Текст книги "Руководство по истреблению вампиров от книжного клуба Южного округа"

Незнакомец рядом со мной
Июль 1993 года

Глава 12

В середине лета Олд-Вилладж буквально задыхался от жары. Дождей не было целый месяц. Солнце поджаривало лужайки до хрустящей желтизны, раскаляло добела обочины, размягчало черепицу крыш и разогревало уличные столбы до такой степени, что воздух был пропитан запахом креозота. Все покинули улицу, только случайный полуденный ребенок изредка стремительно пересекал упругий асфальт. Все работы во дворах домов прекращались до десяти утра и возобновлялись после шести вечера. От рассвета до заката весь мир казался затопленным кипящим медом.

Но Патриция не готова была откладывать дела на вечернее время. Если ей надо было поехать в банк или магазин, она мчалась к своему пропеченному солнцем «вольво» и проклинала неторопливость кондиционера, сидя с несчастным видом на раскаленном переднем сиденье, боясь прикоснуться к обжигающе горячему рулю. Не обращая внимания на жалобы Блю, она настаивала, чтобы мусорные баки вывозили на улицу до наступления темноты, и сын тащил их к концу подъездной дорожки под безжалостно палящим солнцем.

После захода солнца Патриция держалась как можно ближе к дому. Если Блю или Кори приглашали куда-нибудь с ночевкой, она наблюдала с крыльца, как они садились в знакомые машины, закрывали дверцы и благополучно выезжали на Пьератес-Круз. Даже после того, как их центральный кондиционер сломался, а мастер, вызванный его починить, сказал, что пригласили его слишком поздно и потребуется как минимум две недели, чтобы достать необходимые запчасти, она не позволяла никому оставлять двери и окна открытыми на ночь. Но даже когда работали все имеющиеся в доме вентиляторы, пот градом катился с домашних, и Патриции приходилось каждое утро менять постельное белье. Сушка работала без остановки.

Наконец их снова спас Джеймс Харрис.

Однажды вечером во время ужина раздался входной звонок. Патриция сама отправилась в прихожую, не желая, чтобы Кори или Блю подходили к двери после наступления темноты. На крыльце стоял Джеймс.

– Я просто заскочил проверить, как вы все себя чувствуете после тех волнений.

Патриция думала, что, возможно, больше не увидит его после того, как накричала на него в ночь, когда кто-то разгуливал по крыше. Она вела себя так, как будто это он был виновником ужаса, что они с детьми испытали, и не было бы ничего удивительного, откажись он от дальнейшего общения. Стыдно, что без особых на то причин она так плохо отнеслась к этому человеку, потому увидеть его на пороге, как будто ничего не случилось, стало настоящим облегчением.

Она провела гостя в столовую.

– Я до сих пор ругаю себя за то, что меня не было в тот вечер дома, – сказал Картер, вставая из-за стола и пожимая гостю руку. – Слава богу, вы оказались поблизости. Дети называют вас героем дня. Мы всегда рады видеть вас в нашем доме.

Джеймс Харрис принял его слова за чистую монету, и вскоре Патриция поймала себя на том, что начинает ждать звонка в дверь, когда Кори подносит ко рту последний ролл или когда Блю объясняет, что это жара мешает ему доесть цукини. Вечер за вечером она встречала Джеймса Харриса на своем крыльце, и они обменивались мнениями по поводу очередной книги «не-совсем-клуба», или он справлялся, как обстоят дела с ремонтом кондиционера, или хотел знать, как поживает Мисс Мэри, или рассказывал о том, как посетил церковь вместе со Слик и Лиландом. Затем она приглашала его в дом на мороженое.

– И как он так точно появляется к десерту? – пожаловался Картер после четвертого посещения Джеймса, прыгая по спальне на одной ноге в попытке снять потный носок. – Словно прямо с улицы слышит, как открывается дверца нашей морозилки.

А Патриция радовалась, что Джеймс продолжает приходить к ним, так как Картер лишь два дня следовал своему обещанию возвращаться домой до темноты, а потом снова стал задерживаться на работе, и она и дети ужинали одни. Хотя чаще всего за столом оказывались только она и Блю, так как до своего отъезда в двухнедельный футбольный лагерь в конце месяца Кори хотелось посетить с ночевкой почти каждую из своих подруг.

Где-то на пятый визит Джеймса Патриция осмелилась подольше оставить окна в доме открытыми, еще через какое-то время она совсем перестала закрывать на ночь окна на втором этаже, следом и на первом, а прошло еще несколько дней, и ночами только задвигали щеколды на дверях с антимоскитной сеткой, так что водруженные на подоконники вентиляторы круглосуточно гудели, беспрепятственно прогоняя через дом уличный воздух.

Еще одной причиной радоваться приходам Джеймса Харриса стали нарастающие сложности в общении между ней и сыном. Единственной темой, интересующей сейчас Блю, были нацисты. Она помогла ему оформить в местной библиотеке взрослый читательский билет, и сейчас он изучал заполненные фотографиями документальные книги издательства Time-Life, посвященные Второй мировой войне. Его блокноты заполняли многочисленные свастики, молнии СС, танки, бронетранспортеры и черепа. Любые попытки поговорить с ним – о летней экологической программе в лагере «Оазис», например, или о походе в бассейн «Криксайд» – он переводил на нацистов.

Неожиданно Джеймс Харрис оказался нацистоведом, он свободно поддерживал беседу на одном языке с Блю:

– Знаешь, вся американская космическая программа основана на разработках Вернера фон Брауна и кучки других нацистов, которым Соединенные Штаты дали убежище, так как эти люди знали, как строить ракеты. – Или: – Нам нравится думать, что это мы победили Гитлера, на самом деле это русские остановили лавину войны. – Или: – А ты знаешь, что нацисты выпускали фальшивые британские купюры с целью дестабилизировать их экономику?

Патриции было интересно наблюдать за тем, как сын отстаивает собственную точку зрения в разговоре со взрослым, хотя очень хотелось, чтобы они говорили о чем-нибудь, кроме Третьего рейха. Но мать учила ее, что нужно ценить то, что у тебя есть, а не плакать по тому, чего нет, поэтому Патриция позволяла Блю и Джеймсу заполнять пространство, которое оставляли пустым Картер и Кори.

Этими вечерами, над лотком с мороженым, среди распахнутых настежь окон, сквозь которые дул приятный, теплый, чуть солоноватый ночной бриз, слушая споры о Второй мировой, Патриция в последний раз чувствовала себя по-настоящему счастливой. Даже после того, что позже превратит ее жизнь в сплошную боль, воспоминания об этих летних посиделках окутывало мягкое сияние, которое часто помогало ей унестись в чудесный мир сна.

Спустя почти три недели после ночного происшествия она с удивлением обнаружила, что с нетерпением ждет вечеринки по поводу дня рождения Грейс. Наконец-то Патриция почувствовала себя достаточно уверенно, чтобы выйти из дому после захода солнца, и не важно, что пройти надо было всего один квартал, а Картер обещал освободиться пораньше, она приняла это чувство уверенности за знак, что жизнь возвращается в нормальное русло.

Едва за четой Кэмпбеллов закрылась дверь, миссис Грин скинула туфли и засунула в свою сумочку содранные с мокрых ног носки – было слишком жарко, чтобы ходить обутой. Блю и Кори ночевали у друзей, и в доме не было никого, кого могли бы смутить ее босые ноги.

Ступнями она ощущала теплый ворс ковра. Все окна и двери в доме были открыты, но слабый липкий ветерок, что просачивался с заднего двора, вонял болотом.

– Не хотите чем-нибудь перекусить перед сном, Мисс Мэри?

Мисс Мэри что-то радостно напевала себе под нос. Миссис Кэмпбелл рассказала, что ее свекровь всю неделю просматривала свои старые альбомы с фотографиями, и если бы она так сильно не похудела за последнее время, то сиделка сказала бы, что пожилая леди стала похожа на себя прежнюю.

– Я нашла ее, – улыбаясь, сказала Мисс Мэри. Она подняла свои выпуклые водянистые глаза на миссис Грин. – Хотите взглянуть?

На ее колене лежал перевернутый лицевой стороной вниз старый фотоснимок. Она поглаживала его дрожащими пальцами.

– Кто там? – спросила миссис Грин, протягивая руку.

– Пусть сначала посмотрит Патриция, – заупрямилась вдруг Мисс Мэри, прижимая карточку ладонью.

– Хотите, я вас причешу? – не стала настаивать миссис Грин.

Мисс Мэри несколько растерялась от смены темы разговора, но, немного подумав, кивнула.

Взяв деревянный гребень и встав за стулом Мисс Мэри, которая смотрела телевизор, продолжая поглаживать старый картон, миссис Грин под шум многочисленных вентиляторов стала распутывать жесткие седые волосы.

Вечеринка Грейс была совершенной во всем – именно такими Патриция представляла себе вечеринки, когда была маленькой девочкой. За фортепьяно в гостиной, сбросив пиджак, сел Артур Риверс и принялся наигрывать попурри из фанатских студенческих песен разных колледжей, что было встречено свистом, хлопками и криками одобрения. Гости подпевали хриплыми голосами в зависимости от их альма-матер. И Артур не перестанет играть, пока ему будут подносить бурбон.

Постепенно толпа приглашенных перетекла из гостиной в столовую, где закружилась вокруг большого стола с разнообразными закусками: миниатюрными бисквитами с ветчиной, сырной соломкой, крошечными сэндвичами с острой начинкой и подносом с красиво сервированными сырыми овощами, которым суждено встретить следующее утро в мусорных баках. Позже центр праздника переместился через кухню на террасу с ее прекрасным панорамным видом на гавань. В конце террасы расположилась покрытая белой скатертью барная стойка, за которой трудились два чернокожих джентльмена, неустанно поставляя напитки на любой вкус, и именно здесь плотность гостей была максимальной.

Каждый врач, юрист или капитан Олд-Вилладж посчитал своим долгом облачиться в хлопковый полосатый костюм, повязать галстук-бабочку и явиться сюда, чтобы со стаканом хорошего алкоголя в руке вести беседы о том, что не так с Кеном Хатфильдом[35]35
  Тренер по американскому футболу в Университете Клемсона с 1990 по 1993 год.


[Закрыть] в этом сезоне, и смогут ли восстановить предприятия на берегу Сим-крик, пострадавшие от урагана несколько лет назад, и когда наконец будет завершено строительство переправы на Айл-оф-Палм, и откуда только приходят эти чертовы болотные крысы. Жены этих достойных джентльменов, представляя собой настоящие джунгли из противоречивых принтов – звериных, цветочных, абстрактных и геометрических, – поверх бокалов с белым вином делились планами на лето, обсуждали своих детей, варианты перепланировки кухни и ухо Патриции. Это было первое светское мероприятие, посещенное ею после случившегося, и она постоянно ловила на себе пристальные взгляды.

– Пока не встанешь прямо напротив, чтобы видеть оба уха одновременно, ничего не понять, – заверила ее Китти.

– Неужели так заметно? – взволновалась Патриция, подняла руку и пригладила волосы поверх шрама.

– Да нет! Ты просто выглядишь чуть-чуть несимметрично, – попыталась успокоить ее подруга. Она поймала за локоть Лоретту Джонс, которая как раз проходила мимо них, и спросила: – Лоретта, посмотри на Патрицию, ты что-нибудь замечаешь?

– Бабушка того северянина откусила ей ухо, – не задумываясь выпалила Лоретта, а потом оживилась: – А что? Случилось еще что-нибудь?

Патриции захотелось улизнуть, но Китти удержала ее за запястье.

– Вообще-то это его внучатая тетя, – уточнила она. – И откусила она лишь самый кончик.

Лоретта склонила голову набок и спросила:

– Тебе нужен хороший пластический хирург? Могу посоветовать. А то выглядишь как-то… кривобоко. О, вот и Сейди Фанч. Прошу меня извинить.

– Лоретта та еще язва, – сказала Китти, когда та скрылась среди гостей.

На пороге между нижним холлом и комнатой Мисс Мэри стоял большой напольный вентилятор. Предполагалось, что он будет вытягивать горячий воздух из холла и загонять его в комнату более прохладным, но он едва-едва перемешивал два потока абсолютно одинаковой температуры. Было невыносимо жарко. Несчастный Пёстрик, тяжело дыша, лежал под больничной кроватью.

Миссис Грин подумала, что хорошо было бы искупать Мисс Мэри в прохладной воде. Вода принесла бы облегчение им обеим. Она начала вставать с кресла, когда почувствовала на себе чей-то взгляд. Она повернула голову в сторону холла и увидела огромную мокрую черную крысу, неподвижно сидящую около вентилятора и пристально смотрящую прямо на нее. От ее рябой, местами голой спины так и веяло какой-то заразой. Внутренности миссис Грин словно наполнились льдом. За свою жизнь она повидала много крыс, но никогда не встречала такой огромной и уж точно не видела, чтобы крыса сидела так спокойно и бесстрастно. Создавалось впечатление, что это место принадлежит ей.

– Кыш! – крикнула миссис Грин, топнув ногой и махнув рукой в сторону двери.

Пёстрик так медленно поднял голову, словно она была сделана из чугуна, и вопросительно посмотрел на женщину, выясняя, не относится ли это «кыш!» к нему.

– Давай, Пёстрик, – подбодрила его миссис Грин, признав в нем своего естественного союзника. – Хватай эту старую злую крысу. Хватай ее!

Голова собаки повернулась в ту сторону, куда указывала миссис Грин, и, увидев крысу, пес замер, а где-то в глубине его горла зародился рык. Та вытянула длинное тело, плюхнулась вперед на первую ступеньку, и стало видно, что она размером с мужской ботинок. Рычание Пёстрика усиливалось, но, казалось, оно нимало не беспокоило крысу. Пёстрик выбрался из-под кровати и, не прекращая рычать, пошел прямо на крысу. Его рычание стало переходить в лай, когда внезапно захлебнулось, так как рядом с первой тварью появились еще три, таких же грязных, но чуть меньшего размера. Они сбежали по ступенькам по обе стороны от огромной крысы и метнулись по ковру в направлении миссис Грин.

Пёстрик без колебаний бросился наперерез, щелкнул челюстями и дважды мотнул головой: первым движением перекусывая добыче шею, вторым отбрасывая трупик к стене. Но две черные тени скрылись под больничной кроватью Мисс Мэри.

Миссис Грин уже закинула свои босые ноги в кресло, но теперь поняла, что пришла пора и ей вступить в бой. В кладовке за дальней стеной должна была найтись какая-нибудь палка или швабра, чтобы выгнать этих тварей, пока они кого-нибудь не покусали.

– Тут к нам заскочили крысы, Мисс Мэри, – обратилась она к старушке. – Но мы с Пёстриком живо разделаемся с ними.

Она пошла к кладовой и остановилась, увидев на дверях висячий замок, который повесили после того, как, по мнению миссис Кэмпбелл, кто-то хотел вломиться в дом. Ключа от него тут не было.

Со стороны двери раздался страшный грохот. Миссис Грин обернулась и увидела, как Пёстрик в страхе отскочил от упавшего вентилятора. Тот лежал на ступеньках и продолжал гудеть, а рядом, подергивая носами, спускались еще несколько крыс с вырванными клоками шерсти на исполосованных шрамами спинах. Будучи не в силах сосать воздух из ковра, вентилятор начал издавать глухие стонущие звуки, а по бокам от него уже толпилось множество отвратительных тварей. Пёстрик залаял на них, но они не сдвинулись с места.

– Взять их, Пёстрик! – закричала миссис Грин. – Фас!

Она сообразила, что нужно сделать. Сначала она закроет Мисс Мэри в ванной, что напротив кладовой, потом возьмет с кровати большое одеяло, и они с Пёстриком погонят незваных гостей прочь. Пока собака с ней, есть шанс справиться.

– Мисс Мэри, вам надо ненадолго пройти в ванную. На минутку.

Она наклонилась, продела руки под мышки Мисс Мэри и начала поднимать ее. Мисс Мэри издала слабый стон. Внезапно сиделка ощутила сильный неприятный запах. Она выпрямилась и посмотрела через порог.

Крысы заполнили холл: все в мокрой грязи, некоторые трехлапые, с длинными голыми хвостами и бесхвостые, но все одинаково мерзкие. Черные глаза блестели, усы топорщились, хвосты извивались – их было так много, что они застревали в дверном проеме. И ни одна из них не проронила ни звука. Весь нижний холл был покрыт шевелящимся ковром из крыс, уже не было видно ни островка желтого линолеума. А они все прибывали и прибывали: из столовой, гостиной и от задней двери, все плотнее и плотнее набиваясь в помещение, превращая его в кипящий бассейн из спутанного меха, взбирались друг на друга, образуя единую копошащуюся массу.

«Почему они прибывают с такой скоростью? Откуда они взялись?»

Что-то коснулось ее ноги, и она, наклонившись, увидела Пёстрика: тело напряжено, шерсть вздыблена, зубы оскалены. Издавая глухой утробный рык, он не отрываясь смотрел в сторону холла. Смрадный крысиный запах наполнил комнату, парализовав мисс Грин страхом. Она ясно вспомнила ту ночь, когда была еще маленькой девочкой и ее разбудило что-то извивающееся под одеялом, что-то лысое, мясистое и холодное, скользящее по ее голеням, и тут ее сестра закричала, высоко, долго и громко, казалось, она никогда не перестанет, и прибежавшая на ее вопли мать откинула одеяло, и все увидели страшную волосатую крысу, впившуюся в пупок сестры в попытке прогрызть себе ход внутрь.

Этот детский кошмар ярко обрушился на сиделку, когда она увидела, как первая, огромная, крыса превратилась из неподвижного камня в размытое черное пятно, вырвалась из шевелящейся массы и метнулась по пустому ковру прямиком к Мисс Мэри. Миссис Грин закричала.

Пёстрик был начеку, он схватил черную крысу и яростно затряс головой. Что-то хрустнуло, зарождающийся писк замер внутри забитого мехом горла, обмякшая тушка упала к ногам миссис Грин. И в эту секунду плотину на верхней ступеньке прорвало и стая крыс, раскрываясь веером, хлынула в комнату-из-гаража, огибая упавший вентилятор.

Миссис Грин снова потянулась к Мисс Мэри, но замерла, когда почувствовала на босых ногах острые иголки множества лапок и холодные прикосновения голых хвостов. Несколько крыс остановились, приподнялись, вонзили когти в штанину летних брюк и начали подтягиваться. Пришлось исполнить какой-то безумный танец, чтобы стряхнуть их.

Бритвенные лезвия кромсали пальцы ног. Сиделка наклонилась, чтобы не дать бурой крысе залезть ей под брюки, и та вцепилась в один из пальцев руки. Острые зубы встретились с костью, и холодные колючки тошноты затопили внутренности миссис Грин.

Пёстрик лаял и бесновался, утопая в живом море крыс. Одна вцепилась зубами ему в спину, еще три висели на ушах. Миссис Грин видела, как его рыжеватая шерсть покрывается темными пятнами крови. Оторвав второй рукой крысу вместе с кусочками собственной кожи, она отшвырнула ее в окно, и та запуталась в шторах. Миссис Грин повернулась к Мисс Мэри.

– Ох, ох-ох-ох! – стонала та, пока река из острых когтей, голых хвостов и меха струилась вверх по ее ногам, растекаясь на коленях. Крысы забрались на спинку кресла, поднялись по плечам, путались в волосах. Старушка сидела, высоко подняв руку с фотографией, которую раньше прижимала к ноге, а крысы ползли по ее руке, прятались в рукавах ночной рубашки, забирались в вырез на груди, они уже облепили ее лицо.

Крысы были повсюду: они закрывали собой весь пол, копошились в постельном белье на кровати Мисс Мэри, сновали по стенам и шторам. Однако дверь в ванную все еще была закрыта, и мисс Грин подумала: «Если бы нам удалось забраться туда, мы были бы спасены».

Она почувствовала, как горячие иглы прокололи ей пупок, опустила голову и увидела крысу, висящую на поясе брюк, засунувшую нос под рубашку, и тогда внутри женщины будто что-то оборвалось. Она бросила взгляд на груды копошащихся крыс там, где всего лишь минуту назад были Мисс Мэри и Пёстрик, и кинулась к ванной, на ходу одной рукой отодрав от живота крысу с частичкой себя, и хлюпающий звук, который при этом раздался, ей никогда уже не суждено было забыть.

Всем телом она налетела на дверь в ванную, локтем повернула ручку и упала внутрь, захлопнула дверь позади себя и привалилась к ней – маленькие острые когти шумно скреблись с другой стороны. Вся покрытая крысиной шерстью, которая щекотала нос и от которой першило в горле, женщина соскользнула на пол.

Из унитаза донеслось хлюпанье. Ошибиться было нельзя: что-то пыталось подняться, теряло опору, скользило по фаянсовой поверхности и вновь бултыхалось в туалетной воде. Сняв насадку для душа на гибком шланге и на полную мощь включив горячую воду, миссис Грин наступила на крышку унитаза в тот момент, когда маленькие тела уже начали толкать ее изнутри, и направила горячую шипящую струю в щель под дверью, на тварей, расплющивающих свои черепа в попытках протиснуться внутрь. От пронзительного писка закладывало уши.

Чернокожая женщина сидела на корточках на крышке унитаза. В маленькой, заполненной паром ванной становилось невыносимо душно, чувствовалось, как пространство под крышкой кипит от крыс, из-за двери уже какое-то время не доносились крики Мисс Мэри.

Примерно в половине одиннадцатого все спели Грейс «С днем рождения, тебя!», и вечеринка потихоньку пошла на убыль. Патриция предложила прогуляться до Альгамбра-холла, просто подышать свежим воздухом, но Картер заявил, что ему завтра рано вставать, и они пошли прямо домой.

– Что это за вонь? – спросил Картер, едва они открыли антимоскитную дверь и вошли внутрь.

В доме так сильно пахло дикими животными и мочой, что у Патриции защипало в глазах.

Она помнила, что, уходя, оставила гореть лампу на столике в прихожей, но сейчас там было темно. Она щелкнула настенным выключателем и увидела, что лампа-гриб, разбитая вдребезги, валяется на полу. В нижнем холле запах усилился. На линолеуме то здесь, то там валялись темно-коричневые катышки и виднелись лужицы мочи. Диван был весь искромсан, шторы свисали лохмотьями. Первой мыслью Патриции было, что в дом вломились какие-то вандалы. Супруги не сговариваясь быстро пошли к гаражной комнате и, ошеломленные, остановились на пороге.

Не иначе как великан поднял комнату и сильно встряхнул: стулья перевернуты вверх ножками, столы опрокинуты набок, по всему ковру вперемешку с бутылочками от лекарств валяются темные трупики крыс. А посреди всего этого разгрома стоит на коленях, склонившись над лежащей на полу Мисс Мэри, миссис Грин, покрытая коркой засохшей крови и в разодранной в клочья одежде. Она подняла голову от губ Мисс Мэри и нажала руками на ее грудь, вполне профессионально делая искусственное дыхание и массаж сердца. Увидев на пороге Патрицию и Картера, женщина выкрикнула хриплым незнакомым голосом:

– Скорая уже в пути.