Текст книги "От целителя до врача. История медицины с древности до наших дней"

Андрей Везалий был первым (см. главу VI), кто в 1543 году, в своей книге по анатомии, показал, хотя и довольно грубо, истинное взаиморасположение костей таза. Три кости вместе образуют кольцо, сквозь которое проходит головка плода. Выступающие по бокам наружу подвздошные кости образуют стороны таза. Сзади эти кости связками прикрепляются к позвоночнику в том его месте, где позвонки срастаются, образуя крестец, формой напоминающий тупой наконечник стрелы. Впереди прочные отростки подвздошных костей окружают низ живота. По средней линии эти отростки соединяются связками, действующими как скоба, удерживающая форму таза при движениях ног. Крестец запирает таз сзади, как замок запирает свод арки, но, в отличие от арочного замка, положение крестца противоположно, и при действии направленной наружу силы изгнания плода крестец еще прочнее запирает тазовое кольцо.

Анатомические исследования, начатые Везалием, постепенно привели врачей к выводу о том, что представление о расхождении тазовых костей в родах было ошибочным. Отрывок из книги по повивальному делу, опубликованной в 1682 году, показывает, как складывались ошибочные мнения и как изучали в то время анатомию даже такие выдающиеся люди, как Амбруаз Паре. Заглавие книги: «Английская повитуха, расширенное руководство, содержащее указания по повивальному делу… рассчитано на средние способности». Книга была опубликована в Лондоне, где руководство было «напечатано для Роуленда Рейнолдса, рядом с «Золотой бутылкой» на Стрэнде, средняя дверь входа на Биржу». Книга эта являла собой плагиат книги Уолвриджа Speculum Matricis Hibernicum, стандартного учебника того времени, ставшего самой большой библиографической редкостью в Британии. Вот этот отрывок, написанный столетие с лишним после времен Паре и Везалия: «…знаменитейший парижский хирург своего времени (приводя множество свидетельств в пользу своего мнения) сообщает историю женщины, которая была повешена через четырнадцать дней после того, как родила на свет ребенка. У этой женщины (по его словам) он обнаружил расхождение передних костей таза шириной в полпальца, а сами боковые кости отошли от остальных костей таза. Но мы не станем спешить и обвинять Паре в мошенничестве, так как испытываем большое уважение к этому выдающемуся человеку и считаем его слишком искренним и честным для того, чтобы совершить такое преступление; но мы имеем полное право считать, что даже добрый человек может ошибаться относительно такого расхождения. Совершенно невозможно себе представить, чтобы расхождение шириной в полпальца сохранилось в течение двух недель, ибо в таком случае женщину эту пришлось бы нести на казнь на руках (ее казнили в Париже – в городе или пригороде), так как она была бы не в состоянии идти сама и тем более взойти по лестнице на помост виселицы, она не смогла бы самостоятельно держаться на ногах, как другие злодейки, ибо известно, что тазовые кости позволяют нам стоять на ногах. Посему мы считаем, что расхождение тазовых костей произошло у этой женщины вследствие падения с виселицы на землю либо от удара по этому месту тяжелым предметом».

ТИТУЛЬНЫЙ ЛИСТ РАСШИРЕННОГО РУКОВОДСТВА ДЛЯ АНГЛИЙСКИХ ПОВИТУХ

Книга опубликована в 1682 году. Текст представляет собой диалог между врачом и повитухой, напоминая книгу полезных советов. Книга посвящена не только акушерству; в ней рассматриваются также детские и женские болезни. Ограниченность знаний в этой области подтверждается тем, что все изложение уместилось на трехстах страницах. Тип повитух того времени отражен в примечании, вынесенном на титульный лист: «Все изложенное предназначено для средних способностей»

«БОЛЬШАЯ ДОРОТИ, БЕРЕМЕННАЯ МНОЖЕСТВОМ ДЕТЕЙ»

Одно из многих чудес, о которых пишет Амбру аз Паре в своей «Хирургии». Паре был скептик, но, несмотря на это, принимал на веру самые легковесные свидетельства о случаях, которым сам он не был свидетелем. Но история Дороти кажется пустяком по сравнению с рассказом о графине Хагенан, которая, как говорят, родила одновременно триста шестьдесят пять детей. Сто восемьдесят четыре из них были девочки, сто восемьдесят четыре – мальчики, а один ребенок был гермафродитом. Пепис в своем «Дневнике» упоминает, что видел бассейн, в котором крестили всех этих младенцев

Другими словами, в книге утверждается, что кости таза не могут расходиться. Следовательно, если диаметр головки плода больше диаметра тазового кольца, то она не сможет пройти сквозь него. Такая диспропорция редко бывает обусловлена большими размерами головки; чаще все дело в узком тазе или в его деформациях. Эта патология чаще всего является результатом рахита. Рахит – типичная болезнь цивилизации. Возникает она от недостатка солнечных лучей и от плохого питания. Лучистая энергия солнца, проникая сквозь кожу, действуя на кровь, запускает биохимические реакции, стимулирующие рост и развитие костей. Рахит поражает исключительно детей. Растущие кости не приобретают достаточной твердости и искривляются. В избыточных дозах лучистая энергия солнца может причинить человеку вред, вызвав солнечный ожог. Уроженцы тропических и субтропических стран, где солнечное излучение особенно сильно, защищены от него темной окраской кожи. Темная кожа предохраняет от жары не лучше, чем белая кожа, но защищает подлежащие ткани от активного ультрафиолетового облучения. Даже люди белой расы на солнце загорают и покрываются веснушками, формируя, так сказать, собственную физиологическую защиту от активных солнечных лучей. Темнокожие люди не становятся светлее, когда переезжают в города с умеренным климатом. Следовательно, их защита от слабого солнечного излучения становится чрезмерной. Если к этому добавить дымку и туман, постоянно покрывающие города, то становится ясно, что света для темнокожих в наших городах явно недостаточно. Холодная зимняя погода запирает детей в домах, где солнечный свет фильтруется сквозь стекло, которое не пропускает ультрафиолетовых лучей, запускающих важные биохимические реакции. Таким детям необходимо добавлять к рациону масло печени трески (рыбий жир), чтобы избежать рахита. Из-за невежества или сознательного пренебрежения этим правилом рахит чаще всего поражает темнокожее население наших задымленных современных городов.

КОРМИЛИЦЫ, ПЕЛЕНАЮЩИЕ ДИТЯ

В XVII веке, когда была сделана эта гравюра, детей после рождения первым делом купали, а затем, по рекомендации Галена, посыпали солью, после чего туго перевязывали головку, чтобы сохранить ее форму. Затем тело ребенка пеленали множеством полосок ткани с тем, чтобы ребенок не мог пошевелиться. Эти повязки снимали только один раз в день на несколько минут, в течение которых ребенок мог подвигаться. Такое тугое пеленание продолжалось в течение нескольких месяцев. При таком обращении половина детей умирала, не дожив до одного года. Даже сегодня в Соединенных Штатах приблизительно пятая часть смертей приходится на возраст до одного года – это очень высокая смертность в сравнении с другими цивилизованными странами

Картину далеко зашедшего рахита нельзя спутать с картиной ни одного другого заболевания. Большая голова с уплощенным теменем. Ребра грубые и неровные на ощупь – так называемые «рахитические четки». Ноги и в меньшей степени руки искривлены. У детей старшего дошкольного возраста кривые ноги служат самым ярким и заметным признаком рахита. Происходит и деформация таза. Прогулка по трущобам любого большого города в зоне умеренного климата, где значительную часть населения составляют люди средиземноморской смуглой расы или негры, позволит увидеть множество людей, на которых рахит оставил свою неизгладимую печать. В одном из наших больших городов было проведено измерение размеров таза у всех беременных женщин. Среди белых женщин деформация таза была выявлена у 8,5 процента, а среди негритянок доля женщин с деформированным и узким тазом составила 32,6 процента. Эта разница в

какой-то мере компенсируется меньшими размерами плода у черных женщин.

Любой врач в наши дни может измерить диаметры выхода из таза. Это делается путем прямого измерения расстояний между определенными костными выступами или по рентгенограмме тазовых костей. В настоящее время измерение размеров таза является частью рутинного ведения беременных женщин, и выполняется такое измерение на ранних сроках беременности. Если врач выявляет опасную деформацию или узость таза, то можно принять меры, чтобы избежать опасности, угрожающей матери и ребенку.

До наступления эпохи анестезии и асептики, то есть до появления современной хирургии в конце XIX века, у женщин с деформированным тазом при родах неизбежно возникали серьезные осложнения. Можно было попытаться сделать кесарево сечение – операцию, которая в те времена сопровождалась высокой летальностью, или рассечь лонное сочленение, тем самым расширив выход из малого таза, или прибегнуть к плодоразрушающей операции при очень узком и деформированном тазе, но и эта последняя операция могла оказаться безуспешной. Решением этой проблемы стал аборт или, позже, стимуляция преждевременных родов. Аборты практиковали уже в первобытном обществе в тех случаях, когда рождение ребенка по каким-то причинам было нежелательным. С развитием греко-римской культуры практика вытравливания плода и абортов была продолжена, и повитухи делали аборты по самым разнообразным показаниям. Более консервативная позиция, занятая лучшими врачами той эпохи, отражена в следующем замечании Сорана: «…Плод зачатия нельзя уничтожать по желанию матери, вызванному стремлением скрыть супружескую неверность или сохранить красоту; делать это можно только для предотвращения опасностей, связанных с рождением ребенка…» Когда Европа оказалась под властью католической церкви, аборты были запрещены под страхом вечного проклятия.

КОРМИЛИЦЫ XIII ВЕКА С ЗАПЕЛЕНАТЫМИ МЛАДЕНЦАМИ

На этой гравюре того времени показаны путы, в которых приходилось находиться ребенку в течение первых нескольких дней жизни

Только в XVIII веке, в Англии, эта практика первобытных народов и Античности была возрождена для того, чтобы – по меньшей мере отчасти – избежать трагических последствий родов при узком тазе. К тому времени измерение размеров таза стало рутинной процедурой, и врач всегда мог вовремя выявить аномалию. В таких случаях беременность прерывали в конце седьмого или в начале восьмого месяца, то есть до того, как ребенок достигал полного внутриутробного развития. Малые размеры плода позволяли родить даже женщине с узким или деформированным тазом. При хорошем уходе ребенок имел неплохие шансы выжить. Интересно отметить, что убеждение Гиппократа в том, что ребенок, родившийся на седьмом месяце, имеет больше шансов на выживание, чем ребенок, родившийся на восьмом месяце, укоренилось в медицине именно с тех пор. Это ошибочное утверждение до сих пор бытует, как ничем не подкрепленное суеверие. Вызыванием преждевременных родов можно было сохранить жизнь плоду в тех случаях, когда при рождении в срок во время предыдущих беременностей плод приходилось разрушать.

Французские врачи не последовали примеру своих английских коллег, вероятно в силу большого влияния католической церкви во Франции. Но, несмотря на отказ медиков делать аборты, несмотря на все государственные и церковные декреты и декларации, аборты практиковали в течение многих лет, но отнюдь не по медицинским показаниям. Светские дамы того времени очень несерьезно относились к земным и небесным ужасам, готовым обрушиться на их голову, и были готовы на преступление для того, чтобы скрыть последствия своей половой распущенности. Бейль использует этот факт в поддержку своей теории о том, что страх стыда – более сильное чувство, чем страх религиозный. О том, как обстояли в этом отношении дела в Париже конца XVII – начала XVIII века, можно судить по письму Ги Патена, в то время декана медицинского факультета. Патен был незаурядным сатириком, о чем говорит следующее его высказывание, сделанное в 1657 году: «Что же касается наших издателей, то от них я не жду ничего. За собственный счет они не печатают ничего, кроме novela utrisque (сексуальных романов)». Это поветрие сохранилось до наших дней! В то время, когда писал Патен, существовал целый класс мужчин и женщин, превративших аборты в доходное предприятие; женщины, как правило, были повитухами. В письме Патена, датированном 1660 годом, рассказывается о случае мадемуазель де Герши, соблазненной герцогом де Витри и умершей от инфекции после вытравливания плода: «Здесь наделала много шума смерть мадемуазель де Герши. Повитуху отвезли в Шатле, но по распоряжению суда перевели в Консьержери. Кюре церкви Святого Евстахия запретил хоронить тело мадемуазель на территории церкви. Говорят, что тело перевезли в дом Конде и там подожили в негашеную известь, чтобы вскоре тайно, без свидетелей, предать его земле. Повитуха пока хорошо защищается… Но думаю, что ее допросят [с пыткой]. Представители епископов и городские уполномоченные собрались подавать жалобу первому председателю на то, что в течение года более шестисот женщин сознались в том, что прибегали к убийству и вытравливанию плода».

ПОВИТУХА

Гравюра Домье. На гравюре изображены повитуха и вывеска на ее доме

Повитуху признали виновной и повесили на Трагуарской площади, как пишет Патен, в «доброй компании ей подобных».

ПРИГЛАШЕНИЕ НА ПОХОРОНЫ ПАТЕНА

В то время, когда английские врачи возобновили практику вызывания преждевременных родов для предупреждения трудных родов, повивальное дело, или акушерство, было еще не отделено от хирургии. В прежние времена единственным поводом для вызова врача на роды была необходимость выполнения плодоразрушающей операции. Применение поворота на ножку и наложение акушерских щипцов уменьшило число случаев, когда требовалось разрушение плода. Тем не менее акушерская практика по-прежнему оставалась в руках хирургов. Вполне естественно, что они стремились превратить каждые роды в хирургическую операцию, в которой могли использовать свои инструменты и навыки. Широкое использование акушерских щипцов сделало привычным «принудительное акушерское вмешательство». Об одном знаменитом немецком акушере того времени говорили, что в шестидесяти одном случае родов он двадцать девять раз пользовался инструментами, а о другом – что он начинает «резать и кромсать», если роды хотя бы чуть-чуть отличаются от нормальных. Смертность у этого специалиста достигала двадцати процентов. Более того, хирурги не смогли удержаться от соблазна и не перенести в акушерство свою привычную практику кровопусканий. Рожавшим женщинам пускали кровь для профилактики, если все было нормально, и для лечения, если роды были осложненными.

Возрождение практики вызывания преждевременных родов для предотвращения хирургического вмешательства

было реакцией английских врачей на участие хирургов в оказании акушерской помощи. В самом деле, это был первый шаг на пути разделения этих двух медицинских специальностей – хирургии и акушерства. Как и большинство реакций такого рода, эта тоже подчас доходила до абсурда. На какое-то время врачи отказались даже от необходимых по состоянию роженицы и ребенка хирургических вмешательств. Так, в середине XVIII века Вильям Гунтер, желая подчеркнуть свое отношение к акушерским методам, показывал свои акушерские щипцы, покрытые ржавчиной. Это должно было служить доказательством, что он никогда ими не пользуется. Вильям Гунтер учился в университете Глазго, откуда вышло много медицинских знаменитостей того времени, и был ведущим консультантом-акушером Лондона. Взгляды Гунтера пользовались большим влиянием среди английских врачей. Практика избегания использования инструментов и опоры на силы природы зашла так далеко, что в 1819 году сэр Ричард Крофт, акушер принцессы Шарлотты, от которой зависело продолжение династии, продержал принцессу в родах пятьдесят два часа. Ребенок родился мертвым, а мать умерла шесть часов спустя. Крофт застрелился от стыда и раскаяния, поняв, что совершил непоправимую ошибку. Эта реакция воздержания от инструментальных вмешательств постепенно распространилась на Францию и остальные страны континентальной Европы. Правда, на континенте реакция не была такой крайней, если не считать одного исключения. В начале Французской революции в Париже практиковал некий Сакомб, открывший «антикесарскую школу». Этот фанатик выступал против кесарева сечения и любых оперативных вмешательств, воюя с ними традиционным оружием шарлатанов. Деятельность Сакомба не произвела на общество заметного впечатления, но все же интересно отметить, что после бурной, но короткой деятельности Сакомба в Париже девяносто лет не делали кесарева сечения. В те времена смертность среди женщин, перенесших кесарево сечение, доходила до восьмидесяти процентов.

ЕГИПЕТСКИЕ ЖЕНЩИНЫ, НЕСУЩИЕ СВОИХ ДЕТЕЙ

Но реакция, направленная против хирургических вмешательств во время родов, сыграла и свою положительную роль. Акушерство перестали преподавать как отрасль хирургии. В XIX веке акушерство стало самостоятельной частью медицинского образования и медицинской практики. Вскоре после этого врачи вернулись к рациональному использованию акушерских щипцов и к другим оперативным вмешательствам, но теперь эти вмешательства стали лишь вспомогательными средствами, к которым прибегали только в трудных случаях.

Глава 4
«Джентльмен с чистыми руками может переносить заразу»

К XIX веку техническая сторона акушерства была разработана очень хорошо. За триста лет, прошедших с тех пор, как Амбруаз Паре вернул врачей в родильные палаты, в родовспоможении был сделан большой прогресс. Но преимущества, полученные от развития акушерства и широкого участия врачей в родовспоможении, были омрачены учащением случаев так называемой родильной горячки, или послеродового сепсиса. Эта болезнь, которая поражает только родильниц, была известна с древности, когда она случалась довольно редко. В XVII, XVIII и XIX веках, однако, она приняла характер грозной эпидемии. В промежутке между 1652 и 1862 годами было двести эпидемий этой болезни, возникновение которой приписывали погодным влияниям. В 1773 году эпидемия родильной горячки косила родильниц по всей Европе, а когда три года спустя она пришла в Ломбардию, то там, как говорили, в течение года ни одна женщина не выжила после родов.

Вспышки послеродового сепсиса с особой силой поражали родильные дома Европы. Это было страшным несчастьем, ибо, по сути, нет более гуманного учреждения, чем родильный дом, где одинокие женщины могут получить помощь при рождении ребенка. Но с XVII века и почти до самого конца XIX эти учреждения, которые строились единственно для того, чтобы помогать рожающим женщинам, были гуманными только по своему духу. На самом деле они представляли собой смертельную опасность для всякой поступившей туда женщины. В родильных домах пышным цветом цвел послеродовой сепсис. Одно время летальность в таких родильных домах, как «Матерните» в Париже и Венский родильный дом, доходила до того, что в них погибало от десяти до двадцати процентов женщин. Эта страшная проблема наконец привлекла внимание общества, и власти стали рассматривать вопрос об упразднении родильных домов как учреждений, угрожающих общественному здоровью. Было решено, что родильные дома будут закрыты, если не будет найден любой иной способ помощи одиноким матерям, которым было негде больше рожать, а также женщинам, которые приходили в родильный дом, потому что государство могло взять на воспитание рожденных ими детей даже в том случае, если они оставались живы. Методы борьбы с родильной горячкой были разработаны в XIX веке. До этого деторождение по своей опасности могло сравниться с серьезными инфекционными болезнями.

СМЕРТЬ И ВРАЧ

Гравюра Ганса Гольбейна

Родильная горячка начинается через несколько часов после родов (иногда этот период может затянуться на несколько дней). У родильницы начинается лихорадка, а затем развивается состояние, которое в народе до сих пор называют заражением крови. Но до середины XIX века, когда Листер использовал в клинике достижения Луи Пастера, врачи не распознавали такие заболевания, как заражение крови и раневая инфекция. Даже в XIX веке образование гноя в процессе заживления раны считали нормальным процессом, как в начале нашей эры, и называли такой гной «доброкачественным». Огромная смертность после хирургических операций и высокая частота госпитальных раневых инфекций во времена Листера подробно описаны в шестой главе.

Короткий отрывок из истории родильной горячки, описанной врачом, работавшим во время эпидемии этой болезни в Абердине в 1789–1792 годах, дает некоторое представление как о течении болезни, так и о тогдашних методах медицинской практики:

«19 августа во второй половине дня ко мне домой пришел мельник Джон Лоу и попросил немедленно прийти к его жене, которая, по его словам, находилась в большой опасности. Я отправился вместе с Лоу и действительно нашел женщину в весьма опасном положении. Она жаловалась на сильную боль в нижней половине живота, каковая сопровождалась сильной лихорадкой. Пульс был учащен до 140 ударов в одну минуту.

Болезнь началась с сильного озноба в шесть часов утра сегодня. Через тридцать шесть часов после родов. Я назначил кровопускание объемом шестнадцать унций».

Кроме того, врач назначил слабительное, наложил вытяжной пластырь на живот больной, дал ей опий для облегчения боли и в заключение написал: «Вскоре все кончилось». Констатировав смерть больной, врач начинает философствовать о неблагодарности друзей и родственников и жаловаться на тяготы врачебной профессии!

«…В этом, как и во многих других случаях, я нашел, что научно обоснованная практика и мнение простонародья редко соответствуют друг другу.

Согласно простонародному обычаю этой страны, больную пришли навещать женщины со всей деревни и принялись давать ей советы. К толпе присоединилось и несколько благородных дам; несмотря на то что они не знали ни природы болезни, ни даже ее названия, они совершенно вольно давали свои советы! Некоторые говорили, что ей не следует пускать кровь, некоторые – что очищение слабительным вредно в такой ситуации, некоторые предписывали тепло, другие – вяжущие средства. Движимые какими угодно мотивами, кроме сострадания к больной, они советовали обратиться к другим врачам…»

Первое здравое суждение – правда, никем не замеченное – о причинах родильной горячки прозвучало в Соединенных Штатах. Теперь в повествовании о борьбе с родильной горячкой мы впервые обратимся к этой стране.

В колониальную эпоху акушерство в нашей стране не пользовалось таким вниманием, как за границей. Собственно, этого и не следовало ожидать, если учесть условия жизни населения колоний. Деторождение в те ранние дни американской цивилизации считалось простой физиологической функцией. Рожать следовало дома, наедине с подругой или повитухой. Первой повитухой в колониях стала жена доктора Сэмюеля Фуллера, сошедшая вместе с мужем на американскую землю с «Мейфлауэра» в 1620 году. Следующей была миссис Хатчинсон из Бостона, которую изгнали за ее политическую ересь. За Хатчинсон последовала Рут Барнаби, прожившая сто один год. Первым человеком, казненным в колониях Массачусетского залива, стала Маргарет Джонс, женщина-врач. Ее обвинили в колдовстве. По случайному совпадению она стала единственным врачом, чье имя было каким-то образом связано – хотя она сама этого не хотела – со скандальными преследованиями, начатыми такими фанатиками, как Коттон Матер и Сэмюель Паррис.

Попытки семьи Чемберлен взять под свой контроль повивальное дело в Англии и новаторство Морисо, введшего в акушерскую практику родильную кровать, никак не повлияли на состояние дел в колониях. Зато на них повлияли другие подарки из Европы. Сифилис пришел в Бостон в 1646 году, через десять лет после основания Гарвардского колледжа. Появление дифтерии в Рокстоне, Массачусетс, совпало по времени с восхождением на престол Людовика XIV. Пока Хью Чемберлен пытался продать во Франции свои щипцы, в Нью-Йорке свирепствовала желтая лихорадка, а в Бостоне спустя короткое время разразилась эпидемия оспы. Через сорок шесть лет после того, как Клеман принял появившегося на свет французского дофина, сделав фигуру мужчины-акушера популярной среди придворных дам, в городе Нью-Йорке был обнародован первый указ, регулировавший деятельность повитух. В 1716 году в этой стране, почти через сто лет после высадки отцов-пилигримов с «Мейфлауэра», профессиональные способности всех и каждого, кто принимал участие в родовспоможении, считались само собой разумеющимися. Очевидно, однако, что гражданская активность общества потребовала навести в этом деле порядок, ибо указ гласил: «Сим предписывается, чтобы ни одна женщина этого цеха не занималась повивальным делом до тех пор, пока не принесет клятву перед мэром, архивариусом или членами городского управления. Клятва должна заключаться в том, что она будет со всем прилежанием готова оказать помощь в родах любой женщине, бедной или богатой; что в случае нужды она не бросит бедную женщину и не поедет к богатой; что она не будет принуждать женщину назвать отцом другого человека, но только того, кто на самом деле им является. Она должна поклясться, что ни в коем случае не будет принуждать женщину говорить, что та родила, хотя в действительности этого не было; что она не объявит ребенка одной женщины ребенком другой. Она должна поклясться, что не допустит, чтобы рожденный женщиной ребенок был убит или покалечен. Она должна также поклясться в том, что если матери или ребенку будет угрожать опасность, которая окажется выше ее разумения, она призовет на помощь другую повитуху, чтобы посоветоваться с ней. Она должна поклясться, что не введет женщине лекарства, способные вызвать выкидыш. Она должна поклясться, что не будет вымогать у женщины большую сумму, чем та может дать, не будет сговариваться с матерью о том, чтобы скрыть рождение ребенка, и не станет скрывать рождение незаконнорожденного…»

В 1739 году в университете Глазго был открыт специальный департамент для обучения акушерству, а в Америке только через шесть лет появилась первая публикация о мужчине-акушере. В газете «Нью-Йорк уикли пост бой» за 22 июля 1745 года было написано: «Прошлой ночью, в полном расцвете сил, ко всеобщей скорби и печали жителей города, умер акушер, доктор медицины мистер Джон Дюпюи. В последнем слове о нем мы можем и должны сказать, как о Давиде, сразившем Голиафа, что ему нет равных». Ниже газета упоминает доктора Этвуда из того же города, которого «запомнили как первого врача, отважившегося объявить себя акушером; для некоторых чувствительных ушей это прозвучало скандально, и миссис Грэнни Браун, которая берет от двух до трех долларов за принятие родов, до сих пор выбирают все, кто считает, что женщина должна быть скромной».

В 1762 году, в том же году, когда город Нью-Йорк объявил о своей скромности и предпочтении в пользу Грэнни Браун с ее гонорарами в два и три доллара, доктор Вильям Шиппен-младший открыл школу акушерок в менее скромном, но более прогрессивном городе Филадельфии. Доктор Шиппен только что вернулся из-за границы, где после курса обучения у Джона Гунтера и его брата Вильяма (того самого, с заржавленными щипцами) он окончил медицинский факультет университета в Глазго. Шиппен вернулся домой, вооруженный передовыми европейскими идеями, и тотчас открыл школу, чтобы поделиться ими со своими повивальными братьями и сестрами. Первых студентов было двенадцать. Доктор Шиппен устроил «удобные помещения» для бедных рожениц, открыв таким образом первый в Америке родильный дом. Объявление Шиппена об этом событии было напечатано в «Пенсильвания газетт» 1 января 1765 года: «Доктор Шиппен-младший был недавно вызван к нескольким женщинам, чтобы помочь им в трудных родах, осложнения которых были вызваны вмешательством неумелых старух. Бедные женщины чрезвычайно сильно страдали, а их невинные малютки были безжалостно убиты, в то время как жизнь их можно было легко спасти правильным вмешательством. Узнал он и о нескольких вопиющих случаях в разных местах, случаях, закончившихся смертью матерей и младенцев, умерших в ужасных, не поддающихся описанию условиях. Доктор Шиппен счел своим долгом немедленно основать давно задуманный им курс повивального дела и подготовил все необходимое для этой цели, ради того, чтобы обучать женщин, добродетельных достаточно для того, чтобы признать свое невежество и прилежно обучаться повивальному искусству. Доктор Шиппен желает также обучать тех молодых джентльменов, которые изъявят желание изучать эту полезную и необходимую отрасль хирургии и готовы взять на себя бремя медицинской практики в разных частях страны к пользе и благоденствию сограждан».

Насколько мы знаем, не нашлось ни одной женщины, «добродетельной достаточно для того, чтобы признать свое невежество и прилежно обучаться». Интересно, что, пройдя школу английского акушерства, Шиппен тем не менее говорит об акушерстве как об «отрасли хирургии». Через три года после учреждения этой частной школы доктор Шиппен совместно с филадельфийским врачом доктором Джоном Морганом организует медицинское отделение филадельфийского колледжа, который позднее стал Пенсильванским университетом. На новом факультете преподавали анатомию, хирургию и акушерство.

Королевский колледж города Нью-Йорка, будущий Колумбийский университет, опередил Филадельфийский колледж, впервые в Америке начав присваивать врачам официальные ученые степени; срок обучения в Королевском колледже был короче, чем в Филадельфии. В 1769 году из стен Королевского колледжа вышли два человека, которым со временем удалось преодолеть авторитет Грэнни Браун и заняться оказанием акушерской помощи. Термин «официальная ученая степень» употреблен здесь, потому что до этого медицинские степени – причем неофициальные – были пожалованы всего в двух случаях. Первый случай относится к 1663 году, когда распоряжением суда Род-Айленда капитану Джону Крэнстону была «вменена в обязанность врачебная и хирургическая практика и решением этого суда присвоено звание доктора врачебного искусства и хирургии по уполномочию Генеральной ассамблеи колоний». Другая степень была пожалована Йельским колледжем. В 1720 году почетным доктором медицины стал Дэниел Тернер в знак признательности за книги, подаренные им колледжу. В колледже шутили, что в данном случае аббревиатуру M.D. следовало расшифровывать как multum donavit (много подаривший). Сочинения «доктора» Тернера касались по большей части венерических заболеваний, более эффективных методов контрацепции и важности «пренатального влияния». Некоторые из книг, подаренных Тернером Йельскому колледжу, послужили источником материалов, использованных при написании этой книги.