Текст книги "Супербоги. Как герои в масках, удивительные мутанты и бог Солнца из Смолвиля учат нас быть людьми"

Глава 10
Шаманы с Мэдисон-авеню

Лучше всех Джека Кирби описал Нил Гейман: «Даже из чужой идеи он создавал что-то новое и невероятное – как будто человека попросили починить пылесос, а он из пылесоса сделал реактивный ранец».

Джек был первопроходцем, армией из одного солдата, непреклонным картографом новых территорий и возможностей. Кирби экспериментировал с космическим и прежде – в «Торе» и «Фантастической Четверке» для «Марвела», – но этот проект вышел гораздо замысловатее, и оглядываться на прошлое у Кирби не было времени. Его главная работа оказалась современной, футуристичной и вневременной разом. В этот период плодотворного созидания он минимум лет на сорок опередил всех в индустрии.

Неоконченная сага, которую впоследствии назвали циклом «Четвертый мир», зародилась, как ни удивительно, на страницах «Джимми Ольсена», где Кирби переделал прежнего паяца Ольсена в красавца-авантюриста, угодившего в головокружительный триллер с инопланетными вторжениями, генетической инженерией и манипуляциями СМИ.

Запуск саги потребовал ни много ни мало нового мифа о сотворении, который начался на исходе эры старых богов. В результате простого манихейского разлома единый мир богов раскололся надвое – на солнечно-прогрессивный Новый Генезис и вечно вращающийся в тени на орбите своего двойника Апоколипс, планету зла и рабства, где правит бог-тиран Дарксайд. Ясно, чего добивался Кирби: он хотел по-своему пересказать Библию.

История Четвертого мира – тщательно выстроенный современный миф, затронувший всё, от самых низов Нижнего Ист-Сайда до трансцендентных измерений, какие в своих умопомрачительных коллажах мог изобразить лишь Кирби. Его новые герои были научно-фантастическими богами, архетипами века машин, воплощали страхи и надежды светского мира. Например, Орион, бог «технокосмической войны», и Световой Луч, беспечный принц позитивности серебряного века, носившийся верхом на фотонах. А в черном углу – Бабуля Благость, суррогатная мать-садистка; Десаад, бог пыток и допросов; зверский Калибак; и их темный властелин, монолитное воплощение тоталитарной воли к власти, бог абсолютного контроля Дарксайд – величайший злодей в истории комиксов.

На обложке «Новых богов» № 1, вышедших в марте 1971-го, воин Орион плывет к нам сквозь космос на устройстве, напоминающем хай-тековые ходунки. Лицо у Ориона бесстрастное. Он отчасти бог, отчасти астронавт, отчасти солдат. Человек, у которого есть миссия; глаза с красными, точно лазерными, зрачками прожигают читателя, устремляясь в некое высшее измерение у него за спиной.

Шапка гласила: «Кирби уже здесь!» До той поры мы еще не видели обложек, на которых звездой выступал создатель.

Лицо сурового воина в шлеме для полноты эффекта повторялось в круге в верхнем левом углу. Ниже текстовый блок сообщал: «„НОВЫЕ БОГИ“ DC», а чуть выше: «КОГДА СТАРЫЕ БОГИ УМЕРЛИ – РОДИЛИСЬ НОВЫЕ БОГИ».

Слова «САГА НАШИХ ВРЕМЕН» лишь подчеркивали амбиции Кирби и его готовность обосновать свои грандиозные заявления работой, которая даст современникам фору в столетие.

«Новые боги» № 1, обложка Джека Кирби и Дона Хека. © DC Comics

«ОРИОН СРАЖАЕТСЯ ЗА ЗЕМЛЮ!»

Как ни странно, сам герой Орион сдвинут влево. Таким образом подчеркивалось, что главное тут – масштабы полотна, громадность задника.

Кирби оттачивал свои комиксы до символических жестов, без труда опережая конкурентов, но обгоняя и читателей. Читателям не на что было опереться – так подростки пятидесятых в «Назад в будущее» каменели и теряли дар речи, когда Марти Макфлай изображал запилы Джими Хендрикса.

Центральная сюжетная линия «Новых богов» начинается накануне войны. После опустошительных войн богов вступил в силу пакт о ненападении, ратифицированный обменом сыновьями между правителями Нового Генезиса и Апоколипса. Зверское исчадие Дарксайда Орион вырос на Новом Генезисе, в пацифистском царстве созидания, а Скотт Фри, кроткий сын Нового Генезиса, отправился в Ад. В поисках совершенного оружия, Уравнения Антижизни, абсолютной формулы контроля сознания, «ВНЕШНЕЙ ВЛАСТИ НАД МЫСЛЬЮ», Дарксайд нарушил правила, и теперь все живое рискует подчиниться воле «темного математика».

Элементы уравнения сокрыты в умах людей на планете Земля, в остальном незначительной. Когда Дарксайд вмешивается в человеческие дела и его замысел раскрывается, между Новым Генезисом и Апоколипсом вспыхивает последняя война. Свобода против рабства; не на жизнь, а на смерть.

Орион, дитя-чудовище, вырос и возмужал в Новом Генезисе, и его жизнь – воплощение противостояний: врожденное против приобретенного, добро против зла, молодость против старости, тирания против свободы. Кирби работал с большими дуальностями и, дабы озвучить вопросы эпохи, собрал блистательный пантеон.

Кирби говорил нам, что светлая человеческая натура неизбежно побеждает. Об этом повествовал сюжет – но в глубине души мы и сами это знали. Доброта и понимание даже демона превратят в святого воина, однако ангела ни за что не поставить на службу дьяволу – ангел всегда добьется свободы и воспарит. Война никогда не закончится, но исход ее не вызывает ни малейших сомнений.

После выхода «Четвертого мира» Кирби критиковали за то, что халтурщик он, а не писатель: мол, лучше бы текстами занимались профессионалы – например, Стэн Ли. Диалоги Кирби высмеивали и высмеивают по сей день за ненатуральность, неразговорность, – можно подумать, эти скучные достоинства способны соперничать с выразительностью и мощью Кирби на пике его творчества. Отмахнувшись от его голоса, мы упустили бы грохот тяжелого металла – подлинную музыку Джека Кирби Освобожденного. Не думайте про улицы – думайте про Гинзберга. Вслушайтесь в высокопарные еврейские каденции, что звучат в замечательной антивоенной истории «Корабль славы»:

СЛОВНО В ОТВЕТ НА АТАКУ ДЕРЕВЯННЫЙ КОРАБЛЬ ВЗРЫВАЕТСЯ ИЗНУТРИ! И ЧТО-ТО МЧИТСЯ ОТТУДА В ГИБЕЛЬНУЮ НОЧЬ – ОНО ПОЕТ И СИЯЕТ, ОНО БЛЕСТЯЩЕ И СМЕРТОНОСНО!!! ТО, ЧТО СВЕТОВОЙ ЛУЧ «ЗАПЕЧАТЛЕЛ» НА «КУБЕ ЖИЗНИ», УСПЕЛО «ВЫРАСТИ», И ТЕПЕРЬ ЕГО БЛЕСТЯЩАЯ БОЕГОЛОВКА НЕСЕТ ЖИВЫХ – И МЕРТВОГО – И ГЛАС ОГНЕННЫХ ТРУБ ИСТОЧНИКА!!!

Или послушайте, как Дарксайд беседует со своим пропагандистом Грандиозным Годфри, златоволосым и сладкоречивым, помесью Йозефа Геббельса и Билли Грэма:

ТЫ МНЕ НРАВИШЬСЯ, ГРАНДИОЗНЫЙ ГОДФРИ! ТЫ – ПУСТОГОЛОВОЕ ДРАГОЦЕННОЕ ДИТЯ – ВЕСТНИК ОТКРОВЕНИЯ – СЛОВА УНОСЯТ ТЕБЯ, И ТЫ СЧАСТЛИВ!

НО ОТКРОВЕНИЕ – ЭТО Я! Я – СИЛА ТИГРА В НЕДРАХ ВСЕГО! КОГДА ТЫ КРИЧИШЬ ВО СНЕ – ТЫ ВИДИШЬ ДАРКСАЙДА!

И поймите, как великолепно эта простая, но звучная декламация дополняет монументальные, зловеще скрипящие изображения богов.

Читая сказания Кирби о сияющих современных богах, что разгуливают по улицам Манхэттена, я сквозь битников прозревал солнечную, подсолнечную музу Гинзберга – Уильяма Блейка, чьи титанические первобытные фигуры Орка и Уртоны переоделись у Кирби в Мистера Чудо и Богомола. Темные огни Уризена[115]115
  Орк, Уртона и Уризен – персонажи мифологии английского романтического поэта-визионера Уильяма Блейка (1757–1827): Орк в форме змея – воплощение бунта против Бога; Уртона – верховный бог-кузнец, творческое и интуитивное начало; Уризен – верховный бог-тиран, воплощение человеческого разума.


[Закрыть] вновь воспылали на кострищах планеты смерти, Дарксайдова Апоколипса. У Блейка и у Кирби разворачивается драма исполинских революционных сил, которые не сковать и не стреножить, – романтическая революция 1800-х и хипповских шестидесятых.

И подобно Блейку, укротившему новые печатные технологии, дабы выпускать свои видения массовыми тиражами, Кирби манипулировал четырехцветной печатью, ради своего искусства выжимал из четырех красок все до капли, и на кричащих полосах и разворотах всходил ослепительный урожай неугомонного воображения. Этот живописец духовного мира чурался реализма и творил монументальные героические фигуры, заряженные его видениями. В мозгу своем он рисовал бесконечное пространство, и весь его мир выглядел так, будто все в нем создал Джек Кирби. Машины Кирби работали по неведомым законам, однако щеголяли ацтекскими зигзагами и полосами, как гоночные авто. Такими машины видели бы себя во сне. Кирби создавал яркие сюрреалистические коллажи – они лишь подчеркивали пределы возможностей печати, однако смотрелись подлинными, хотя и смазанными фотографиями из недр его неизъяснимых иных миров.

А какое изобилие идей! В одной-единственной панели Кирби мог обронить уникальный концепт, который займет всех прочих на годы вперед. Ветеран войны во Вьетнаме, калека Уилли Уокер становится сосудом для Нового Бога Смерти – чернокожий человек в доспехах летит на лыжах сквозь стены и пространства. Черный Гонщик – как Серебряный Серфер того же Кирби, но наизнанку, и здесь он ангел смерти, а не жизни. Материнский ящик – живой, заботливый персональный компьютер, сплав души и машины, который был у всех обитателей Нового Генезиса. Метрон – аморальный бог науки с его Креслом Мёбиуса, проницающим измерения. Основой бытия для Кирби был Источник – как Ор-Эйн-Соф[116]116
  Свет бесконечности (ивр.), то есть свет непознаваемого и беспредельного Творца.


[Закрыть] в иудейской мистике, за гранью любых делений и определений. Генетические манипуляции, контроль над медиа, корни фашизма – Кирби был в ударе, и ему было что сказать обо всем, что есть под солнцем.

Цикл «Четвертый мир» задумывался как громадная конструкция из взаимосвязанных историй, которые составляли всеобъемлющий современный миф, а между делом воссоздавали с нуля и обожествляли саму идею супергероя. Эти комиксы могли бы выходить еще пять лет.

Но тут Четвертый мир слетел с оси. Говорят, Кармайн Инфантино, которого повысили до вице-президента DC, посмотрел на объемы продаж и свернул серию, которая продавалась неплохо, но хуже, чем компания ожидала от продукции Кирби. Король получил сокрушительный удар, а мир лишился финала великой работы. Впоследствии Кирби, конечно, создавал и другие комиксы. Еще сотни оригинальных причудливых историй выпрыгнули из этой несокрушимой головы, но грандиозному мифологу перебежали дорогу посреди шедевра, его повергли в прах темные силы и ревнивые боги. Грезы Кирби, эта лавина новаторства и энергии, были слишком непривычны для капитулирующей культуры, что оглядывалась на пятидесятые, мечтала о танцах босиком и девичьих косичках, о счастливых деньках до Вьетнама и Ричарда Никсона.

Когда Кирби, став старше и опасливее, в 1985 году все-таки закончил «Четвертый мир», на финал саги, требовавшей еще не одну тысячу полос, ему выделили всего шестьдесят. Вообразите Бога, которому посреди Исхода велят поторапливаться. «Псы голода» иллюстрировали течение времени, они покрыты следами сапог непреклонного марша циников. И тем не менее Королю все удалось. Финал истории, страшная элегия надеждам беби-бумеров и суровой правде жизни – их старению, их существованию при Рейгане и Тэтчер, – был безрадостен и незабываем; во многом это идеальный конец саги Четвертого мира.

Но к тому времени зрительно-моторная координация у Кирби стала уже не та, и порой полосы смотрятся уродливо и грубо. Если взглянуть великодушнее, можно предположить, что художник обратился к примитивизму, к условности, что здесь масштаб с перспективой играют вторую скрипку подле непосредственного выражения идей. Но слишком многие рисунки казались просто каракулями и рассказывали историю, почти не прилагая усилий. И аудитория сбежала от Кирби. Мода его обошла. Он теперь был «Джек-Наймит» – старик, над которым насмехались и издевались те самые люди, что превозносили его гений двадцатью годами раньше и будут превозносить спустя еще десять лет.

Сага забуксовала и, подобно великой молодежной революции эры Водолея, во многом эту сагу и вдохновившей, распалась осадками пресыщенного цинизма. Вечные Люди[117]117
  Вечные Люди (Forever People) – команда персонажей «Новых богов», прихиппованные противники Дарксайда.


[Закрыть] выросли, оплешивели, обзавелись работой и плюнули на борьбу за будущее среди звезд. Но на выход Кирби припас еще один, последний фокус, еще одно визионерское предостережение для читателей: новую супергеройскую сагу, которая запрыгнула так далеко в будущее, что эхо ее слышно до сих пор и сегодня актуальнее, чем при первой публикации в 1974 году, когда ее мало кто заметил.

АКОС (Армейский Корпус из Одного Солдата[118]118
  OMAC, One Man Army Corps – от выражения «one man army» (англ. «универсальный солдат»).


[Закрыть]) – маниакальное развитие концепции Капитана Америка. Изобилие новых провокационных идей этого комикса поражало бы, если бы речь шла не о Кирби.

Лила – Сборный Друг, «синтетический товарищ», поставляемый в разобранном виде. Прежде чем история закончится, она и ей подобные, согласно плану покушения на мировых лидеров, превратятся в ходячие бомбы.

Безликие, скрытые под масками агенты Глобального Агентства Миротворчества представляли интересы всех наций и ни одной, пояснял Кирби в текстовых блоках. Миром АКОСа управляла всевидящая спутниковая система слежения под названием Большой Брат.

Серия «АКОС» изображала ближайшее будущее, где гангстеры могут под вечеринку на уик-энд арендовать целый крупный город; пустой мир, где государство сводит вместе «контрольных родителей» – одинокие престарелые пары – и молодых супергероев, не помнящих родства. В офисных зданиях имеются Комнаты Молчания для медитаций и Комнаты Разрушения, где недовольные белые воротнички выплескивают ярость, избивая механических «псевдолюдей».

ОНИ НАСМЕХАЮТСЯ НАД ДУХОМ… АКОС ЖИВЕТ… ДАБЫ ЖИЛ ЧЕЛОВЕК!

АКОС, с протопанковским ирокезом – отзвуком плюмажа на шлеме бога войны Ареса – и с изображением всевидящего ока на груди, провозвестника реалити-шоу «Большой Брат», – персонаж серии буйных научно-фантастических триллеров, разворачивающихся в «МИРЕ, КОТОРЫЙ ГРЯДЕТ!». Все это напоминало Филипа К. Дика, «Заключенного»[119]119
  «Заключенный» (The Prisoner, 1967–1968) – британский сюрреалистический телесериал Патрика Макгуэна и Джорджа Маркстайна, сочетающий жанры шпионского триллера и фантастики; по сюжету зловещие некто держат главного героя, бывшего секретного агента, сыгранного Макгуэном, пленником в антиутопической Деревне (присвоив ему номер 6) и безуспешно пытаются выяснить, почему он уволился с работы.


[Закрыть] и «1984»; «АКОС» – блистающая вершина творчества Кирби, и первая же крупная шишка из DC Entertainment, которая это прочтет, должна сию же секунду дать зеленый свет его экранизации.

Стэн Ли и его команда во многом разъяли на части и воссоздали концепт супергероя с нуля. Заполучив лихорадочный ум Кирби, они стали поливать мир новациями как из пулемета, разбрасывать ослепительные мегаконцепты горстями, и на освоение всего этого богатства потребуется не одно десятилетие и не одно поколение писателей и художников. Они по-прежнему сочиняли истории, которые будут снова и снова пересказывать, оттачивать, освежать и выстраивать заново, с учетом моды, технологий и повествовательных стилей каждой новой эпохи.

«АКОС» № 1, стр. 1, иллюстрация Джека Кирби и Майка Ройера. © DC Comics

АКОС: Армейский Корпус из Одного Солдата – история молодого человека в МИРЕ, КОТОРЫЙ ГРЯДЕТ!! В этом странном обществе знакомые нам обычные предметы… могут обернуться нежданными ужасами… например, то, что вы видите ниже!

– Лила… ЛИЛА!

– Здравствуйте… Соберите меня… и я буду вам другом…

«СБОРНЫЙ ДРУГ»

Космос у Кирби был груб и военизирован, как древнескандинавские мифы, которыми он вдохновлялся, а у Стэна Ли флирт с невыразимым выражался скорее в новозаветных проповедях пополам с экзистенциальным самоанализом среди звезд. Вместе они создали неоднозначного Серебряного Серфера, и постепенно тот стал олицетворением их растущих противоречий.

Кирби видел Серфера непроницаемым инопланетным разумом, а для Ли персонаж был личным рупором. Его Серфер, небесным проклятием прикованный к Земле, стал первым супергероем-эмо. Лишенный права бродить по своим возлюбленным «космическим путям», он куксился, шатаясь по миру мерцающей мишенью человеческой ненависти и невежества. Ли видел этого стража космических путей скорее Страждущим, чем Странником, и за персонажем водилась склонность к потрясанию заскорузлыми кулаками и бесконечным диатрибам, в которых он подвергал сомнению само свое бытие или выплескивал безбрежную агонию очередным тычком крючковатого пальца в сторону безмолвной и безжалостной тверди. В каждом выпуске он втуне штурмовал одно неодолимое препятствие за другим и, ослабевший и бесполезный, отступал обратно на Землю, как раз успевая произнести очередной жалобный монолог на одинокой горной вершине, вдали от жестоких несеребряных сволочей. Я подозреваю тут тоскливые трели мучительного отрочества самого Стэна Ли. Где-то под личиной уверенного торговца, Улыбчивого Стэна, пряталась эта рыдающая хромовая маска; читатели, впрочем, от такой лирики с заламыванием рук неуютно ерзали. «Серебряный Серфер» продержался восемнадцать выпусков, а затем был казнен беспощадно и эффективно, как сам Иисус.

Мне больше по вкусу пришелся Рой Томас, со временем сменивший Ли на посту главного редактора «Марвел».

Томас пришел в «Марвел» в 1965 году, в двадцать шесть лет. Этот эрудит, роскошный краснобай, бывший преподаватель английского был одним из организаторов первого движения фанатов золотого века: поклонники утраченных героев первой эпохи суперкомиксов делились друг с другом своей страстью, сбиваясь в стайки посредством досетевой паутины бумажной почты и доморощенных журналов – фэнзинов, вроде «Alter Ego» Томаса. Через эту же сеть Томас вышел на Джулиуса Шварца и Морта Уайзингера и поэтому, когда решил попытать счастья в комиксовой индустрии, сначала принял предложение стать помощником редактора в офисе «Супермена». Работа под началом Уайзингера продлилась всего неделю, а затем Томас обрубил концы и отправился работать на Стэна Ли в «Марвел». И молодец.

Томасу поручили писать ежемесячные выпуски «Мстителей»; позаимствовав застенчивые литературные изыски Ли – ремарки для читателей, все эти «Ты» и «Вы», метры и ритмы, – он развил их в нарративную методику, которая просто-таки цвела невозмутимым самомнением. Взяв за отправную точку обращенные лично к читателю росчерки шоумена Ли, Томас создал стиль, который брал читателя за руку и приглашал войти, словно на балет или мюзикл, как у Джона Леннона: «Let me take you down…» или «Picture yourself in a boat on a river…»[120]120
  «Разрешите, я вас отведу…»; «Представь: ты в челноке посреди реки…» (англ.) – цитаты из песен Джона Леннона «Strawberry Fields Forever» (1967) и «Lucy in the Sky with Diamonds» соответственно.


[Закрыть].

В комиксах Томаса звучал такой же призыв – словно Гаммельнский крысолов приглашал на танец: «А ТЕПЕРЬ ПОСЛЕДУЙ ЗА НАМИ, ДРАЖАЙШИЙ ЧИТАТЕЛЬ…» Так нашептывал на ухо пушер, торговец снами, предлагая билеты прочь из общепринятой реальности. И Леннон, и Томас нежно зазывали лично нас, вели в зазеркалье, в свой мир, где «plasticine porters with looking glass ties»[121]121
  «Пластилиновые швейцары с зеркальными галстуками» (англ.), цитата из «Lucy in the Sky with Diamonds».


[Закрыть], или, в случае Томаса, в мир «ДУШЕРАЗДИРАЮЩЕГО ВСЕСОЖЖЕНИЯ СВЕРХНОВОЙ, ПОД ОГНЕННЫЕ ЛАВИНЫ».

Томас взял язык полуиронической помпезности и гиперболы, которым уже славилась «Марвел», и наложил на него отсылки к классике, шутки для своих, кто понимает в поп-культуре, и кровавые эмоции диалогов, над которыми читатели сглатывали слезы. К супергероям он относился не так, как их создатели. Даже Стэн Ли грезил о том, как напишет Великий Американский Роман, и очень долго делал вид, будто комиксы для него – просто заработок. А для Томаса и других писателей и художников, пришедших следом, комиксы не были стигматизированы. Как британским и американским бит-группам, которые привели рок-н-ролл и Переулок Жестяных Кастрюль к вратам искусства, Томасу не нужно было фальсифицировать свою любовь к низкой культуре: он ею жил и дышал. Комиксы были у него в крови, и персонажей он искренне уважал, абсолютно веря, что в них могут открываться глубины. Ли свои декларации сопровождал подмигиваньем, а вот Томас говорил искренне.

В отличие от статичного пантеона богов Лиги Справедливости, состав Мстителей, конкурирующей «марвеловской» команды, неизменно – неизменно волнующе – менялся, и благодаря этому трюку комикс остается бестселлером уже полвека.

В 1968 году Томас ввел в повествование несчастливого андроида по имени Вижн, который, вступив на долгий и нелегкий путь к человечности, незаметно превратился в героя всех эмоционально бронированных интровертов мира. Томас даже завершил один выпуск обширным фрагментом, в котором на панели, нарисованные Джоном Бусемой, наложил строки «Озимандии» Перси Шелли.

Многие из нас так впервые и познакомились с поэзией романтиков. Я же нашел себе радость на целую жизнь и источник замечательных ролевых моделей (полуобморочных и с широченными кружевными манжетами), как раз когда они были нужны позарез. Рой Томас по прозвищу Мальчик, бывший учитель, нынешний эстет, гораздо успешнее всех моих школьных учителей привил мне любовь к литературе и культуре Европы конца восемнадцатого века.

Лиризм Томаса и Бусемы был откровенно эмоционален – ему с легкостью сопереживали научившиеся эмпатии обкуренные подростки, а истории были неплохо написаны и оправдывали внимание хиппарей постарше. Сверхъестественные перспективы и все более изощренное оформление – прекрасное визуальное сопровождение трипа. Простые архетипические психодрамы, экзотические декорации и бесконечно преображающиеся сюжеты внутри сюжетов были гораздо увлекательнее того, что предлагала DC.

Стилистическое развитие Томаса достигло пика в его шедевре 1970 года «Война крии и скруллов» – характерно амбициозной арке на много выпусков, основанной на простой и восхитительной идее: что, если планета Земля станет островами Мидуэй[122]122
  Острова Мидуэй – атолл в Тихом океане, в прошлом – военно-морская база США; в 1942 г. там произошло переломное морское сражение между американскими и японскими силами.


[Закрыть], стратегическим аванпостом под перекрестным огнем двух невероятно могущественных космических империй, воюющих между собой?

На одной стороне были негодяйские оборотни скруллы, желавшие нас поработить, что спровоцировало маккартистскую охоту на ведьм и роспуск Мстителей. Против скруллов выступали фашисты, хотя и красавцы крии, которые навещали нашу планету в доисторические времена, дабы спроектировать эволюцию людей определенного рода в странную расу Нелюдей, – еще один концепт Кирби.

Супергероям вселенной «Марвел», обстреливаемым с обеих сторон, предстоял самый страшный бой за всю историю – Томас взялся за создание супергеройского эквивалента «Клуба одиноких сердец сержанта Пеппера»[123]123
  «Клуб одиноких сердец сержанта Пеппера» (Sgt. Pepper’s Lonely Hearts Club Band, 1967) – масштабный концептуальный альбом The Beatles, поворотный как в истории группы, так и в истории рок-музыки в целом.


[Закрыть]. Он взвинчивал эмоции, напряжение и повальную паранойю, множил число переплетающихся сюжетов до умопомрачения. У историй толком не было ни начала, ни конца. Томас подключился к разрастающейся целостности «Марвел», и на последних страницах выпусков то и дело казалось, будто он лишь с превеликим трудом останавливает руку, фиксирующую поток образов и звуков. Если б он мог писать сценарий «Мстителей» на одном сплошном и бесшовном рулоне бумаги, как Керуак или Энн-Маргрет в «Свингующей» 1966 года[124]124
  Первая версия одного из ключевых текстов бит-поколения, романа Джека Керуака (1922–1969) «На дороге» (On the Road, 1957), печаталась автором на сплошном свитке из склеенных листов бумаги. Таким же методом пишет свой эротический роман Келли Олссон, героиня шведской актрисы Энн-Маргрет в фильме «Свингующая» (The Swinger, 1966) Джорджа Сидни.


[Закрыть], туда излилась бы вся его энергия, все проворство и нетерпеливый грохот пишмашинки, что гнали вперед его бесконечную мыльную гипероперу.

История начиналась с того, что грязный и побитый Вижн толкает две огромные двери и вваливается в Особняк Мстителей. Мы видим, как другие Мстители неловко оборачиваются, они сбиты с толку необычайным появлением суперандроида. Нарисованы они на первом плане, под идеально преувеличенным углом, и читатель смотрит на них снизу вверх, точно ребенок на взрослых. Напуганных взрослых. Одного этого образа с его поразительным натурализмом невиданного ранее уровня было бы достаточно, чтобы мы наверняка погрузились в историю, однако автор хотел, чтобы мы здесь еще и слышали. Текстовый блок – винтажный Томас, и готовность автора взять наиоглушительнейший из возможных пауэр-аккорд украдкой подкрепляется отсылками к Шекспиру:

ЗВУКИ: МЫ ОБИТАЕМ В КОСМОСЕ КАКОФОНИИ И КАДЕНЦИЙ. БЛЕЯНИЕ КЛАКСОНОВ – ОТРЫГНУТАЯ ПОХАБЩИНА – СТАККАТО ПЕРФОРАТОРОВ – ТЫСЯЧА ДРУГИХ ЗВУКОВ, НАСЛЕДЬЕ ЦИВИЛИЗОВАННОЙ ПЛОТИ[125]125
  Аллюзия на «Гамлет, принц датский» Уильяма Шекспира, акт III, сцена 1: «И сказать, что сном кончаешь / Тоску и тысячу природных мук, / Наследье плоти»; перевод М. Лозинского.


[Закрыть], – И, БЫТЬ МОЖЕТ, РАЗ В ДЕСЯТЬ ЖИЗНЕЙ – ТРЕСК ТКАНИ САМОЙ СУДЬБЫ – И ПОХОРОННЫЙ КОЛОКОЛ, ЧТО ЗВОНИТ ПО ЭПОХЕ—!

Напряжение нагнетается, и после него звуковое сопровождение «ТУУУМ» кажется почти пресным и безыскусным, едва ли отвечает реву у нас в голове, которому финальный фортепианный аккорд в битловской «A Day in the Life»[126]126
  Песня «A Day in the Life» («Один день из жизни», 1967), последняя композиция с альбома «Sgt. Pepper’s Lonely Hearts Club Band», завершается аккордом ми мажор, взятым одновременно на трех фортепиано и фисгармонии и затухающим больше 40 секунд.


[Закрыть] – всего лишь слабое эхо.

Этот звук, этот трубный глас отдавался по всей истории и звучал снова и снова на всех уровнях. Томас знал, что затеял нечто новое, и превратил сценарий в некое либретто, в джойсовский неумолчный комментарий, комиксам до той поры решительно незнакомый.

Обеспамятевшим королем Нелюдей был Черный Гром – предельная метафора, вождь, чей голос буквально становился устрашающим оружием массового уничтожения. Собственно говоря, даже еле слышный шепот Черного Грома сотрясал горы. Чистейшая концепция монархии, упакованная в убийственно беспримесный дизайн Кирби. Черный Гром носил великолепный костюм, черный с темно-синим, словно созданный для бога майя двадцать пятого столетия. Корону его минимизировали до одного-единственного стилизованного росчерка в центре черной маски: крошечный камертон, хранивший ноту, голос. Так Рой Томас напоминал нам, что всегда нужно слушать.

История начинается с тревожного потока сознания, нотации Человеку-Муравью:

ДА, ГЕНРИ ПИМ – ПОГОВОРИ САМ С СОБОЙ – ПУСТЬ БИОЛОГИЧЕСКИЕ ГРАФИКИ И МАТЕМАТИЧЕСКИЕ ФОРМУЛЫ ЛЕСНЫМ ПОЖАРОМ ЗАХЛЕСТНУТ ТРЕНИРОВАННЫЙ РАЗУМ – ИБО ТАМ КРОЕТСЯ ЕДИНСТВЕННОЕ ПРЕИМУЩЕСТВО ОБРАЗОВАННОГО ЧЕЛОВЕКА – ОН АНАЛИЗИРУЕТ – ПРЕПАРИРУЕТ – ИСПЫТЫВАЕТ – РЕКОНСТРУИРУЕТ.

Поток продолжался; диалоговые облака сливались с текстовыми блоками флешбэков или мысленными пузырями, изображавшими внутренние процессы. В любой момент, успокаивая нас, все это множество голосов мог собрать воедино всеведущий рассказчик, который на всем пути сквозь этот супергеройский зеркальный лабиринт держал читателя за руку. Невероятный перегруз всех органов чувств – в комиксах никогда еще не бывало ничего подобного. Томас хотел, чтобы вы услышали его комиксы, и ему это прекрасно удалось. Я по сей день могу цитировать пассажи по памяти.

Beatles подарили звуку визуальное измерение, а Томас принес звук на страницы комиксов.

Начиная с этого первого трубного гласа все в «Войне крии и скруллов» выкручено до еле выносимых уровней ломкого предельного осознания. От муравьев и антител до надвигающихся армад из тысячи военных космических кораблей – фокус молниеносно метался между бесконечным микро и невообразимым макро, между пластиковой веной андроида и границами галактического пространства, в яростной хореографии «Алисы в Стране чудес», в мескалиновом трипе, где в идеальной гармонии сталкиваются гаммы и множественные голоса.

ВЫ НЕ СЛЫХАЛИ, КАК КРИЧИТ МУРАВЕЙ. А ВОТ Я СЛЫХАЛ – И ЭТОТ КРИК ПРЕСЛЕДУЕТ ТЕБЯ ВО СНАХ ВСЮ ЖИЗНЬ! СЛОВНО ЗАБЛУДШИЕ ДУШИ ПОД ПЫТКОЙ ИЛИ ПЛАЧ БРОШЕННОГО РЕБЕНКА.

Накал псилоцибиновых частот, синий электрик света дуговых ламп – здесь все ослепительно сияло в высоком разрешении, таком резком и четком, что глазам больно. Каждый звук отдавался тысячей точечных отзвуков, и даже тишайший муравьиный крик гремел предсмертным ревом божества. Томас подарил нам головокружительную 360-градусную перспективу, вид с высоты американских горок, фосфоресцирующую синестезию, которая из его слов и рисунков Нила Адамса на творческом пике (и с особым блеском и лоском, которым их наделял только контуровщик Том Палмер) создавала звучное целое. То был повествовательный эквивалент «стены звука» Фила Спектора, однако фидбэк у Томаса никогда не сбивал нас с толку. Всегда были краеугольные камни, знакомые голоса; хор от третьего лица снова и снова напоминал нам, что все это – чудесная история, поведанная мастерами повествования.

И когда Черный Гром наконец открыл рот, мы не услышали слов. За него заговорили Томас и Адамс:

А ТЕПЕРЬ – СЛОВО – ОДИН-ЕДИНСТВЕННЫЙ ПРОШЕПТАННЫЙ СЛОГ, ЧТО РАЗРАСТАЕТСЯ ДО ВОПЛЯ – ДО ВОЯ – ДО НЕПРЕРЫВНОГО СОТРЯСАЮЩЕГО ЗЕМЛЮ РЕВА, ОТ КОТОРОГО ДРОЖАТ ГОРЫ.

То был язык «Эдд» и Ветхого Завета, приспособленный для нужд поколения беби-бума. Высокопарный сновидческий язык патетики, коя свойственна, по утверждению Карла Юнга в «Воспоминаниях, сновидениях, размышлениях»[127]127
  «Воспоминания, сновидения, размышления» (Erinnerungen, Träume, Gedanken, 1962) – отчасти автобиографическая книга швейцарского психиатра и основоположника аналитической психологии Карла Густава Юнга (1875–1961), написанная совместно с Аниелой Яффе.


[Закрыть], архетипам в грезах и историях, заблистал новыми красками. Как вам вот это волнующее, правдивое воскрешение пылающего праведного духа, что ярче всего горит в подростковых сердцах?

ТРУБЫ НЕ ПРИЗЫВАЮТ ИХ НА БИТВУ – НИ МАЛЕЙШЕГО ЗВУКА НЕ РАЗДАЕТСЯ В ПОЧТИ ПОЛНОМ ВАКУУМЕ, – НО ПОДЛИННЫМ ГЕРОЯМ НЕ НУЖНЫ НИ СИГНАЛЫ ТРЕВОГИ, НИ ВСКРИКИ ДУДОК, НИ ГРОХОТ БАРАБАНОВ – ЛИШЬ ПРАВОЕ ДЕЛО, В КОТОРОЕ ВЕРИШЬ, – К ПРИМЕРУ, СВОБОДА – ДА НЕТ, САМА ЖИЗНЬ, – ИБО МИР ЕЩЕ ДОСТАТОЧНО ЮН И ЛЕЛЕЕТ ИДЕАЛЫ.

Визуально «Война крии и скруллов» на многие мили опережала топорную архитектуру Кирби. Космос у Адамса был блестящ и зеркален, мужчины невероятно красивы, женщины – как фотомодели шестидесятых. Мы уже наблюдали вторжения пришельцев, но не видели ничего подобного – не видели сотен отдельных космических кораблей, что плывут в совершенной перспективе. Мы были знакомы с супергероями «Марвел», но они еще не бывали так реальны, с такими выразительными эмоциями, с такими динамичными позами полета. Нам предстали трехмерные комиксы в «Sensurround».

Beatles, Kinks, Beach Boys и иже с ними напитали свои лизергиновые концептуальные альбомы ностальгией по веку джаза, водевилю и британскому мюзик-холлу; Томас же открыл нам, что живой талисман Мстителей Рик Джонс обладает властью воплощать свои мысли в комиксовых персонажах золотого века. Под занавес войны крии со скруллами Рик извергает из своего разума орды персонажей: супергерои Timely Comics периода Прекрасных Сороковых, Патриот, Горящий Череп и Ангел[128]128
  Патриот (Patriot, «The Human Torch» № 4, 1941) – персонаж Рэя Гилла и Билла Эверетта, репортер, который надел супергеройский костюм, вдохновившись Капитаном Америкой. Горящий Череп (Blazing Skull, «Mystic Comics» № 5, 1941) – персонаж Боба Дэвиса, тоже репортер, которого научили быть супергероем Люди-Черепа. Ангел (Angel, «Marvel Comics» № 1, 1939) – персонаж, нарисованный Полом Густавсоном, детектив без суперспособностей и без маски, хотя и в костюме.


[Закрыть], отметелили скруллов, и Мстители успели перегруппироваться и всех спасти. Напряжение росло так долго, а в итоге задачу решила тупая фантазия в чистом виде. Неожиданное, невозможное, алогичное.

Томас ударил в гонг, и эхо доносится к нам по сей день. Недавняя серия Marvel Comics под названием «Тайное вторжение» – прямое продолжение «Войны крии и скруллов», но без ошеломительных повествовательных фокусов, из-за которых так замечателен был оригинал.

Центральной фигурой в саге о крии и скруллах был Капитан Марвел, взбунтовавшийся солдат крии. Его переодели в яркий красно-синий мундир и наградили собственной серией комиксов, где я его и обнаружил.

После школы я забрел на Бьюкенен-стрит, в книжный с нехорошей репутацией. Впрочем, комиксы там все-таки держали отдельно от порнографии – на толстой вертикальной стойке в самом нижнем шкафу, как ненужный хлам. Я был поклонником DC и комиксы «Марвел» никогда не покупал, но в тот раз больше ничего дельного мне не попалось, а одна обложка привлекла взгляд: «Капитан Марвел» № 29, где герой в эффектном красно-синем костюме взмывает в гиперреальное звездное поле – отголоски одновременно Уэйна Боринга и Стива Дитко.

И НЕ ДУМАЙ ПРОПУСТИТЬ БОЛЬШИЕ ПЕРЕМЕНЫ МАР-ВЕЛЛА – В СЕНСАЦИОННОЙ ИСТОРИИ, КОТОРУЮ МЫ НАЗВАЛИ – «ПРЕВРАЩЕНИЕ»! ОН ПРИБЛИЖАЕТСЯ! САМЫЙ КОСМИЧЕСКИЙ СУПЕРГЕРОЙ!

На многих обложках семидесятых изображали героя, рыщущего в космосе, звездного искателя. Супергерои больше не шатались по улицам и даже не летали меж небоскребов – пока мир очухивался, они вовсю триповали, странствовали, находили себя.

Писал и рисовал «Капитана Марвела» бывший фотограф ВМФ Джим Старлин, яснее Кирби постигавший опыт и темперамент своей молодой аудитории. Подобно многим своим товарищам, Старлин употреблял кислоту и в работе ничуть этого не скрывал. Мифология его сильнее отдавала популярной психологией, зато синтезировала из стиля «Марвел» новую понятную упаковку, которая впитала уроки «Новых богов» и сгладила острые края, – подле нее Кирби выглядел старомодным, как «Дымок из ствола»[129]129
  «Дымок из ствола» (Gunsmoke, 1955–1975) – долгоиграющий сериал-вестерн Нормана Макдоннелла и Джона Местона с Джеймсом Арнессом в главной роли судебного исполнителя Мэтта Диллона в канзасском городе Додж-Сити.


[Закрыть] по черно-белому телевизору.