Текст книги "Устойчивая жизнь. Как справляться с проблемами на жизненном пути"

Глава 7
Стойкие люди заранее знают об основных проблемах на жизненном пути

Не так давно я участвовал в конференции для религиозных лидеров. Тут были люди, которые продвигают музыку и экзальтацию для многих церковных служб. Они пришли поучиться новому друг у друга и послушать людей, у которых можно было духовно обновиться.

Когда я впервые вошел в комнату, то был поражен тем, что почти каждый присутствующий был в возрасте 20–30 лет с хвостиком. Думаю, могу с легкостью сказать, что никому не было тридцати пяти лет, за исключением меня, лектора.

Столкнувшись с толпой молодых, гиперэнергичных и приятных людей, большинство которых были молоды настолько, что могли быть моими детьми, несколько неожиданных мыслей пришли мне в голову.

Эти мужчины и женщины были снабжены (и вполне возможно, им их подарили) инструкциями и ведущими обрядами для своих приходов. Это означает, что они выбирают песни и цитаты из Библии, произносят молитвы и в основном пытаются проводить людей в присутствие Господне через благословение. «Им нужно лучше узнавать свою аудиторию», – думал я: кто они, как они чувствуют, каковы их надежды и мечты и куда, по их ощущениям и страхам, идет их жизнь. Им надо лучше знать о большой картине, которую другие хранят в тайнике.

Когда я был молодым тридцатилетним пастором, помню свою мысль о том, что почти ни один человек, перешагнувший рубеж 45 лет, не придет ко мне посоветоваться насчет своей личной жизни, пока у него не будет настолько очевидной проблемы, что ее не проигнорируешь. Редко кто из старшего поколения открывал свою душу, касаясь своих страхов, желаний, сомнений или убеждений, пока я не подталкивал и не прощупывал его кучей вопросов.

Только став значительно старше, мне стало понятно их молчание. Они полагали, что я не пойму их, не смогу понять. Интересно, сколько бессмысленных проповедей должно было излиться из моей тридцатилетней души в душу семидесятилетнюю.

И сейчас мне нужно было говорить с религиозными лидерами вдвое моложе меня. Теперь я был на месте некоторых моих бывших прихожан, которые были старше меня. Я делился проблемами моей жизни, моей большой картины, которые почти никто из людей в этой комнате не мог постигнуть. И все же их сопровождали в опыте лидеры вроде меня.

Как могли они молиться, вести богослужения, знакомить меня с Богом, если не знают ничего о моей жизни! Мгновенно я сменил введение своего разговора.

Я начал так:

«Моя жена Гейл и я входим в маленькую группу, что собирается вместе каждый месяц. Это не группа по изучению Библии, и мы не следуем никакой программе, диктуемой чьим-то предписанием. Мы просто встречаемся. Едим вместе и рассказываем истории из нашей жизни, произошедшие за тот месяц, что мы не виделись. А потом делимся нашими планами на следующий месяц. Мы обмениваемся историями о наших внуках, о визитах к доктору, о своем опыте служения Христу. Когда мы заканчиваем разговор, каждый знает о важных аспектах большой картины всех нас. И наши вечера заканчиваются пламенной молитвой.

Есть одна тема, которую мы всегда поднимаем за столом в наших ежемесячных разговорах, – иногда в шутку, иногда как информацию о ком-нибудь. Знаете, какую?»

Я подождал минутку, давая им время на раздумья, и в комнате стало необычно тихо, пока они пытались понять, о чем я говорю.

Тогда я ответил им: «Смерть. Тема смерти всегда поднимается за нашим столом. Знаете, почему?»

Теперь я действительно захватил их внимание. Я почти мог чувствовать их неверие. Когда тебе двадцать-тридцать лет, ты редко говоришь о смерти (по крайней мере, не так часто), пока она не ворвется в твою жизнь внезапной трагедией. Я продолжил:

«В нашей группе мы говорим о смерти, так как знаем – всегда есть вероятность, что кто-нибудь из нас умрет в следующие несколько лет. Нам всем за шестьдесят и семьдесят лет, и мы уверены, даже не говоря об этом, что смерть может настигнуть кого-нибудь из нас в ближайшем будущем».

«Каждое воскресное утро, – сказал я, – каждый из вас проводит службу для несметного количества людей, для которых смерть – одна из самых важных тем для размышлений. Как песни, что вы выбираете, манера их исполнения, то, как вы молитесь, и комментарии, которые вы делаете, говорят о неопределенности, которую кое-кто из вашей паствы испытывает по отношению к смерти? Как и ваше, любое поколение ищет комфорт, направление, испытания, уверенность. Только для них вопросы немного другие, чем для вас».

Я говорил о важности больших картин, что Бог рисует для нас и что всегда находятся в стадии создания. «Эти картины большей частью определяются вопросами, которые мы задаем».

«Самые важные вопросы вашей жизни, например, это карьера, сила воли, отношения, – продолжал я. – Лично меня мало что в них интересует. Некоторые из важных для меня вопросов в моем возрасте – это нужен ли я еще на этом свете, хватит ли у меня храбрости жить с болью и слабостью, и доволен ли Бог хоть чуточку, тем как я прожил большую часть своей жизни. У вас вся жизнь впереди, а моя большей частью уже прошла».

«Вы ведете службы, – говорил я. – Как вы можете вести людей к Богу, если не знаете тех вопросов, что формируют большую картину в сердцах представителей различных поколений, которых вы ведете?

Предположу, что для каждого возраста есть свои вопросы, возможно, даже для каждого десятилетия. Знание их помогает нам тонко чувствовать людей, что дает нам лучшее понимание того, как построить картину нашей собственной жизни.

Запомните то, что услышали сегодня впервые, – заключил я, – и вам не придется задавать этих вопросов еще лет десять».

Когда пришло время вопросов и ответов, некоторые спросили: «Какие вопросы соответствуют каждому десятилетию?» Мне вспомнилось несколько примеров, но я признал, что над этим еще надо поработать. «Я только знаю, что у каждой возрастной группы есть свои вопросы, и они довольно последовательные», – сказал я.

Тут объявился критик: «Когда вопросы сменяются, меняется ли содержание (а возможно, и форма) наших духовных интересов?» «Вопросы, – ответил я, – часто становятся путем достижения, когда мы обращаемся к Библии в поисках духовной пищи.

Они становятся для нас проводниками, когда мы покупаем книги. Вопросы формируют наш подход к духовной жизни. Если путь, которым человек ведет свою духовную жизнь, был сформирован двадцатью с чем-то вопросами, а ему сейчас пятьдесят, то духовная жизнь у него будет устарелой и неэффективной».

В каждом десятилетии жизни, когда меняются вопросы, читатель Библии по-новому смотрит на привычные библейские истории и учения. Тема молитв также меняется. Опасности и искушения, свойственные духовной жизни, видоизменяются. И в каждом десятилетии жизни появляются новые решения, ведущие к более глубоким убеждениям. Таким образом, знание подходящих вопросов, с которыми мы можем столкнуться в конце каждой декады жизни, может помочь нам лучше разобраться с большой картиной.

Покинув конференцию, в тот же день мне захотелось выявить побольше вопросов, что задают люди, проходя определенные декады своей жизни. Я был убежден, что если сделаю это, то узнаю многое о размышлениях насчет большой картины и непоколебимости.

Однажды вечером, через какое-то время после моей встречи с религиозными лидерами, мне напомнили об обещании составить уникальные вопросы для каждого десятилетия жизни. Гейл и я принимали в гостях группу из сорока пожилых людей – мужчин и женщин, большинству из которых было за 75. Они когда-то многие годы были в руководстве «Конкорда», Нью-Гемпшир, братства, в котором я много раз проповедовал по воскресеньям. Сейчас же, на этом отрезке, вели более спокойную жизнь.

В тот вечер Гейл предложила группе поделиться воспоминаниями о церковной жизни в старые времена. Внезапно комнату залило таким количеством энергии, какую я видел на той конференции, где собирались религиозные лидеры.

Мы услышали о хоровых праздниках, миссионерских конференциях, о длительных молитвах, о разработке программ и радиовещании, чтобы обнародовать новые программы. Мы услышали истории веры, обращений и видений. Затем настал черед историй об испытаниях, грусти и разочарованиях. По скорым комментариям, несущимся со всех сторон, я могу заявить, что эти старики хотели донести мысль: у них тоже есть своя большая картина жизни. Они совершили великие дела… даже если молодое поколение прихожан не знает об этом (или даже их не волнует этот факт).

Спустя какое-то время меня поразило, как мало мы знаем о каждом из нас. И как важно понять, какие вопросы формируют большую картину жизни каждого человека. Это путь к устойчивости: зная, что ждет нас впереди, с чем мы, вероятно, столкнемся, где лежат возможности и препятствия. У этих людей были ответы на поставленные вопросы.

Так что я начал мои поиски великих вопросов, что лежат в основе многих больших картин.

Когда я занимался с двадцатилетними, к примеру, которые только вступают во взрослую жизнь, обнаружил, что они поглощены мыслями познать свою личность. Каким мужчиной или женщиной я становлюсь, размышляли они, и чем я отличаюсь от своей матери или отца? Они спрашивали, где можно найти друзей, которые примут меня таким, какой я есть, и которые предложат мне отношения, подобные семейным, которые мне нужны [или которых никогда у меня не было]? Или: могу ли я любить и привлекательный ли я? Эти вопросы подобны друг другу, конечно, и я могу чувствовать их неловкость, пока они не получат ответы. Я обнаружил страх быть отвергнутым, страх одиночества и чувство, что, возможно, никто им не подойдет. Неудивительно, что у них было столько метаний из одной группы в другую, от одного друга к другому. Каждому нужно найти место и человека, которому можно принадлежать.

Двадцатилетие – это время вопросов: что я должен сделать с моей жизнью и что я хочу изменить в своей жизни? Многие отрицают, что основное желание – это материальное благополучие; предпочтение отдавалось работе, которая предполагала значимость, ощущение перемен. Преподавание, консультирование и работа в некоммерческой сфере – важные возможности. Конечно, многие скажут, что они были счастливы просто получить работу – любую хорошую работу, – которая может снабдить доходами для уверенной жизни и развлечений.

Двадцатилетние начинают осознавать, что они не могут больше вести себя безответственно или необщительно. Модели жизни, привычки, личностные причуды требуют надзора, особенно если все зашло слишком далеко. Таким образом, поднимается вопрос: что из меня самого и моей жизни нужно подправить?

Неудивительно, что когда тебе двадцать лет, ты сталкиваешься с так называемым вопросом лидерства: вокруг какого человека и убеждения я должен организовать свою жизнь? Возможно, это мать всех вопросов (как ни странно, для любого возраста), но становится исключительно важным, когда человек осознает, что игры в жизнь – это не любительские игры юности. Сейчас это серьезное дело со все более серьезными последствиями, и нужно вывести свой принцип, который расставит все по порядку в жизни. Тот принцип, в который верит всякий принявший Библию человек: Иисус Христос – его сила спасения, его призыв, его учение.

Что получается, когда двадцатилетние становятся тридцатилетними? Вопросы и проблемы начинают меняться. Возникает большая ответственность, и приходится идти на компромисс с личной свободой, когда появляется все больше постоянных отношений и обязательств.

Так как теперь ответственность растет, а времени становится меньше, тридцатилетние задаются вопросом: как расставить приоритеты требованиям, диктуемым мне жизнью? Тут и супруги, которых нужно любить и узнавать все ближе, и дети, которым требуется безграничное внимание, и работа/карьера, на которые уходит вся энергия. Дом надо содержать в порядке, по счетам платить, обязанности перед организациями выполнять. Внезапно приходится рассчитывать все «да» и «нет» в жизни, и эти решения не простые, не так-то легко их сделать.

Выбрать карьеру в двадцать лет проще и намного легче. Но сейчас, когда тебе тридцать, начинаешь видеть, что есть победители, и есть проигравшие, так же как и вечные неудачники (те, кто просто прибывает к финишу незамеченным в гуще толпы). И возникает вопрос: как далеко я могу зайти, добиваясь выполнения своей цели?

Так как тридцатилетние слишком заняты, обустраивая свой жизненный быт, они мало осознают, что их первичное окружение меняется. Друзья юности (и даже двадцатилетнего периода) откололись, разбежались в разные стороны (некоторые женились либо вышли замуж, кто-то еще холост, кто-то переехал в другие страны). И возникает другой вопрос: кто те люди, с которыми я иду по жизни?

Для многих людей тридцатилетие еще и начало мужского одиночества. Новую дружбу не так легко завести, да и она чаще не бывает той, которой можно радоваться. Старые друзья сплыли, а на новые связи часто нет достаточно времени, чтобы построить такие же отличные отношения, какие были в юные годы.

Духовная жизнь меняется у людей в тридцать лет. Духовные вопросы больше не центр идеалов молодости, а реалии жизни, которая сурова и не прощает. Мало времени на долгие дискуссии с наставником, на уединение и молодежные программы, на зависания с друзьями, что считалось само собой разумеющимся в ранние годы. Теперь жизненные требования предполагают мало времени на созерцание и духовное возрождение. Многие тридцатилетние, кто ищет духовную составляющую жизни, скажут, что такие слова, как пустой, усталый, запутавшийся, бездействующий – перемешались в их мыслях так, как они и не ожидали. Таким образом, возникают следующие вопросы: на что похожа моя духовная жизнь? Будет ли у меня на нее время?

Этот тихий зудящий вопрос появляется, когда ты думаешь, что проиграл. Тридцатилетние, похоже, видят в себе нечто подобное и думают побороть это прямо сейчас, одним взрослением. Но то, что надеются стряхнуть с себя, не уходит. И они начинают задаваться вопросом: почему я не лучше?

На рубеже 40 лет возникают новые вопросы. Сложности жизни возрастают еще больше, и – это беспокоит – мы начинаем осознавать, что не можем больше отмахиваться от своих недостатков и промахов, прикрывая их молодостью и неопытностью. Мы, как говорится, повзрослели. От нас ожидается, что мы перенесем удары и ушибы жизни с непоколебимой храбростью. Паника и страх подходят молодым (и старым?) людям. Но в 40 лет ты должен быть твердым.

Итак… вопросы. Как я напишу в другой части этой книги, возникает такой вопрос: кем я был, будучи ребенком, и что тогда на меня повлияло, из-за чего я стал таким, как сейчас? В 20 лет мы бы посмеялись над этим вопросом, но сейчас он возник со всей серьезностью, если не для многих, то для нескольких – точно.

Почему у некоторых получается лучше, чем у меня? Почему я часто разочарован в себе и других? Почему ограничения начинают превосходить возможности выбора?

Я верю, что сороковой рубеж для многих – это опасные, неисследованные воды. Начинают происходить вещи, к которыми многие из нас не готовы. Дети становятся более независимыми, даже уходят из дома. Семейную жизнь приходится приспосабливать к новым реалиям жизни. Некоторые из нас начинают наслаждаться финансовой независимостью, другие начинают признавать, что никогда не будут материально обеспечены. Некоторые бросают борьбу по достижению далеко идущих целей и занимают оборонительную жизненную позицию. Другие скучают по своей молодости, и их кажущееся волнение так велико, что они пытаются повернуть время вспять, чтобы вернуть прежние радости.

Сороковики могут спросить: почему же я сталкиваюсь со столькими неопределенностями? Но другие могут начать устраивать вторую жизнь, вторую карьеру. Что я могу сделать, чтобы совершить великий вклад в мое поколение? Или: что потребуется для того, чтобы найти совершенно новое призвание в жизни и делать то, что всегда хотел? Если тщательно прислушаться, то можно услышать в этих поднятых вопросах слово «ловушка».

Умные сороковики могут добиться девяностодневного отпуска. Они освобождают свою жизнь от лишнего и оценивают свой жизненный путь до этого момента. Они сурово пересматривают свои духовные путешествия, личные отношения, взгляды на деньги и имущество, на то, как они тратят свою энергию и ресурсы. И когда оценка заканчивается, они составляют совершенно новый курс для второй половины своей жизни. Очень увлекательное приключение для храбрых людей.

Пятидесятилетки стараются не думать об этом, но дело в том, что они проходят середину своей жизни. И они размышляют о том, сколько лет им осталось. Приходит все больше известий о смерти друзей, о распавшихся браках и людях, ушедших на пенсию. Это время для трезвого размышления.

Джон Дин, один из участников скандала с Уотергейт, писал:

«Мои взгляды [на мою жизнь] всегда были отсталыми, а не прогрессивными… и я слишком много рассуждал о незначительном и неважном. Время истекло, и я должен прийти к соглашению с моей жизнью. Дни для воображения великих достижений прошли. Амбиции и цели должны быть более реальными, если я хочу избежать больших разочарований в конце».

Таким образом, в пятьдесят лет можно спросить: почему время бежит так быстро? Потому что оно бежит так быстро. Кажется, что вчера было Рождество, и сегодня будет Рождество. Это отлично! Мы смотрим на современников, и они внезапно становятся слишком старыми в наших глазах. А мы нет!

Почему мое тело становится ненадежным? Как мне справляться с моими неудачами и успехом? Как можем я и мой супруг (либо супруга) вдохнуть жизнь в наши отношения, когда дети выросли и разъехались? Тем, кто еще не задавал себе этих вопросов, я могу сказать только одно: «Приготовьтесь!» Каждый их них дойдет до вас, часто без предупреждения. Стоит знать о них заранее.

Кто эти молодые люди, которые хотят заменить меня? Пугающий момент, когда человек обнаруживает, что молодежь может знать больше, может хотеть работать дольше и упорнее, чем он, она может с нетерпением ждать, когда пятидесятилетний отойдет в сторону и даст ей возможность показать себя там, где когда-то пробовал и он.

Что мне делать с моими сомнениями и страхом? Достаточно ли у нас денег на старость с ее проблемами со здоровьем и с периодическими экономическими спадами? Эти вопросы грозят нам в пятьдесят лет.

Шестидесятилетний задается вопросами: когда я перестану делать те вещи, что всегда характеризовали меня? Почему я чувствую себя так, как будто меня не принимает большая часть молодого поколения? Почему мне так любопытно знать о тех, кто перечислен в некрологе, как они умерли и какую жизнь они вели?

Шестидесятилетнему интересно, что же еще надо завершить и если у него время на то, чтобы сделать все те вещи, о которых он мечтал в прошлом? Он или она не хочет признавать это, но определенный вопрос парит в воздухе: кто будет рядом, когда я умру? И если человек состоит в браке: кто из нас уйдет первым и каково это – сказать «прощай» тому, с кем ты разделил многие годы жизни?

Более того, это те годы, когда сомнения и страхи могут возникнуть ни с того ни с сего. Есть вещи, способные принять меня до конца? Есть вещи, которые, я верю, способны привести меня к концу? Есть ли жизнь после смерти? О чем я сожалею? И чем из всех прожитых лет я удовлетворен в полной мере? Что мне надо сделать, чтобы это пережило меня?

Возможно, семидесятилетние и восьмидесятилетние составляют одну группу со своими вопросами. Один из них довольно любопытный и спрашивает вот о чем: осознает ли кто-нибудь или заботит ли кого-нибудь, кем я когда-то был? Знает ли кто-нибудь, что я когда-то управлял бизнесом, бросал финт, учился в школе, обладал красивым голосом, был привлекателен внешне? Важна ли моя история кому-либо?

Сколько еще в моей жизни я все еще могу контролировать? – добавляют они. Кому-то запрещают водить машину. Другим приходится передавать дела более молодым людям. Многие живут в общинах, где их жизнь расписана по часам.

Есть ли еще что-нибудь, в чем я могу быть полезен? Не все хотят сидеть или просто играть. Тело может быть старым, но некоторые из них все еще хотят что-нибудь изменить. Можем ли мы?

Откуда тут гнев и раздражительность? Есть ли там Бог для меня? Действительно ли я столкнусь со смертью? И когда я умру (как это случится?), будут ли по мне скучать или новости о моей смерти принесут облегчение?

Небеса? На что они похожи?

Когда непоколебимый человек планирует свою жизнь и рассматривает ее с далеко идущих позиций, это те вопросы, к которым он должен быть готов. Если на них нет ответов, они утомляют дух. Резко сокращают жизненную энергию.

Когда я сижу с сорока пожилыми друзьями и слушаю, как они рассказывают о своих самых ярких воспоминаниях, я вижу эти вопросы в их глазах и слышу в их голосах. И это бросает мне вызов, так как я сам недалеко от такого же приглашения (я надеюсь), что Гейл и я дали им сегодня.