Текст книги "География Китая. Глобализация и динамика политических, экономических и социальных изменений в Поднебесной"

Автономные районы

Особый статус национальных меньшинств в Китае находит отражение и в административной системе. Наряду с провинциями в Китае существуют пять ведущих автономных районов (АР), каждый из который является центром определенного национального меньшинства: уйгуров, монголов, хуэйцев (китайские мусульмане), тибетцев и чжуанов (также Чжуан) (см. рис. 4.6). Сами АР делятся административно на такие единицы, как автономные округа (чжоу) и автономные аймаки (мэн) – аналоги стандартных китайских округов. Округа и аймаки подразделяются на автономные уезды и хошуны (цй) – аналоги уездов в ханьских регионах. АР чаще всего называются по крупнейшему национальному меньшинству, которое проживает в нем. Так, в Синьцзян-Уйгурском АР именно уйгуры составляют большинство. Практически исключено доминирование какой-либо группы над другой, но отдельные районы все же называют по двум или трем ведущим национальным меньшинствам. Например, в провинции Юньнань есть Цзянчэн-Хани-Ийский автономный уезд, а в Цинхай – Хайси-Монголо-Тибетский автономный округ. Не у всех национальных меньшинств есть собственные АР. При этом невозможно учреждение АР для ханьцев, даже в тех случаях, когда те оказываются на определенной территории в меньшинстве [Schwarz 1971]. В таблице 4.1 представлены крупнейшие национальные меньшинства Китая и их численность согласно переписи населения за 2010 год.

Как мы убедимся в дальнейших разделах, Синьцзян и Тибет – одни из наиболее проблематичных пограничных районов Китая: центральные власти в Пекине воспринимают как сами регионы, так и основные этнические группы, населяющие их (уйгуры, казахи и тибетцы), как неблагонадежные и даже потенциально склонные к госизмене. Именно в этой связи в отношении местного населения применяются особо жестокие репрессивные меры, которые обосновываются необходимостью обеспечения безопасности и сохранения этих регионов в составе КНР.

Синьцзян-Уйгурский АР (СУАР)

Синьцзян – буквально «новый рубеж» или «новая территория» по-китайски – прежде был известен под названием «Китайский Туркестан»[16]16
  Скорее западное обозначение региона. В русскоязычных источниках его обычно называют «Восточным Туркестаном». – Прим. перевод.


[Закрыть]. При площади свыше 1,6 миллиона км² Синьцзян – крупнейший регион и АР Китая. За исключением Тибета, Синьцзян – единственный АР, где национальные меньшинства численно превосходят ханьцев. При этом миграция в регион развивается столь активно, что весьма скоро ханьцы смогут по численности обойти уйгуров и сформировать абсолютное большинство в Синьцзяне. В АР представлены тринадцать национальностей: уйгуры, ханьцы, казахи, монголы, хуэйцы, киргизы, русские, узбеки, сибинцы (Сибо), таджики, татары, дауры и маньчжуры. В середине 1960-х годов здесь проживало примерно 4 миллиона уйгуров и 500 тысяч казахов, к 1982 году – уже почти 6 миллионов уйгуров и более 900 тысяч казахов. В 1987 году общее население Синьцзяна превысило отметку в 14 миллионов. В 2001 году, по прошествии менее двух десятилетий, в регионе проживало примерно 8,4 миллиона уйгуров и 1,3 миллиона казахов; общее же население Синьцзяна составляло 18,76 миллиона человек; причем в регионе уже тогда проживало 7,42 миллиона китайцев-ханьцев – 40 % от общей численности населения [National Bureau of Statistics 2002; Starr 2004]. Последние расчеты указывают, что население Синьцзяна составляет 24,8 миллиона человек, из которых около 11,1 миллиона – уйгуры [Congressional Research Service 2020b].

Население Синьцзяна постепенно росло благодаря оптимизации системы здравоохранения. Была искоренена оспа, а лепра, малярия, брюшной тиф, венерические заболевания и прочие заразные заболевания взяты под контроль. Сильно сократились показатели младенческой смертности и материнской смертности при родах. В АР активно не внедряются меры регулирования рождаемости, поскольку численность местного населения обычно значительно меньше по сравнению с другими регионами Китая. При этом широко доступны программы планирования семьи. Однако есть сообщения о том, что в последнее время коммунистические власти предпринимали попытки форсированно сократить показатели рождаемости среди исповедующих ислам этнических групп в Синьцзяне [Congressional Research Service 2020b].

Ключевой фактор роста населения в Синьцзяне – масштабная миграция китайцев-ханьцев. По большей части речь идет о демобилизованных солдатах и членах их семей, недавно получивших среднее образование молодых людях, направляемых в регион из крупных городов группах и гражданских служащих. Пик наплыва ханьцев пришелся на 1957–1958 годы. К концу 1958 года в Синьцзяне поселилось примерно 556 тысяч ханьцев. Как мы уже отмечали выше, к 2001 году численность ханьцев в Синьцзяне достигла почти 7,5 миллиона – примерно 40 % от населения АР.

Основной силой в китайской колонизации Синьцзяна стал Синьцзянский производственно-строительный корпус Народно-освободительной армии Китая. Контингент корпуса увеличился со 100 тысяч в начале 1950-х годов до свыше 500 тысяч. Корпус обеспечил культивацию более 700 тысяч гектаров целинных земель в Синьцзяне. Кроме того, военные разрабатывали шахты, строили железные дороги и фабрики и управляли ста с лишним фермами. В целом миграция и рост ханьского населения в Синьцзяне поражают воображение. Многие ханьцы концентрируются в промышленных районах и таких городах, как Шихэцзы у северных подножий горной гряды Тяньшань [Pannell, Ма 1997].

Многие века «Китайский Туркестан» представлял собой нестабильную территорию с политически неопределенным статусом. В наши времена Синьцзян остается политически проблемным регионом в силу близости к бывшим советским республикам, которые сейчас составляют Центральную Азию. Некоторые национальные меньшинства, в том числе уйгуры, казахи, хуэйцы, узбеки, таджики и киргизы, проживают по обе стороны международной границы. В конце 1950-х – начале 1960-х годов, когда возникла напряженность в отношениях между Китаем и СССР, произошли отдельные бунты казахов против правительства КНР. С того времени существовали значительные проблемы, связанные с деятельностью сепаратистов-уйгуров, которые устраивали взрывы и организовывали иные инциденты [Gladney 1990; Toops 2003]. Теракты 11 сентября 2001 года лишь обострили беспокойство китайских властей по поводу ситуации внутри страны, и в регион был направлен еще больший военный контингент для противостояния предполагаемым угрозам, связанным с контактами между сепаратистами и внешними силами, в том числе представителями «Аль-Каиды» в Афганистане. Китайцы в то время также отмечали возросшую активность армии США, в частности ВВС США, в Афганистане и Узбекистане.

Летом 2008 года и осенью 2009 года в городах Кашгар, Урумчи и других местах прошла целая серия взрывов, бунтов, атак и контратак с участием уйгуров и ханьцев. Некоторые из событий (в частности, взрывы) будто бы специально были приурочены к моменту проведения летних Олимпийских игр – 2008 и были нацелены на то, чтобы поставить Китай в крайне неловкое положение во время проведения крупного международного мероприятия. Китайцы обвинили в инцидентах террористов из Исламского движения Восточного Туркестана. Истоком более поздних событий осени 2009 года была первоначально признана дискриминация трудовых прав уйгуров-мигрантов на территории удаленной провинции Гуандун. Однако размах восстаний и количество погибших как среди уйгуров, так и среди ханьцев явственно свидетельствуют, что проблемы национальных меньшинств остаются существенными, несмотря на попытки центральных властей улучшить положение и повысить качество условий жизни соответствующих категорий населения.

Скорее всего, наибольшее беспокойство из всех последних событий в Синьцзяне вызывает создание так называемых лагерей перевоспитания. Глава парткома КПК в СУАР Чэнь Цюаньго приказал учредить не один такой лагерь за последние годы. По данным нескольких достоверных источников, в этих местах содержится свыше миллиона мусульман, по большей части – уйгуров. Китайцы заявляют, что цель лагерей – «переобучать» мусульман, чтобы те не участвовали в экстремистской и террористической деятельности. Впрочем, невозможно отрицать, что «переобучение» во многом сводится к уничтожению элементов ислама, которые составляют важную часть жизни этих людей. В Синьцзяне были снесены многие мечети, а также вводились запреты на ношение одежды, которая как-либо связана с исламом, отпускание бороды и использование надписей на арабском языке и любых других сигнификаторов ближневосточной культуры. Многие уйгуры сообщают о родственниках, которых забрали в такие лагеря и от которых с тех пор ни слуху ни духу. По имеющимся данным, с людьми в лагерях перевоспитания обращаются жестоко. «Перевоспитание» становится наказанием за отказ местных жителей воспринять меры китайских властей по вынуждению их отвергнуть свою религию и культуру. Вся эта ситуация – несомненно, нелицеприятное и даже бесчеловечное проявление стремления КНР ассимилировать национальные меньшинства в общем ханьском мейнстриме. При этом в этой жестокости находит явственное отражение ханьский шовинизм, который мы уже упоминали ранее [Congressional Research Service 2020b].

В июне 2020 года действующий президент США Дональд Трамп подписал Закон «О политике США по правам уйгуров», что представляет собой более агрессивную попытку принудить Китай отказаться от текущей практики заключения и подавления уйгуров за желание сохранить собственные язык, культуру и религию. Документ предусматривает санкции в отношении китайских чиновников, в том числе главы парткома в Синьцзяне, за нарушения прав уйгуров и других мусульман. По различным расчетам, 10 %, а возможно, и больше, уйгурского населения прошли через китайскую версию ГУЛАГа [Economist 2020с].

Тибетский АР (Сицзан, ТАР)

Вплоть до 1950-х годов Тибет был по большей части изолирован от остального Китая и ощутил лишь частичное китайское влияние. Культурно тибетцы разительно отличаются от представителей других национальностей, входящих в Китай. До прихода КПК Тибет существовал как традиционалистская теократия. Примерно три миллиона человек проживали на территории, в два раза превосходящей площадь штата Техас. В 2010 году общая численность тибетцев составляла 6,3 миллиона. Причем многие из них живут не в ТАР, а в сопредельных провинциях Цинхай и Сычуань. В прошлом общий тон политике Тибета во многом задавали небольшая группка аристократов и могущественные монастыри, связанные с далай-ламой. Лучшие сельхозугодия принадлежали монастырям, высшее духовенство которых происходило из знати. Примерно треть мужчин-тибетцев были монахами. Политическая и религиозная власть концентрировалась в руках далай-ламы – царя, бога и высшего жреца в одном лице, предполагаемом воплощении буддийского божества Авалокитешвары. Следующую реинкарнацию бодхисаттвы искали среди детей, родившихся вскоре после кончины прежнего далай-ламы, – сложный религиозный ритуал, который позволял выявлять новых лидеров Тибета. Нынешний Далай-лама – 14-й по счету – сейчас находится в ссылке и проживает в Индии.

Ни одно государство не признало Тибет в качестве независимого государства. Еще в 1950 году Далай-лама признавал, что были времена, когда Тибет стремился заручиться – обычно безуспешно – протекцией Китая. Симлская конвенция 1914 года, подписанная только Великобританией и Тибетом, должна была ограничить вмешательство Китая в дела Тибета. Согласно документу, Китай должен был признать автономию Тибета, согласиться с так называемой линией Макмагона, определяющей границу между Тибетом и тогда являвшейся частью Британской империи Индией, и размещать единовременно не более 500 солдат на территории Тибета. При этом тибетские власти согласились сделать формальное заявление, что Тибет теперь подпадал под сюзеренитет Китая и становился частью территории Поднебесной. В дальнейшем Британская Индия в любых вопросах, касающихся Тибета, ясно давала понять китайцам, что Тибет находился под властью Китая. Но де-факто Индия всегда действовала с Тибетом как с самостоятельным государством. Китай же никогда не признавал Симлскую конвенцию, и есть некоторые тибетцы, которые полагают, что этот документ ни к чему не обязывает Тибет.

С точки зрения китайцев Тибет – часть территории Китая. На всех картах, издававшихся в Китае за последние 100 лет, Тибет неизменно включен в состав страны. Идея принадлежности Тибета Китаю содержится во всех китайских учебниках, публиковавшихся после заката династии Цин. Когда КПК пришла к власти и направила вооруженные силы для захвата и оккупации Тибета в 1950 году, это воспринималось не как вторжение в другое государство, а лишь закрепление политического контроля за районом, который традиционно считался частью Китая. В 1954 году Индия и Китай подписали соглашение о признании суверенитета Китая над Тибетом.

В конце 1950-х годов начали активно распространяться сообщения о том, как тибетцы противостояли властным мерам со стороны китайцев. Стремительное и форсированное внедрение социализма в Тибете сопровождалось ликвидацией традиционных для Тибета социально-экономических институтов, в том числе монашества, крепостного права, рабства и принудительного труда, которые имели многовековую историю в Тибете. Аристократы и монашеские ордены встречали новые меры вооруженными протестами, кульминацией которых стали известные восстания 1958–1959 годов. В марте 1959 года тибетские повстанцы на несколько дней захватили Лхасу – столицу Тибета. Однако в конечном счете китайской армии удалось выдворить их из города. Далай-лама и многие из его последователей бежали на юг, в Индию, где они остаются по сей день. Китайцы распустили правительство, сформированное Далай-ламой, и передали управление Тибетом в руки созданному еще в 1956 году Комитету по подготовке к учреждению Тибетского автономного района. Формально ТАР был основан лишь в 1965 году. После кончины в 1989 году Панчен-ламы – второго по значимости религиозного лидера Тибета – китайские власти сильно обеспокоились выбором его преемника. В 1995 году шестилетний мальчик Гедун Чокьи Ньима был признан Далай-ламой 11-м Панчен-ламой. Вскоре ребенок был взят под стражу китайцами и с того времени не появлялся на публике. КНР в дальнейшем выдвинула своего собственного кандидата – Гьялцен Норбу – в качестве 11-го Панчен-ламы. Однако последний не пользуется признанием и доверием среди тибетцев [Economist 2020b].

Нам известно сравнительно мало о жизни в Тибете после восстаний конца 1950-х годов. Мы, в частности, можем отметить, что до объявления о создании ТАР прошло несколько лет. Предоставление региону автономии свидетельствует, что правительство КНР уверилось в своей способности контролировать местное население. При этом достаточно большой временной разрыв между восстаниями и официальным учреждением ТАР позволяет предположить, что установление китайской власти над Тибетом оказалось далеко не самым простым делом. В свете вышесказанного не приходится удивляться тому, что китайские власти за последние десятилетия добились неоднозначных результатов в управлении Тибетом [Weiner 2020]. В регионе теперь есть светские школы, учреждения здравоохранения, почтовые службы, авиалинии, автомагистрали, промышленность, газеты, радио и прочие современные блага, к которым ранее тибетцы не были приобщены. Сравнительно недавно было завершено строительство железнодорожной линии, связавшей Тибет с провинцией Цинхай. Однако общий уровень жизни тибетцев особо не изменился. Приток китайцев-ханьцев в Тибет вызывает значительное негодование среди местных жителей, которые полагают, что ханьцы забирают себе лучшие рабочие места и контролируют все местные властные и административные структуры.

Тибет и тибетцы остаются для Китая большой проблемой. Достаточно масштабные восстания 1988–1989 годов были жестоко подавлены силами общественной безопасности и армией. Настолько мощные средства не использовались против тибетцев со времен «культурной революции». Такие события свидетельствуют о провале китайской политики в отношении национальных меньшинств на территории Тибета, а также позволяют строить предположения, что в долгосрочной перспективе Китай фактически будет нейтрализовать противостояние со стороны национальных меньшинств посредством принудительной аккультурации и китаизации – конечный итог и результат ханьского шовинизма [Economist 2020b]. В настоящий момент ТАР представляет собой лишь половину территории, на которой традиционно проживали тибетцы и которая воспринималась частью Тибета. Все земельные «излишки» были переданы в ведение сопредельных провинций Сычуань и Цинхай [Demick 2020].

Усилия по национальной интеграции

Вплоть до сравнительно недавнего времени национальные меньшинства Китая пользовались достаточно широкой культурной свободой и переживали заметные изменения в традиционном укладе жизни. По всей видимости, действующие правители Поднебесной вознамерились интегрировать национальные меньшинства в общенациональные социально-экономические и политические системы. Для этого используются различные средства. В частности, в районы проживания национальных меньшинств заселяются миллионы ханьцев, которые помогают развивать местные ресурсы и укреплять китайский контроль над соответствующими территориями. Помимо этого, молодых людей из числа представителей национальных меньшинств направляют на получение образования в ведущие вузы. По окончании обучения они возвращаются в родные места, где их ожидают руководящие посты. Однако этот политический курс не имел большого успеха среди многих национальных меньшинств, в том числе тибетцев.

У нас недостаточно информации, чтобы прогнозировать с полной уверенностью, в какой мере национальные меньшинства успешно интегрируются в социалистическую систему Китая. В равной мере мы не имеем возможности получить представление, насколько улучшились жизненные условия национальных меньшинств Китая после 1949 года. Практически никогда не проводились объективные и углубленные исследования национальных меньшинств, а китайские СМИ сообщают о них лишь в контексте позитивных сюжетов. В свою очередь, западные журналисты, имевшие возможность посетить районы проживания национальных меньшинств, склонны крайне критично оценивать политику китайских властей и фактически достигнутые результаты. Это особенно касается всего, связанного с Тибетом, и – в чуть меньшей мере – Синьцзяна. Так, один западный корреспондент сообщал, что между китайцами и тибетцами существует значительное взаимное недоверие, что тибетцы не приветствуют вмешательство китайцев в их религиозные дела, что тибетцы желают возвращения Далай-ламы и что Тибет сталкивается с нищетой, голодом и политическими арестами. Информация, собранная [Avedon 1989] и другими источниками по поводу волнений 1988–1989 годов, представляется достаточно мощным свидетельством того, что растянувшиеся на 40 лет попытки китайцев интегрировать тибетцев в свою систему обернулись провалом [Demick2020].

В наши дни представляется вполне очевидным, что правительство КНР не намерено предоставлять полную политическую автономию национальным меньшинствам. Все ведущие посты в АР заняты китайцами-ханьцами. Религиозные мероприятия вновь разрешены после того, как любая деятельность верующих жестоко преследовалась и запрещалась во времена начальной фазы «культурной революции» (1966–1976 годы), а также на фоне последующих событий 1970-х годов. При этом активное и последовательное продвижение религии считается недопустимым в Китае и предполагает четкий контроль со стороны профильных государственных структур. Подобное положение дел не радует китайские национальные меньшинства, в особенности мусульман и тибетцев. Однако с учетом того, что национальные меньшинства составляют лишь 8,47 % населения Китая и проживают в экологически проблемных регионах, которые требуют огромных денежных вливаний для обеспечения приемлемых результатов, реальных возможностей как-то опротестовывать политические решения и противодействовать действиям центральных властей у них нет. Впрочем, возможно, за исключением тибетцев и уйгуров, все национальные меньшинства Китая, в том числе чжуаны, хуэйцы и ийцы, которые являются крупнейшими национальными меньшинствами страны, по всей видимости, пассивно смирились с правлением коммунистов. Удастся ли Китаю интегрировать национальные меньшинства в общую систему? Это мы узнаем только с течением времени.