Текст книги "Эон"

В течение пяти лет после Гибели большинство анклавов «отшельников» было обнаружено и их полубезумные члены убиты или взяты в плен. (К несчастью, многие изолированные общины «выживших» также были уничтожены. Различие между этими двумя понятиями носит исторический характер и игнорировалось тогдашними властями.) Многие «отшельники» были отданы под суд за преступления против человечества – в частности, за отказ участвовать в восстановлении цивилизации. Со временем эти преследования распространились на всех, кто выступал за право носить оружие и даже, в некоторых сообществах, на всех, кто поддерживал высокие технологии.

Те военные, кому удалось выжить, были принудительно направлены на социальное перевоспитание.

Исторический трибунал 2015 года – когда высокопоставленные политики и военные как Восточного, так и Западного блоков были обвинены в преступлениях против человечества – увенчал эту мрачную, но вполне естественную реакцию на ужасы Гибели».

Это казалось нереальным. Патриция закрыла книгу и зажмурилась. Она сидела здесь, читая книгу о событиях, которые не произошли здесь – еще – и случились в другой Вселенной.

Она проглотила комок в горле. Если это было в действительности и должно случиться, нужно что-то делать. Она пролистала приложения.

На странице 567 нашлось то, что нужно. На следующих двухстах страницах были перечислены все города мира, подвергшиеся бомбардировке, вместе с приблизительным количеством жертв. Она поискала Калифорнию: двадцать пять городов, по каждому нанесено от двух до двадцати трех ядерных ударов. Лос-Анджелес – двадцать три удара в течение двух недель. Санта-Барбара – два, Сан-Франциско, включая Окленд, Сан-Хосе и Саннивейл – двадцать в течение трех дней. Сан-Диего – пятнадцать. Лонг-Бич – десять. Сакраменто – один, Фресно – один. Космический центр в Ванденберге – двенадцать, равномерно распределенных вдоль побережья.

Разрушено пятьдесят три воздушных базы, расположенных в городах или около них, включая гражданские аэродромы, которые могли быть использованы в военных целях. Все космические центры во всем мире уничтожены – даже в странах, не участвовавших в войне.

Патриция почувствовала головокружение. Книга, казалось, уплывала от нее. Не было никакого туннельного видения, не было потери ощущений, лишь некая отстраненность. Она – Патриция Луиза Васкес, двадцати четырех лет, и поскольку она молода, ей предстоит долгая жизнь. Ее родители, так как она знает их всю свою жизнь, должны жить еще очень долго – невообразимо долго. И Пол – поскольку они лишь недавно узнали друг друга, поскольку он был единственным человеком, который хотя бы попытался выяснить, чем она занимается, – Пол тоже должен быть в безопасности.

А ведь они живут в районах, которые должны быть (могут быть) стерты с лица Земли.

Действительно, все очень просто. Она может взять книгу с собой, когда будет улетать, что должно произойти скоро, быть может, через несколько дней. Она может взять ее с собой на Землю и показать людям. (Возможно, нечто подобное уже сделано.)

И если Вселенные настолько близки, что их будущее может оказаться схожим, человечество должно действовать быстро. Поставленные перед угрозой ядерной войны народы должны начать разоружаться, начать мирные переговоры…

«Боже, мне так жаль, что мы вплотную подошли к этому. Будем считать это благословением и…»

– О, ГОСПОДИ!

Патриция закрыла книгу и встала.

Лэньер прогуливался вместе с ней по чахлому парку возле библиотеки. Она минут пять поплакала, потом взяла себя в руки. Вопросы, которые она хотела задать, были слишком сложны, чтобы выразить их словами. И, узнав ответ, она могла сойти с ума…

– Кто-нибудь проводил сравнение? Я имею в виду, между их историей и нашей? – спросила она.

– Да, – сказал Лэньер. – Я занимался этим, и Такахаси тоже.

– Он знает столько же, сколько и мы?

Лэньер кивнул.

– Что вы обнаружили? Я спрашиваю, насколько они подобны?

– Отличия в исторических хрониках малы настолько, что их можно считать различными интерпретациями одного факта. Существенных расхождений нет – вплоть до Камня.

– А ситуации, описанные в книгах – они соответствуют тому, что происходит на Земле сейчас, да?

– Да.

– Малая Гибель никого ничему не научила?

– Видимо, нет.

Она присела на камень под мертвым деревом.

– На Земле знают?

– Знают одиннадцать человек, здесь и там.

– Что они предпринимают?

– Все, что могут, – ответил Гарри.

– Но Камень может изменить положение дел. Это решающее различие. Так?

– Надеемся, что так. В течение следующих нескольких недель мы должны получить все необходимые ответы – на вопросы об альтернативных временных линиях, о Вселенной, откуда прибыл Камень. Вы можете помочь?

– Вам нужно знать, почему Камень оказался здесь и насколько схожи Вселенные, чтобы решить, будет ли на Земле война?

Лэньер кивнул.

– Это очень важно.

– Я не вижу, чем могу помочь.

– Хоффман считает, что если кто-то и способен дать ответ, так это вы.

Патриция кивнула и посмотрела вдаль.

– Хорошо. Могу я поставить некоторые условия?

– Какие?

– Я хочу, чтобы моя семья была эвакуирована. Я хочу, чтобы некоторые мои друзья были вывезены за город и укрыты в надежном месте. Укрыты вместе с генералами и политиками.

– Нет. – Лэньер медленно обошел вокруг дерева. – Я не сержусь на вас за вашу просьбу, но – нет. Никто из нас не просил ни о чем подобном. Хотя, конечно, все об этом думали.

– У вас есть семья?

– Брат и сестра. Мои родители умерли.

– Жена? Нет. Вы холостяк. Подруга, невеста?

– У меня нет постоянных привязанностей.

– Тогда вы, возможно объективны, чем я, – сердито бросила Патриция.

– Вы знаете, что ничего изменить нельзя.

– Я должна работать здесь, для вас, и ждать, пока мои родители, мой друг, моя сестра – все, кого я люблю – погибнут в катастрофе, о которой я уже знаю?

Лэньер остановился перед Патрицией.

– Подумайте!

– Знаю, знаю. На Камне сотни людей. Если все узнают об этом и начнут задавать вопросы, будет страшная неразбериха. Вот почему ограничен доступ в библиотеки.

– Это одна из причин, – заметил Гарри.

– И чтобы не узнали русские?

– Это тоже.

– Как умно. – Голос ее был мягким, полная противоположность тому, чего ожидал Лэньер. Он звучал ровно и если не совсем спокойно, то по крайней мере не подавленно. – Что делать, когда я получу письмо из дома? – спросила она. – Что если я не отвечу?

– Это не будет иметь особого значения, верно? Осталось лишь несколько недель.

– Как я буду себя чувствовать, получая письма? Как я смогу работать?

– Вы будете работать, – сказал Лэньер, – зная, что если мы быстро получим ответ, то, возможно, сумеем что-либо сделать.

Она уставилась в землю, поросшую сухой желтой травой.

– Там говорится, что все космодромы были разбомблены. В этой книге.

– Да.

– Если это случится, мы застрянем здесь, верно?

– Да. Большинство из нас. Впрочем, особого желания быстро вернуться у нас не возникнет.

– Вот почему вы начали заниматься здесь сельским хозяйством. Мы не будем ничего получать с Земли… как долго?

– Если начнется война и все будет так, как описано – возможно, лет тридцать.

– Я… я не могу сейчас идти в библиотеку. Ничего, если я еще немного побуду здесь?

– Конечно. Давайте вернемся в первую камеру и пообедаем. И помните: я уже давно живу с этой информацией. У вас нет никаких причин не выдержать этого.

Она молча поднялась на ноги. Ее руки и ноги уже не дрожали. Патриция была в удивительно хорошей форме.

– Идем, – сказала она.

Глава 11

Экспедиция собралась возле машины через два часа после начала утренней смены. Они походили на группу туристов, отправляющуюся на экскурсию. Машина была загружена до отказа.

Патриция села между Такахаси и мускулистым морским пехотинцем Рейнольдсом, вооруженным «эпплом» и компактным автоматом. Ленора Кэрролсон села рядом с водителем, лейтенантом американских ВМС Джерри Лейком, высоким парнем с песочного цвета волосами. Лейк бросил взгляд назад, убеждаясь, что все в порядке, кивнул Такахаси и улыбнулся Патриции.

– Моим людям приказано охранять мисс Васкес любой ценой. Так что не убегайте никуда без разрешения.

– Слушаюсь, сэр, – спокойно сказала Патриция.

Такахаси – наполовину японец, невысокий, крепко сложенный, с коротко подстриженными черными волосами и большими самоуверенными зелеными глазами – кивнул в ответ. Такахаси был единственным, кто носил здесь земную одежду – рубашку, ветровку и джинсы.

– Особое разрешение, – объяснил он. – У меня аллергия на краситель комбинезона.

Лейк тронул машину с места. Кэрролсон проверяла комплектность оборудования, а Фарли читала вслух список.

Всего в машине сидело восемь пассажиров – четверо военных и четверо «начальников», как Кэрролсон именовала ученых и Патрицию.

Патриция не отводила взгляда от спинки переднего сиденья. Там в кармане лежало письмо от Пола, которое ей передали в первой камере во время прошлой смены.

«Дорогая Патриция!

Где бы ты ни была, моя таинственная женщина, надеюсь, что у тебя все хорошо. Жизнь здесь достаточно буднична – особенно когда я думаю о том, где ты можешь быть, – но она идет своим чередом. Я постоянно общаюсь с твоими предками; Рита просто куколка, а с Рамоном у нас порой бывают весьма интересные беседы. Я многое о тебе узнал за твоей спиной. Надеюсь, ты не обидишься. Мое заявление о приеме на работу в фирму Престера и Минтона (два разработчика программного обеспечения), как я слышал, рассматривается, но дело отодвинули, пока не пройдет законопроект об ассигнованиях на Защитную Платформу. Ходят слухи об обструкции, а это может задержать решение вопроса на несколько месяцев.

Впрочем, хватит об этом. Мне отчаянно тебя не хватает. Рита спрашивает меня, собираемся ли мы пожениться, а я держу язык за зубами, как ты и просила. Я хочу этого, ты знаешь. Меня не интересуют твои странности: и то, где ты сейчас находишься; только возвращайся и только кивни мне. Мы найдем для себя свой собственный дом. Не будь на этот раз столь упряма. Впрочем, довольно; у тебя, наверное, голова сейчас занята совсем другим, а наши объятия и поцелуи на берегу, куда ты меня вытащила – просто развлечение. (Ты же знаешь, я не могу закончить письмо без какой-нибудь бестактности.) Я люблю тебя. Целую.

Пол.»

Она написала длинный ответ, подвергнув его собственной цензуре, показала его Кэрролсон для одобрения и отправила на Землю со следующим ОТМ.

К ее удивлению, письмо далось ей легко. Патриция рассказала обо всем, что, по ее мнению, Пол хотел услышать, все, что ей необходимо было сказать, если Пола действительно не будет в живых через несколько недель. Нельзя утверждать, что она всерьез воспринимала подобную возможность. Этого не будет, иначе она не могла бы быть столь спокойной.

Лэньер сейчас на пути к Земле. Патриция завидовала ему. Она предпочла бы ожидать смерть на Земле, а не здесь, зная все наперед.

Нет, это не могло быть правдой. Патриция закрыла глаза и обругала себя. Это самая большая ответственность, какая когда-либо была на нее возложена. Она должна преодолеть безумное горе и страх и работать, делая все возможное, чтобы предотвратить катастрофу.

И, почти ненавидя себя за это, она действительно работала. В ее мозгу начали возникать возможные решения, являющиеся, словно поклонники, облеченные в уравнения, и каждое из них она отвергала, когда его неадекватность становилась очевидной.

Такахаси был умен и добросовестен, но у Патриции не возникло особого желания беседовать с ним, когда готовилась экспедиция, так что она почти ничего не знала о нем. С этого момента, как сказал Лэньер, Такахаси и Кэрролсон должны стать ее помощниками почти во всем.

Дорога заканчивалась в пятидесяти километрах от базового лагеря. Машина нырнула в глубокий овраг; ее шины издавали своеобразный шум при соприкосновении с почвой. Панорама по мере продвижения не менялась. Южный купол медленно и размеренно удалялся, становясь все менее впечатляющим. Патриции, однако, неудобно было оборачиваться, так что она бросала назад лишь короткие взгляды. Кэрролсон, Фарли и Такахаси играли на электронном блокноте в шахматы, а она между делом наблюдала за ними.

– Полпути пройдено, – сообщил Лейк два часа спустя.

Шахматисты записали свои ходы и очистили экран, в то время как грузовик, плавно замедлив ход, остановился. Дверцы открылись, и морские пехотинцы со вздохом облегчения выбрались наружу. Патриция выскользнула следом за ними и спустилась на сухую почву, потягиваясь и зевая. Кэрролсон обошла машину с противоположной стороны с термосом в руке и разлила напиток по чашкам.

– Все самое лучшее!.

– Пиво? – поинтересовался Рейнольдс.

– Чем не пожертвуешь ради науки, – заметила Ленора. – Кто-нибудь голоден?

Патриция взяла из коробки бутерброд и отошла вместе с Такахаси на несколько десятков метров от машины. Какое-то время она испытавала неприятное ощущение беспокойства и тошноты, но оно прошло. Чего нужно бояться в этой бесконечной пустыне, лишенной даже насекомых?

– Море было мокрым, как обычно, песок же был сухим… – пробормотала она.

– Действительно, – согласился Такахаси.

Патриция присела на корточки; он опустился рядом с ней в позе лотоса.

– Вы знаете, зачем я здесь?

Такахаси выражался неуклюже прямо. Патриция отвернулась.

– Несомненно, для того, чтобы следить за мной.

– Да. Лэньер сказал, чтобы за вами прилежно наблюдали. Как вы себя чувствуете?

– Вполне сносно.

– Библиотека… – Он понизил голос и оглянулся на купол. – Это нелегко.

– Очень скоро я буду чувствовать себя, словно принцесса, окруженная прислугой.

Такахаси усмехнулся.

– Все не так уж плохо. Хотя я понимаю беспокойство Лэньера. Но я хочу задать один важный вопрос. Вы можете работать?

Патриция знала, что он имеет в виду.

– Я уже работаю. Прямо сейчас.

– Хорошо.

Больше на эту тему говорить было нечего.

Она приподняла ветку куста, чтобы посмотреть, отличается ли здешняя растительность от той, что у лагеря. Отличий не было – маленькие листья, скользкая поверхность. Даже сухая трава была такой же.

– Не слишком обильная растительность, – сказала Пат. – По крайней мере, я ожидала больше карликовых лесов.

– С этим становится все хуже.

– Вы когда-нибудь думали о том, сколько почвы им пришлось нанести в коридор? – спросила Патриция, вставая. Она лишь слегка надкусила свой бутерброд, не испытывая голода уже два дня. – Если ширина покрытой почвой полосы составляет около четверти километра…

– Примерно так оцениваем и мы, – заметил Такахаси.

– И, предположим, длина коридора составляет миллиард километров…

– Почему именно столько?

– Просто предположение. – Это составляет около сорока миллиардов квадратных километров почвы.

– Если разбить всю Землю на кусочки и засыпать ими коридор – корой, магмой и ядром, – можно было бы покрыть около тридцати миллиардов квадратных километров. – Такахаси ткнул пальцем в песчаный островок.

– Что, если дальше горы? Тогда потребовалось бы еще больше земли и камня.

– Возможно, – согласился он. – Но самый главный вопрос – где они все это взяли? И не забудьте про воздух. Толщина атмосферного слоя составляет около двадцати километров, так что это получается… одна и шесть десятых триллиона кубических километров воздуха, чуть больше грамма на литр…

– Вы уже занимались этим раньше?

– Конечно, и много. Римская начал, а группа статистики продолжила. Я помогал советами. Столько вопросов технического плана… Каким образом обновляется воздух в коридоре? Системы регенерации Камня вряд ли могут с этим справиться, тем более если дальше имеется достаточно обширная популяция животных. Так что, может быть, здесь вполне достаточно воздуха, чтобы его хватило на несколько тысяч лет.

– Это кажется мне странным, – сказала Патриция. – Кто бы – или что – ни создал все это, оно рассчитано на вечное существование. У вас нет такого ощущения?

– Иногда. Но это предположение ничем не подкреплено.

– Так или иначе, но должна быть какая-то система жизнеобеспечения коридора.

Такахаси кивнул.

Римская выдал теорию, что в коридоре должны быть отверстия, еще до того, как мы обнаружили колодцы.

Кэрролсон подошла к ним.

– Заметили, как пахнет в коридоре? – спросила она.

Патриция и Такахаси покачали головами.

– Как перед грозой. Все время. Но озоновый слой здесь не слишком велик. Еще одна загадка.

Патриция принюхалась. Воздух был свежим, но не как перед собирающейся грозой.

– Я выросла в стране гроз, – словно оправдываясь, сказала Кэрролсон. – Это именно тот запах, все правильно.

Снова очутившись в машине, Патриция занялась с микрокомпьютером, рассчитывая объемы и массы и сводя их в небольшую таблицу.

Через час Такахаси показал на первый круг – четыре колодца, расположенных по окружности на равных расстояниях друг от друга. Каждый колодец находился в углублении диаметром около пятисот метров, в центре которого располагалось перевернутое пятнадцатиметровое блюдце цвета бронзы, подвешенное в восьми метрах над колодцем. Блюдце висело в воздухе без видимой опоры.

Машина замедлила ход возле углубления. По требованию Такахаси, прежде чем остановиться, Лейк провез их вокруг колодца. Затем все выбрались из машины и подошли к краю.

– Мы ездили сюда раз двадцать, – заметил Такахаси. – Почти проторили дорогу.

Патриция держала перед собой мультиметр. Значение пи оставалось неизменным. Она встала на колени и опустила прибор в углубление. Значение – прежнее.

– Теперь спуститесь вниз, – предложил Такахаси.

Морские пехотинцы, Фарли, Кэрролсон и Такахаси сгрудились у самого края. Патриция поморщилась.

– Еще одно посвящение? Тогда вы первый.

– Это испортит всю забаву, – объяснила Ленора. – Идите.

Патриция сделала шаг и поставила ногу на песчаный склон.

– Дальше, – поторопил Лейк.

Она вздохнула и начала спускаться. В десяти метрах от края, испытывая странное чувство, она обернулась. Ее тело располагалось совсем под другим углом к земле, чем остальные. Испытывая головокружение, Патриция попыталась выпрямиться и чуть не упала. Естественное перпендикулярное направление располагалось по-другому, однако мультиметр не фиксировал локальное искажение пространства.

Под плавающим блюдцем располагался чуть выступающий цилиндр того же цвета. Такахаси прошел по нему, демонстрируя, что это безопасно. Патриция последовала за ним, снова держа перед собой мультиметр. Никаких изменений.

– Есть какие-нибудь идеи насчет того, как держится эта тарелочка? – спросила она.

Фарли и Кэрролсон пожали плечами. Морские пехотинцы устало расселись на песке вокруг колодца.

– Это, возможно, не очень удачный вопрос, – сказал Такахаси. – Взгляните на материал, из которого сделаны блюдце и цилиндр, вблизи. Насколько мы можем утверждать, это то же вещество, что и на стенах коридора.

Патриция присела и провела рукой по поверхности цилиндра. Цвет его не был ровным. Там, казалось, виднелись какие-то красные и зеленые полоски, даже черные пятна, сливавшиеся, разделявшиеся и извивавшиеся под верхним слоем, словно черви.

– Значит, это тоже какая-то геометрия? – спросила Патриция.

– Это не материя, – сказала Кэрролсон. – Мы определили это сразу же, как обнаружили колодцы.

– Нам потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть к мысли об использовании пространства в качестве строительного материала, – заметил Такахаси. Фарли утвердительно кивнула.

– Вовсе нет, – холодно бросила Патриция. – Я писала об этом четыре года назад. Если вложенные вселенные каким-то образом не переходят в одно определенное состояние, в результате непрерывных противоположных пространственных преобразований формируется барьер.

Такахаси улыбнулся, но Кэрролсон и Фарли просто вытаращили глаза.

– Итак, – сказал Такахаси, – блюдце ни на чем не держится. Оно не существует реально. Это просто имеющая форму смесь вероятностей. Вполне разумно.

– О, – только и сказала Фарли.

Лейк уселся на середине цилиндра, положив «эппл» на колени.

– Я всего лишь парень из небольшого городка в Мичигане, – сказал он, – но могу с уверенностью сказать, что оно твердое. Оно даже не скользкое.

– Верно замечено. – Патриция наклонилась и потрогала цилиндр. – Видимо, здесь нет полного разделения вероятностных состояний. Допускается некоторое взаимодействие между материей и поверхностью. – Она положила мультиметр прямо на цилиндр. Значение пи начало быстро меняться, затем стабилизировалось: «3,141487233 постоянно». – Уменьшилось, – сказала она и проверила другие константы. – Гравитационная постоянная – норма, скорость электромагнитного излучения – норма, стабильно.

– Постоянная Планка? – спросила Кэрролсон.

– То же самое. Для чего эти колодцы?

– Кольцо закрыто, так что определить, для чего оно, мы не можем.

– Через колодцы может проходить путь куда-то за пределы коридора, – сказал Такахаси. – Мы решили не выяснять, куда они ведут. Но колодцы не закупорены, и силовое поле неизвестной природы удерживает песок от попадания в центральное отверстие. Единственное, что мы можем видеть – красный свет, идущий из каждого отверстия. Мы отправили в один колодец маленький радиоуправляемый вертолет. Он не вернулся. Мы петеряли его из виду, уже в десяти метрах отсюда и решили никого за ним не посылать.

– Разумно, – заметила Ленора.

Лейк, все еще сидя, сообщил:

– Мои люди готовы отправиться так далеко, как вы пожелаете, и в любое время, когда потребуется.

– Мы ценим ваши слова, лейтенант, – сказала Кэрролсон, – но у нас хватает причин не торопиться.

– Дайте мне универсальный скафандр и оружие, пару человек в помощь…

Он усмехнулся.

– Вы действительно готовы спуститься? – недоверчиво спросила Патриция, повернувшись к офицеру.

Лейк скорчил гримасу.

– Если бы было точно известно, что там есть нечто, что стоит увидеть и исследовать, я бы пошел. Мы бы все пошли. – Морские пехотинцы дружно закивали. – Служба здесь не столь уж интересна, если не считать довольно живописной обстановки.

– Мы перекопали все вокруг. – сказал Такахаси, поднимаясь по склону, показывал расположение ям. Он поднял горсть земли и просеял ее между пальцами. – Почва во всех колодцах сухая. Никаких микроорганизмов, крупных форм, растений.

– Никаких живых существ… кроме нас, – пробормотала Фарли.

– И никакой радиации, – продолжал Такахаси. – Никаких следов необычных химических веществ. Так что, быть может, эти закрытые колодцы – просто землемерные вешки.

– Божьи отметины, – нараспев произнесла Ленора Кэрролсон.

– Колодцы все одинаковы? – спросила Патриция.

– Насколько нам известно, да, – сказал Такахаси, – но пока исследованы только два кольца.

Рейнольдс встал и стряхнул песок с комбинезона.

– Эй, лейтенант! Может быть, именно отсюда выходят буджумы?

Лейк повращал глазами.

– Вы когда-нибудь видели буджума? – спросила Патриция, пристально глядя на морского пехотинца.

– Не думаю, что их вообще кто-нибудь видел, – сказала Кэрролсон.

– Мистер Рейнольдс?

Рейнольдс перевел взгляд с Лейка на Патрицию.

– Вы серьезно меня спрашиваете?

– Да, спрашиваю. – Патриция похлопала по своему значку, не будучи уверенной, что он имеет какое-то значение для морских пехотинцев.

– Я не видел ни одного. – Но другие видели – те, кому я доверяю.

– Мы все о них слышали, – сказал другой морской пехотинец, Хакл. – Некоторые парни рассказывали кучу историй.

– Должен заметить, – вступил Лейк, – что эти люди не склонны видеть того, чего нет. Сообщений немного, но они достаточно интересны.

Патриция кивнула.

– Вы собирались спуститься в колодец?

– Пока нет, – ответил Такахаси. – Перед нами стоят другие проблемы.

Патриция посмотрела на цилиндр, проведя ботинком по его поверхности.

– Я хотела бы ознакомиться с полным отчетом экспедиции, когда мы вернемся, – сказала она.

Еще когда они разговаривали, у нее в голове появилось возможное решение, выдержавшее первый уровень критики. Она посмотрела на перевернутое блюдце, на меняющиеся цвета.

– Тогда возвращаемся? – поинтересовался Такахаси.

– Думаю, да.

Франт использовал усовершенствованный пиктор, отражавший предметы и пейзаж вокруг них и маскирующий то, чем они занимались, внутри и около палатки. Двое охранников, в черном, могли услышать Ольми, если бы он слишком расшумелся, но не увидели бы его. Всего полметра отделяли его от охранника на пути к ящику, служившему столом Патриции Луизе Васкес.

Его очень интересовала эта молодая женщина; судя по тому, что он слышал, она становилась лидером. И если это та самая женщина, о которой говорил Инженер…

На ящике было в еспорядке разбросано лист пятьдесят, испещренных записями. Многие заметки были перечеркнуты или густо замазаны; иногда целые страницы, за исключением нескольких квадратных сантиметров уравнений или диаграмм, были заполнены жирными карандашными пометками. Ольми спокойно пролистал бумаги, пытаясь разгадать придуманную Патрицией систему обозначений.

В углу лежал электронный блокнот, его серебристо-серый экран был пуст. С правой стороны, прямо над небольшой клавиатурой, был вставлен блок памяти. Ольми огляделся по сторонам, следя за охранниками, и, включив блокнот, склонился над ним. Научиться пользоваться этой древностью было несложно; он быстро просмотрел содержимое блока и скопировал файлы для последующего анализа; это заняло около четырех минут.

Насколько он смог разобраться, Патриция была чрезвычайно развита для человека своего времени.

Ольми укладывал бумаги в прежнем порядке, когда охранник зашел за угол палатки и уставился в его сторону. Ольми медленно встал, уверенный, что его камуфляж продолжает действовать.

– Ты что-нибудь слышал, Норман? – спросил сержант Джек Тиг у своего коллеги.

– Нет.

– Ветер подул, что ли? Могу поклясться, я видел, как шевелились листки.

– Очередной буджум, Джек.

Тиг подошел к ящику и посмотрел на бумаги.

– Господи, – пробормотал он. – Хотел бы я знать, что все это значит.

Он наклонился и провел пальцами по одной из строк. Курсив перемежался жирными черными печатными буквами. Двойные вытянутые прямоугольники, напоминающие символы матриц, которые он изучал в летном училище, знаки интегралов, экспоненты, содержавшие готические немецкие и греческие буквы, спирали, треугольники, овалы с двумя точками посредине, буквы с одиночными и двойными точками вверху похожими на умляуты…

– Ну и мешанина. – Сержант Тиг выпрямился. Волосы у него на загривке поднялись дыбом. Слегка вздрогнув, он принюхался.

Конечно, там ничего не было. И не могло быть!