Электронная библиотека » Григорий Адамов » » онлайн чтение - страница 8


  • Текст добавлен: 20 октября 2017, 17:43


Автор книги: Григорий Адамов


Жанр: Научная фантастика, Фантастика


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 8 (всего у книги 51 страниц)

Шрифт:
- 100% +
Глава IX
Клочок бумаги

После шума, громких разговоров и яркого света в красном уголке Павлик, закрыв за собой дверь, сразу очутился в тишине и мягком матовом свете безлюдного коридора. Тускло поблескивали лакированные стены и переборки, впереди виднелась перспектива вырезных арок, по сторонам в каждом отсеке на дверях белели эмалированные дощечки с синими надписями.

Павлик прошел уже два отсека, когда впереди послышалось щелканье автоматического замка дверей и затем приглушенный ритмичный скрип обуви – грузные шаги большого удаляющегося человека.

«Скворешня», – решил Павлик и прибавил шагу, чтобы нагнать своего друга, но сейчас же подумал, что каюта Скворешни находится значительно дальше и, следовательно, это кто-то другой.

Вдали, сквозь арки двух отсеков, пятно ярко освещенного снизу люка потемнело. Кто-то спускался в машинное отделение. Павлик взглянул на дощечку заинтересовавшей его двери: «Главный механик Федор Михайлович Горелов». Почему-то сразу замедлились шаги и пропало желание догонять. Павлик опустил глаза. На полу, у двери, белел маленький обрывок бумаги. Он был совершенно неуместен в этом блестевшем чистотой коридоре, он резал глаза Павлику, уже привыкшему к образцовому порядку на подлодке. Павлик почти непроизвольно нагнулся и поднял бумажку, чтобы бросить ее в первый же люк мусоропровода. На бумажке промелькнули цифры, значки, обрывки слов, обычных здесь на морском судне: «…гассово море… точные координаты…» «А что такое „координаты“? – подумал Павлик. – Надо будет спросить Цоя». И продолжал читать: «…7˚ 46' 36'' сев. широты и 5 …бина шестьсот пятьдес… Красные пояса …цать шестого мая …чно восемнадцать час… не забудьте гидро… Кро…»

Кто-то осторожно взял Павлика за локоть и наклонился над обрывком бумажки.

Павлик поднял глаза. Над ним, перегнувшись почти пополам, стоял Горелов. Он был восково-бледен. Длинные тонкие губы посерели, изогнулись в натянутой, мертвой улыбке. В его глубоко запавших черных глазах стоял страх. Высокий лоб был покрыт мелкими каплями пота.

Сам не понимая почему, Павлик вдруг почувствовал, как этот страх передался и ему. Не сводя с Горелова поднятых глаз, он испуганно бормотал:

– Это я только что… только что нашел, Федор Михайлович…

Улыбка сошла с лица Горелова. Он взял обрывок из рук Павлика, выпрямился, вгляделся в бумажку и хрипло спросил:

– Где же ты нашел ее, Павлик? А впрочем, какая чепуха! Прости, пожалуйста, что я помешал тебе… Что за чертовщина! Мне почему-то показалось, что я потерял одну секретную бумагу…

Он сунул пальцы в верхний карман своего кителя и извлек небольшой, аккуратно сложенный листок бумаги.

– А она – вот она! Лежит себе и помалкивает. Фу, до чего я перепугался, Павлик! Ты ведь знаешь, как у нас строго с военными секретами… Опускаюсь в люк, оглянулся и вижу – ты нагнулся у двери моей каюты, поднял бумажку и читаешь. У меня прямо сердце упало от испуга. Оказывается, такая чепуховина! – Он опять посмотрел на лоскуток бумажки, повертел между пальцами и рассмеялся: – И к тому же вообще не моя. Вероятно, кто-то уронил, проходя тут. Ну, ты не сердишься на меня, Павлик?

Страх еще прятался в широко раскрытых глазах Павлика и губы незаметно дрожали мелкой дрожью, но он ответил, чуть запинаясь:

– Нет… конечно… Я только очень испугался… Вы так смотрели на меня… – И Павлик слабо улыбнулся, робко глядя снизу вверх на Горелова.

– Ну, вот и отлично! Помирились, значит. Ты куда сейчас направлялся?.. Знаешь что? Я иду в электролизное отделение. Ты там бывал? Наверно, нет! А там очень интересно. Пойдем со мной. Я тебя все объясню.

Он небрежно сунул обрывок бумажки в карман, круто повернулся и зашагал по коридору. Павлик молча последовал за ним.

Они спустились в люк по винтовой металлической лестнице и попали в залитый светом нижний коридор, тоже разделявшийся водонепроницаемыми переборками на отдельные отсеки. Из каждого коридорного отсека направо и налево открытые двери вели в машинные отсеки.

Горелов, держа Павлика за руку, повел его в первую дверь направо. Они вошли в большой светлый отсек, уставленный высокими машинами и аппаратами. Некоторые из них были спрятаны целиком в металлические цилиндры, кубы, шары, оплетенные толстыми жилами проводов, соединенные друг с другом и с соседними отсеками разноцветными трубами. Большинство же машин было заключено полностью или частично в стеклянные колпаки, и тогда ясно видна была хлопотливая работа шатунов и коленчатых валов, быстрое вращение якорей, медленное, словно задумчивое, движение шестеренок. Снаружи, на металлической и стеклянной одежде машин густо разместились разнообразные контрольные и измерительные приборы с циферблатами, круговыми шкалами, стрелками, столбиками разноцветных жидкостей, зелеными, красными, желтыми лампочками. Стрелки дрожали, трепетали или медленно ползли по своим шкалам: лампочки то гасли, то зажигались, то ровно и непрерывно горели; столбики жидкостей то поднимались, то опускались.

– Это генераторный и трансформаторный отсек, – объяснил Горелов. – Видишь вот эти толстые тросы, которые входят сюда из наружной стены? Это тросы наружных трос-батарей. Они подают сюда электрический ток, который возникает в них от разности температур между частью батареи, находящейся у теплой поверхности океана, и другой частью, опущенной по склону нашей подводной горы на глубину в четыре тысячи метров, где температура всего лишь около одного градуса выше нуля. Сюда поступает постоянный ток высокого напряжения. Часть этого тока используется нами без всякой переработки, например, для электролиза воды, а часть мощным прерывателем обращается в пульсирующий, а затем вот этот трансформатор превращает его в ток низкого напряжения, который передается по верхним – видишь, у потолка? – проводам в левый отсек, в аккумуляторы, и заряжает их.

Павлик уже бывал здесь с Маратом, и ничего нового Горелов ему не сообщил. Все это было ему уже известно. Но сказать об этом Горелову у него почему-то не хватало духу. Он вежливо кивал головой и в то же время думал о том, что запаздывает на перевязку и что ему непременно влетит от Арсена Давидовича и даже, может быть, тот уже сам собирается искать его, Павлика. Что же делать? Можно было бы сказать об этом Горелову, вежливо, самым вежливым образом извиниться перед ним и сказать: так, мол, и так… Но нет, нет! Это совершенно невозможно. Он опять, пожалуй, рассердится. Они прошли под аркой переборки в следующий отсек – электроподстанцию для накала корпуса подлодки при ходе «на пару», когда тонкий слой горячего пара окружает судно и облегчает ему движение в воде, потом – в компрессорный отсек, где мощные компрессоры продувают сжатым воздухом балластные, уравнительные, дифферентные цистерны, освобождая их от водяного груза для всплытия или выравнивания подлодки. Потом шел отсек с баллонами сжатого воздуха, а за ним, заметно более узкий и низкий, опять генераторный и трансформаторный отсек.

– Да, Федор Михайлович, – вежливо кивнул головой Павлик, – мы уже как будто видели только что эти машины в первом отсеке…

И, собравшись с духом, Павлик намеревался уже извиниться и сказать, что он очень благодарен, что все это страшно интересно, но что он очень спешит на перевязку и даже, наверно, опоздал и Арсен Давидович будет очень недоволен, и поэтому он просит разрешения уйти… Но как раз в тот момент, когда он почти открыл уже рот, чтобы сказать все это, Горелов подошел к противоположной переборке и возле наглухо закрытой арки нажал зеленую кнопку слева. Дверь тихо отодвинулась в сторону и скрылась внутри толстой переборки. В открывшейся арке показался новый отсек, еще более низкий и узкий, с закругленной внешней стеной; по всему было видно, что Горелов с Павликом приблизились уже почти к последней, самой узкой, кормовой части подлодки.

Павлик здесь никогда не бывал и даже не догадывался о существовании за последней переборкой еще других отсеков. В нем вдруг разгорелось любопытство, и он сразу забыл о своем намерении уйти.

Горелов вошел в новый отсек, согнувшись под невысокой аркой, и позвал:

– Входи, Павлик! Здесь не каждому удается побывать. Входи скорее, нельзя оставлять дверь открытой.

Павлик не заставил себя дважды просить. Едва он вошел в отсек, Горелов нажал кнопку у входа, и дверь быстро задвинулась. Павлик все же успел заметить необычайную толщину переборки, отделявшей этот отсек от остальных помещений подлодки.

– Почему вы так быстро закрыли дверь, Федор Михайлович? – спросил Павлик, осматриваясь вокруг.

Ничего особенного в оборудования отсека он не заметил. На полу в два ряда стояло много герметически закрытых длинных металлических ящиков. По обеим сторонам каждого из них помещалось по небольшому кубическому ящику, соединенному с длинным ящиком изогнутыми трубками и проводами. Кроме того, в каждый длинный ящик входили с обеих сторон толстые провода и трубы различных диаметров. На ящиках и стенах отсека разместились многочисленные, разнообразных форм и систем приборы.

– Мы сейчас в камере электролиза воды, – ответил Горелов, внимательно рассматривая показания приборов на ящиках. – В этих длинных ваннах электрический ток разлагает воду на водород и кислород. Каждый газ собирается в отдельный баллон: в левый идет водород, а в правый – кислород. Отсюда оба газа переходят, каждый по своему газопроводу, в свой газгольдер на верхнем этаже. Там они уплотняются, сжимаются под большим давлением и хранятся в огромных цилиндрических баллонах. Из этих баллонов особые автоматические приборы выпускают строго отмеренные порции каждого газа, которые вот здесь, за этой перегородкой, по особой трубе перегоняются в шаровую камеру дюзы. Постучи по перегородке пальцем… Слышишь, какой глухой и тупой звук? Это указывает на большую толщину переборки. Она достигает четырех сантиметров толщины! Ты не думай, что это мало. Ведь переборка сделана из такого твердого сплава, что взамен него потребовалась бы переборка из стали толщиной не менее полуметра. Если сюда проникнут газы и образуется гремучий газ, то от случайной искры может произойти колоссальной силы взрыв. Эта переборка должна выдержать силу взрыва и спасти подлодку от несчастья, а может быть, и гибели. Там, за переборкой, проходят десятки труб, по которым водород и кислород стремительно несутся к центральной и кольцевым дюзам. Кольцевые дюзы расположены вокруг центральной на самом конце подлодки; они направлены отверстиями своих раструбов прямо назад. В камере каждой дюзы, в камере сгорания, оба газа встречаются, смешиваются и образуют гремучий газ… Здесь его встречает искра, от которой он взрывается и толкает подлодку вперед. При тысяче взрывов в минуту подлодка получает скорость хода до ста пятидесяти километров в час. Кроме ходовых – центральной и кольцевых – дюз, на другом кольце, охватывающем крайнюю часть кормы, находятся еще тридцать две дюзы, направленные своими раструбами во все стороны от подлодки – вверх, вниз, вправо, влево и между этими направлениями. Это – рулевые дюзы, дюзы направления. Вахтенный командир из центрального поста управления может, нажав кнопку, произвести взрывы в одной какой-нибудь из этих дюз или в группе их. Тогда корма подлодки, получив один или несколько толчков в одну лишь сторону, например в правую, должна будет отклониться вправо и тем самым повернуть нос подлодки влево. Вот это и служит подлодке вместо обычных рулей, которые всегда сильно тормозят ход судов. Нашу подлодку Крепин освободил от этого тормоза… Ну что, интересно, Павлик? – улыбаясь, спросил Горелов.

– Очень интересно, Федор Михайлович! Скажите, пожалуйста, а может ли «Пионер» дать задний ход?

– Может. Для этого служит еще одно, верхнее кольцо дюз, обращенное своими раструбами вперед, к носу. Особая кнопка на щите управления в центральном посту переводит путь гремучего газа в это верхнее кольцо дюз, и газ, взрываясь там, бьет вперед и толкает подлодку назад. Видишь, как это все хорошо продумано! Управление дюзами и взрывами можно производить и отсюда, вот с этой доски. Но это строжайше запрещено без какой-нибудь исключительной надобности – в случае, например, неисправности центрального поста, аварии, крушения.

Горелов внезапно замолчал, как будто что-то вспомнив, и, улыбнувшись, спросил:

– Да! Скажи, пожалуйста, Павлик… я не обратил тогда внимания и выбросил бумажку… не помнишь, что на ней было написано?

Увлеченный каким-то прибором, на котором стрелка быстро и упорно лезла кверху, Павлик, не думая, ответил:

– Нет, Федор Михайлович, не помню… какие-то обрывки цифр… Я даже не успел рассмотреть… А почему эта стрелка ползет вверх и так быстро?

– Стрелка показывает возрастание давления в этом баллоне – баллон, значит, переполнен газом; но сейчас другой автоматический прибор выпустит из него излишек, и к стрелке опять вернется ее спокойный ход.

Так и случилось. Возле прибора со взволнованной стрелкой загорелась желтая лампочка, стрелка вздрогнула, остановилась, поползла назад, потом опять остановилась и медленно, едва заметно для глаза, снова поползла вверх.

– До чего интересно! Как будто живые машины. Сами за собой следят. Большое спасибо, Федор Михайлович! Вы мне разрешите уйти? Мне уже давно надо было явиться на перевязку. Арсен Давидович, наверное, страшно сердится.

Павлик говорил теперь оживленно, уверенно и без всякой робости. В самом деле, почему он до сих пор так стеснялся Федора Михайловича? Право, он совсем простой человек. Молчаливый только, сумрачный. А сейчас совсем напротив: почти даже веселый, шутит. И какие интересные вещи показал, как интересно объяснил!..

Павлик быстро, чуть не бегом, поднимался по винтовой лестнице, но посередине ее вдруг остановился, постоял минуту в нерешительности и скатился обратно в генераторный отсек.

С веселым лицом он бежал мимо знакомых уже машин. Федор Михайлович так хорошо объясняет… Почему же не спросить у него? И он тоже, наверное, будет доволен. Он так охотно все показывал и объяснял…

Горелов неподвижно стоял перед закрытой наглухо аркой, опустив длинные руки, нахмурившись, с устремленными в одну точку глазами. Звонкий голос Павлика и быстрый топот его ног как будто вернули Горелова откуда-то издалека сюда, в ярко освещенный отсек подводного корабля. Он не сразу пришел в себя и первое мгновение смотрел на оживленного Павлика с недоумением.

– Федор Михайлович, я вспомнил. Объясните мне, пожалуйста, что такое «координаты»… «точные координаты»… мне очень интересно.

Горелов вздрогнул, мучительно закашлялся. Лицо его исказилось – вероятно, из-за этого неожиданного припадка кашля. Впрочем, все это быстро прошло. Горелов вытер платком лицо и глухо спросил:

Координаты?.. Где тебе встретилось это слово, Павлик?

– Да в той бумажке, которую я нашел в коридоре… Я этого слова не понял, и оно мне запомнилось. Я хотел было спросить у Цоя, но вы, наверно, лучше объясните…

Горелов легонько потрепал Павлика по плечу и почти ласково усмехнулся:

– Очень тебе благодарен за доверие. Приходи, голубчик, когда угодно и за какими угодно объяснениями. Всегда к твоим услугам. А координаты… М-м-м… Координаты – это такие величины, при помощи которых в географии, в морском, скажем, деле устанавливается… М-м-м… Ну, как тебе сказать?.. Определяется точное положение какой-либо точки на плоскости или в пространстве… Ну вот… Понятно, Павлуша?

По правде сказать, Павлик не совсем понял это объяснение, но ему не хотелось сознаваться в этом. Да, в конце концов, не так уж важно полностью понимать это странное слово.

– Все попятно, Федор Михайлович. Большое спасибо! Бегу к Арсену Давидовичу. Ну и влетит же мне!

Глава Х
В чаще водорослей

Огромная черепаха, испуганно выпучив черные блестящие, как крупные бусы, глаза, поводила головой на длинной, вытянутой шее, ныряла вглубь, бросалась из стороны в сторону, распластав широкие, плоские, словно весла, ласты, потом птицей взмывала кверху.

Радуясь быстроте и ловкости своих движений, счастливо смеясь, Павлик носился вслед за черепахой, не отставая от нее, то хватая ее за ласты или за короткий, толстый у основании и острый у конца хвост, то обгоняя ее, то почти совсем ложась на ее горбатую твердую спину, всю из овальных, как темные изразцы, щитков.

Кругом шныряли синеполосые лоцманы, пестрые губаны и попугаи-рыбы; уродливые бычки взлетали со дна и падали обратно; медлительно и вяло проплывали пятнистые спинороги с твердой крупной чешуей и тремя острыми лучами на спине; молнией проносились великолепные золотистые дорады. Компания больших бледно-бурых морских угрей, извиваясь, проскользнула стороной куда-то по своим делам. Насмерть перепуганная этим необычным волнением, еж-рыба, неуклюже работая изо всех сил, устремилась ввысь и, высунув над поверхностью воды нос, похожий на хоботок, набрала воздуху, раздулась в шар и перевернулась на спину, выставив во все стороны, на страх врагам, свои многочисленные иглы. Стадо физалий, прекрасных сифонофор, блещущих роскошью золотисто-синей окраски, окружило Павлика и его черепаху и было в тот же миг рассеяно их бурной возней.

Черепаха наконец совсем обезумела, когда настойчивый преследователь вдруг схватил ее за хвост и потащил к темневшей невдалеке чаще водорослей. Раскрыв свой твердый крючковатый клюв, коричневый и словно лакированный, она изо всех сил загребала ластами, но ничего не могла сделать. Всей мощью пятидесяти лошадиных сил, заключенных в его крохотном электромоторе, Павлик тащил черепаху за собой.

Они оба ворвались в завесу водорослей, внеся ужас и смятение в мир существ, населявших эти почти неизвестные людям подводные джунгли.

Вокруг Павлика и черепахи взметнулся рой креветок, рачков, червяков, морских паучков, крабов, живущих на стеблях водорослей, питающихся ими, рождающихся на них и на них же умирающих. Маленькие и крупные рыбы юркнули в чащу водорослей, так что Павлик не успел даже разглядеть их. Впрочем, ему было не до этого.

Павлик совершенно не предвидел того, что могут сделать эти хрупкие, скользкие, состоящие на девяносто процентов из воды растения, когда они встречаются в такой массе. На пятом метре их пути среди водорослей черепаха навертела на свои ласты, на хвост, на шею столько стеблей и листьев, что не в силах уже была сделать ни одного движения. Не в лучшем положении был и Павлик. Хотя руки и ноги были у него сравнительно более свободными, но зато винт запутался в водорослях, и Павлик очутился в таком же беспомощном положении, как и черепаха. Он бросил свою добычу и попытался достать руками винт, чтобы очистить его. Но в металлических рукавах скафандра это было невозможно.

«Вот неприятность! – подумал он с беспокойством. – Самому не выбраться… Придется вызывать на помощь…» И произнес вслух:

– Арсен Давидович!

Что тебе, бичо? Где ты? – послышался в ответ знакомый голос.

– У меня тут неприятность, Арсен Давидович… Я попал в чащу водорослей, и винт запутался в них. Вот…

– И ты не можешь двинуться с места?

– Да… И черепаха тоже…

– Какая черепаха?

– Большая… такая. Я ее поймал и тащил к вам…

– Ты с ума сошел, бичо! – расхохотался зоолог. – Как ты ее тащил?

– За хвост…

Хохот раздался с утроенной силой, так как к баритону зоолога присоединились раскатистый бас Скворешни и тихий смех Цоя.

– Где же ты там застрял? – спросил, отсмеявшись, зоолог.

– Снаружи… со стороны океана… сейчас же за поворотом. От вас направление норд-ост.

– Понятно, – сказал Скворешня. – Какая глубина?

– Семьдесят восемь метров, – ответил Павлик, посмотрев на глубомер.

– Ну ладно, бичо. Стой хладнокровно. Скоро буду возле тебя. Когда скажу, начни пеленговать.

– Хорошо, Арсен Давидович.

Павлику было и смешно и неловко: люди заняты важным делом, а тут приходится отрывать их. Из-за глупости. Зачем нужно было продираться через водоросли, когда можно было обойти их стороной? Скорей хотелось. А надо было соображать! Если бы хоть секунду подумал, понял бы, что здесь можно так запутаться, что не выберешься.

Павлик посмотрел на водоросли с новым вниманием и любопытством.

Они стояли вокруг него – прямые, спокойные, сплетенные в несокрушимую, как будто тюремную решетку. Их коричные, оранжевые, золотисто-оливковые круглые стебли несли на себе длинные, то мелко зазубренные, то с крупными вырезами листья, согнутые по длине, как ладонь. Другие стебли, безлистые, разветвлялись на массу мелких тоненьких веточек. Но все были усыпаны то крупными, то мелкими воздушными пузырьками, державшимися, как вишни, на тонких черенках. Стебли и листья были покрыты как будто пятнами белого мха. Но Павлик уже знал, что то был не мох, а колонии странных животных – мшанок, похожие то на тонкий кружевной узор, то на искусное произведение гравера по слоновой кости.

Павлик не мог надивиться их скромной красоте. Они напоминали ему старинную китайскую шкатулку из слоновой кости, всю в ажурных узорах, которую давно когда-то подарили в Шанхае отцу в день его рождения. Павлик даже вскрикнул от неожиданного воспоминания: ведь именно сегодня, двадцать шестого мая, день рождения его отца! Павлик всегда с таким нетерпением ждал этого дня еще задолго до его наступления. Он сулил ему столько удовольствий и радости… А теперь забыл…

Двадцать шестое мая… Мысль об отце, раненном, одиноком принесла с собой грусть. Но внезапно всплыла новая мысль. Двадцать шестое мая… Где-то подавно Павлик еще по какому-то другому поводу встретился с этим числом… Где? Когда? Двадцать шестое мая… Двадцать шестое мая… Вдруг рядом с ним на плоском листе водоросли зашевелилось какое-то серовато-белое пятно, выпустило лапки и усики, подняло клешни. Еще миг – и крохотный, но самый настоящий краб оливкового цвета, с белым пятнышком на спине быстро побежал по листу, лавируя между стебельками изящных гидроидных полипов – кладокории, – разросшихся крохотной рощицей на этом листе. Маленький червяк наполовину высунулся в это время из закрученной раковины как раз на пути краба. Прежде чем он успел юркнуть обратно в свою норку, краб схватил его клешней, вырвал целиком из раковинки и отправил в рот.

Нарушенное Павликом и черепахой спокойствие восстановилось, и замершая было жизнь опять вступила в свои права.

Павлик забыл обо всем, захваченный необыкновенным зрелищем. Белые пятна то здесь, то там начинали вдруг двигаться и оказывались то на спине темно-зеленой креветки или оливкового краба, то венчиком серых щупалец на маленькой золотисто-оранжевой красавице актинии.

– Вот хитрые! – сказал вслух изумленный Павлик. – Как притворяются!

– Кто хитрый, бичо? – неожиданно раздался голос зоолога. – Кто притворяется?

Павлик так увлекся своими наблюдениями, что забыл, где он и что вокруг него. Впрочем, он сейчас же пришел в себя и ответил:

– Тут такая масса животных живет на водорослях, и все страшно похожи на мшанок. Я их даже сразу не различил…

– А-а-а… Это называется мимикрия, бичо. Животные принимают окраску или внешний вид окружающих предметов и благодаря этому спасаются от врагов или делаются незаметными для добычи.

Во всех щелях между стеблями и листьями водорослей показывались и исчезали странные существа, которых Павлик не заметил и не разглядел в первые минуты своего появления в этой чаще. Все они были невелики – пятнадцати – двадцати сантиметров в длину – и держались в воде вертикально, как будто стоя. Их головы и шеи были совершенно похожи на лошадиные, при этом морды были вытянуты в трубку, и посередине трубки, на бугорке, вроде бородавки, торчали кверху два длинных луча, загнутых, как клыки. На гордо изогнутой шее стояла дыбом растрепанная реденькая грива. Шея пониже переходила в кругленькое брюшко. На спине у конца шеи стоял, похожий на раскрытый полукруглый веер без ручки, плавник. Сейчас же за коротеньким брюшком начинался длинный гибкий хвост, скрученный впереди спиралью. Бледная пепельно-бурая окраска этих странных существ отливала порой то тускло-синим, то зеленоватым цветом.

«Ну, точь-в-точь шахматный конь с хвостом», – подумал Павлик.

Это были действительно морские коньки, смешные и в то же время грациозные создания. Они во множестве проносились в светло-зеленых щелях между водорослями, то медленно, с важным видом выпятив брюшко, гордо задрав свои лошадиные головы и выпучив удивленные глаза, то лежа быстро разрезали воду, работая хвостом, словно маленькие пароходики винтом. Некоторые, обвив концом хвоста стебли водорослей, покачивались на них, по-видимому отдыхая и высматривая добычу. При этом оба глаза их вертелись в разные стороны, независимо друг от друга, как у хамелеона. Два морских конька, быстро проплывая навстречу друг другу, неожиданно сцепились хвостами, переплелись ими. Они делали отчаянные усилия, чтобы расцепиться, тянули, дергались в разные стороны, отчаянно вертя глазами и зацепившись подбородками за ближайшие стебли.

Павлик, затаив дыхание и раскрыв рот в широкой улыбке, не сводил глаз с этих комичных лошадок, как будто сорвавшихся с шахматной доски. Неожиданно перед самыми глазами Павлика стоя повис в воде морской конек с большим отвисшим брюшком. Он пристально смотрел на Павлика, выпучив глаза под смешной растрепанной прической из нескольких отдельно торчащих волосков.

Вдруг на нижней части брюшка морского конька кожа зашевелилась и открылась щель. Из щели показалась маленькая острая мордочка, и сейчас же из этого открывшегося кармана выскочила фигурка крохотного конька, очень похожего на большого, и до того смешная, что Павлик не смог больше удержаться и громко рассмеялся. Вслед за первым из кармана выскочило один за другим несколько десятков этих миниатюрных созданий. Они грациозно кружились вокруг своего плавучего дома и вдруг, стремительно бросившись к нему, в один миг скрылись в спасительном кармане, владелец которого моментально исчез из глаз удивленного Павлика.

Павлик не сразу заметил, что именно так напугало это жизнерадостное семейство. Потом среди слегка колышущихся пятнистых листьев он заметил глаза – угрюмые, злобные, под хмуро нависшими бровями. Потом вырисовались толстые, мясистые губы, изогнутые, опущенные в углах, с зажатой в них тоненькой веточкой водоросли. Наконец проступила и вся толстая бизонья голова, с лохматыми рогами и лоскутной бородой. Казалось, что вся рыба состоит из шевелящихся лоскутьев и лохмотьев, которые заменяли ей плавники и хвост, а большей частью вообще неизвестно зачем были насажены и болтались на голове, под головой, на щеках, за жаберной крышкой. Множество белых пятен – больших и малых – было рассыпано по всему телу этой необыкновенной рыбы и всем ее придаткам. Но именно эти странные лохмотья и пятна делали ее совершенно незаметной в чаще пятнистых колышущихся водорослей.

«Тоже мимикрия, – подумал Павлик, – приспособляется…»

Рыба неподвижно повисела несколько секунд, не сводя угрюмых глаз с Павлика, потом, успокоенная, повернулась к толстому стеблю и начала тыкать мордой в небольшой, с кулак, бугорок, прикрепленный над черенком широкого листа. Только внимательно вглядевшись, Павлик заметил, что этот бугорок является настоящим гнездом и что странная рыба прикрепляет к нему принесенную с собой веточку. Веточка вышла из ее рта, покрытая слизью, и крепко легла на свое место в стенке гнезда.

Очевидно, строительство гнезда этим и заканчивалось, так как рыба поднялась над ним и начала тереться брюшком о края его стенок. Из брюшка показалась нить икринок, которые рядами укладывались внутрь гнезда.

– Бичо! – опять неожиданно и резко прозвучал голос зоолога. – Начинай пеленговать! Направление – зюйд-зюйд-ост, глубина – от восьмидесяти пяти до восьмидесяти метров, частота – двадцать тысяч килоциклов, энергия – восемьдесят ватт.

Павлик быстро пришел в себя и четко, по-морскому ответил:

– Есть, Арсен Давидович! Направление – зюйд-зюйд-ост, глубина – от восьмидесяти пяти до восьмидесяти метров, частота – двадцать тысяч килоциклов, энергия – восемьдесят ватт.

Он поспешно снял с пояса плоский ультразвуковой пистолет, определил по компасу на левой руке направление, а по глубомеру высоту. Затем, подняв пистолет и нажимая кнопку на нем, начал описывать им против себя дуги, медленно, почти незаметно для глаза опуская дуло все ниже и ниже…

* * *

Павлик рос вдали от родины, далеко от ее радостной жизни, захватывающей борьбы с грозными силами природы и пережитками прошлых, рабских лет, далеко от ее побед и достижений. Шесть лет, таких важных для формирования человека, он провел в капиталистической Америке, в атмосфере вражды человека с человеком, рабочих с капиталистами, бедных с богатыми. Павлик жил одиноко, без матери, умершей в первый год после их переезда в тихий, патриархальный Квебек, без братьев и сестер, без друзей и товарищей.

Неожиданно, пройдя через смертельную опасность, Павлик попал на советский подводный корабль, в тесный круг мужественных людей, в сплоченную семью товарищей, привыкших к опасностям, умеющих бороться с ними и побеждать. Они покорили его сердце своей жизнерадостностью, своей товарищеской спайкой, своей веселой дружбой и легкой и в то же время железной дисциплиной. Родина – сильная, ласковая, мужественная – приняла Павлика в тесных пространствах «Пионера». Она вдохнула в него новые чувства, вызвала в нем страстную жажду быть достойным ее, горячее желание подражать и быть похожим на ее лучших сынов, к которым он попал.

За несколько дней, прошедших после памятной и счастливо перенесенной опасности, Павлик многому научился. Он основательно познакомился со своим скафандром, который подобрал ему Скворешня из самых малых размеров, имевшихся в запасе на подлодке, с ультразвуковым пистолетом, узнал, как применять его в качестве оружия и как пользоваться им для связи и сигнализации. Он научился ориентироваться в морских глубинах по глубомеру и компасу; научился пеленговать и принимать пеленгацию по своему радиоаппарату, всплывать и опускаться на дно, регулируя свой воздушный мешок за спиной; запускать и останавливать винт, управлять рулями и помогать им руками и всем телом.

Поэтому он так ловко преследовал черепаху и так уверенно пеленговал своим друзьям при помощи ультразвукового пистолета.

Дело заключалось в том, чтобы попасть ультразвуковым лучом в мембрану на груди у кого-нибудь из его друзей. Там луч превращался в слышимый звук, и по чистоте и ясности его определялось, какого направления надо держаться, чтобы добраться до источника звука.

Через три минуты, обрезая кортиком водоросли на бинте Павлика, зоолог говорил:

– Эта черепаха мне не нужна, Павлик. Лучше бы искал мою Lammelibrachtata cephala. Я уже не решаюсь даже прибавлять свое имя к имени класса, который существует пока в лице лишь одного-единственного индивида. Какая дикая несообразность!


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации