Текст книги "Изгнание дьявола из моей лучшей подруги"

– Я ответила, что Грин не сказала ничего, что мне было бы нужно. Он потребовал, чтобы я извинилась перед ней, иначе меня не допустят к волейбольным тренировкам. А я сказала, что не нужно, потому что я ухожу из команды.

Все трое уставились на Гретхен в ужасе. Когда тебя ругают, надо пытаться выкрутиться, а не делать все только хуже! Уоллес Стоуни издал беззвучный смешок и гоготнул:

– Капец тебе!

– И что он сделал? – спросила Эбби.

– Оставил меня после уроков. За неуважение.

– Ну ты попала, Грешхен! – снова заржал Уоллес.

– Реально?! – Эбби не могла поверить, что Гретхен просто так ушла из команды и бросила ее, свою подругу! – Родители тебя убьют, если ты бросишь команду!

Гретхен пожала плечами.

– У тебя что, ПМС? – Уоллес снова перетянул беседу на себя, даже не заметив, что никто не смеется его шуткам. – Поэтому ты пытаешься меня подставить?

– Уоллес, – негромко сказала Гретхен, – ты свинья. Прекрати.

Все затаили дыхание в ожидании, как среагирует Маргарет.

– А ты тупая шлюха. Прекрати! – Уоллес заржал. Эх, как он раздавил эту мелкую десятиклассницу!

– Не надо строить из себя крутого при нас, – ответила Гретхен. – Мы все знаем, как прошел ваш первый раз с Маргарет – ты и пяти секунд не продержался.

Теперь она пристально смотрела на Уоллеса, уткнув подбородок в колени и сжимая кулаки, лежавшие у ступней. Никто не засмеялся и даже не посмел пошевелиться: это было секретом, который Маргарет рассказала подругам, и каждая знала, что никогда и ни за что не должна его повторять. Шрам на заячьей губе Уоллеса побелел. Маргарет вырвала кусок травы и швырнула его в Гретхен с криком:

– Больная, что ли?!

– Просто говорю правду нашему герою-любовнику. Он позер, он может трахаться, только надравшись до смерти, и он издевается над Эбби, потому что она слишком добрая и не может ответить. Мне надоело быть с ним вежливой!

– Я хотя бы не фригидная сука-девственница! – огрызнулся Уоллес. Он выпрямился и стряхнул ноги Маргарет с коленей.

– А я хотя бы не нюхаю трусики своей сестры! – ответила Гретхен без паузы. Уоллес набросился на нее, пытаясь схватить за горло, Гли и Эбби закричали, и все на Газоне обернулись – даже те, кто играл в бочче, перестали бросать мячи. Прыгнув Уоллесу на спину, Маргарет пинками оторвала его от Гретхен. Та приподнялась на локтях, лежа на спине.

– Шлюха! Давалка! – орал Уоллес, поднимаясь, насколько мог – Маргарет все еще висела на нем.

– Мечтай, – ответила Гретхен. Эбби и Гли застыли: Уоллес Стоуни правда нюхает трусики своей сестры?! Гретхен встала и подошла вплотную к нему. Стоуни явно очень хотел ее схватить, но даже ему было известно, что бить девочек посреди Газона нельзя.

– Ты не стоишь Маргарет! Ты изменяешь и врешь ей! Ты говоришь, что любишь ее, только чтобы она тебе дала! И знаешь, что самое смешное? То, как ты постоянно пристаешь ко мне! Ты не в моем вкусе, Хлипкий!

Челюсть Гретхен выдалась вперед, на шее виднелись вены, глаза распахнулись так, что были видны белки вокруг радужек. Эбби чувствовала, что надо остановить подругу, но все зашло слишком далеко: девушки оказались на новой территории, где Эбби ориентироваться не умела.

– Маргарет надо тебя бросить, потому что… – продолжала Гретхен, но тут же согнулась пополам, и из ее рта вырвался горячий молочно-белый поток, щедро поливая траву между ногами Уоллеса. Эбби и Гли едва успели отскочить – желудок Гретхен немедленно сжался снова, извергая еще пару литров густой белой жижи, пронизанной черными нитями. Они были похожи на червей, но, наклонившись поближе, Эбби поняла, что это перья.

– Это новые ботинки! – Уоллес завизжал, как девочка, отскакивая, но, заметив, что все смотрят, выпятил грудь и толкнул Маргарет себе за спину, изображая настоящего мужика и защищая свою женщину от ужасной угрозы, что представляет собой девичья рвота. Гретхен по-прежнему стояла, согнувшись в три погибели и опираясь руками на колени, и тяжело дышала. Повсюду были слышны тонкие крики чаек, собиравшихся в небе над внезапной щедрой трапезой.

– О господи… – сказала Гли.

– Я… – Гретхен хотела что-то сказать, но упала на колени, заходясь в очередном приступе белой рвоты. Когда он закончился, на ее нижней губе остались перья, похожие на паучьи лапы. Эбби увидела, что по Газону к ним бежит мистер Барлоу. Зеваки стали выходить из оцепенения, издалека послышались медленные аплодисменты и свист – по всему Газону пошел шум, но Эбби видела только Гретхен. Последняя подняла голову, встретилась взглядом с подругой и одними губами произнесла (или Эбби показалось?) «Помоги!».

Кругом все что-то говорили. Тут подошел мистер Барлоу, поднял Гретхен на ноги и, осторожно поддерживая, повел в главный офис. Уоллес пошел к своим дружкам, подальше от места преступления, потащив за собой Маргарет.

Вокруг района катастрофы начали собираться люди. Прежде чем кто-нибудь подошел слишком близко, Эбби выхватила из сумки футболку для занятий спортом и накрыла ей лужу рвоты. Эбби могла поклясться, что прежде чем белая жижа скрылась под одеждой, черные перья стали медленно извиваться, переплетаясь друг с другом, будто живые.

Родители просто не понимают [9]9
  «Parents Just Don’t Understand» – песня дуэта «DJ Jazzy Jeff & The Fresh Prince» (1988 г.)


[Закрыть]

Когда Гретхен в конце восьмого класса заболела мононуклеозом, Эбби, Маргарет и Гли объединили усилия, чтобы ей помочь и не дать отстать от уроков. Эбби каждый день сообщала подруге, что задали, а по выходным все трое собирались в центре города, у Маргарет, и поочередно (одна говорит, две другие приставляют к трубке уши) рассказывали, какую сложную и нечестную контрольную по алгебре устроил мистер Викернес, как старшеклассники спалились на Дне прогульщика, и как Наоми Уайт придется остаться на второй год, потому что она завалила все предметы.

В том году Эбби начала по выходным работать в «TCBY». Ближе к вечеру, когда смена заканчивалась, миссис Ланг обычно подвозила девушку. Эбби сидела в темной спальне Гретхен на свободной кровати, и вместе они решали тесты в журнальчиках, а как только горло Гретхен позволило, Эбби стала привозить ей ванильный йогурт с радужной посыпкой и крошкой из печенья «Орео». Еще она читала больной Гретхен вслух всякое – жуткие рассказы про несчастные случаи с лыжниками из журналов «Аппер-Рум», истории про пожары, из-за которых некие балерины остались изувеченными, из «Гайдпостс» (эти издания читала миссис Ланг) и колонку «Это произошло со мной» из «Сэсси», где были заметки с названиями «Моя мама – наркоманка» и «Меня изнасиловали».

В том году Эбби и Маргарет надавили на мистера Ланга, чтобы он провел домой кабельное телевидение – словом, те шесть недель все трое, как одна, делали все, чтобы Гретхен стало лучше.

В этом году Эбби все делала одна.

Ни в четверг, ни в пятницу Гретхен в школе не было. Эбби, зная, что та никогда не прогуливает, постоянно звонила Лангам домой – ей нужно было знать, в чем дело! – но Гретхен все никак не могла с ней поговорить. На выходных Эбби попыталась уговорить Маргарет и Гли поехать в дом Лангов вместе, но Маргарет и слышать ничего не хотела:

– Пусть позвонит мне и извинится! А если не хочет, то пусть поцелует меня в жопу! Ты слышала, что она сказала про Уоллеса?! Как до такого вообще можно додуматься?! – к тому же, на выходных Маргарет собиралась поплавать на лодке.

– Я не могу прийти. У меня от такого настроение портится, – сказала Гли.

– К тому же, на выходных ты собираешься плавать с Маргарет? – спросила Эбби. Последовало долгое молчание.

– Ну, а что мне делать? Дома сидеть? – возразила Гли.

Эбби продолжала попытки дозвониться до Гретхен, пока миссис Ланг это не надоело:

– Эбби, перестань звонить, пожалуйста. Это, в конце концов, неприлично!

После этого мать Гретхен оставляла Эбби на автоответчик. Только утром понедельника миссис Ланг позвонила Эбби и предупредила, что сама отвезет Гретхен в школу, потому что у них назначен прием у доктора. Эбби очень хотелось спросить, что за доктор, но она промолчала, так как не хотела снова услышать «это неприлично» – вежливый вариант «не суй нос не в свое дело».

Вдоль побережья к Чарльстону подкрадывался тропический циклон, толкая перед собой огромные грозовые тучи. Было так темно, что Эбби по дороге в школу пришлось включить фары. Яростный серый ветер гулял по галерее в школьном дворе, тряс дверь на протяжении всего первого урока (информатика), потом сменил направление и начал выть через щели.

Гретхен появилась только на пятом уроке (этика). Его вел отец Морган, которого невозможно было принимать всерьез – для этого священник был слишком молодым и усредненно смазливым, будто ведущий прогноза погоды. Так что, когда Гретхен, повесив голову, вошла после второго звонка и подала отцу Моргану справку, Эбби, не стесняясь, помахала ей, хотя учитель в это время говорил:

– Каждую неделю на протяжении четырнадцати лет нас уносили в чудесное путешествие в Лейк-Вобегон – маленький город в пятьсот душ где-то в Миннесоте…

Гретхен осматривала комнату пустыми глазами.

– Гретхен! – зашипела Эбби, снова маша рукой.

– Этот город… да, Эбби?

– Я заняла Гретхен сидение! – объяснила она. Каждый раз, когда Эбби перебивала учителя и он замечал (даже если был безобиден, как отец Морган), она вся съеживалась.

– Чудесно, – улыбнулся священник. – Итак… Лейк-Вобегон кажется не менее реальным, чем Чарльстон, но некоторых из вас удивит, что этот городок не существует нигде, кроме воображения Гаррисона Кейлора…

Гретхен продолжала оглядывать класс. Эбби снова замахала.

– Эбби, у тебя есть вопрос насчет Лейк-Вобегон? – снова ухмыльнулся отец Морган.

– Нет, сэр, – Эбби опустила руку.

Гретхен села за пустую парту рядом с дверью. Отец Морган продолжал свою речь про Лейк-Вобегон и то, как вымышленные истории могут изменить мир к лучшему, ветер стучал в окна, а Эбби пыталась понять, в чем дело. Гретхен была бледна, волосы висели немытыми патлами – она даже губы блеском не накрасила, а в уголке рта запеклась какая-то белая корка. Неужели снова мононуклеоз, заволновалась Эбби?

Спустя тридцать девять бесконечных минут прозвенел звонок, все схватили книги и бросились к двери, гремя партами и радуясь, что больше не придется выслушивать отца Моргана. Возле двери возникла толкучка, и Эбби удалось поймать Гретхен.

– Что случилось? Я все выходные пыталась до тебя дозвониться!

Гретхен пожала плечами и хотела протолкнуться наружу, но от Эбби так просто было не отделаться. Она потащила подругу через всю галерею и мимо кирпичной ограды высотой до пояса, пока девушки не оказались в саду перед актовым залом. От галереи сад отделяли стоявшие стеной деревья, земля здесь была выложена темно-коричневым кирпичом, повсюду стояли скамейки для уединенных размышлений и совокуплений. Холодный ветер шумел в ветвях миртов.

– Оставь меня в покое! – сказала Гретхен.

– В чем дело? Где ты была?

– Ни в чем… – Гретхен потерла то место на плече, где Эбби ее схватила.

– Почему ты не звонила?

– Не знаю, – ответила Гретхен, по-видимому, говоря правду.

– Почему тебя мама привезла?

Смотря куда-то за плечо Эбби, Гретхен невнятно ответила:

– Мы были у доктора…

– Какого доктора?

Шли секунды.

– Ты спрашивала его про флэшбеки? Рассказывала, как тебя рвало?

– Не у такого доктора… – на последнем слове Гретхен густо покраснела, и ее лоб наморщился.

– Что за доктор тогда? – Эбби не понимала.

Гретхен втянула воздух и разрыдалась:

– Он смотрел, девственница ли я!

Она затыкала себе рот сгибом локтя, чтобы заглушить вой, и сильно укусила себя за руку, вонзая зубы в свитер. Вынув руку изо рта у заплаканной Гретхен, Эбби отвела ее к скамейке в глубине сада перед церковью и усадила.

– Ненавижу… Сраные ублюдки, гады, паразиты!.. – шипела Гретхен, топая ногами по земле.

– Но ты ведь девственница?

Гретхен посмотрела на Эбби:

– Ты моя лучшая подруга! Как ты можешь такое говорить?!

Эбби отвела взгляд:

– Зачем они тебя отвели?

Гретхен уставилась прямо перед собой, за спину Эбби. Та обернулась – там, куда смотрела ее подруга, был сад перед актовым залом, кирпичная дорожка, тротуар и далекий Газон, где четвероклассники выстроились в шеренгу, выйдя наружу с черепашками миссис Хаддлсон. Но Эбби поняла, что ничего из этого Гретхен не видела.

– Мне сказали надеть халат, который ничего не прикрывал… – говорила Гретхен. – Потом доктор заставил меня положить ноги на подставки, чтобы все было видно… и сунул в меня ледяные пальцы. Потом мне дали салфетку, чтобы вытереть смазку, но я по-прежнему чувствую ее там… – она тяжело дышала, зрачки сузились до крошечных точек.

– Вот же гады…

– Мама сказала, это из-за звуков… – прошептала Гретхен. – Они с папой не могут спать по ночам из-за звуков в моей комнате…

– Каких звуков?

Гретхен откусила заусенец на своем мизинце, выплюнула и ответила:

– Как будто секс…

Эбби ничего не понимала:

– В твоей комнате? Что ты там делаешь?

– Ничего! Сплю! Я наконец-то сплю!.. – закричала Гретхен. – Они все выдумали, соврали доктору, и он теперь думает, что я – не девственница!

– Твоя мама с ума сошла! Так нельзя делать – это насилие над детьми!

Гретхен больше не слушала подругу:

– Они всем расскажут… Они хотят от меня избавиться… отправить меня в Саузерн-Пайнс…

– Они так и сказали?!

Саузерн-Пайнс было местом где-то в северном Чарльстоне, куда отправляли детей-психов, местом еще хуже, чем Фенвик-Холл – даже Райли, несмотря на все «заслуги», туда не отправили. Это название было самой страшной угрозой: пересечешь невидимую черту, достанешь родителей окончательно – и они пошлют тебя, как милую Одрину из книги В. К. Эндрюс, чтобы тебя лечили электрошоком, постепенно лишая памяти – одна поджаренная клетка мозга за другой.

Прозвенел звонок на пятый урок.

– У доктора есть дело на меня – вот такое толстое, – Гретхен показала, разведя большой и указательный палец сантиметров на пять. На ее глазах выступили слезы. – Я не дам им отправить меня в психушку… Не дай им!

Небо закрывали тучи, но тут подул сильный ветер и разорвал их в клочья. Никто не отправит Гретхен в психушку – с такими людьми, как они, такого просто не бывает. Найдя на дне сумки рваный «Клинекс», Эбби вытерла лицо Гретхен со словами:

– Все будет хорошо. Ты просто устала.

– Если они отправят меня туда, – Гретхен отдернула голову, – я убью их обоих! Возьму папино ружье и убью обоих!..

– Ты так не сделаешь.

– Я умоляла их помочь мне, на коленях стояла!.. А они… заказали молитву за меня и… – дальше Гретхен не могла говорить. Она впилась ногтями в колени так глубоко и сильно, что руки затряслись. Эбби попыталась взять ее за запястья, отвести руки и успокоить, но Гретхен только вонзала ногти еще глубже.

– И что тогда?

– Я опять блеванула, – Гретхен отпустила колени и утерла слезы. – Я случайно…

– В церкви?

Гретхен посмотрела Эбби в глаза и кивнула, не в силах говорить от стыда.

– Но они же понимают, что ты не специально…

– Родители заставили меня поесть овсянки… я говорила, что мне плохо, но они не слушали – решили, что мне обязательно надо позавтракать. Они всегда решают, что для меня лучше… никогда не спрашивают меня…

Эбби взяла Гретхен за левую руку:

– Когда ты последний раз ела?

– Я не могу.

– Если поешь, желудок успокоится. Я куплю тебе в автомате бисквитных палочек и имбирного эля.

– Нет! – Гретхен отняла руку, широко распахнув глаза. – Когда я ем, все кажется гнилым, противным… Я так устала, так хочу есть!.. Что мне делать?!..

Эбби обняла ее за плечи и прижала к себе. Гретхен уткнулась подруге головой в грудь, задыхаясь. Подождав несколько минут, Эбби попробовала баюкать Гретхен, раскачиваясь с ней туда-сюда, и минуту спустя Гретхен начала качаться вместе с ней, вытянула вперед раскрытые ладони и шепотом запела:

– «Мир – это мы,

Его детей мы…» – Гретхен со свистом выдохнула носом. Теперь обе, как две счастливые дуры, раскачивались туда-сюда и пели свой собственный вариант «We Are the World»[10]10
  «Мир – это мы» – благотворительный сингл супергруппы из 45 американских артистов USA for Africa (United Support of Artists for Africa) совместного авторства Майкла Джексона и Лайонела Ричи (1985 г.)


[Закрыть]:

– «На хлеб положим, и намажем маслом, и проглотим…»

В шестом классе миссис Гей заставила хор средней школы исполнять «We Are the World» в качестве особого номера в обеденный перерыв. Гретхен пела за Ким Карнс, а Эбби, у которой способностей к музыке не было вообще, назначили заменять Куинси Джонса: она стояла перед хором, делая вид, что дирижирует. В блэкфейсе.

Сейчас, когда подруги сидели перед актовым залом, уже опоздав на урок, они пели и за Синди Лопер, и за Боба Дилана, а когда дело дошло до места, где Стиви Уандер и Брюс Спрингстин поют дуэтом, слезы Гретхен уже почти высохли, и она привела лицо в порядок.

На следующие уроки Эбби раздобыла у мисс Тоне справки об опоздании для себя и Гретхен, а в обеденный перерыв купила Маргарет и Гли по кока-коле лайт и использовала все остальные доступные аргументы, чтобы они сели за стол рядом с ней и Гретхен.

– Она очень плохо себя чувствует! – уверяла Эбби. – Она хочет извиниться, просто ей слишком стыдно…

Маргарет это не убедило – Гретхен опозорила ее перед бойфрендом из последнего класса! Такое не прощалось! Но Гли не любила создавать проблемы и предложила:

– Давайте посидим на улице, пока можно, а то говорят, всю неделю погода будет отстойная.

– Вот именно! – поддакнула Эбби. Вдвоем им удалось уговорить Маргарет, и до конца обеденного перерыва все четверо просидели вместе под серым небом на Газоне. Все это время Эбби убеждала себя, что дела идут хорошо, но это было неправдой. Дул ледяной ветер, Маргарет молча сидела на скамейке, Гретхен сидела на газоне, тоже молча, ни та, ни другая почти не притронулись к еде, и Эбби с Гли приходилось есть и говорить за всех четверых.

– Ты сделала карточки по «Алой букве»? – спросила Эбби.

– Господи, такая скукота… – отвечала Гли. – Вообще, с какой стати мы должны жалеть Эстер? Обыкновенная шлюха…

Эбби и Гли продолжали говорить – о бале по случаю встречи выпускников, предварительных академических экзаменах, «Неделе командного духа» – а Гретхен и Маргарет тем временем молча смотрели перед собой. Наконец едва живую беседу прервал звонок, Маргарет, не оглядываясь, бросилась бежать, и Гли последовала за ней.

Гретхен осталась сидеть. Все направились на уроки, Газон постепенно опустел, но Эбби оставалась рядом с подругой. Ветер проснулся снова, раздувая им волосы.

– Пойдем, Гретхен. Ты же знаешь Маргарет, она просто дуется…

– Надеюсь, она сдохнет, – тихо произнесла Гретхен. – Заразится от Уоллеса СПИДом и медленно, мучительно сдохнет.

– Нельзя так говорить.

– Купи мне телефон, – Гретхен встала, отряхивая попу.

Эбби не совсем поняла:

– В смысле… настоящий телефон?

– Сходи в сэконд-хэнд, там телефоны по десять баксов. Деньги я тебе верну.

Закинув сумку на плечо, Гретхен ушла. Эбби попыталась ее догнать:

– У меня сегодня «TCBY» до девяти!

– Просто зайди ко мне – у нас дома собирается мамин книжный клуб, и она будет пьяная.

Эбби хотела спросить, зачем ей нужен телефон, но тут Гретхен внезапно обняла подругу, обдав ее слабым кисловатым запахом, и произнесла:

– Что бы не случилось, я никогда не причиню тебе зла.

До самого вечера Эбби думала, почему Гретхен понадобилось это сказать.

Сломанные крылья [11]11
  «Broken Wings» – песня Mr. Mister (1985 г.)


[Закрыть]

Всю Пьератес-Крузе заполоняли типичные для бальзаковских дам машины – «Вольво», «Мерседесы» и «Джип Гранд Чероки»; бампер к бамперу они выстраивались вдоль соседних домов, начиная с дорожки перед домом Лангов. Заметив свободное местечко перед жилищем доктора Беннета, Эбби въехала на его газон, но не успела даже выключить зажигание – на крыльце тут же зажегся свет, и доктор Беннет, выйдя из дома, пригрозил ей пальцем. Пристыженная Эбби поехала в другой конец квартала и припарковалась во дворе у Хантов.

На Крузе было темно, воздух тяжелел, дул влажный ветер, вздыхая и шепча в бамбуковой роще у дома Гретхен. В дома Маргарет и Гли Эбби могла входить просто так, но у Гретхен ей обязательно нужно было звонить. Поскольку сегодня там собрался книжный клуб, девушка задумалась, стоит ли ей звонить или просто проскользнуть внутрь. Однако только Эбби подошла к двери, как звуки женского смеха стали громче, и из двери вышел мистер Ланг.

– Здравствуйте, мистер Ланг, – сказала Эбби.

– А, привет, Эбби, – ответил тот и закрыл дверь, приглушив раскатистый дамский хохот. – У них там веселье…

– Да, сэр.

Повисло молчание, и они замерли друг напротив друга. Ветер переменился. Изнутри донесся очередной раскат смеха. Тут оба одновременно заговорили.

– Можно мне поговорить с Гретхен?

И мистер Ланг:

– У Гретхен все хорошо? – и тут же неловко замолчали, не ожидав такой случайности.

– Э-э… да, сэр, – ответила Эбби.

За все эти годы Эбби очень редко говорила с папой Гретхен о взрослых вещах, главным образом потому, что знала по опыту – ничего хорошего из этого не выйдет. Обычно беседа начиналась с ряда риторических вопросов, наводящих на лекцию об экономике «просачивания благ сверху вниз», «империи зла» или единственно правильном решении проблемы бездомности.

– Ты всегда можешь сообщить мне о чем угодно, Эбби. Верно? Надеюсь, мы поняли друг друга?

Эбби представила, как мистер Ланг листает тетради дочери – не писала ли она имена мальчиков на полях? – представила, как доктор сообщает ему, что Гретхен – девственница…

– Мы прекрасно поняли друг друга, мистер Ланг.

– Если с Гретхен что-то происходит, хочется верить, что ты мне сообщишь.

За спиной мистера Ланга над горизонтом мелькнула зарница.

– Конечно. Можно я теперь поднимусь к ней?

Некоторое время отец Гретхен разглядывал Эбби, пытаясь своими адвокатскими глазами разглядеть содержимое ее черепа. Наконец он сошел с дороги:

– Ступай. Мне надо кошку убрать.

– Какую кошку? – Эбби взялась за дверную ручку.

– На первом этаже лежит дохлая кошка, – мистер Ланг направлялся на задний двор.

– Чья?

– Здесь водятся совы, и всю эту неделю они воровали кошек – просто берут и хватают. Невероятное что-то…

– Эбби! – из дома вырвалась Гретхен, открыв дверь и выпустив наружу голоса, шум и смех. – Оставь мою подругу в покое! – крикнула она на отца, схватила Эбби за руку и потащила внутрь. Весь дом сиял ослепительной белизной, пахло цветами, а из гостиной доносились веселые женские голоса.

– Йу-ху! К нам пришла Эбби Риверз? – воскликнула миссис Ланг. Гретхен обернулась и отрицательно покачала головой, продолжая тащить за собой подругу и шагая через две ступеньки. Поднявшись по лестнице, покрытой белым ковром, Эбби все-таки успела остановиться, перегнуться через перила и крикнуть:

– Здравствуйте, миссис Ланг! – но тут она уже оказалась в комнате Гретхен, которая немедленно закрыла дверь. Кондиционер работал так, что температура стояла ниже нуля, и Эбби опустила закатанные рукава до кончиков пальцев.

– Ну что, купила? – спросила Гретхен, дергая сумку Эбби. Та достала бежевый телефон «Тримлайн», приобретенный за одиннадцать долларов у Первой баптистской миссии: на корпусе прибора была царапина и брызги белой краски. Схватив телефон, Гретхен перепрыгнула через две постели, включила его в розетку у изголовья, сидя на корточках, подняла трубку и радостно прошептала:

– Есть гудок!

Затем она вынула провод, обернула им телефон и спрятала в чулане. Тут под столом Макс неуклюже поднялся на онемевшие лапы, выбрался, потягиваясь и зевая, подошел к Эбби и уткнулся холодным носом ей в руку. Гретхен вышла из чулана, и Эбби увидела, что под глазами у подруги залегли темные круги, кожа выглядела нечистой, челюсти были крепко стиснуты, и вообще она вся казалась какой-то дерганой, но при этом сил у нее будто бы прибавилось.

– Пойдем, – Ланг направилась в ванную, – мне надо уложить волосы.

Пока Гретхен стояла у полки, Эбби растянулась в пустой ванной – ей всегда нравилось сидеть у подруги в ванной, это было прям ее. Макс устроился в дверях – в ванную он никогда не заходил: его пугала плитка на полу.

– Мне запретили звонить по телефону, но я ведь должна звонить Энди, – объясняла Гретхен, разглядывая свое отражение и поднимая волосы на одной стороне.

– Тебе нужно позвонить Маргарет, – Эбби лежала, задрав ноги на стену.

– Я не собираюсь извиняться! – Гретхен взяла щипцы для завивки. – Я сказала чистую правду. Маргарет сама это знает, поэтому и злится.

– Уоллес, конечно, заслуживает, чтобы его обблевали… но он ведь ее парень.

Гретхен стиснула щипцы на пять секунд, наполняя ванную запахом горячих волос:

– Маргарет так в него втюхалась, что забыла, кем является…

– Что ты делаешь с волосами?

– Энди говорит, мне нужно больше экспериментировать!

Из-под пола раздался приглушенный раскат хохота. Эбби захотелось оказаться внизу, с книжным клубом, посреди шуток и сплетен… Интересно, миссис Ланг сделала свои маленькие пироги-киши?

– Надеюсь, в их возрасте мы будем так же смеяться, – сказала она.

– Они бухие! Лучше сдохнуть, чем стать такими же! – возразила Гретхен. Снизу снова раздался смех. Поджав губы, Гретхен разжала щипцы с громким щелчком, понюхала нагревшиеся волосы и перешла к следующей части.

– Уоллес мудак, но нужно ведь быть дипломатичной, чтобы мы все остались друзьями.

Гретхен сжала щипцы так, что костяшки пальцев побелели, и ответила:

– Может быть, я не хочу с ними дружить?

У Эбби это в голове не укладывалось. Как можно просто взять и решить, что больше не хочешь дружить? Как можно выбросить людей, которых знала годами?

– Но… они ведь наши подруги!.. – вот и все, что она могла сказать. Пол в очередной раз затрясся от смеха.

– Только послушай! – плюнула Гретхен. – У меня от них голова трещит! Слышала бы ты, как мама нудит про свою «проблемную дочь», которая вся такая «тревожная»… Как я «распинаю» свою мамочку «на кресте собственной юности»… Такие лицемерки, меня от них тошнит! – отложив щипцы, она повертела головой перед зеркалом. – Ну, как я выгляжу? Сексуально? Необычно?

– Мне больше нравилось, как было раньше, – ответила Эбби, дергая носком кроссовки рычаг, который открывал и закрывал в ванной водосток. Гретхен принялась завивать очередную часть волос, и до Эбби снова донесся слабый кисловатый запах.

– Как меня достали эти волосы… Когда они просто вот так свисают, я выгляжу, как дочка Пони и Грейс. Идеальная Робо-Гретхен. «Здравствуйте, пользователь. Желаете сделать мне двух-тире-пятерых деточек и переехать в пригород?»

– Твои родители ведь не хотят тебе зла… Они делают, что могут.

– Наивная ты. Не слышала разве, что Молли Равенель принесли в жертву Сатане?

Эбби была озадачена такой внезапной переменой в теме разговора:

– Я думала, она отучилась в Дэвидсонском колледже сто лет назад? Ее брат еще состоит в студенческом церковном совете…

– Когда мы были в седьмом классе, – продолжала Гретхен, не обращая внимания на ее слова, – некоторые двенадцатиклассники состояли в секте. Молли шпионила за ними в лесу, они ее поймали и вырезали язык и сердце.

– Я эту историю первый раз слышала в четвертом классе. Ее с незапамятных времен рассказывают про всех, кого в последнем классе перевели в другую школу.

– Я не шучу. Даже Энди про это знал. Школа все замела под ковер, чтобы туда не переставали ходить, а родителям заплатили, чтобы молчали. И теперь тело Молли лежит под землей где-то в лесу, и все делают вид, будто ничего не произошло. Нашим родителям на нас наплевать, пока мы их не опозорим – тогда нас отправят в Саузерн-Пайнс на перепрограммирование, – она зажала в щипцах очередную прядь волос.

– Полные… единороги… – Эбби переместила ногу на рычаг, переключавший подачу воды между краном и душем.

– Или то, что Гли рассказывала про «Проктер энд Гэмбл» – как он дают деньги церкви Сатаны… – Гретхен даже не слушала. – А в Калифорнии в одном детском саду маленьких детей годами насиловали в лабиринтах под комнатами, и все делали вид, будто так и надо. Всем наплевать на своих детей. Все ходят в церковь, все улыбаются, но в каждом скрывается тьма и зло… Тебе правда не нравится? – опершись руками на раковину и приняв эффектную позу, Гретхен разглядывала отражение через завитые пряди. Эбби совсем не нравилась ее прическа: Гретхен с ней выглядела старше – теперь ее пустили бы в клуб.

– Нормально… – пожала она плечами, пытаясь большим пальцем ноги нажать рычаг переключения между краном и душем. Эбби очень нравились волосы Гретхен – они были такими густыми, светлыми, обильными… Свои волосы Эбби высветливала столько раз, что те истончились, поредели и теперь напоминали сахарную вату. Гретхен не знала, каким богатством обладала, и как будет жалеть, когда его лишится.

– Тебе не надо много думать о таких мрачных вещах… – сменив центр тяжести, Эбби немного переместила носок кроссовки на рычаге и принялась давить его вправо.

– Это все очень важно! – Гретхен снова отпустила щипцы, разглядывая свою прическу с другой стороны. – Ты думаешь, по-настоящему важна только вся эта бессмысленная фигня? Мамин дурацкий книжный клуб, хорошие оценки, Гли, запавшая на отца Моргана, отношения Маргарет с Уоллесом Стоуни? Нет, это все нас только отвлекает.

– От чего?

– От правды!

– Не обижайся… ПДНН… Но ты раньше думала, что единороги существуют.

– Нет, я думала, что они вымерли! – Гретхен обернулась.

– То, что не существует, не может вымереть…

Комнату наполнил мерзкий запах – горячий, вонючий, резкий, горький. Ничего хуже Эбби в своей жизни не нюхала.

– Макс! – Гретхен вытащила его из дверей за ошейник, и по дороге пес испустил очередной пук, на этот раз со звуком.

– Видишь, что Макс думает о твоих словах! – засмеялась Эбби, помахивая рукой перед носом. Закрыв за Максом дверь, Гретхен распылила по ванной духи «Юнайтед Калорс оф Бенеттон» – ей, как и Эбби, было очень смешно:

– Нет, он так со мной соглашается.

– Эй, Макс! – окликнула его Эбби, снова поставив носок на рычаг. – Твой пердеж – это знак согласия или… А-а-а! – Тут рычаг неожиданно двинулся и обрушил струю холодной воды из душа прямо Эбби между ног.

– Мать честная! – заржала Гретхен и добавила, подражая тренерше Грин: – Ты не бережешь свой Самый Драгоценный Дар!

Поглядев на мокрое пятно в паху своей формы, Эбби перевела взгляд на свой Свотч.

– Мне пора, – сказала она, но Гретхен схватила фен и принялась искать шнур в хаосе на полке:

– Подожди! Если спустишься, внизу вокруг тебя будет аншлаг – все подумают, что ты описалась!

Они так хохотали, что им потребовалось чуть ли не полчаса. Когда подруги наконец закончили сушить пах Эбби, время уже перевалило за пол-одиннадцатого, и книжный клуб стал расходиться. Эбби обняла Гретхен, снова ощутив кисловатую вонь, и напомнила подруге:

– Не забывай звонить! – хотя знала, что Энди будет тут в приоритете. Когда Эбби спустилась, в парадной столпилось множество крошечных женщин с большими прическами из светлых волос. Гостьи ворковали, как птицы, поклевывая друг друга в щечки. Тут миссис Ланг – захмелевшая и радостная – заметила подругу Гретхен и воскликнула: