любую юную девушку или парня, и они скажут вам: выходить на люди таким, как есть, – это ужасное испытание. Я решила, раз этого не избежать, мне нужно сжаться. Но как заполнить свою пустоту стройностью, если ощущаешь потребность заполнять себя едой?

Ответ я нашла в восемь лет, когда увидела по телевизору фильм про булимию. Фильм должен был бы меня предостеречь, но я восприняла его как настоящий подарок. Он открыл мне способ заполнить пустоту, не лишая себя возможности находить утешение и прибежище в еде. Я научилась есть, не испытывая никаких последствий. После просмотра того фильма я впервые объелась, а потом отправилась в туалет и вызвала у себя рвоту.

Булимия стала моим прибежищем, потому что процесс обжорства помогал забыть о дискомфорте и собственной пустоте. Но после рвоты я лежала без сил на полу ванной, и пустота во мне разрасталась. Так всегда бывает, когда наполняешь себя чем-то непотребным. Тратишь массу энергии, а в конце чувствуешь себя еще более опустошенной и несчастной, чем раньше.

Булимия вовсе не подарок, но все же она проще реальной жизни. В своем маленьком, полном драматизма пищевом мирке я чувствовала себя в безопасности. И я отключилась от жизни и погрузилась в булимию. Почти двадцать лет по нескольку раз в день объедалась, чтобы потом вызвать у себя рвоту. Заполнить пустоту – опорожнить пустоту. До двадцати шести лет у меня не было сил вернуться к жизни. Но жизнь продолжалась – как это всегда и бывает.

Как-то раз, в седьмом классе, я ночевала у своей подруги Сьюзи. Мы собирались отправиться на вечеринку для старшеклассников. Я впервые в жизни попробовала пиво и выпила так много, что полностью отключилась. Вообще ничего не помню, но потом мне рассказывали, что кто-то из старшеклассников попытался засунуть мои руки в микроволновку. После вечеринки я ночевала у Сьюзи. Меня рвало всю ночь. На следующий день позвонила маме, сказала, что простудилась, и попросила забрать меня домой. Мама меня пожалела. И я попалась! Пиво – вот еще один способ отключиться от жизни, спрятаться и жить спокойно. Я быстро стала алкоголичкой, этому способствовала дурная наследственность и тот факт, что ненужного никогда не бывает достаточно.

В выпускном классе попала в психушку. Девять лет страдала булимией, и психотерапия не помогала: на сеансах я рассуждала о том, как мне хорошо и какая чудесная стоит погода. Однажды в среду я слишком много съела за обедом, и мне показалось, что вот-вот умру. Сытость для меня была равносильна смерти. Но поблизости не оказалось места, где можно вызвать рвоту. И тогда посреди школьного коридора я почувствовала, что со мной что-то не так, пришла к школьному психологу и сказала:

– Позвоните моим родителям. Мне нужно в больницу. Сама я больше не справляюсь. Кто-то должен мне помочь.

Я возглавляла совет школы, где училась почти тысяча детей. Была спортсменкой. Довольно симпатичная и умная. Казалась уверенной в себе. Мой девиз: «Встань во главе и веди за собой». Мне поручали ответственные мероприятия, и я успешно проводила их независимо от количества участников. Люди, которым нужна помощь, порой выглядят так, словно они ни в чьей помощи не нуждаются.

Школьный психолог позвонила моим родителям. Они сразу же приехали. Им удалось найти место, где мне могли помочь. Я часто думаю о том, как они пережили тот день. Наверняка им хотелось сказать: «Нет, нет! Все будет хорошо! Только не психушка! Мы – твои родители! Мы справимся с этим!». Но они этого не сделали. В тот момент, когда я набралась смелости признаться, как нуждаюсь в помощи, они поверили мне и, несмотря на шок, боль и позор, оказали мне ту самую помощь, о которой я просила.

В те времена клиник, где лечили пищевые расстройства, было немного, поэтому мне пришлось отправиться в настоящую психиатрическую больницу. В отделении оказалась лишь одна девочка с такими же проблемами. Все остальные были шизофреничками, наркоманками, страдали депрессией или пытались совершить самоубийство. Многие из них были склонны к насилию. Не помню, чтобы кого-то боялась. Зато отлично помню, как боялась своих одноклассников, да и остальных ребят из своей школы.

Мы занимались искусством, танцами, с нами проводили сеансы групповой терапии. Все это казалось мне правильным. Все, что говорили другие пациентки, тоже казалось правильным, хотя их слова ничем не напоминали разговоры моих сверстников в реальной жизни. У нас существовали правила: мы знали, как нужно правильно слушать и правильно отвечать. Нас учили сочувствовать и собираться с духом, чтобы говорить самим. Эти уроки нравились мне гораздо больше, чем обычные школьные. Они казались мне важными. Мы учились заботиться о себе и окружающих.

День выписки страшно пугал меня. Я знала, что не готова вернуться в реальный мир, но мне пришлось это сделать, потому что эта готовность никогда не появилась бы. Жизнь в больнице была намного проще, безопаснее и стабильнее, чем вне больничных стен. Здесь я обрела смысл жизни. А в реальном мире каждый предоставлен самому себе.

И все же я выписалась. Нам всем пришлось через это пройти.

Я окончила школу и поступила в колледж, где нашла новый способ заполнения пустоты. Столь же неправильный и пагубный. Мы с друзьями сидели, курили травку, хихикали, жевали что-то и РАССЛАБЛЯЛИСЬ. Меня сразу же охватывала паника. Я начинала судорожно озираться по сторонам. Каждые сорок секунд выбегала за дверь – мне казалось, что там стоят полицейские или мои родители. Все хохотали и спрашивали: «Да что с тобой творится?» Я плакала, потому что все смеялись надо мной и не понимала почему.

Обжорство, пьянство и наркотики должны были помочь мне перестать мыслить, а под действием травки я только и делала, что думала. Общество других людей мучительно для параноика от природы – а я была именно такой: постоянно следила за собой. Для меня было очень важно действовать правильно. Мне хотелось нравиться людям, и я превратилась в танцующую обезьянку, которая была помешана на одной мысли: как окружающие к ней относятся. Но когда надо мной смеялись, не могла вспомнить, как нужно вести себя. Возможно, следовало быть выше этого – перестать притворяться и просто наслаждаться жизнью, но для меня это было невозможно. Я с ума сходила, не зная, что должна делать, как изменить свое поведение. При этом заставляла друзей постоянно держать меня в поле зрения и поправлять мои действия, если я вела себя неправильно.

«Потяни себя за мочку, если я буду говорить слишком громко. Каждые десять минут смотри, не намочила ли я брюки. Нужно ли мне поздороваться с этим человеком? Что нужно сделать? Нужно встать? Пожать руку? Обняться? Или продолжать сидеть? Этот человек мне нравится? А я ему? От этих кренделей мне хочется пить!»

Но и травка не заполнила пустоту. Она увеличилась, а вместе с ней возросла и неуверенность. Настало время переключиться на галлюциногены. Добро пожаловать в мир волшебных грибов!

Травка превратила меня в параноика. Теперь же я окончательно свихнулась. Как-то вечером я сидела дома, баловалась грибами и весь вечер общалась с Кармен Электрой. Она сошла ко мне прямо с постера, который висел на стене, и уселась рядом со мной. Мы были такие клевые в обтягивающих брючках! Нас обеих беспокоила собственная жизнь, обе были уверены в том, что выглядим классно, и мы стали настоящими подружками. Клевая девчонка эта Кармен! И хотя в тот вечер я действительно любила ее и искренне ею восхищалась, мне стало ясно (на следующий день), что она – не Бог.

А потом в моей жизни появился злой принц на белом коне – кокаин. Именно его я ждала всю свою не-жизнь. Кокаин был Мечтой. Он почти заполнил мою пустоту. На несколько часов он полностью избавлял меня от чувства неуверенности и делал меня веселой, очаровательной и обаятельной, придавал сил. Он открывал мой секрет. Когда мы могли достать кокаин – а могли всегда! – собирались в какой-нибудь комнате и устраивали вечеринку, балуясь дорожками ночь напролет. Мы могли бы развлечься где-нибудь еще, но, пока кокаин не заканчивался, никто не покидал комнаты. А потом мы с моим приятелем уединялись в его комнате, толкли прописанные ему антидепрессанты и нюхали их. Не знаю, какой эффект они оказывали, но оба мы точно понимали, насколько дурацкую и бессмысленную ведем жизнь, и осознавали собственную невероятную глупость.

Изо всех сил я стремилась держаться на плаву: стоило мне погрузиться, как сразу же пустота напоминала о себе и чудовищно разрасталась. Мои судорожные попытки заполнить ее всем доступным: спиртным, наркотиками, парнями, – не помогали, рассвет все равно наступал. Как я ненавидела эти чертовы рассветы! Каждое утро Господь останавливался и сиял над миром. Он проливал свет и на мою жизнь, а мне это было совершенно не нужно. Я наглухо задергивала все шторы и старалась проспать до обеда. И падала в постель, а мое сердце отчаянно колотилось, и голова кружилась от спиртного. Смотрела в потолок и думала. О том, как мои родители просыпаются и идут на работу, чтобы заплатить за лекции, которых я не посещала. О своих потерянных друзьях. О своей сестре, с которой не могла даже поговорить, потому что не знала, как ответить на простейший вопрос: «Ну, как дела?». О том, что у меня нет денег, нет планов на будущее. О своем разрушающемся теле, разуме и душе. Мозг изматывал меня часами, пока солнце поднималось и мир принимался за свои дела. Чужие дела. Дня для меня не существовало. В моем распоряжении была лишь ночь. Рассветы едва ли не самые тяжелые моменты моей жизни, которые я встречала в постели своего приятеля.

Однажды утром я сидела на кровати в одиночестве и смотрела на неопрятную, темную комнату. Я жила со своим приятелем, все мои подруги уже окончили колледж, начали работать и жить самостоятельно. Их жизнь была наполнена светом, а я по-прежнему влачила свое существование в темном подвале. Тем утром я серьезно подумывала о самоубийстве. Суицидальные мысли – это сигнал тревоги, признак того, что ты пытаешься заполнить свою пустоту не тем, чем следует.

Мне нравится сравнивать любовь Бога с рассветом. Солнце встает каждое утро – и не важно, насколько плохим был у тебя предыдущий вечер. Солнце сияет всем без исключения и никого не лишает своего света. Оно согревает грешников, святых, наркоманов, чирлидеров. И не делает различий между праведниками и грешниками. Можно спрятаться от солнца, но оно не обидится. Оно никогда не станет наказывать тебя за то, что ты прячешься. Можно оставаться во мраке годами и десятилетиями, но когда, наконец, выйдешь на свет, оно встретит тебя. Солнце всегда здесь, светит всем и всех согревает. Оно неизменно сияет, теплое и яркое, словно ждет, когда ты заметишь его и выйдешь к нему, чтобы согреться. Все эти годы я думала о солнце, свете и Боге. Считала, что они лишь для избранных и праведных. Но это не так. Рассвет был моим ежедневным приглашением от Бога. Солнце было готово вернуться в мою жизнь. Но я оказалась не готова. Бог и солнце продолжали свое бдение, а я почти десять лет по-прежнему запихивала в себя еду, спиртное и наркотики. Наконец окончила колледж. К своей альма-матер относилась одновременно и с благодарностью, и с подозрением. Теперь стала учителем. Любовь к ученикам заполняла меня восемь часов в день. За свою работу получала премии и похвалу. Если можно так выразиться, превратилась в «высокоэффективного зависимого человека». Повторюсь еще раз: порой люди, которые нуждаются в помощи, внешне ничем себя не выдают. Вам даже не придет в голову, что им необходима ваша помощь. А вне школы по-прежнему шла по пути саморазрушения. Я опустошала свою кредитку, пытаясь заполнить пустоту походами по торговым центрам. Путала секс с любовью. А потом забеременела, и вскоре оказалась в полном одиночестве в своей квартире после безумного дня, проведенного в клинике абортов. Пустота становилась все больше и больше, и я растворялась в ней. Познакомилась с Крейгом. Прошло несколько месяцев, и я начала думать, что мы лишь мучаем друг друга. Мы оба пили и принимали наркотики.

Однажды, после того как мы вместе прожили несколько месяцев, я проснулась утром в отвратном самочувствии. Это был День матери 2002 года. Мне было двадцать пять. Я поплелась в аптеку и купила тест на беременность. Вернувшись домой, пописала на полоску. Три долгих минуты держала полоску в дрожащих руках и думала: «Ничего!» Я рассчитывала, что там ничего не будет.

Но потом посмотрела на тест и увидела положительную реакцию. Я была беременна. Безнадежная алкоголичка и наркоманка, страдающая булимией, собиралась стать матерью. И стала молиться. Даже не знаю, о чем именно. Просто сидела на полу ванной и молилась: «Помоги мне, Боже! Боже, помоги мне!»

Моя пустота становилась необъятной, и вот Бог заполнил ее. Он вошел в мою пустоту.

Когда ты весь сама пустота, в тебя входит Бог.

В тот день я бросила курить, пить, объедаться и принимать наркотики. Я очнулась. Вышла замуж за Крейга. У меня родился ребенок, потом второй, затем третий. Вернулась к обучению дошкольников. Начала писать. Стала хорошей сестрой, дочерью и подругой. Без переедания и рвоты вернулась к своему нормальному весу, и мое самочувствие улучшилось. Столько времени было потрачено без толку! Столько зубов испорчено! Я стала глубоко верующим человеком. И хотя моя вера была наполнена сомнениями и путаницей, все равно это была вера.

Во мне и сейчас живет пустота без Бога.

Сейчас я заполняю ее не такими вредоносными вещами, однако они столь же неэффективны. Слишком много трачу на покупки. Папа называет это «булимией покупок». Мучаюсь и ощущаю дискомфорт, но, вместо того чтобы спокойно проанализировать свои чувства и направить их на развитие, устремляюсь в торговый центр и испытываю наслаждение от безумных покупок, которые повышают адреналин в крови. А потом терзаюсь чувством вины и возвращаюсь в торговый центр, чтобы вернуть купленное. К концу дня ощущаю себя вконец обессиленной и подавленной из-за никчемной траты энергии и полнейшей неудовлетворенности.

Я часто переезжаю. Когда подступает пустота и беспокойство, почему-то забываю о том, что жизнь бывает некомфортной и пустой в любом месте. Мне кажется, что порой достаточно просто купить новый дом, переехать в другой город или штат. Но это не так. Куда бы ты ни отправился, везде остаешься собой. Пустота не отпускает тебя. И это сводит с ума!

Покупки и переезды больше не помогают, но я сумела найти по-настоящему полезные занятия: писательство, чтение, плавание, прогулки, умение постоянно прощать себя, простая йога, глубокое дыхание и занятия с домашними собаками. Все это не избавляет от ощущения пустоты, но напоминает мне о том, что заполнять свой вакуум должна вовсе не я. Моя задача – заметить эту пустоту и найти такой образ жизни, который позволит мне спокойно жить с осознанием собственного несовершенства. И, возможно, мне стоит помочь и самой себе, и другим людям почувствовать себя немного лучше. Кто-то из верующих клянется, что их пустота исчезла, когда они обрели Бога, Иисуса, и они пришли к медитации или чему-то еще. Я верю им, но это не мой случай. И твердо знаю: жизнь трудна – даже с Богом. Она тяжела, потому что жить с пустотой очень непросто. А мы все должны жить с этим.

В пустоте нет ничего хорошего. Она такая, какая есть: ничем не заполнимая пустота, вытесняющая веру в Бога, которая соединяет людей. Я никогда не обрела бы друзей, если бы показывала лишь сильные стороны характера. Но, обнажив свою слабость и пустоту, я нашла бесчисленное множество друзей. Достаточно было просто рассказать о своей безуспешной гонке за недостижимым.

Пустоты помогают находить друзей, а друзья – это лучший заполнитель пустоты, какой мне известен. Возможно, другие люди оказываются ближе всего к нам в наших поисках Бога. И когда мы совместно ищем Бога друг в друге, наша пустота отступает.

О писательстве и танцах

Подруга недавно сказала мне, что ей хотелось бы начать писать, но она не делает этого, потому что не видит в себе ничего хорошего. И у меня появились мысли по этому поводу.

Когда я бросила пить, то начала опасаться свадеб. Я настолько их боялась, что, получив приглашение, начинала судорожно рыдать. На тех свадьбах, где мне довелось побывать, сидела на отведенном месте и притворно улыбалась танцующим, а в глубине души молилась, чтобы никому не пришла мысль пригласить меня на танец. Я старалась казаться сосредоточенной – жевала резинку, поправляла блеск на губах и постоянно бегала в дамскую комнату. В трезвом состоянии боялась танцпола как огня. Раньше я выходила на площадку первой и уходила последней. После тринадцати бокалов шардоне девушка не становится увереннее и сексуальнее, но спиртное заставляет ее считать себя уверенной и сексуальной. На трезвую голову я слишком хорошо осознавала собственные недостатки, чтобы осмелиться выйти потанцевать. Танцы на свадьбе – все равно что прогулка по улице обнаженной. Это тест на уверенность. Люди танцуют группками, поэтому танцы – еще и тест на принадлежность. И, кроме того, надо признать, это тест на умение танцевать. Никогда я не чувствовала себя уверенной, никогда не испытывала какой-либо принадлежности и никогда не умела хорошо танцевать. Наблюдая за тем, как другие пары переступают через запреты и просто отдаются танцу, я ощущала глубокую жалость к себе и Крейгу. Мне казалось, что мы упускаем что-то очень важное – не можем быть настоящей парой и искренне радоваться. И чувствовала себя лузером. Находясь в собственной шкуре, испытывала острую клаустрофобию.

Несколько лет назад вышла замуж моя кузина Наталия. Я в одиночестве сидела за столиком, с улыбкой наблюдая за тем, как люди флиртуют и вытаскивают друг друга на танцпол. Мне было грустно. Поймала себя на мысли, что мне недостает выпивки. А потом заставила себя задуматься более серьезно. Стало очевидно: мне не хватает вовсе не выпивки. Я скучала по танцам, но танцевать-то мне никто не мешал. И тогда я поднялась и присоединилась к сестре и мужу и ко всем моим двоюродным братьям и сестрам, танцующим на площадке.

В тот вечер я танцевала, как никогда прежде. Безумно, неистово, невероятно, без устали. Сестра и муж понимали, что этот танец для меня – важнейший духовный прорыв, и старались держаться рядом со мной. Они очень поддержали меня в тот день. Я танцевала три часа кряду. Моя прическа превратилась в крысиное гнездо, на платье проступили пятна пота, и дважды я чуть не сломала щиколотку, потому что отказалась снять туфли на шпильках. Несмотря на все старания сестры, неловкости избежать не удалось: несколько раз я оказывалась в одиночестве, потому что круги танцующих смыкались без меня. И я неловко пыталась вернуться в круг или просто закрывала глаза и покачивалась, словно погружалась в музыку, не обращая внимания на окружающих. И делала вид, что хотела остаться одна, потому что в моей жизни наступил момент. Иногда нам всем это нужно. И продолжала танцевать – это был мой подарок себе самой.

Я танцевала вовсе не потому, что у меня это хорошо получалось. Мне просто хотелось. Да и никто другой не мог станцевать за меня, будь он даже виртуозом. Если есть желание танцевать – значит, надо танцевать. И неважно, как я танцую, уверена ли в себе, принадлежу ли к группке танцующих. Убеждена: никто не чувствует себя уверенно и никто не считает себя безраздельно принадлежащим группе. Подобная неуверенность – это часть человеческой сущности. Но есть люди, которые танцуют, и им от этого становится весело и хорошо. Даже на смертном одре не буду сожалеть о том, что не умею танцевать так, как Джей Ло. Просто погрущу о том, что танцевала слишком мало.

Тот вечер, когда я впервые танцевала, оставаясь трезвой, стал одним из самых важных в моей жизни. «Трезвый танец» – именно это я пытаюсь исполнить каждый день. «Трезвый танец» – это мое писательство. Простая попытка быть самой собой – неуклюжей, неловкой, слабой. «Трезвый танец» – это честная, страстная жизнь.

Если в своей душе вы ощущаете желание писать, пожалуйста, пишите! Писательство – это подарок себе и другим. У каждого есть история, которой можно поделиться. Сочинительство – это вовсе не умение создавать аккуратные, изящные, элегантные абзацы из «правильных» слов. Это способность понять самое себя, постичь жизнь – и поделиться своим пониманием. Когда пишете о своей истине, вы дарите миру любовь, потому что ваша история помогает другим стать смелее и забыть о своем одиночестве. А если вы плохой, по-настоящему плохой писатель, то писать для вас еще важнее. Ваше сочинительство поможет освобождению других людей. Плохие писатели обязательно должны писать. Так, понаблюдав за неловкими движениями сестры на танцполе, я наконец-то поднялась со своего места во время свадьбы кузины. В тот момент я подумала: «Если уж она танцует, то меня никто не удержит!».

Если вы испытываете острое желание танцевать, писать, рисовать или петь, гоните прочь свои сомнения. Не думайте о том, насколько хорошо у вас это получается. Просто делайте это! Будьте щедры. Предложите миру подарок, которого не может ему преподнести никто другой. Подарите миру себя.