Текст книги "Руководство по истреблению вампиров от книжного клуба Южного округа"

Глава 10

Пока Мисс Мэри засыпала, Патриция сидела рядом, убеждая миссис Грин в том, что не винит ее в случившемся. После того как дыхание старушки выровнялось и стало глубоким, Патриция проводила сиделку и долго смотрела вслед удаляющимся фонарям ее машины, стоя на подъездной дорожке. «Как так вышло, что сегодня все пошло не так?» – думала она. Частично в этом была и ее вина. Она устроила гостям засаду, неожиданно предъявив Джеймса Харриса, а они, в свою очередь, устроили засаду ему. Частично была виновата книга. Она всех страшно раздражала, но иногда они потакали Слик, потому что чувствовали к ней некоторую жалость. Но главная причина была в Мисс Мэри. «Становится слишком сложно, справимся ли мы?» – размышляла Патриция. Если Картер придет сегодня до одиннадцати, она обязательно обсудит это с ним.

Непереносимо жаркий порыв ветра налетел из гавани и наполнил вечер шорохом бамбуковых листьев. Воздух казался тяжелым и плотным, и пришла мысль, что, возможно, это и вызывает во всех какое-то непонятное беспокойство. Дубы над головой раскачивались, их ветви описывали в воздухе круги и разные замысловатые фигуры. Одинокий уличный фонарь в конце подъездной дорожки отбрасывал тонкий серебристый конус, который делал ночь вокруг еще чернее, и Патриция почувствовала себя беззащитной. Ей померещился запах использованных памперсов и тухлой кофейной гущи, привиделась миссис Сэвидж в розовой ночной рубашке, сидящая на корточках и запихивающая в рот сырое мясо, и голая, словно освежеванная белка, Мисс Мэри, с волосами, по которым струится вода, размахивающая перед собой совершенно бесполезной фотографией, и Патриция бросилась к входной двери, с силой вырвала ее у ветра, захлопнула и задвинула засов.

Сначала на кухне, а потом и по всему дому раздался дребезжащий звук. Не сразу Патриция осознала, что это телефон.

– Патриция? – сказали на том конце, когда она подняла трубку. Помехи мешали узнать голос. – Это Грейс Кавана. Прости, что звоню так поздно.

В трубке что-то потрескивало. Сердце Патриции все еще бешено колотилось.

– Совсем не поздно. – Патриция попыталась успокоиться. – Мне очень жаль, что все так получилось.

– Я звоню спросить, как там Мисс Мэри.

– Она спит.

– И хотела тебе сказать, что мы всё понимаем. Со стариками такое случается.

– Прости за Джеймса Харриса. Я действительно хотела рассказать про него заранее, но как-то откладывала и откладывала…

– Лучше бы его там не было. Мужчины не понимают, как это – ухаживать за пожилыми родственниками.

– Ты сердишься на меня? – За все пять лет их дружбы это был первый прямой вопрос, который она осмелилась задать Грейс.

– А почему я должна на тебя сердиться?

– Из-за Джеймса Харриса.

– Мы с тобой не школьницы, Патриция. Я считаю, что вечер был испорчен из-за книги. Спокойной ночи.

Грейс оборвала разговор.

Патриция постояла на кухне с трубкой в руках, потом положила ее на рычаг. Почему Картера здесь нет? Это его мать. Ему нужно было увидеть ее такой, чтобы понять: им срочно требуется помощь. Ветер дребезжал окнами кухни, и больше не хотелось оставаться одной внизу.

Патриция поднялась по лестнице и осторожно постучалась в дверь Кори, одновременно распахивая ее. Свет был выключен, и в комнате было темно, что несколько озадачило Патрицию. Чего ради Кори так рано легла спать? Дверь открылась пошире, и свет из коридора упал на кровать. Она оказалась пуста.

– Кори? – позвала Патриция, вглядываясь в темноту.

– Мам, – отозвалась Кори из тени за гардеробом. – У нас на крыше кто-то есть.

Холодная вода пробежала по венам Патриции. Она вошла из освещенного коридора в спальню Кори и остановилась сбоку от двери.

– Где? – прошептала она.

– Над комнатой бабушки, – в ответ прошептала Кори.

Какое-то время они обе стояли пораженные страхом, пока Патриция не осознала, что она единственный мыслящий здраво взрослый в этом доме и потому должна что-то предпринять. Она заставила себя подойти к окну.

– Смотри, чтобы он не увидел тебя, – сказала Кори.

Патриция постаралась встать прямо напротив окна, ожидая увидеть мужской силуэт на фоне звездного неба, но видела лишь темные четкие очертания крыши с зарослями бамбука позади нее. Она подпрыгнула, неожиданно услышав рядом с собой голос Кори:

– Я видела его. Клянусь, я видела.

– Теперь там никого нет.

Она подошла к двери и включила верхний свет. Несколько секунд они стояли ослепленные, пока не привыкли глаза. Первое, что увидела Патриция, была полупустая миска со старыми хлопьями, стоящая на подоконнике: кукурузные хлопья с молоком уже засохли, превратившись в кирпич. Патриция хотела сказать, чтобы дочь не таскала еду в комнату, но та выглядела такой испуганной и беззащитной, что она промолчала.

– Надвигается буря, – сказала вместо этого она. – Я не буду выключать свет в коридоре и оставлю дверь в твою комнату открытой, чтобы папа, когда вернется, не забыл пожелать тебе спокойной ночи.

Она подошла к кровати и откинула стеганое одеяло.

– Не хочешь почитать? – спросила она, и тут ее взгляд упал на синий пластиковый ящик, который Кори использовала вместо тумбочки. Поверх журналов, которые обычно читают девчонки ее возраста, лежал «Жребий Салема» Стивена Кинга. Все встало на свои места.

Кори перехватила ее взгляд.

– Я ничего не придумала, – обиженно сказала она.

– Конечно, нет, – ответила Патриция.

Обезоруженная отказом матери вступать в спор, Кори легла в кровать. Патриция включила ночник, выключила большой свет и вышла из комнаты, оставив дверь открытой.

Блю уже лежал в кровати в своей спальне, натянув одеяло до ушей.

– Спокойной ночи, Блю, – не заходя в его темную комнату, сказала Патриция.

– На заднем дворе прячется какой-то дядька.

– Это ветер, – начала успокаивать сына Патриция, пробираясь между разбросанной одеждой и игрушками к его кровати. – Это из-за него дом кажется таким страшным. Хочешь, я оставлю свет включенным?

– Он залез на крышу, – настаивал Блю, и, как раз в тот момент, когда Патриция хотела возразить, она ясно услышала звук шагов у себя над головой.

Это не было шелестом падающих листьев или скрежетом веток по черепице. Это не было глухим шуршанием ветра в трубах. Всего в нескольких футах над головой отчетливо прозвучал одиночный тихий стук.

Сердце буквально остановилось, кровь заледенела. Патриция так сильно задрала голову, что что-то хрустнуло, и задержала дыхание. Она вслушивалась так усиленно, что различила, как кровь гудит у нее в ушах. И вот снова осторожный стук, теперь между нею и Блю. По крыше определенно кто-то шел.

– Блю, – позвала она. – Иди ко мне.

Он вылетел из своей кровати и обхватил ее талию руками. Они пошли вдвоем, наступая на одежду, книги и игрушки. Под ногой хрустнула пластиковая фигурка, и они метнулись к выходу из спальни.

– Кори, – тихо, но настойчиво, позвала Патриция из коридора. – Иди сюда.

Кори выскочила из кровати, подбежала к матери и обняла ее с другой стороны. Патриция провела детей вниз по парадной лестнице и усадила на первую ступеньку.

– Нужно, чтобы вы посидели здесь, – прошептала она. – Я проверю двери.

Она быстро прошла через нижний холл к задней двери и повернула засов, каждую секунду ожидая, что вот-вот за окном в двери увидит мужской силуэт, мощная рука выбьет стекло и утащит ее в темноту ночи. Затем она проверила дверь, ведущую с веранды на задний двор, – боже, как много дверей, – и по ступеням спустилась вниз в комнату Мисс Мэри, по пути включая повсюду свет.

Мисс Мэри начала крутиться и постанывать на кровати. Не обращая на нее внимания, Патриция бросилась к двери в кладовой, чтобы убедиться, что выход к мусорным бакам тоже наглухо заперт.

Потом она вернулась в прихожую, включила свет на переднем крыльце и снова прошла на веранду, чтобы включить прожекторы. Их свет заполнил задний двор.

– Кори, – позвала Патриция с веранды. Она не сводила глаз с залитого беспощадным белым светом участка, в лучах прожекторов ясно виднелась каждая травинка. – Принеси мне беспроводной телефон.

Она услышала топот ног в нижнем холле, потом в гостиной, и вот уже дети стоят рядом. Кори вложила ей в ладонь тяжелый пластиковый прямоугольник. Патриция почувствовала, что преимущество на ее стороне. Двери заперты, можно видеть все, что происходит вокруг, она и дети в безопасности. В мгновение ока она могла набрать номер полицейского отделения Маунт-Плезант. Мэриэллен говорила, что они приезжают через три минуты.

Держа палец на кнопке вызова, Патриция не отрываясь смотрела на окна. Прожекторы освещали каждую деталь заднего двора: странную впадину посередине, стволы дубов, покрытые ржаво-желтыми пятнами из-за переизбытка железа в воде Маунт-Плезант, кусты герани, отделяющие их двор от двора Лангов, с одной стороны, и цветочные клумбы, отделяющие их от Митчеллов, – с другой.

Но там, куда не достигал свет, глухой стеной нависала ночь. Патриция чувствовала, как из темноты кто-то наблюдает за ее домом, видит в освещенных окнах веранды ее и ее детей. Шрам на левом ухе начал пульсировать. Ветер раскачивал кусты и деревья. Где-то в глубине дома что-то поскрипывало, гудели трубы. Патриция и дети пристально вглядывались, пытаясь обнаружить снаружи то, чему там было не место.

– Мама, – позвал Блю, голос его был тихим, но напряженным.

Сын не мигая смотрел под потолок. Крыша веранды находилась под окнами ее спальни и была покрыта черепицей, нависающий край которой был сейчас хорошо освещен снизу, и Патриция уловила, как что-то медленно перемещается по этому краю. Присмотревшись внимательнее, она совершенно ясно увидела человеческую руку: та несколько секунд оставалась в поле зрения и внезапно исчезла.

Патриция надавила пальцем на кнопку и крепко прижала телефонную трубку к уху. Сухой треск статического электричества заставил ее инстинктивно отодвинуть ее.

– Служба спасения? Алло? Я Патриция Кэмпбелл. – В трубке что-то громко зашипело. – Я и мои дети… Мы в доме номер двадцать два по Пьератес-Круз. – Глухие хлопки перекрыли дребезжащий человеческий голос на том конце. – Кто-то вломился в наш дом, а мы здесь совсем одни.

И в этот момент она вспомнила, что окно в ванной на втором этаже открыто.

Не раздумывая ни секунды, Патриция вручила Кори телефонную трубку, приказав на ходу: «Не переставай говорить», – и бросилась через темную прихожую к лестнице.

– Пожалуйста! – услышала она жалобный голос Кори за своей спиной, уже взбегая вверх.

Если проползти по крыше веранды до угла, то, подтянувшись, можно было с легкостью попасть на главную крышу, перейти на другую сторону и спуститься на крышу крыльца, которая находилась прямо под окном ванной комнаты. Окно там Патриция открыла, чтобы выветрился запах лака для волос, которым она пользовалась перед каждым собранием книжного клуба.

Она чувствовала, как что-то темное и ужасное мчится наперегонки с нею к открытому окну. Ноги толкали ее все выше и выше по ступеням, грудь судорожно вздымалась, дыхание перехватывало, горло жгло, кровь стучала в висках. Оттолкнувшись от перил на верхней площадке лестницы, она кинулась в темную спальню.

В окне слева светились огни гавани, справа она почувствовала поток жаркого воздуха, шедший с улицы. Она кинулась навстречу этому потоку сквозь темноту спальни, мимо дверей гардеробной. Больно стукнувшись животом о край столешницы раковины, она дотянулась до окна, захлопнула его и опустила щеколду. Что-то темное скользнуло снаружи, на мгновение перекрыв ночное небо. Она в ужасе отдернула руки.

Нужно было покинуть дом. Она вспомнила про Мисс Мэри, та не смогла бы бежать и даже, вероятно, просто уйти из дома через задний двор посреди ночи. Кому-то следовало остаться. Патриция снова кинулась через спальню, вниз по лестнице, через холл и гостиную.

– Телефон не работает. – Кори протянула ей аппарат.

– Мне нужно выйти, – сказала детям Патриция. Она взяла их за руки и отвела через гостиную и кухню к задней двери.

Кто-то хотел проникнуть в дом. Она не имела ни малейшего понятия, когда придет Картер. У них не было возможности позвать на помощь. Требовалось добраться до телефона и увести этого кого-то подальше от ее детей.

– Я хочу, чтобы потом вы пошли к Мисс Мэри. Закройте эту дверь и дверь ее комнаты и никого-никого не впускайте.

– А ты? – спросила Кори.

– Я побегу к Лангам и вызову полицию, – ответила Патриция. Она оглядела ярко освещенный двор. – Это займет не более минуты.

Блю начал плакать. Патриция отперла дверь.

– Готовы? – спросила она.

– Мам?..

– Никаких вопросов. Запритесь и сидите вместе с бабушкой.

Она повернула ручку, открыла дверь – и внутрь шагнул мужчина.

Патриция закричала. Мужчина схватил ее за руки.

– Тпру! – сказал Джеймс Харрис.

Патриция покачнулась, ноги подкосились, и пол устремился ей навстречу. Сильные руки Джеймса подхватили ее.

– Я увидел свет на заднем дворе вашего дома. Что происходит?

– Там кто-то был, – ответила Патриция, она с облегчением выдохнула, понимая, что помощь прибыла. Перекрывая стук собственного сердца, добавила: – На крыше. Мы пытались дозвониться в полицию, но телефон не работает.

– Все хорошо, – успокаивая ее, проговорил Джеймс. – Теперь я здесь. Нет нужды звонить в полицию. Надеюсь, никто не пострадал?

– Мы в порядке, – сказала Патриция.

– Я проверю, как там Мисс Мэри, – сказал Джеймс Харрис, осторожно отодвигая Патрицию в сторону. Он обошел ее и детей и стал все дальше и дальше углубляться в темноту нижнего холла.

– Нужно позвонить в полицию, – возразила Патриция.

– Никакой необходимости. – Джеймс уже достиг середины холла.

– Они будут здесь через три минуты, – сказала она.

– Я посмотрю, как там Мисс Мэри, а потом проверю крышу, – отозвался Джеймс с дальнего конца холла.

Внезапно Патриция поняла, что вовсе не хочет, чтобы Джеймс оказался в комнате наедине с Мисс Мэри.

– Нет! – сказала она так громко, что он замер.

Он стоял, положив одну руку на дверь комнаты Мисс Мэри, потом медленно обернулся.

– Патриция, успокойтесь, – так же медленно проговорил он.

– Полиция? – Патриция сделала шаг к телефону и сняла трубку.

– Не надо, – сказал Джеймс, и она подумала, почему это он не хочет, чтобы она вызывала полицию. Весь его вид как будто говорил ей: «Ничего не делай! Никуда не звони!»

Мысли ее прервали блики синих огней на стенах и яркий белый свет, хлынувший в окна нижнего холла.

Еще через сорок пять минут, когда полицейские все еще рыскали с фонариками по кустам, приехал Картер. Один из полицейских большим автомобильным прожектором освещал крышу, на которой работали два офицера. На подъездной дорожке соседнего дома стояли Джи Митчелл и ее муж Бо, наблюдая за происходящим.

– Патти? – позвал Картер, войдя в прихожую.

– Мы здесь! – крикнула Патриция, и через мгновение он спустился в комнату матери.

Патриция решила, что им лучше оставаться всем вместе в одной комнате. Джеймс Харрис уже дал показания полиции и ушел. Он сообщил, что вернулся удостовериться, что с Патрицией все в порядке, потому что вечером ее свекровь сорвала заседание книжного клуба, и подошел к черному ходу, увидев огни на заднем дворе.

– Все в порядке? – поинтересовался Картер.

– Все хорошо, – ответила Патриция. – В порядке? Ну, просто испуганы.

Кори и Блю обняли отца.

– Тот парень нас спас, – сказала Кори.

– Кто-то влез на крышу и обязательно добрался бы до нас, если бы он не пришел, – поддержал сестру Блю.

– Тогда я рад, что он оказался здесь, – согласился Картер и повернулся к Патриции. – Так ли уж необходимо было звать сюда национальную гвардию? Бог мой, Патти! Соседи могут подумать, что я бью жену или что-нибудь в этом роде.

– Хойт, – раздалось с кровати Мисс Мэри.

– Хорошо, мама, – отозвался Картер. – Сегодня была длинная ночь. Я думаю, всем нам надо просто успокоиться.

Патриция не знала, сможет ли она теперь когда-нибудь успокоиться.

Глава 11

Они уложили Блю и Кори спать, и она рассказала Картеру обо всем, что произошло.

– Я не говорю, что это только твое воображение, – сказал Картер, когда она закончила, – но ты так взвинчена после этих собраний. Эти жуткие книги, что вы читаете…

– Нам нужна тревожная кнопка, – перебила она его.

– И как это сможет помочь? Послушай, я обещаю тебе, что в ближайшее время постараюсь приходить домой до наступления темноты.

– Нам нужна тревожная кнопка, – повторила она.

– Давай, прежде чем ввязываться во все эти хлопоты и расходы, посмотрим как ты будешь чувствовать себя в течение следующих нескольких недель.

– Пойду погляжу, как там Мисс Мэри. – Она встала с кровати и вышла из комнаты.

Она проверила запоры на входной и задней дверях и веранде, оставляя везде на своем пути включенный свет, и пошла к Мисс Мэри. Комнату заливал оранжевый свет ночника. Патриция двигалась тихо, думая, что Мисс Мэри спит, но потом увидела, как в открытых глазах свекрови отражается оранжевый огонек.

– Мисс Мэри? Вы не спите?

Простыня зашевелилась, и на поверхность с трудом вылезла скрюченная рука, тут же, не добравшись до цели, она, лишившись сил, безвольно опала на груди.

– Не сплю, – пробормотала Мисс Мэри, облизывая губы. – Не сплю…

Патриция подошла к ограждению кровати.

– Все в порядке, – сказала она. Она знала, почему Мисс Мэри не спит.

Женщины долго молчали, слушая, как порывы горячего ветра стучат в стекло за задернутыми шторами, наконец Патриция спросила:

– Кто такой Хойт Пикенс?

Она не ждала ответа, но услышала скрипучий голос Мисс Мэри:

– Он убил моего отца.

У Патриции перехватило дыхание. Раньше она никогда не слышала этого имени. Кроме того, Мисс Мэри обычно забывала о людях, которые всплывали на поверхность ее памяти, спустя пару секунд после того, как их называла. И очень давно не случалось, чтоб старушка потом могла связать имя с реальными событиями из своей жизни.

– Почему вы так говорите? – как можно мягче спросила Патриция.

– У меня есть фотография Хойта Пикенса. В его костюме цвета мороженого.

Патриция почувствовала, как от хриплого голоса свекрови у нее зачесался шрам на ухе. Ветер старался раскрыть окна, тряс стекла, искал путь внутрь. Собравшись с силами, рука Мисс Мэри скользнула по одеялу в сторону Патриции, та присела и взяла мягкие холодные пальцы старушки в свои.

– Как он познакомился с вашим отцом?

– Мой отец с приятелями перед ужином сидели на заднем крыльце, передавая друг дружке фляжку, – начала вспоминать Мисс Мэри. – Мы, дети, поужинали рано и вышли поиграть во двор, а потом увидели на дороге человека в костюме цвета ванильного мороженого. Человек завернул в наш двор, и мужчины спрятали фляжку, так как в те времена выпивка была вне закона. Человек подошел к моему отцу и сказал, что его зовут Хойт Пикенс, и спросил, может ли отец подсказать ему, где раздобыть немного «слюны кролика». Так все называли кукурузный виски, который готовил мой отец: этот виски мог заставить кролика плюнуть в глаз бульдогу. Человек заявил, что ехал поездом из Цинциннати, у него запылилось горло и он хотел бы промочить его. Мистер Люкенс достал и протянул Хойту Пикенсу фляжку. Тот сделал глоток и сказал, что побывал везде от Чикаго до Майами и что это лучший напиток из тех, что он когда-либо пил.

Патриция сидела затаив дыхание. Казалось, прошла целая вечность с тех пор, как она слышала от Мисс Мэри такую долгую и связную историю.

– Тем вечером мама и папа поссорились. Хойт Пикенс предложил папе купить у него немного «слюны кролика», чтобы продать в Колумбии, но мама сказала «нет». В те времена хлопок стоил десять центов, а мясо сорок. Преподобный Бак говорил, что хлопковый долгоносик появился из-за большого количества общественных бассейнов. Правительство обложило налогами всё: начиная с сигарет и кончая кривыми ногами, но благодаря «слюне кролика», что делал папа, на нашем кукурузном хлебе всегда была патока.

Мама сказала ему, что змее, высунувшей голову, эту голову обычно отрубают, но папа устал с трудом сводить концы с концами, потому не послушал ее и продал двенадцать банок «слюны кролика» Хойту Пикенсу, и Хойт Пикенс поехал в Колумбию и быстро продал их, затем вернулся и попросил еще дюжину. Он продал и эти, вскоре у папы появился второй перегонный аппарат, он уходил на закате и возвращался на рассвете, весь день спал.

С тех пор Хойт Пикенс регулярно сидел за нашим столом по воскресеньям, а иногда и по средам и пятницам. Он рассказывал отцу, к чему надо стремиться. Он говорил, что, если перелить «слюну кролика» в бочки и оставить там, пока она не приобретет коричневый цвет, можно заработать гораздо больше денег. Хотя в этом случае придется набраться терпения, так как отец сможет получить свои деньги лишь через полгода, когда Хойт продаст бочки в Колумбии. Но когда Хойт впервые положил перед нами толстую пачку купюр, мы все были вне себя от восторга.

Что-то острое пощекотало ладонь Патриции. Мисс Мэри скребла ногтями ее кожу, взад-вперед, взад-вперед, словно бегущее насекомое.

– Теперь все крутилось вокруг «слюны кролика». Как только шериф увидел, чем занимается папа, он дал понять, что лучше бы и ему получать немного из этих денег. Папе нужны были люди, чтобы обслуживать перегонные аппараты, и он писал долговые расписки в надежде заплатить, когда можно будет начать продавать виски из бочек. Банки закрывались быстрее, чем успевали запомнить их название, поэтому все держались за свои сбережения, но папа купил сборник энциклопедий и машинку для стирки, а когда на нашем заднем крыльце собирались его приятели, он всех угощал хорошими, купленными в магазине сигарами.

Патриция подумала о Кершо. Она много раз, когда Мисс Мэри еще жила одна, проезжала с мужем сто пятьдесят миль на север, чтобы повидать ее и родственников Картера. Последняя поездка была много лет назад, но Патриция еще помнила эту сухую землю, населенную сухими людьми и покрытую пылью, с заправочными станциями, где продают сгущенное молоко и один вид сигарет, на каждом перекрестке. Она помнила невозделанные поля и заброшенные фермы. Она понимала привлекательность чего-то свежего, чистого и зеленого для людей, которые жили в настолько маленьком и жарком месте.

– Примерно тогда пропал сын Бекхэмов, – продолжала Мисс Мэри, голос ее уже сипел. – Он был бледным маленьким рыжеволосым существом шести лет от роду и шел за кем угодно и куда угодно. Когда он не вернулся к ужину, все отправились его искать. Думали, что найдут его свернувшимся калачиком под ореховым деревом, но нет. Одни сказали, что его забрала служба государственной вакцинации, другие – что виноват чернокожий колдун, что живет в лесу и строгает белых детей в похлебку, чтобы продать ее как любовное зелье по пять центов за порцию. Кто-то говорил, что мальчик упал в реку и его унесло течением, но совсем не важно, кто и что говорил, – он пропал, и это главное.

Следующим маленьким мальчиком, который исчез, был Эйвери Дюбоуз. Он помогал на мельнице, и Хойт предположил, что он мог попасть в мельничный механизм, а хозяин решил скрыть это. Из-за этого фермеры и работники мельницы разругались в пух и прах, а из-за того, что вокруг было полно «слюны кролика», можно себе представить, насколько все разгорячились. Мужчины стали приходить в церковь с перевязанными руками и покрытыми многочисленными синяками лицами. Потом застрелился мистер Бекхэм.

Но на то Рождество у нас еще были под елкой подарки, и папа убедил маму, что для них настали хорошие времена. В январе ее живот стал круглым и упругим. До того у них было трое детей, но выжила только я, и теперь они ждали еще одного.

Чарли Бекхэма так никогда бы и не нашли, если бы тот коммивояжер, что продавал комбайны, не остановил своих коней около старого дома Муров и не увидел, что в воде, что течет из их насоса, полным-полно личинок. Тело этого бедного ребенка пришлось положить на три дня в погреб, чтобы вода из него вытекла, а иначе он никак не помещался в гроб. Даже после этого им пришлось сделать гроб очень широким.

Слюна белыми пузырями собралась в уголках губ Мисс Мэри, но Патриция сидела, боясь шелохнуться. Боясь, что, стоит ей хоть что-нибудь сделать, как нить, связывающая ее свекровь с прошлым, порвется, и, возможно, уже навсегда.

– Той весной никто не смог ничего посадить, – продолжала Мисс Мэри. – На полях ничего не было, и папе с Хойтом приходилось изрядно потратиться, чтобы привезти кукурузу из Рок-Хилла, в бочки были вложены все деньги. Банки не интересовали долговые расписки, и они начали забирать у всех орудия труда, коней и мулов, и ничего нельзя было сделать. Все ждали этих бочек.

Когда пропал третий мальчик, малыш преподобного Бака, все мужчины собрались на нашем заднем крыльце, и я через окно слышала, как они обсуждали всех, одного за другим, и фляжка кочевала по кругу, а Хойт Пикенс сказал, что однажды поздним вечером видел Леона Симмса около фермы Муров, и я чуть не рассмеялась – такое мог сказать только чужак. Леон был цветным, и что-то случилось с его головой во время войны. Обычно он сидел на солнышке около магазинчика мистера Эрли, и если кто-нибудь давал ему леденец, то он играл на ложках и пел. Его матушка заботилась о нем, а жили они на его правительственную пенсию. Иногда он помогал покупателям поднести покупки, и они расплачивались с ним конфетами.

Но Хойт Пикенс сказал, что Леон любит бродить по ночам и прокрадываться в такие места, где делать ему совершенно нечего. Сказал, вот что бывает, когда люди являются сюда откуда-то с Севера и начинают распространять здесь всякие вредные идеи, к которым мы совершенно не готовы. Сказал, что, сидя около магазинчика мистера Эрли, Леон Симмс облизывается, глядя на детей, и водит их во всякие потайные места, где удовлетворяет свои нездоровые потребности.

И чем больше Хойт Пикенс говорил, тем больше все думали, что он прав. Я, должно быть, задремала, потому что, когда я открыла глаза, стало уже темно и во дворе никого не оказалось. Я слышала, как прошел поезд, как сова ухала в ближнем лесу, и снова стала засыпать, когда земля осветилась.

На наш двор зашла толпа людей, и у каждого были фонари или зажженные факелы. Они следовали за фургоном. Все молчали, и я слышал лишь один громкий жесткий голос, который отдавал приказы, – это был голос моего отца. Рядом с ним стоял Хойт Пикенс, и его костюм цвета мороженого мерцал в темноте. Из заднего конца фургона вытащили большой мешок, из тех, какими мы пользовались для сбора хлопка, встряхнули его, и из него что-то выпало в грязь, что-то черное и мокрое. Это был Леон, связанный веревками.

Мужчины достали лопаты и принялись рыть яму под персиковым деревом, глубокую яму, потом они скинули туда Леона, а он даже не был еще мертв, я слышала, как он кричал отцу: «Босс! Прошу вас, босс! Я сыграю вам что-нибудь!..» А они начали швырять в яму землю и швыряли ее, пока его мольбы не стали глуше и в конце концов не прекратились вовсе, но я все еще слышала их, они стояли у меня в ушах.

Когда я проснулась было еще очень рано, на земле лежал туман, и я вышла на задний двор проверить, был ли это всего лишь ночной кошмар. Но я увидела свежевскопанную землю. Раздался шорох, я оглянулась – на заднем крыльце сидел отец, зажав между ног бутылку со «слюной кролика». Глаза его были красными и опухшими, он увидел меня и усмехнулся – это была усмешка самого дьявола.

Стало понятно, почему Мисс Мэри позволяла персикам с того дерева гнить. Воспоминания о соке, текущем по подбородку, о спелой мякоти плода, которым Патриция однажды лакомилась, стали горькими, с привкусом крови Леона Симмса.

– Хойт Пикенс покинул нас еще до того, как «слюна кролика» стала коричневой, – хриплым голосом продолжила Мисс Мэри. – Папа погнал фургон в Колумбию, но не смог отыскать того, кто покупал виски у Хойта. Все наши деньги были вложены в эти бочки, а в Кершо никто не мог купить «слюну кролика» по той цене, что нужна была моему отцу, и в течение последующих лет он сам выпил бо́льшую часть этого виски. Мама потеряла моего нерожденного брата, отец продал свои перегонные аппараты, чтобы прокормить семью. С тех пор он ни дня больше не работал, сидел на заднем крыльце дома и в полном одиночестве пил «слюну кролика», потому что больше никто не хотел приходить к нему, зная, какая тайна похоронена под нашим деревом. Когда отец повесился в амбаре, это стало для него избавлением. А несколько лет спустя настали по-настоящему тяжелые времена и прошел слух, что это Леон Симмс отравил землю, но я всегда знала, что это Хойт.

Мисс Мэри надолго замолчала, слезы переполняли ее глаза, текли по щекам. Она облизнула губы, и был виден тонкий слой белого налета на ее языке. Ее кожа была тонка словно бумага, руки холодны как лед. Ее хриплое дыхание напоминало звук рвущейся ткани. Патриция видела, как ее глаза теряют ясность, поняла, что история увела рассказщицу из настоящего, и попыталась потихоньку вытащить из руки Мисс Мэри свои пальцы, но пожилая леди в последнем усилии вцепилась в нее.

– Люди, блуждающие по ночам, всегда голодны, – прохрипела она. – Они никогда не перестают брать, и слово «достаточно» им неизвестно. Они заложили свои души и теперь жрут, жрут и жрут, и не знают, как остановиться.

Патриция ждала продолжения, но его не последовало. Через некоторое время она высвободила свою ладонь из холодных пальцев Мисс Мэри и поняла, что старушка уснула, хотя глаза ее все еще были открыты.

Темный ветер продолжал свои попытки раздавить дом.