Текст книги "География Китая. Глобализация и динамика политических, экономических и социальных изменений в Поднебесной"

Расширяющееся глобальное влияние Китая и стремление к большим ресурсам, рынкам и власти

Потрясающий экономический рост, который Китай демонстрировал последние 20 лет, стал основанием для активизации деятельности КНР по поиску новых ресурсов для поддержания собственной промышленности и рынков сбыта огромного множества производимых страной товаров. Причем эти изыскания в самом деле приняли общемировой характер и развивались параллельно усиленным дипломатическим мерам по установлению дружественных отношений с другими странами и оказанию влияния на тех акторов, с которыми Китай взаимодействует. Наиболее очевидный пример здесь – Африка, куда Китай направляет значительное число компаний, подрядчиков и высокопоставленных чиновников. По всей видимости, все эти мероприятия преследуют три цели: (1) обеспечить требующие все больше ресурсов промышленные предприятия Китая нефтью, ключевыми полезными ископаемыми и металлами и прочим сырьем; (2) сформировать рынки для китайских товаров и услуг, в том числе посредством строительства таких крупных инфраструктурных объектов, как плотины, электросети, нефтеперерабатывающие заводы, порты, железные дороги, автомагистрали, мосты, общественные здания и жилые комплексы; (3) расширять и закреплять дипломатические возможности Китая за счет предоставления партнерам финансовой, культурной, медицинской и образовательной поддержки. Ангола – располагающая большим разнообразием природных ресурсов страна на юго-западном побережье Африки – сейчас выступает одним из основных источников импортной нефти для Китая. Здесь в полной мере проявляются все три обозначенные выше подхода [Pannell 2008].

Все эти усилия позволяют Китаю поддерживать ускоренный экономический рост и наращивать возможности использования своего влияния посредством того, что обычно называют «мягкой силой», – иными словами, добиваться осуществления национальных целей без необходимости прибегать к прямым военным мерам воздействия и насилия.

Исследования последних лет уделяют особое внимание внутреннему развитию Китая и стратегии КНР по повышению своей влиятельности параллельно экономическому росту Много было написано о том, как Китай сильно увеличил расходы на нужды армии, однако КНР все же продолжает фокусироваться именно на усилении экономики. Китайское руководство в полной мере осознает взаимосвязь между мощной экономикой и возможностью формирования современных действенных вооруженных сил. За последние два десятилетия экономический рост создал условия для реструктуризации армии Китая и сокращения общего числа военнослужащих при одновременной модернизации самих вооруженных сил и систем вооружения. Тем самым Китай стремится не отставать в военном отношении от других стран мира. Все эти преобразования происходят так быстро, что вызывают серьезное беспокойство у представителей оборонного истеблишмента США [Congressional Research Service 2020b; Lai 2011; Office of the US Secretary of Defense 2010; Ward 2019].

Дэвид Лэмптон [Lampton 2008] в своем исследовании называет «три фронта китайской власти» в начале XXI века: капитал, мозги и мощь. И Китай усиленно продвигается по всем трем направлениям. Вполне очевидно, что Китай в рамках стратегии по продвижению экспортно ориентированной торговли агрессивно наращивал резервы иностранной валюты, по объему которых – почти $4 триллиона – КНР превосходит любую другую страну. Китай также вкладывает огромные средства в совершенствование образовательной системы. Особое внимание здесь уделяется увеличению потенциала в науке и технологиях, а также разработках по ключевым сферам как экономического развития и торговли, так и безопасности и военного дела.

Экономика Китая на настоящий момент является второй крупнейшей в мире, и КНР постоянно нуждается в огромных ресурсных вливаниях. Впрочем, сырьевые потребности в последние годы несколько снизились на фоне замедления экономического роста Китая. Общемировые поиски источников ресурсов привели китайские власти к более агрессивной внешней политике и усиленным мерам безопасности для обеспечения открытости стратегически важных для Китая путей морских перевозок, по которым страна получает энергетические ресурсы, в том числе нефть из Африки и Ближнего Востока. В свете таких приоритетов значительные инвестиции направляются на развитие флота, который должен позволить Китаю расширить военное присутствие и возможности отстаивания собственных интересов в области безопасности за пределы традиционных для страны прибрежных и периферийных регионов. Особенное беспокойство вызывает наращивание Китаем военно-морских и стратегических ракетных сил, которые сформировали для страны гораздо большую и защищенную зону безопасности в западной части Тихого океана. Интересы Китая теперь выходят за пределы вод, омывающих Тайвань, и акваторий Южно-Китайского и Восточно-Китайского морей. Сфера влияния КНР теперь распространилась и на так называемую вторую цепь островов, которая тянется от Японии и на востоке достигает даже острова Гуам. Вполне естественно, пускай это и не говорится прямо, что Китай намерен в рамках своей новой зоны безопасности отстаивать стратегические морские пути в акватории Индийского океана, в частности Малаккский пролив и ключевые «узкие места» в окрестностях Индонезии (см. рис. 4.3 и 4.4).

Китайская инициатива «Пояс и путь»

В сентябре 2013 года во время визита в Казахстан Си Цзиньпин впервые анонсировал свою идею или концепцию инфраструктурно взаимосвязанной Евразии. Соответствующие пути начинались бы в Китае и пересекали бы по земле весь Евразийский континент, объединяя Центральную, Южную и Юго-Западную Азию с Европой. Эта задумка была представлена как некое возобновление Шелкового пути и получила соответствующее название: Экономический пояс Шелкового пути и Морской Шелковый путь XXI века, вместе – «Один пояс, один путь» («Идай Илу»).

Рис. 4.3. Расширенная зона безопасности Китая и «вторая цепь островов». Источник: Канцелярия министра обороны США (2010 год)

В 2015 году КПК упростила международные наименования инициативы до «Пояс и путь» – несколько более простое в применении для иностранцев название. «Пояс и путь» – «новый Шелковый путь» – должен стать образцово-показательным масштабным начинанием, которым Китай собирается продемонстрировать готовность брать на себя роль лидера в оказании содействия в развитии множеству стран, нуждающихся в инвестициях для совершенствования существующей инфраструктуры. Три базирующихся в Китае банка должны предоставлять финансирование для завершения и оптимизации целого ряда железнодорожных и автомагистральных проектов и связанных с ними транспортных и промышленных узлов. В октябре того же года Си Цзиньпин выступил с речью во время пребывания в Индонезии. Глава Китая рассказал, что морские пути, проходящие по западной части Тихого и Индийскому океану, будут объединены в морской Шелковый путь – параллельно сухопутному Шелковому пути (см. рис. 4.5) [Garver 2016; Ziegler 2020].

Рис. 4.4. Стратегические морские пути Китая в Индийском океане и в акваториях Южной и Юго-Восточной Азии. Источник: Канцелярия министра обороны США (2010 год). Картографы: Авторы

Конечная цель всего начинания – сформировать крупнейший за всю историю мира инфраструктурный проект, который реструктурирует торговые и коммуникационные пути и сократит время и издержки перевозок между различными регионами Евразии, а также Африки и Австралазии. Реализация инициативы может полностью сместить всю систему ориентиров и объединить значительную часть мира в большую сеть торговых, дипломатических, социально-экономических и политических контактов. Это должно стать альтернативой внедрявшейся в прошлом системы развития, где центром всего выступал Запад и где царили колониализм и меркантилизм [Economist 2020а].

Рис. 4.5. Карта инициативы «Пояс и путь» («Идай Илу»).

Подготовлена авторами на основе различных источников, в том числе [Education World 2019] и [Economist 2020а]. Картограф: Дон Санетра, Gamut Graphics

Си Цзиньпин конкретно не определил все цели и задачи «Пояса и пути», но это не помешало инициативе стать важной составляющей его «китайской мечты». Претворение в жизнь концепции Си должно задать очевидный пример руководящей роли КНР в построении нового сообщества стран, где Китай будет восприниматься как образцовая сверхдержава будущего и сменит в качестве ведущей мировой силы США, отстаивающие неолиберальную демократию по западной модели.

«Пояс и путь» – крайне амбициозный проект, который выступает олицетворением тщательного и продуманного подхода Китая к развитию и применению «мягкой силы» во внешней политике и созданию системы взаимоотношений, устанавливающихся между КНР и странами по всему миру [Ziegler 2020].

Внутренняя политическая организация и администрация

Одно из базовых требований к политической системе любой страны заключается в том, чтобы она максимально эффективно осуществляла организацию подконтрольной территории и обеспечивала оптимальные возможности для управления этой территорией. Если государство намерено выступать в качестве заслуживающего доверия и легитимного института, то ему важно надлежащим образом исполнять правительственные функции, реализуя должные контроль и поддержку населения. Государство должно использовать территорию страны таким образом, чтобы последняя приносила как экономические, так и политические блага людям [Liu 2015].

Исторически китайские императоры в первую очередь добивались централизации власти, поскольку управление огромным населением и большой территорией Китая – в самом деле колоссальная задача. Как отмечает [Hsiao 1960],

Решение, к которому Китай пришел в ходе сменяющих друг друга династий (от Цинь до Цин), в сущности, сводилось к разработке административного аппарата, помогающего императору обеспечивать покорность населения и сдерживать восстания. Частично это достигалось за счет обеспечения базовых материальных потребностей подданных таким образом, чтобы как можно меньшее количество людей «вступало на опасный путь» под воздействием невыносимых лишений. Частично это становилось возможным благодаря внушению населению осторожно подобранных предписаний (по большей части позаимствованных из конфуцианских трактатов), которые понуждали человека принять или не препятствовать сложившемуся порядку вещей. Наконец, частично это проводилось в жизнь посредством постоянной слежки за народом с целью выявления и скорейшей расправы с «дурными людьми».

Описанная административная система, поддерживаемая армией, позволяла династиям удерживаться у власти продолжительное время. Как мы уже отмечали выше, основы системы контроля и управления в Китае практически не изменились за две с лишним тысячи лет. В данном случае мы не намерены перечислять существовавшие в истории Поднебесной методы административного контроля. Нас в первую очередь интересует осмысление того существенного преобразования, которое случилось с китайской системой управления после 1949 года. Мы намерены описать новую административную систему (в особенности ее территориальные аспекты), рассмотреть отдельные функции и оценить эффективность существующей системы и, наконец, показать то, как эта система работает на территориях, которые традиционно не считаются «китайскими»: отдаленные районы, в которых проживают национальные меньшинства КНР.

География администрирования

После 1949 года в административной системе Китая происходят значительные изменения. Коммунистическая революция преобразовала все основы государственности. Причем новые базовые административные единицы, предложенные коммунистами, оказались крайне эффективными для управления. Административная система Китая теперь полностью интегрирована [Liu 2015]. В результате оказывается гораздо легче стимулировать массовое участие и государственный контроль над политическими, социальными и экономическими программами страны, начиная от самого низкого уровня. Власть центрального правительства и КПК в самом буквальном смысле распространяется на каждую семью, а возможно – и на каждого отдельного человека.

Ретроспектива административной географии Китая при коммунистах

Придя к власти в 1949 году, КПК начала уделять особое внимание организации национальной территории Китая и значительно укрепила управление на местном уровне. Среди наиболее важных достижений КПК – расширение контроля и участия людей на уровне отдельных городских районов и сельских волостей в экономике и политике страны [Chan 2010; Ma, Cui 1987]. Произошедшая с экономикой трансформация укрепила значение партийных кадров на местах. Представители партии глубоко внедрены в процессы локального экономического развития. А хорошие экономические показатели придают большую легитимность КПК на всех уровнях сразу: местном, региональном и национальном. При этом улучшение экономической ситуации не сопровождалось политическими реформами.

Рис. 4.6. Административно-территориальные единицы первого звена в Китае. Картографы: Авторы

Новое, младшее поколение лидеров во главе с председателем Си Цзиньпином и премьером Ли Кэцяном вышло на первый план в 2013 году. Этот истеблишмент находится у власти уже 10 лет. К тому же в случае Си не существует каких-либо ограничений по сроку нахождения на постах председателя КНР и генерального

секретаря КПК. При Си власть еще больше сконцентрировалась в руках КПК, и тем более жестко стали подавляться проявления гражданских свобод. Становится все более очевидно, что Китай и КПК на настоящий момент не намерены проводить либерализацию ни в политическом, ни в экономическом отношении. И до тех пор Китай будет оставаться государством в духе ленинизма, где все определяется исходя из приоритета и эксклюзивного статуса КПК. Жесткая политическая линия, которую руководство КПК заняло после развала СССР, указывает на практически навязчивую идею, что любое движение в сторону демократии поставит под угрозу дальнейшее правление КПК и, соответственно, недопустимо.

Национальные меньшинства

Китай – многонациональное государство. По официальным данным, их насчитывается 56. Примерно 92 % населения – ханьцы (ханьжэнь). Это самообозначение китайского народа, отличающее его ото всех национальных меньшинств, вошло в оборот еще со времен династии Хань (206 год до нашей эры – 220 год нашей эры).

В Китае под национальностью подразумевается группа людей с общими истоками, которые проживают в общем месте, говорят на одном языке и демонстрируют чувство групповой идентичности как в социально-экономических вопросах, так и в повседневном поведении [Dreyer 1976]. В 1982 году в Китае проживало 67 233 254 человека, которые считались представителями 55 национальных меньшинств (см. таблицу 4.1). К 2000 году этот показатель вырос уже до 106,43 миллиона человек – 8,41 % от численности населения Китая [National Bureau of Statistics 2014]. Перепись 2010 года фиксирует численность национальных меньшинств на уровне 112 миллионов человек – 8,47 % населения КНР. В 1982 году 15 национальных меньшинств имели численность свыше одного миллиона человек. С того времени это число выросло до 18. Но притом, что национальные меньшинства составляют лишь 8,47 % от общей численности населения, именно эти этнические группы населяют около 60 % территории страны (см. рис. 4.7). Да, экономически национальные меньшинства отстают от ханьского большинства, однако их значение не сводится лишь к числовым показателям. Национальные меньшинства пользуются большой поддержкой со стороны правительства КНР, которое часто заявляет, что они не только политически равноправны с ханьцами, но и заслуживают преференциального отношения с учетом их небольшой численности и более уязвимого социально-экономического положения [Du 2000].

Можно выделить несколько причин особого отношения к национальным меньшинствам. Во-первых, большинство из них населяет стратегически важные пограничные районы Китая. Представители некоторых группы, в том числе шанов, корейцев, монголов, уйгуров, Яо и казахов, также проживают в сопредельных Таиланде, Мьянме, Корее, Монголии и странах Центральной Азии. Если бы представители этих народов вступили во враждебные действия с центральным правительством КНР, то им бы удалось существенно подорвать пограничную оборону Китая и тем самым повысить риск атак со стороны других стран. Важная группа тибетских изгнанников во главе с далай-ламой обосновалась в Индии с 1959 года.

Таблица 4.1. Расчет размеров крупнейших национальных меньшинств Китая по результатам Всекитайского опроса 2010 года

Источник: [National Bureau of Statistics 2014: 285, табл. 25–19].

Во-вторых, большинство регионов проживания национальных меньшинств Китая отличаются меньшей плотностью населения, чем остальные районы страны, но зато наделены богатыми природными ресурсами. Например, в Хэйлунцзян и Синьцзяне находятся обширные запасы нефти, в Юньнань и Гуйчжоу – залежи олова и меди, на границе Синьцзяна с Центральной Азией – месторождения урана. Большая часть китайских лесов также располагается в пограничной зоне, в особенности на северо-востоке и юго-западе страны. Большие стада скота выращиваются на засушливых и полузасушливых северо-восточных просторах, которые производят свыше 80 % шерсти и шкур животных Китая. Кроме того, в распоряжении некоторых национальных меньшинств имеются целинные земли, которые могут быть использованы для переселения для снижения переизбытка населения в других районах Китая. Последние 50 лет китайские переселенцы активно разрабатывали и развивали обширные целинные земли в Хэйлунцзян, Синьцзяне и других провинциях Поднебесной.

В-третьих, не стоит забывать и о соображениях политического имиджа социалистической системы. Умиротворенные, открытые к сотрудничеству и процветающие национальные меньшинства – живое доказательство превосходства социализма, которое служит лишь усилению политических позиций центральных властей.

Рис. 4.7. Административно-территориальные единицы первого звена для национальных меньшинств в Китае. Источник: Государственное статистическое управление КНР (1995, 2002, 2014а, 2015, 2016, 2017, 2018, 2019, 2020 годы)

В свою очередь, сложности вокруг национальных меньшинств не только вредят положительному имиджу правительства, но и являются источником национальных и международных кризисов. Впрочем, в истории взаимоотношений китайских властей с национальными меньшинствами остается много неясностей и противоречий. Более того, вопреки вежливой и оптимистичной риторике чиновников, на практике действия правительства были скорее амбивалентны, а временами – жестоки и репрессивны, как это было в случае Тибета и Синьцзяна в конце 1980-х годов и крупных восстаний в Синьцзяне в 2009 и 2014 годах.

Пространственная экспансия китайцев-ханьцев

Исторически китайцы-ханьцы никогда не были полностью изолированы от народов, населявших регионы сферы распространения китайской культуры. Контакты между китайцами и неханьскими группами были уже достаточно тесными еще при династии Чжоу (примерно 1122-221 годы до нашей эры). Частые вторжения неханьских народов на территорию Китая вдоль северной границы стали основанием для возведения защитных стен от кочевников при различных царствах, начиная по меньшей мере от Чжоу. Вопреки своему оборонному назначению, Великая Китайская стена в действительности далеко не всегда была эффективна именно как защитный объект. Однако она никогда не утрачивала свое символическое значение. Для китайцев эта стена была символической границей, отделявшей степь от полей, кочевничество от оседлого земледелия, варварство от цивилизации [Fairbank 1992].

Практически все учреждавшие сторонние государства на китайской территории неханьские народы, за исключением монголов при династии Юань (1271–1368 годы), в конечном счете оказывались ассимилированы технологически более продвинутыми и количественно превосходящими ханьцами. К таким народам можно отнести сяньби (также сяньбэй), чжурчжэни, кидани, тангутов и маньчжуров. С течением веков браки между ханьцами и представителями других этнических групп сформировали генетически неоднородное население Китая. Именно с точки зрения генетики не может быть такого понятия, как «китайская раса». Авторитетные источники фиксируют генетические различия, например, между северными и южными китайцами [Cavalli-Sforza et al. 1994]. Китаизированные чужеземцы с готовностью принимались в ряды китайцев. Сама категория «китайский» является скорее культурным конструктом.

Распространение китайской культуры было ограничено в первую очередь территориями, где было возможно возделывание орошаемого риса. При этом более высотные, засушливые и неплодородные пограничные районы оставались местом обитания неханьских народов. Некоторые из таких отдаленных краев, в том числе Синьцзян и Тибет, номинально выступали как китайские провинции, но фактически существовали как полноценные царства, которые вплоть до Коммунистической революции часто ставили под вопрос свою подконтрольность китайцам.

[Gaubatz 1996] раскрывает и анализирует опыт колонизации китайцами пограничных районов посредством учреждения и расширения городских гарнизонов, которые в дальнейшем превратились в полноценные города. Это исследование – заслуживающая внимание интерпретация роста и расширения китайской биосферы и культурной среды вплоть до западных границ национальной территории. Стремительный рост ханьского населения в этих периферийных регионах указывает, что китаизация окраин остается частью активной политики действующего правительства КНР.