Текст книги "Охотничье оружие. От Средних веков до двадцатого столетия"

Копья с несколькими лезвиями

Все виды копий или пик, описанные ранее, независимо от своей длины, формы и конструкции, основывались на одной разновидности лезвия. Достаточно давно поняли, что при охоте на небольшого или слишком подвижного зверя было гораздо легче поразить цель с помощью двух и более лезвий. Конечно, цель удавалось поразить, однако возникали новые проблемы, ибо соответственно увеличивался вес и снижалась маневренность копья.

Одним из самых первых образцов копья с множеством лезвий считается хранящийся в Британском музее бронзовый трезубец из города Ура (Месопотамия) и датируемый примерно 3000 г. до н. э. С незапамятных времен использовались и классический трезубец, как у Нептуна, всегда предназначавшийся для охоты на рыбу, и копье для ловли угря. Бронзовые трезубцы обнаружены при раскопках поселений доисторических озерных жителей Швейцарии. Их находили и по берегам озера Гарда, а железные предметы – в селении Ла-Тен, давшем название одноименной археологической культуре.

Рис. 41. Персидский охотник, использующий копье в виде трезубца во время охоты на лису. Гравировка на гемме из халцедона. Из книги Рихтера «Гравированные геммы греков и этрусков»

На мозаике Барберини I в. н. э., хранящейся в Национальном археологическом музее Пренестина в Палестрине, изображен рыболов, держащей на изготовку трезубец. Заметим, что подобные копья с множеством лезвий использовались не только против морских существ. На персидской печати IV или V в. выгравирована сценка с конным охотником, бросающим в лису удлиненное копье с тремя зубцами (рис. 41).

Встречаются и другие охотничьи сценки, например на мозаиках императорской виллы на пьяцца Армерина, заложенной во II в. н. э. Здесь изображен другой всадник, преследующий зайца и вооруженный копьем с двумя зубцами. Выше уже говорилось о похожем оружии, которое использовали для охоты на медведя. В Германии известно двузубое «волчье копье», которое использовалось прежде всего для охоты на волка. На картине из часовни Берланга (Кастель), находящейся сегодня в частной коллекции в Нью-Йорке, изображена охота на зайца, где конный охотник умело обращается с трехзубым копьем.

В основном копье с множественными лезвиями, с помощью которого оказывалось возможным преодолевать оптический обман, возникающий от преломления света в воде, предназначалось для охоты на обитателей подводного мира. Большинство из них составляли выдры, на которых охотились с поразительной жестокостью. На иллюстрациях в рукописях XV в. Гастона Феба и Страдана изображены копья с тремя лезвиями, на девонширских охотничьих гобеленах (1425–1450) и в «Отдыхе джентльмена» Ричарда Блума (1686) изображены двузубые пики, применявшиеся для охоты на выдр (рис. 42).

В современной литературе, посвященной охоте, такие копья редко описываются подробно, однако Д.В. Карлтон в своей «Записной книжке об охоте» (1842) дает следующее описание необычного копья для охоты на выдр: «Длинный, гибкий ясеневый шест заканчивается тщательно подогнанным наконечником. Он закреплен на узком конце пики с помощью винта с гайкой, вставленных в специальное отверстие. Из прочного наконечника выходят два крючка, которые не дают возможности животному освободиться от вонзившегося в него копья».

Более раннее по времени употребления копье для охоты на выдр представляло собой небольшие грубо сделанные вилы, появившиеся из-под молота какого-нибудь местного кузнеца. Поэтому такой невзрачный элемент вооружения не заслуживал внимания, и его не включали в описи. Однако в арсенале Генриха VIII находятся 25 «трехгранных крытых бархатом палок частью с позолоченными концами». В Гринвиче также находились «трехзубые позолоченные вилы», которые, возможно, предназначалась для охоты на выдр.

Чтобы охотиться на выдр, копье обычно делали с тремя и более зубцами. Местные охотничьи копья делались из самых разных материалов. Так, на Фиджи у копья имелось четыре деревянных острия, каждое более 3 футов в длину, соединявшиеся ремнями с древком. Таитяне использовали длинные кости, расщепленные с одного конца, чтобы получился трезубец со съемной головкой. На Борнео головную часть копья образовывали четыре железных зубца. Эскимосы придумали любопытное копье. В обычной точке, где крепились зубцы, находился ряд костяных зубцов, выходивших из середины древка.

Рис. 42. Фрагмент гравюры «Охота на выдру» из книги Р. Блума «Отдых джентльмена» (1686)

В Европе применялись три способа установки зубцов. Сначала отметим разновидность, когда колющие зубцы припаивались к стреле, плоской опорной пластине наконечника. Во-вторых, железные зубья выходили из центрального стержня или древка или приваривались к нему. Третья разновидность предполагала, что зубья и основание выделывались из плоской металлической пластины (рис. 43). Во всех разновидностях использовалось свое количество зубцов.

Приведем несколько примеров. Страдан (рис. 44) изображает рыбаков с четырех– и шестизубыми копьями. В 1843 г. В. Скоропе пишет о копье для охоты на лосося с пятью зубцами. Изготовители копий считали, что чем больше зубцов вставить, тем легче попасть в цель и удержать самую маленькую рыбку.

В мемориальной коллекции Джадкина в Бате хранится копье, у которого центральное острие окружено пятью зубцами крючкообразной формы. Возможно, его использовали для охоты на угря (рис. 43). На картине американского художника У. Маунта (1807–1868) «Охота на угря с копьем в Сетакете», находящейся в коллекции Нью-йоркской исторической ассоциации, точно такое копье показано в действии. Громоздкое на вид копье из замка Блэр (Пертшир) имеет головку с одиннадцатью колючками, вырезанными из плоского куска металла.

В Шотландии особой популярностью пользовалось копье для охоты на рыбу или, точнее, на лосося, на диалекте обозначавшееся как leister или walster, а на гэльском Muirgheadh. Это было самое короткое и одновременно самое тяжелое копье, которым кололи, но не метали. Обычно его прикрепляли к длинному линю или веревке. Некоторые рыбаки достигли такого искусства, что Дж. Логан в книге «Гэльский сборник, или Шотландцы у себя дома» (1848) пишет о человеке, который попадал в лосося девять раз из десяти на расстоянии до 40 ярдов.

Рис. 43. Гарпуны для охоты на рыбу XVII–XIX вв. Верхний ряд: шотландский, два зубца (Национальный музей, Эдинбург); английский, четыре зубца (Бридвельский музей, Норидж); датский, семь зубцов (Копенгагенский музей). Средний ряд: американский, семь зубцов (коллекция Джадкина, Бат); шотландский, четыре зубца (Национальный музей); итальянский, четыре зубца (один потерян) (Музей Фиорони, Леньяно); шведский, пять зубцов (раньше находился в коллекции Буассона). Нижний ряд: шотландский, семь зубцов, острога Патрика Робертсона (замок Блэр, Шотландия); шотландский, семь зубцов (замок Блэр); шотландский, один зубец (Музей Стирлинга)

В Англии охота с гарпуном или острогой была запрещена уже в 1533–1534 гг. (билль Генриха VIII), в Шотландии – в 1601 г., в Ирландии – 1714. Однако, несмотря на запрет, охота с гарпуном и острогой продолжала существовать вплоть до XX в. Яркие картины охоты с гарпуном описывает сэр В. Скотт в романах «Хью Меннеринг» и «Красная рукавица». В последнем романе он пишет об охоте на берегах эстуария реки Сольвей, когда начинался отлив, и река сильно мелела, появлялись конные охотники, преследовавшие лососей: «Они гнались за рыбой во весь опор, ударяли ее своими копьями с колючками, точно так же, как и охотники, коловшие медведя на старых гобеленах. Конечно, лосось относился к своей участи более спокойно, чем медведь, разъяренный причиняемой ему болью, бросавшийся на охотников. Однако лосось настолько быстро перемещался, что его могли поразить только искусные наездники, обладавшие зорким глазом, твердой рукой и полным контролем как над своим конем, так и над оружием».

Гарпуны

Встречается одна рыба, точнее, млекопитающее, которое не могло не вызывать пристального внимания со стороны охотников. Это кит, на которого охотились с тех пор, как человек смог построить подходящую для этого лодку. Скорее всего, охота на китов в неолитические времена была похожа на то, что делали эскимосы в то время, когда их впервые увидели европейцы. Как эскимосы, так и индейцы использовали гарпуны с концами в виде колючек, сделанных из кости или обсидиана. Они были настолько острыми, что могли пробить шкуру кита. Обычно их прикрепляли к головке гарпуна, древко могло натягиваться, выполняя функцию маяка или буйка.

Когда в кита попадало множество гарпунов, он слабел от боли и не мог погрузиться в глубину. Охотники терпеливо выжидали, пока он устанет и потеряет подвижность, после чего приближались и добивали его пиками и ножами. Обычно охотники тщательно следили за тем, чтобы не подплывать к киту слишком близко на своих хрупких суденышках, лодках и каноэ.

Жители Алеутских и Курильских островов применяли более безопасную систему. Наконечник копья с колючками пропитывали ядом и бросали его в кита, после чего охотник быстро уводил свое неповоротливое суденышко с места охоты. Затем через несколько дней умершего от яда кита подбирали с баркаса.

Рис. 44. Фрагмент гравюры «Охотники с острогами» из книги Страдана Venationes (1630)

Создание более прочных лодок и появление железных копий, или гарпунов, привело к развитию в Европе иной техники охоты. Как только гарпун стал прочно удерживаться в туловище животного, возникла настоятельная потребность в том, чтобы суметь удержать его привязанным к лодке с помощью длинного выпущенного каната на расстоянии в 200–300 фатомов (морских саженей). Применение буксировки лодок позволило загонять кита, он уставал, и появлялась возможность подойти к нему и добить с помощью пик.

Забивание китов в промышленных масштабах началось в Бискайском заливе, и началась хорошо организованная торговля, которую с успехом вели французские и испанские баски. В 1160 г. король Наварры Санчо Мудрый оказал свою милость городу Сан-Себастьян, передав ему список подлежащих таможенному обложению товаров, среди которых перечислен и китовый ус.

Ряд городов, расположенных на баскском побережье, включили изображение китов в свои гербы. Когда после интенсивного промысла стада китов в заливе начали истощаться, баски перенесли свою охоту к побережью острова Ньюфаундленд. Именно здесь английские, французские и португальские рыбаки уже добывали треску.

Успешные технологии промысла распространялись от рыбаков почти всех стран Северной и Западной Европы, к XVI в. они всячески соперничали друг с другом, не чуждаясь никаких средств, поскольку их самым большим призом оказывался огромный кит.

В книге Хеклю «Путешествия» (1575) описано китобойное судно с водоизмещением в 200 тонн и командой в 55 человек. Рекомендовалось использовать следующее снаряжение:

15 больших метательных копий;

18 маленьких метательных копий;

50 гарпунных крюков;

5 полубаркасов;

5 человек, чтобы бить с помощью гарпунных крюков.

Интересно, что к снаряжению отнесены и люди, забивающие китов. В начале XVII в. Московская компания в Лондоне собиралась установить монополию на ловлю китов, но встретила сопротивление других торговцев. Прикрываясь шотландским патентом, выданным Натаниэлю Эдвардсу в 1626 г. для рыбалки в Гренландии, они выступили единым фронтом.

Рис. 45. Копья и гарпуны из книг Ф. Мартена «Сообщение о нескольких путешествиях» (1694) и А. Маркхема «Китобойный промысел в Баффиновом море и заливе Бутия» (1874)

Московская компания повторно обратилась за разрешением в Тайный совет, основное содержание жалобы состояло в том, что противники «нарушают принципы гарпунеров и охотников на китов». Ведь именно от гарпунера, обычно «бискайца», зависела удача всего мероприятия. Профессия относилась к «закрытым», консервативным занятиям, поэтому в XVIII в. ощущалась потребность в специально обученных людях. Так, 3 марта 1731/1732 г. Совет Лондонской южной морской компании информировал, что семь судов, готовых отплыть в пролив Дэвиса, задержаны в Грейвсенде, «поскольку нуждались в голландских гарпунерах, обработчиках ворвани и матросах других профессий».

После введения гарпунного оружия (об этом подробнее говорится в шестой главе «Ружья») орудия охоты практически не изменились. Как пишет Мартен в 1694 г., метательное копье или пика практически ничем не отличаются от гарпуна Маркхема (рис. 45).

К длинной, с углубленным древком пике приваривалось остроконечное лезвие в виде листа и присоединялось к короткому деревянному шесту общей длиной 10–15 футов. Гарпун имел огромный наконечник, происходивший от римского пилума и франкского или меровингского ангона. Как писал Мартен, у него «два острых лезвия, отточенных на конце, и широкая задняя часть, почти как у резака». Считалось, что лучшие гарпуны надо делать из стали, сочетающей прочность и гибкость. С этим не соглашался Уильям Скорсби, великий английский капитан-китобой. Он так характеризует черенок гарпуна: «Поскольку гарпун подвергается резким усилиям и изгибам и должен быть очень острым, его следует сделать из самого лучшего и гибкого железа… Чтобы испытать прочность гарпуна, его стержень сгибают на железном болте толщиной в дюйм, затем снова разгибают и выпрямляют. Если все это проделать не нагревая гарпун, то результат окажется просто превосходным».

Стержень гарпуна не был длинным, а вот длина и вес пики зависели от фантазии гарпунера. Иногда на гарпуне выбивали название корабля. Существовали и некоторые приметы: например, чтобы охоте сопутствовала удача, следовало прикрепить к веревке ленты и подвязки.

Методика охоты на китов, представленная в описаниях XVII в., практически без изменения сохранилась вплоть до XIX в. Когда кита замечали на горизонте, тотчас с основного корабля спускались пинасы (полубаркасы) или шлюпы (ялики). Команда каждой лодки состояла из гарпунера, рулевого и четырех или шести гребцов. После спуска лодка начинала спокойно маневрировать, чтобы гарпунер получил возможность выстрелить. Остальное лучше воспроизвести со слов писателя XVII в. Самуэля Пуршаса: «Стоявший на носу гарпунер бросает свой железный гарпун в кита обеими руками, как только тот окажется на расстоянии броска. Как только гарпун попадает в кита, тот старается уйти в глубину. Чтобы не потерять его, к древку гарпуна привязывают веревку длиной не менее 200 фатомов. Ее раскладывают на дне лодки, чтобы она могла свободно вытянуться, не мешая киту скрыться в глубине. Когда веревка вытянется, кита начинают тянуть наверх, заставляя подняться, веревку аккуратно сматывают, чтобы она не запуталась. Когда кит поднимается над водой, китобои ударяют его пиками, то из одной шлюпки, то из другой, ибо обычно для охоты на кита используют две лодки. Они колют до тех, пока кит плавает вокруг них, и пытаются достичь под водой его живота… Получив смертельную рану, кит выплевывает кровь (раньше он выбрасывал воду), постепенно силы оставляют его, и прежде, чем он умирает, он иногда может оттянуть шлюпку на 3 или 4 мили от того места, где его впервые ударили».

Рис. 46. Морские охотники с копьями. Из книги О. Магнуса «История готов, шведов и вандалов» (1555)

Пуршас предупреждает своего читателя, что во время агонии кит иногда разламывает лодку своим хвостом. Поэтому он высказывает мнение, что «охотники на китов обязательно должны быть искусными пловцами».

Похожим образом охотились на моржей, тюленей и иногда полярных медведей. Несмотря на введение гарпунных пушек, разрывных наконечников, моторных лодок, на Азорских островах продолжали использовать традиционную методику охоты на китов с ручными гарпунами и гребными лодками.

Рис. 47. Прокалывание гиппопотама после того, как его загарпунили (отметим веревку, запутавшуюся в его зубах). Из книги Дж. Вуда «Человек и его деятельность» (1886)

И наконец, следует упомянуть о гиппопотаме – еще об одном животном, которое привлекало внимание гарпунеров. До недавнего времени некоторые местные жители Центральной Африки охотились на этого обитателя рек и озер практически так же, как египетские охотники 3 тысячи лет тому назад. Использовавшийся для охоты на гиппопотама гарпун имел древко порядка 3–4 м в длину. На один его конец надевался наконечник с большим количеством шипов и тщательно закреплялся кожаными жгутами. К другому концу гарпуна прикреплялась прочная веревка.

На гиппопотама нападали точно так же, как и на кита, с лодки. Даже если он сбрасывал тяжелый шест, все равно не мог перекусить все веревки, которые его удерживали. Гиппопотам напрасно пытался выпутаться, его движения были ограничены, и он ничего не мог поделать, наконец, устав, он опускался на дно реки, где его и добивали копьями (рис. 47).

Хамранские арабы использовали другую разновидность гарпуна, где головка прикреплялась к легкому бамбуковому шесту, который можно было бросить одной рукой. К веревке прикреплялся легкий деревянный поплавок, похожий на поплавок из тюленьей кожи, изготовленный эскимосами. Затем в гиппопотама бросали другие гарпуны, пока он не падал от изнеможения.

Если гиппопотам пытался найти убежище на земле, то он попадал в ловушку. Она представляла собой деревянное бревно 4–5 футов, снабженное острием или головкой от копья и висевшее на веревке над тропой, по которой часто пробегал гиппопотам. Конец веревки спускался и устраивался таким образом, чтобы животное попало в него, освободив тем самым бревно, копье падало и пронзало спину гиппопотама. Такие тяжелые копья часто дополнялись камнями и тогда использовались во время охоты на слонов.

Глава 4
Луки

Лук в античности

Хотя до сих пор не найдены луки, которые можно было бы наверняка идентифицировать как оружие человека периода палеолита, не приходится сомневаться, что история лука начинается именно в этот период. Доказательством могут служить многочисленные каменные головки для стрел и другие артефакты. Начиная с неолитических времен встречаются многочисленные наскальные изображения, не только такие известные, как охотник на оленей со скалы Валторта на Пиренейском полуострове, достоверные изображения луков можно восстановить и на основе артефактов, найденных в поселениях Швейцарии.

Почти все упомянутые изделия представляли собой плоские палки длиной от 1,5 до 2,5 м (в обычном состоянии), изготовленные из тиса. Такая длина обусловливала особую толщину лука, чтобы его можно было аккуратно согнуть, не повредив при этом. Их считают предками известных длинных луков Средневековья. В современной терминологии луки, изготовленные из цельного дерева, обозначаются как самострелы.

На наскальных изображениях эпохи неолита в Салавруге (Белое море) изображены охотники с более короткими, приблизительно 1 м длиной, луками. Огромное количество аналогичных луков, появившихся в период неолита и позже, также не более 1 м в длину, было найдено в азиатской части России, особенно к востоку и северо-востоку от озера Байкал. Чаще всего их делали из дерева, усиленного планками из оленьего рога.

Рис. 48. Доисторические изображения в пещерах Валторта. Горж, Испания

На других луках периода неолита видны признаки того, что когда-то их обвязывали ремешками или полосками из сухожилий, чтобы не допустить растрескивания дерева и придать ему большую эластичность. Это не только древнейшие короткие, но и первые комбинированные луки. Обычно при их изготовлении использовали рог, как упругий материал, которым укрепляли внутреннюю часть ветвей лука. В средней части использовалось более твердое дерево, а концы, или «уши», лука укреплялись сухожилиями, обладавшими прочностью и эластичностью.

Вначале рог и сухожилия просто привязывали к дереву, а после изобретения рыбьего клея все три материала: рог, сухожилия и дерево – стали соединять в прочное слоистое образование, которому придавалась соответствующая форма. Затем в нем вырезались выемки для натяжения тетивы. Покрытие из коры березы или кожи помогало сохранить лук от чрезмерного перегревания или влаги.

Вот что писал некий арабский лучник около 1500 г.: «Как человек состоит из четырех частей (костей, плоти, артерий и крови), так и лук изготавливается из четырех составляющих. Используемое для конструирования лука дерево соответствует скелету, рог – плоти, сухожилие – артериям, а клей – крови. Если у человека есть живот и задняя сторона, и у лука встречаем те же самые части. Если человек может согнуться вперед и не повредить свой живот и, напротив, может поранить спину, если резко откинуться назад, то нечто подобное может произойти и с луком. Его можно сгибать к средней части, но если попытаться согнуть поперек волокон, то он наверняка переломится».

Конечно, некоторым приведенные сравнения покажутся не совсем удачными, потому что составной лук сгибался в любую сторону. Чтобы усилить его силу или натяжение, части лука специально конструировались таким образом, чтобы он сгибался при установке тетивы, а при ее снятии распрямлялся. Отсюда и происходит естественный изгиб лука при установке тетивы. Именно данная особенность и считается характерным признаком составного лука.

В арктических районах не сохранились документальные свидетельства использования и совершенствования лука. И напротив, в более теплых и лучше заселенных землях Египта и Месопотамии имеются многочисленные археологические свидетельства того, что использовался как прямой деревянный, так и составной лук. Так, на египетской «охотничьей дощечке» выцарапаны изображения охотников, стреляющих из луков, к концам которых прикреплена тетива. По контуру лук получил название «двояковыпуклый».

Анализируя египетские и ассирийские изображения лучников, очень сложно определить, насколько точны изображения луков, созданные художником или скульптором. Нередко они дают достаточно приблизительные или просто условные очертания лука, по которым практически невозможно сделать какие-либо выводы о его устройстве и тем более о приемах изготовления.

Хотя обычный вытянутый самострел представлен фрагментами, встречаются образцы египетских луков из акации, имеющие упругие концы, слегка загнутые внутрь даже при ненатянутой тетиве. В частности, двояковыпуклые луки, запечатленные на «охотничьей дощечке», явно повторяются в скульптурах и рисунках начиная с 2000 и вплоть до 1500 г. до н. э. Скорее всего, это были простые деревянные изделия.

Примерно с 1500 г. до н. э. начинают развиваться другие виды лука. Среди них так называемый треугольный лук, сконструированный в форме плоского равнобедренного треугольника, стороны которого сходились в области захвата под углом в 120°. Изготовленный по такой схеме простой деревянный луг оказался бы настолько непрочным в точке захвата, что при сильном натяжении он просто сломался бы. Отсюда следует вывод, что луки такого типа обязательно должны были изготавливаться из специально укрепленного дерева.

На рельефах на одной из сторон колесницы, обнаруженной в гробнице фараона Тутмоса IV (1411–1397 до н. э.), изображены обе разновидности лука и части лука, который использовали египетские, сирийские или палестинские воины. Концы фрагментов луков обычно слегка загибались назад. Поэтому нет никаких сомнений в том, что к тому периоду большинство используемых луков имели составную конструкцию.

Для египтян главной проблемой оставался поиск подходящих материалов, из которых можно было изготовить луки. Известно, что они искали эти материалы и старались приобрести их у своих ближайших соседей. Об этом свидетельствует интересный документ, обнаруженный в Угарите:

 
Пришлите мне кедровое дерево из Ливана,
Пришлите мне сухожилия диких быков,
Пришлите мне рога диких козлов,
Пучок бычьих жил.
 

Высказывалось предположение, что составные египетские луки были только привозными, но на самом деле встречается изображение мастерской по изготовлению луков, сделанное на основании рисунка, обнаруженного в гробнице Менхепера в Фивах (XV в. до н. э.). Отметим и скульптуру на рельефе из гробницы Пуймоя того же самого времени, позволяющую наглядно представить процесс изготовления составных луков.

Обширную информацию о методике охоты можно получить на основании изображений правителей и их придворных, охотившихся с луками и стрелами из колесниц.

Одно из таких известных изображений встречается на крышке деревянного сундука, обнаруженного в гробнице Тутанхамона. На ней представлен королевский лучник, стоящий в колеснице и обернувший вокруг талии поводья таким образом, чтобы освободить руки и иметь возможность воспользоваться мощным составным луком. Колесница оснащена коробом для стрел и колчанами.

Рис. 49. Фрагмент рисунка на деревянном сундуке, обнаруженном в гробнице Тутанхамона. Любопытное положение лука и тетивы объясняется тем, что художник следовал традиции, согласно которой лицо фараона не должно быть заслонено или искажено. Фивы, ок. 1350 г. до н. э.

В самой гробнице обнаружили множество стрел с именем фараона. Хотя анализ луков затруднен, потому что рог или сухожилия превратились в желеобразную субстанцию, все же сохранившиеся остатки позволяют сделать вывод, что речь идет именно о составных заостренных луках, когда-то покрытых чем-то похожим на кору березы.

Если рисунки и рельефы гробницы действительно точны, то оказывается, что Тутанхамон использовал те же самые стрелы с заостренными, как у пик, головками во время охоты на птиц, львов и страусов. Нижняя половина его левой руки прикрыта кожаной гардой, или «нарукавником», что позволяло защититься от ударов тетивы.

Другой составной лук обнаружили в гробнице Аменхотепа II (1436–1411 до н. э.), великого воина-фараона, который хвастался, что смог натянуть лук, который никто из его солдат не мог использовать по назначению. У лука была центральная часть из твердой древесины, вид которой не удалось определить, с двух сторон были приклеены полоски из рога, а сверху он был также покрыт корой березы.

В обеих гробницах встречаются изображения разных видов охоты от кроликов до львов, которых преследуют с колесниц. Подвиги некоторых королевских охотников тщательно фиксировались. Так, на надписи, сделанной в Калху Ашшурнасирпалом II (884–859 до н. э.), царь хвастается: «Своим луком и стрелами убил 30 слонов. Я убил 257 диких быков, я убил 370 гигантских львов с помощью своего копья». Тиглатпилесер I (1170–1090 до н. э.) заявлял, что убил 4 диких быков, 10 слонов и 920 львов, и всех из лука. Он также заявлял, что убил зверя, «дующего носом», возможно кита или дельфина, когда выстрелил в него со своего корабля «Арвад» близ сирийского побережья.

В Центральной Азии между 1000 и 500 гг. до н. э. разработали другую форму составного лука, которой было суждено войти в историю под названием «скифский лук», поскольку именно скифы использовали его чаще других народов. Роджер Ашем так писал о них в 1544 г.: «Народ Скифии известен тем, что из всех других народов отдавал предпочтение и использовал луки. Скифы считали богатым того, кто имел хозяйство, состоявшее из вола, плуга, коровы и собаки, сюда же относили лук и меч. Именно от скорости стрельбы из лука зависело не только выживание человека, но и возможность уцелеть в постоянных военных баталиях».

По форме лук не отличался большими размерами, имел хорошо загнутые концы, утопавшие в рукоятке и отогнутые назад по краям или «ушам». После падения Ассирийской империи заостренный лук впал в немилость, и тогда скифский лук повсеместно распространился на запад, придя через Персию в Грецию и затем в Италию. Он считался классическим луком, о нем пишет Гомер в Илиаде и Одиссее. Широкое распространение получил благодаря греческим воинам и колонистам. К счастью, сохранились описания его свойств.

Рис. 50. Скифский лучник. Рисунок Эпиктета на тарелке (пинакс). Обнаружен в Вулчи. Датируется ок. 520 г. до н. э. Британский музей

В качестве примера приведем надпись III в., сделанную в Ольвии, в ней говорится: «Я утверждаю, что известный Анаксагор, сын Демагора, выстрелил на 282 орга». Принимая орг как синоним фатома (сажени), получаем приблизительно 564 ярда, или 516 м. Такой лук во время стрельбы можно увидеть на рисунке, сделанном на основании росписи греческой керамики (рис. 50).

Если луки становились более мощными, из них оказывалось все труднее стрелять и их было также трудно натянуть. В это время в западной части Центральной Азии развилась другая разновидность сложного лука. У данной модели концы – «уши» – лука выпрямлялись и связывались костяными планками. Фактически длинные «уши» действовали как рычаги, равнодействующая более длинная тяга облегчала натягивание тетивы и помогала преодолеть сопротивление рога. Такая форма лука начала доминировать в качестве основного оружия в Центральной Азии, распространившись на восток в Китай, на запад в Турцию и на юг в Индию.

Рис. 51. Маньчжурский лучник с составным луком. По настенной росписи из гробницы танцующих фигур. Тун-Гоу, V–VI вв. н. э.

На настенной росписи V–VI вв. в «гробнице танцующих фигур» в Дунчжоу в Маньчжурии имеются охотничьи сценки, на которых конные всадники со своими луками преследуют тигра и оленя (рис. 51). Сасанидские серебряные чаши также покрыты выгравированными охотничьими сценками, на них можно различить данную разновидность лука с длинными угловатыми «ушами».

Приведем и другой пример – в Метрополитен-музее в Нью-Йорке можно увидеть изображение правителя Пероза (457/459—484 н. э.), охотящегося на горных баранов. Фигуры охотника, его лошади и барана, выбитые на горельефе, копыта лошади и рога животного оттенены чернением.

Народы Восточной Европы, постоянно подвергавшиеся вторжениям азиатских кочевников, восприняли у них конструкцию составного лука, бытовавшую в Центральной Азии, на основе которой создали похожие разновидности данного оружия. Первыми в Европе появились гунны, завоевывавшие одно царство за другим. Основную силу их армии составляли быстрые всадники-лучники. Один из вождей, Тан-Гу, заметил: «Так все народы, которые умели натягивать лук, объединились в одну семью».

За гуннами пришли авары, чьи луки были отогнуты вперед, чтобы обеспечить большую дальность полета стрелы, а также усилены с помощью костяных планок. Похожим образом укрепляли и захват. Значительно позже появились мадьяры, использовавшие более длинные и прямые луки. Последнюю разновидность составного лука принесли турки, возглавившие последнюю атаку на христианский мир.