Текст книги "Рыцарь-Дракон"

Тут и Энджи вернулась.

– Не развязать ли… – начала она, но мешок уже уменьшился до такого размера, что казался крошкой хлеба. Каролинус протянул руку и взял его. Пожалуй, мешок стал даже меньше, чем Энциклопедия Некромантии после того, как маг уменьшил ее, чтобы Джим смог проглотить толстый том заклинаний.

– Готово, – Каролинус передал мешочек Джиму. Его голос зазвенел от раздражения. – Ну, чего смотришь? Глотай!

– Опять глотать? – переспросил Джим, размышляя о том, что вообще-то в его животе уже болтается довольно объемная Энциклопедия Некромантии, а тут еще этот здоровенный мешок… А ну как что-нибудь стрясется и они решат вернуться к своим нормальным размерам? Вряд ли его это сильно обрадует.

– Конечно! – воскликнул волшебник. – Ты желаешь, чтобы они были в безопасности, не так ли? Где же им будет спокойнее, чем в твоем животе? Не беспокойся, глубже, чем Энциклопедия, мешок не провалится.

Джим положил свой крошечный драконий паспорт на язык и сглотнул. Мешочек застрял в горле. Джим смыл его глотком вина. Энджи смотрела на него с легкой грустью во взоре.

– Что-то, – продолжал Каролинус, обращаясь к Джиму, – в последнее время тебе слишком многое сходит с рук. Ты должен учиться твердо стоять на своих собственных ногах. Учись. Учись. Практикуйся! Практикуйся!

Он резко поднялся.

– Ну, мне пора, – сказал Каролинус. – Кстати, Джеймс, если захочешь вынуть драгоценности, просто кашляни дважды, один раз чихни, а затем снова кашляни. Убрать обратно – кашляни один раз. Если понадобится достать энциклопедию – три кашля, два чиха и еще один чих.

Джим нащупал в кармане камзола футляр, извлек из него палочку угля и поспешно записал эти указания на крышке стола.

– Но вообще-то Энциклопедия Некромантии должна оставаться с тобой на всю жизнь – какую бы долгую жизнь ты ни избрал, – заключил Каролинус. – Засим, прощай!

Он повернулся и гордо направился к дверям Большого Зала. Джим и Энджи поспешили за ним.

Они нагнали мага на полпути к выходу. Несмотря на то что он был уже не молод и выглядел довольно ветхо, Каролинус двигался с удивительным проворством. Он шел широкими шагами.

– Ах, весна! – мечтательно сказал он, когда они появились по обе стороны от него. – Всегда она была моим любимым временем года. В этот короткий период мои цветы становятся еще красивее, да и время это лучше любого другого – клянусь Стрельцом!

Он шлепнул себя по лбу, не сбившись при этом с шага.

– Эдельвейсы! – выкрикнул волшебник. – Как же я не вспомнил об эдельвейсах? Единственные цветы, по которым я скучаю больше, чем по остальным. Эдельвейсы. Да, я их должен добыть во что бы то ни стало… Эдельвейсы, эдельвейсы…

Каролинус пропел последние слова хриплым неестественным голосом.

– Прекрасные цветы! Прекрасные! – продолжал он.

Они подошли к парадной двери. Джим толкнул рукой правую створку, та распахнулась, и они вышли во двор. Втроем они подошли к подъемному мосту. Каблуки звонко постукивали по доскам моста, когда они шли над рвом; туда сливались сточные воды, и потому из рва исходило невыносимое зловоние, несмотря на все усилия Джима и Энджи и приказы слугам. Джим и Энджи надеялись, что, продолжив углублять ров, изменив направление стоков и предприняв еще кое-какие действия, можно будет добиться успеха, и даже если купаться там будет нельзя, то хоть запаха не будет, Джим вновь благословил титул могущественного мага, которым его наградила молва. Не будь его, прислуга, засучив рукава, приготовилась бы к длительному сопротивлению тем нововведениям, которые пытались ввести Энджи и Джим.

Как только они сошли с моста на мягкую весеннюю землю, немного, правда, раскисшую и начисто лишенную травы на этом пятачке, шаги вновь стали неслышными.

– Ну, спасибо за гостеприимство. Рад был увидеть вас. Пожалуй, я просто дематериализуюсь в свой коттедж – так получится быстрее. – Каролинус поднял руки до уровня плеч и стал медленно вращаться, прямо у них на глазах превращаясь в маленькое облачко тумана.

– Прощайте! – Даже голос его как бы затуманился: звук его казался слабее, будто маг стоял куда дальше от них, чем это было на самом деле. – Ха! – воскликнул он.

Вдруг Каролинус перестал вращаться. Его тело уплотнилось, руки опустились по швам, а голос, когда он открыл рот, обрел прежнюю громкость и четкость. Голубые глаза впились в Джима.

– Я только что вспомнил, Джеймс, – сказал он, – зачем приходил к тебе. У короля Иоанна французского есть весьма могущественный министр; зовут его Мальвин.

– Да? Мне это пригодится? – спросил Джим.

– Возможно, – ответил Каролинус. – Он – маг. Три А, правда, без плюса, я думаю. Владеет большим поместьем на Луаре под Орлеаном. Будь благоразумен и держись от него подальше. Он превосходный магистр свободных искусств. Великолепно владеет искусством чернокнижия. Просто блестяще! В колледже мы звали его Вонючкой…

Джим вздрогнул. Впервые он услышал, что в этом мире существует какая-то школа, пусть даже один-единственный колледж.

– Мерзкое насекомое! – Каролинус взмыл в воздух. – Никогда терпеть его не мог! Остерегайся его!

Он снова поднял руки, стремительно закружился в тумане и исчез.

11

Пять дней спустя Джим и Брайен возглавили войско и направились к Гастингсу, ближайшему из Сен-Пор – в прежние времена так называли союз пяти морских портов, бывших главной базой для военных кораблей Англии в ту пору. В этом союзе главную роль играл именно Гастингс, а за ним – Нью-Ромни, Дувр и Сэндвич; Джим знал, что впоследствии к ним прибавятся Уинчелси и Райе.

Их выступление было почти праздником. В течение нескольких недель Энджи, казалось, ничуть не печалилась по поводу близкого ухода Джима. Но в ночь перед выступлением в постели она крепко прижалась к нему, зарывшись в гору шкур, и вдруг разрыдалась.

– Не уходи! – просила она.

Утешая жену, Джим объяснял, что с его стороны будет крайне неучтиво передумать в последний момент. Отказаться он мог только в самом начале, но тогда им бы пришлось заплатить за это слишком дорогую цену – презрение всех соседей, а возможно, и самого сэра Брайена обрушилось бы на их головы.

– Я должен идти, – твердил он Энджи.

Но буря чувств никак не желала утихать.

– Там Мальвин, о котором говорил Каролинус, – причитала она.

– Не глупи, – отвечал Джим, поглаживая длинные волосы Энджи. – Я буду за много миль от него. Да и с какой стати нам встречаться?

– Не знаю! – всхлипнула Энджи. – Я знаю только, что если ты все же уйдешь, то я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось после возвращения – если ты вернешься!

На это ответить было нечего. Джим молча обнял ее, и в конце концов они уснули.

Наутро Энджи была весела как всегда. То ли она и вправду успокоилась, то ли притворилась, что ее уже не заботит поход, чтобы не расстраивать Джима, – не разберешь. Джим, однако, заподозрил, что веселость ее была напускной. Однако к сказанному ночью ему добавить было нечего. Изменить уже нельзя было ничего.

Так они и расстались; Джим с Брайеном ехали на своих скакунах, а оруженосцы вели за ними боевых коней. Отряд направлялся прямо на юг, но пришлось сделать крюк, чтобы обойти Лондон, поскольку Брайен опасался, что прелести столицы могут ввести в соблазн воинов. Многим из них никогда не доводилось бывать дальше Вустера или Нортгемптона. За Редингом они повернули на восток, пошли через Гилфорд, вышли на северное направление, затем двинулись прямо на юго-восток, в Гастингс.

Этот порт был построен там, где сходились две долины, тянущиеся вдоль моря; на протяжении всей береговой линии в окрестностях Гастингса топорщились меловые скалы. В основном все дома, включая и постоялый двор, на который сэр Брайен предусмотрительно отправил пару своих воинов еще недели две назад, чтобы заказать место для войска, теснились возле берега. Постоялый двор носил имя «У Сломанного Якоря»; и Брайен, и отец его, когда им случалось попасть в Гастингс, останавливались именно здесь.

Однако на постоялом дворе нашлось место только для Джима, Брайена и их оруженосцев. Прочим же воинам пришлось искать пристанища в конюшне постоялого двора или где-нибудь в соседних домах, поскольку и та была слишком мала, чтобы приютить всех. Как и предупреждал Брайен, Гастингс был битком набит английскими баронами и их отрядами, дожидавшимися отправки во Францию.

Хозяин трактира оказался крепким и дружелюбным, хотя и не без хитринки в глазах, мужчиной лет сорока на вид. Он вышел на порог, чтобы приветствовать своих гостей; хотя шевелюра его знала и лучшие дни, зато мышцы на полуобнаженных руках вздулись канатами, когда он скрестил руки на груди.

– Я очень рад, – обратился к нему Брайен, – что у тебя нашлась комната для нас, мастер Сел. Как мы и предвидели, город переполнен гостями.

– И в самом деле, сэр Брайен, – отвечал трактирщик, – но если комната есть, то она должна быть вашей, если и не ради вас лично, то по крайней мере в память о вашем отце. Он был достойным джентльменом, и его очень уважал мой отец, державший этот постоялый двор до меня.

Он повернулся к Джиму.

– А вы, должно быть, лорд Джеймс де Маленконтри, – сказал он, склонил голову, лишь слегка обозначив поклон. – Добро пожаловать. Сэр Брайен, милорд, извольте следовать за мной, я провожу вас в ваши апартаменты в верхнем этаже.

«Вот так апартаменты», – подумал Джим. Вся обстановка в довольно большой, но пустоватой комнате состояла из узенькой кровати, задвинутой в дальний угол. Зато два окна со ставнями выходили прямо на улицу.

– Беспокоить вас здесь не будут, сэр Брайен и милорд, – сказал хозяин. – Кровать, конечно, для господ, а на полу достаточно места и для ваших оруженосцев и для вещей, которые вы, должно быть, принесете. Что же до конюшни, то я смогу позаботиться о доброй половине ваших людей. Также я могу договориться кое с кем из соседей, чтобы они сдали свободные комнаты для остальных.

– Прекрасно, мастер Сел, – ответил Брайен. – Это не просто крыша над головой, но великолепная крыша.

– Я всегда стараюсь заботиться о своих постояльцах, – скромно отозвался хозяин и с поклоном вышел из комнаты. На двери, как заметил Джим, не было даже слабого намека на щеколду. Впрочем, он уже достаточно хорошо разбирался в этом мире и его обитателях, чтобы догадаться, что хозяин, верно, рассудил так: если его постояльцам есть что терять, то они позаботятся, чтобы кто-нибудь ни на шаг не отходил от их вещей.

– Побудь пока здесь, – сказал Брайен Джиму. – А мы с оруженосцем поищем наместника короля в этом городе и попытаемся разузнать у него, как бы нам побыстрее отплыть во Францию. Если хочешь отдохнуть, то кровать в твоем распоряжении.

Джим вежливо отклонил предложение отдохнуть на кровати под тем предлогом, что дал обет спать на полу, пока не предпримет чего-нибудь для спасения принца. На самом деле он заранее знал, что любая постель на любом постоялом дворе просто кишит вшами и блохами. Сэр Брайен, конечно, был привычен к этим насекомым, так что мог проспать всю ночь сном невинного младенца, не обращая никакого внимания на зуд от укусов, но Джим так и не смог научиться игнорировать их и в глубине души был уверен, что этого не случится никогда.

Брайен прихватил с собой оруженосца, Джона Честера, на тот случай, если понадобится передать Джиму какое-нибудь известие. Джиму нравился Джон Честер. Он был явно не самым смышленым из своих сверстников, что отражалось в его больших невинных серых глазах; у него были светлые волосы; в свои шестнадцать лет он выглядел года на четыре младше. Тем не менее он был верен и честен; к тому же с первого взгляда можно было понять, что сэра Брайена он просто боготворит.

Они ушли, и Джим остался наедине с Теолафом. Тот получил повышение по службе, став оруженосцем своего господина. На посту начальника стражи замка Маленконтри Теолафа заменил воин по имени Ив Морген.

– Теолаф, – попросил Джим, – поищи мою вьючную лошадь. Она, наверное, уже в конюшне. Достань из тюков все самое ценное и все, что может нам понадобиться. Да не забудь, кстати, тот тюфяк, который мне сделала Энджи, и принеси все сюда.

– Слушаюсь, милорд, – поклонился Теолаф и вышел.

Оставшись один, Джим осмотрел комнату и поздравил себя с тем, что не ошибся, отказавшись делить постель с Брайеном. Если забыть о блохах, вшах, клопах и прочей нечисти, которая могла водиться в этом убогом ложе, постель все равно была слишком узкой даже для одного человека, не говоря уже о двух, отнюдь не самых тощих рыцарях. А перспектива спать, прижавшись к сэру Брайену так же плотно, как к Энджи, нисколько не привлекала Джима.

От изучения кровати его отвлек шум, донесшийся снизу: перекрытия этажей на этом постоялом дворе были слишком хлипкими, чтобы хоть отчасти удерживать звуки. Джим различал голос хозяина и еще чей-то настолько отчетливо, что без труда смог понять суть спора.

Незнакомец требовал, чтобы хозяин сдал ему именно ту комнату, которую заняли Джим с Брайеном.

За последний год Джим стал мудрее, по крайней мере, он старался благоразумно держаться в стороне от всяких свар, но тут он почувствовал, что спор затрагивает и его собственные интересы.

Джим потянулся за поясом с мечом – он снял его всего минуту назад – и застегнул на талии. Теперь он был вооружен. У него не было никакого желания вытаскивать меч из ножен, и Джим надеялся, что все обойдется без резни, но джентльмену не следует появляться на людях, безоружным. Он спустился.

В огромной гостиной, занимающей большую часть нижнего этажа трактира, прямо у входа хозяин бурно препирался с неким круглоголовым здоровяком; тот был несколькими годами младше Джима, над его соломенными усами хищным клювом торчал немного крючковатый нос.

– Держал твой прадед этот трактир или не держал? – яростно вопрошал он, когда Джим спускался с лестницы. Его пышные усы свирепо ощетинились – под стать голосу. Они были чуть светлее его шевелюры, а их кончики свисали до самого подбородка, чья форма говорила о твердости характера его обладателя, меж тем как очерк губ свидетельствовал о благородстве незнакомца, который хоть и был на полголовы ниже Джима, но, похоже, с лихвой возместил эту разницу своим буйным, упрямым нравом.

– Конечно, держал, сэр Жиль, – ответил ему хозяин, – но это было восемьдесят лет назад, и я до сегодняшнего дня и слыхом не слыхивал ни о ком из вашей семьи.

– Ну и что?! – не унимался незнакомец. – Обещал твой прадед моему прадеду всегда найти для него комнату под этой крышей, или нет?

– Ну да, сэр Жиль, обещал, – сказал хозяин. – Но он не имел в виду, что если твой уважаемый прадедушка или еще кто из его семьи свалится как снег на голову, то ему тотчас же приготовят комнату. Получилось так, что я только что отдал последнюю комнату благородному рыцарю и лорду с запада.

– А кому первому было дано обещание, – зарычал маленький джентльмен, – моему прадеду или одному из этих двоих джентльменов, кем бы они там ни были?

– Конечно, твоему прадеду, – сказал хозяин. – Но как я уже сказал, сэр Жиль, от тебя я известия о приезде не получал, а от них получил. Ты и сам видишь, что город переполнен джентльменами со всей Англии; все пытаются где-то пристроиться, пока не снарядят суда во Францию. Что же я мог сделать; я же не знал, что приедет кто-то из твоей семьи; не могут же комнаты оставаться свободными, когда многие нуждаются в них?!

– Сведи меня с ними! – орал сэр Жиль. – Пусть только они покажутся мне на глаза. Если они сами признают, что эта комната принадлежит мне, и найдут себе другую – им же лучше. А если нет, то я, сэр Жиль, отстою свое право на эту комнату!

Он свирепо закрутил кончик правого уса.

– Мне бы очень не хотелось, чтобы джентльмены ссорились в моем доме из-за комнаты, – произнес хозяин. – Кроме того, при всем моем к вам уважении, сэр Жиль, я должен сказать, что, как мне кажется, они имеют больше прав на эту комнату, – при данных обстоятельствах…

Вдруг он остановился на полуслове, заметив подошедшего к ним Джима.

– Милорд, – сказал он, – боюсь…

– Я не знаком с этим джентльменом! – резко сказал сэр Жиль, сверкнув на Джима глазами.

Несмотря на свои миролюбивые намерения, Джим почувствовал, что еще один такой взгляд – и он взорвется. В этом сэре Жиле, казалось, было нечто упрямое и воинственное, от чего любой, кто чувствовал на себе его глаза или слышал его голос, сам по себе начинал заводиться.

– Милорд, – запинаясь, начал хозяин, – позвольте представить вам сэра Жиля де Мер, перед вами – благородный лорд Джеймс барон де Маленконтри-и-Ривероук.

– Ха! – сказал сэр Жиль, крутя ус и пытаясь испепелить Джима взглядом. – Милорд, вы заняли мою комнату!

– Я уже обращал внимание сэра Жиля, – вмешался трактирщик, – на то, что это не его комната. Она уже отдана сэру Джеймсу и его собрату по оружию сэру Брайену Невилл-Смиту.

– А где этот сэр Брайен? – спросил сэр Жиль.

– Он ненадолго вышел, – ответил хозяин, – и скоро вернется в комнату, которая, без сомнения, принадлежит ему и сэру Джеймсу.

Сэр Жиль выставил вперед левую ногу, подбоченился и воинственно выпятил нижнюю челюсть, не сводя при этом своих горящих глаз с Джима.

– Сэр Джеймс! – воскликнул он. – Я оспариваю твои права на мою комнату! Прими мой вызов, защищай свое тело и свои права. Выйдем во двор. Можешь выбрать то оружие, которое тебе больше нравится. Я буду драться таким же, а если у меня его не сыщется, то я встречусь с тобой так, как есть!

Дело приняло весьма неприятный оборот. Закончив речь, сэр Жиль повернулся кругом и, чеканя шаг, направился к двери. Дойдя до нее, он обернулся и остановился в ожидании Джима, бредущего за ним. Не видя никакого выхода, тот подчинился обстоятельствам.

Когда Джим вышел на мощеный двор, он поразился тому, какими гладкими и круглыми казались стертые булыжники мостовой; он даже подумать не мог, что они такие. День был светел и радостен, небо сливалось с морем в сплошной голубизне горизонта; то тут, то там по нему были разбросаны белые барашки кучевых облаков…

– Черт побери, сэр! – заорал сэр Жиль. – Ты что, онемел? Отвечай! Ты хочешь прослыть трусом и отказаться от комнаты или предпочтешь сразиться со мной как мужчина с мужчиной? Выбирай оружие!

У сэра Жиля, как и у Джима, был только меч на поясе – и никаких доспехов.

Джим, поежившись, подумал, что, будь на его месте сэр Брайен, он бы с восторгом ринулся в бой, не медля ни секунды. И стоило Джиму подумать о друге, как в его памяти всплыл голос Невилл-Смита, тактично указывающий Джиму на «шероховатости» в его манере фехтования мечом; что поделать, Джиму так и не удалось достичь в этом деле успехов, достойных похвалы Брайена, хотя он почти год учился обращаться с оружием этого мира и этой эпохи. Мог бы он устоять против такого непредсказуемого, как сэр Жиль, противника, который, возможно, с детства учился владеть мечом? Джим подумал, что скорее всего, нет. Но нужно или отвечать или сражаться. Мысли его путались.

– Я медлю с ответом, сэр Жиль, – выдавил наконец Джим, – потому что думаю, как объяснить суть дела и не обидеть при этом такого благородного рыцаря, как ты…

– Ха! – вставил сэр Жиль и вновь вызывающе подбоченился.

– Дело в том, – сказал Джим, – что я поклялся не сражаться своим мечом до тех пор, пока не смогу скрестить его с клинком французского рыцаря.

Еще даже не договорив, Джим уже почувствовал, как слабо и глупо, в особенности для такой воинственной натуры, как сэр Жиль, звучат его слова. Тяжело было придумать более никчемные извинения, но в тот момент Джиму в голову пришло только это. Джим приготовился было выхватить меч и вступить в поединок, но внезапная перемена, произошедшая с рыцарем-задирой, просто ошеломила его.

Пыл и ярость покинули сэра Жиля, а на их место пришли проникновеннейшее сочувствие и симпатия. В глазах рыцаря заблестели слезы.

– Благородный обет, клянусь всеми святыми! – воскликнул он, уставившись на Джима, и шагнул к нему. – А я, по грехам своим, чуть не ввел вас в искушение! Дайте мне вашу руку, сэр. Джентльмен, который может стерпеть все провокации, пренебрежение окружающих и притворство ради данной им клятвы, ради того, к чему стремятся все добрые англичане, – настоящий храбрец.

Джим машинально протянул сэру Жилю руку: тот схватил ее и благодарно сжал.

– Ты никогда не нанес бы мне обиды, сэр Джеймс, сказав о таком обете. Я хочу поднять правую руку и сам дать такой обет, и верить, что исполню его, – и будь я навеки проклят, если не удержусь и нарушу его!

Джим был потрясен. Он начисто забыл, что мужчины из сословия Брайена и сэра Жиля в этом мире буквально боготворят отвагу, под каким бы обличьем она ни явилась. У многих из них это стало уже фактически рефлексом. Перемена была столь неожиданной, что Джим едва не сел на землю от удивления. Однако он не был ошеломлен настолько, чтобы не воспользоваться таким поводом и замять спор.

– В таком случае, сэр Жиль, – заговорил он, – ты, может быть, согласишься разделить комнату с сэром Брайеном и со мной. На самом деле, ты, если хочешь, можешь даже разделить с сэром Брайеном постель, так как я дал еще один обет, который позволяет мне спать только на полу.

– Как! Проклятье! Черт возьми! – воскликнул сэр Жиль и стиснул руку Джима в приливе чувств так сильно, что кости едва не рассыпались в порошок. – Благороден и великодушен! Таким и должен быть любой рыцарь! Милорд, для меня это такая честь! Я был бы счастлив и польщен разделить с вами жилье, как ты предлагаешь!

– Тогда, наверное, надо послать кого-нибудь за твоими вещами, – сказал Джим. – Я скажу хозяину, – он обернулся и замолчал, ища глазами трактирщика или кого-нибудь из прислуги, предполагая, что кто-то да подсматривает за ними с сэром Жилем в дверной проем или из окна. Так оно и было. – Ты не возражаешь, если сэр Жиль разделит с нами комнату? – спросил он хозяина.

– Ничуть. Я сейчас же пошлю кого-нибудь за вещами сэра Жиля, если он расскажет мне, где оставил их.

– Мой человек стоит с лошадьми на улице, – сказал сэр Жиль, небрежно махнув рукой. Он кашлянул и немного смутился. – Остальные, конечно, прибудут в скором времени.

– В таком случае, позвольте проводить вас наверх, сэр Жиль, – сказал Джим. – Надеюсь, хозяин пришлет нам вина.

Они поднялись в комнату, а следом принесли вино. Ловко обогнув кровать, Джим сел на груду одежды, громоздившуюся на полу. Жиль, видя это, моментально сообразил, что обет запрещает Джиму не только спать, но и сидеть выше уровня пола, и выбрал себе другую груду.

– Прими мои извинения, милорд, – сказал рыцарь, когда кубок крепкого вина, присланного трактирщиком, исчез в его глотке. Джим содрогнулся в душе, глядя, как его новый товарищ одним глотком осушил и второй, полный до краев, кубок. Похоже, все рыцари в этом мире, не исключая и сэра Жиля, пили так, как тот, кто заблудился в пустыне и вдруг наткнулся на колодец с водой.

– Боюсь, я не знаю, где расположены владения твоей семьи. Мне крайне неудобно, но я не знаю, что такое Маленконтри, а имя Ривероук ничего не говорит моей памяти.

– Маленконтри находится на Малвернских холмах, – ответил Джим, – это недалеко от Вустера. На самом деле – Маленконтри входит в Малвернские угодья, большая часть из которых принадлежит графу Глочестеру. Но Маленконтри я получил прямо от короля.

– Благодарю тебя за любезность, – сказал сэр Жиль. – А я – рыцарь из Нортумберленда. Наш род на протяжении многих поколений живет на побережье Германского моря, которое кое-кто зовет Северным, немного южнее Бервика. А твой друг, благородный рыцарь сэр Брайен Невилл-Смит? Я не знаю ничего и о его владениях.

– Замок Смит – его родной дом, – сказал Джим, наблюдая, как сэр Жиль опрокидывает в глотку третий кубок подряд, – расположен по соседству с Маленконтри, в тех же Малвернских угодьях. Мы стали Соратниками в небольшом дельце, у обиталища Темных Сил, которое называется Презренной Башней.

– Святой Дунстан! – сэр Жиль стремительно склонился к Джиму, пролив в возбуждении вино. – Значит, ты и есть Рыцарь-Дракон, сражавшийся у стен Презренной Башни? Говорят, ты убил в поединке огра?

– Действительно, так оно и было, – сказал Джим. – Только в ту пору я находился в драконьем теле, если ты слышал эту историю.

– Слышал ли я эту историю, милорд? – переспросил сэр Жиль. – Да вся Англия и Шотландия только и говорили об этом. Великое и благородное дело.

– Это очень любезно с твоей стороны, – отозвался Джим. – По правде сказать, у меня просто не было выбора. Моя жена, леди Энджи… – Его прервал хорошо знакомый голос, чьи раскаты доносились снизу. – Однако, если я не ошибаюсь, – снова заговорил он, – там вернулся сэр Брайен.

Джим поспешно вскочил.

– Извини, мне надо отлучиться на несколько минут и переговорить с ним наедине.

– Наедине? – недоуменно переспросил сэр Жиль.

– Тайно, я хотел сказать, – ответил Джим. – Это займет минуту или две. Затем мы вернемся. Уверен, что он будет рад видеть тебя.

– Ха! – произнес сэр Жиль, мгновенно встрепенувшись. Однако затем он, очевидно, подумал, что лучше не ускорять события, а выслушать все возражения сэра Брайена от него самого, и вновь уселся на место с чашей вина. – Конечно, я подожду тебя здесь, милорд.

Джим едва успел выскочить из комнаты, чтобы перехватить Брайена. Тот поднимался по лестнице; Джим остановил его и в нескольких словах объяснил, что случилось и почему еще кто-то будет жить в их комнате.

– Ага, – произнес Брайен, понимающе качая головой, когда Джим рассказывал, как сэр Жиль вызывал его на поединок. Затем рыцарь посмотрел на Джима с сомнением. – Ты действительно дал обет насчет меча, Джим? Ты мне ничего не говорил об этом.

– Прости, Брайен, – сказал Джим. – Тут такое дело… понимаешь… – он заговорщически понизил голос. – Обет означает, что мой меч только…

Лицо Брайена расплылось в счастливой улыбке.

– Больше ничего не говори, Джеймс, – сказал он, – ни магия, ни твои отношения с леди Энджелой меня не касаются. Прости, если я проявил излишнее любопытство.

– Нет, что ты, Брайен, – сказал Джим, мучаясь угрызениями совести. – Пойдем, познакомишься с сэром Жилем де Мер. Он заводится с полуоборота, но остывает так же быстро. Думаю, ты ему понравишься.

Последние слова прозвучали не то чтобы предположением, а скорее просьбой. В голове Джима пронеслась неприятная картина: сэр Брайен и сэр Жиль, едва взглянув друг на друга, выхватывают мечи и принимаются фехтовать. Однако, к его удивлению, Брайен, похоже, уже слышал имя этого рыцаря.

– Сэр Жиль де Мер, – повторил он задумчиво. – Да, именно так. Джим, мне надо кое-что тебе сказать, но, как это ни странно, это дело касается и сэра Жиля.