Текст книги "Чудолесье. Наследница флейты"

Сказ четвёртый. Боярышниковый скуф

Ранние птицы начинали свой утренний распев. Одинокие звонкие голоса слышались в разных уголках холма. Солнце ещё не успело показаться из-за леса, лишь первые его лучи потихоньку прорывались сквозь толщу зелёных зарослей и листву деревьев. Тёплый солнечный луч ласково коснулся закрытых глаз Дрыхалы и заставил её пробудиться ото сна. Широко потягиваясь и хлопая глазами, Дрыхала постепенно возвращалась из мира грёз и вспоминала всё то, что приключилось с ней и Бермяшем вчера. Вспомнив о дяде Кипрее и его плане отправиться к племяннику, она поспешно вскочила из постели и выбежала в горницу. Хозяюшка Поля там вовсю готовила ранний завтрак и собирала еду в дорогу. Лёгкий аромат малинового пирога с чаем напомнил Дрыхале родную деревню, её маленький домик на берегу реки.

– Доброго утра, Дрыхала. Как спалось тебе, милая? – с материнским радушием приветствовала её Полюшка.

– Спасибо, тётушка, как дома. А где Бермяшь?

– Бермяшь во дворе, деду помогает зайцев запрягать.

Дрыхала выбежала во двор. Свежий воздух окончательно взбодрил её и разогнал остатки сна. Земля была сырой от утренней росы. Крупные её капли свисали гроздьями на траве везде, кроме проторённых тропинок до амбара и возле него, где роса была сбита и трава успела подсохнуть. Крепкие серые зайцы стояли посредине двора и с аппетитом поедали положенный им корм, пока Кипрей надевал на них упряжь и впрягал их в телегу. Вся сбруя была расшита красивыми орнаментами. Мелкий пёстрый узор был искусно отображён на всех ремешках и на каждой детали сбруи. Упряжь выглядела нарядной и богатой и радовала глаз. Бермяшь стоял тут же и поддерживал ремни, помогая лесовику. Дрыхала подошла ближе и стала разглядывать больших и пушистых грызунов. В загоне их не получилось так хорошо и близко разглядеть, как сейчас. Для дрём зайцы не были в диковинку, в отличие от коз. Они часто могли видеть их рядом с Дремушем и даже кататься верхом.

Поприветствовав Дрыхалу, Бермяшь с гордостью сообщил:

– Вот, помогаю впрягать зайцев. Как тебе спалось?

– Крепко, – коротко ответила Дрыхала.

– Ну что, дочка, – с теплотой в голосе спросил Кипрей, – не передумала ли ещё? Может, всё же на север? Я вернусь скоро и примерно через седмицу отправлюсь в Холмоборы, в Верам. Опосля торговли буду вертаться и заеду в Дремуш. Так вы и в Вераме погостите, и я вас довезу домой.

– Нет, дяденька. Как же от такой затеи на полпути отказываться? Если же довезёте нас до Боярышниково скуфа, век благодарны будем, – уверенно ответила Дрыхала.

– Ишь ты! – удивился Кипрей.

– Я же говорил, – гордо сказал Бермяшь, – её не переубедить. Если чего задумала, то непременно этого добьётся.

– Ну что же, тогда так тому и быть. – Кипрей погладил зайца по шелковой шёрстке. – Все готово. Грузимся и в путь, глядишь, на вторые сутки до заката успеем.

– Далековато… – Озадачился Бермяшь.

– Сразу за Серебряной дубравой начинается Надводье, а на опушке леса обширно растёт боярышник. Вот там-то и расположен скуф моего племянника Моха. У него свадьба, а я вот с гостинцами к ним проведать да поздравить и еду. К началу-то вряд ли успеем, но ко второму дню должны. – Кипрей договорил и собрался в дом за вещами.

– Ой, простите нас! Я вас задержала, да и хлопот мы вам добавили. Вы из-за меня теперь опаздываете на свадьбу, – неожиданно расстроилась Дрыхала.

– Тю, будет тебе глупости городить! С чего ты взяла, что из-за тебя? Что нашли вас, накануне у реки – то Лады устроили так. Значит, на то был промысел важный! – со значением поднял указательный палец и гордо произнёс Кипрей. – Я же прадеда твоего знавал, а тут правнучку его повстречал. Это добрый знак. – Кипрей ласково улыбнулся и отправился в избу за скарбом.

Наконец телега была доверху наполнена какими-то плетёными коробами с подарками, всё было готово к путешествию. Перекусив лёгким завтраком, попрощавшись с хозяйкой и старшим сыном, друзья отправились в дальний путь в Надводье, вернее, в самый северный его край. С холма дрёмам казалось, что Серебряная дубрава так близко, но, как выяснилось, вид был обманчив. Несмотря на то, что зайцы неслись стремглав, дубрава не спешила приближаться. Только уже на рассвете второго дня путники заметили, как лёгкое сияние, исходящее от серебристых ветвей могучих старых дубов, озаряет округу, подобно малой луне. Да и сами деревья уже не казались маленькими – они возвышались вдалеке, словно славные волоты.

День обещал быть жарким. Внизу склона, возле маленького ручья, лесовик сделал привал, чтобы напоить зайцев и немного передохнуть от тряски. Приближался полдень, но солнце ещё не успело войти в зенит. Друзья расположились на мягкой и уже прогретой земле. Кипрей разлил по чарке молока и раздал по ломтю свежего хлеба. Жаворонки заливались над лугом. От тёплых лучей лесовика стало клонить в сон. Его веки тяжелели, а ум понемногу делался рассеянным, не в силах удержать мысль. По всему телу как будто разлилась нега. Неожиданно Кипрей вскочил, омыл своё лицо в прохладной воде и стал впрягать зайцев в сбрую.

– Ну что же, ребятки, пора в путь. Солнце в лугах обманчиво – усыпит и не заметишь, как день пройдёт.

Хотя дрём сон вовсе не одолевал, они всё же решили последовать совету старого лесовика и с готовностью вскочили на телегу. Перебравшись через ручей по маленькому мосточку, они выехали на еле заметную дорожку. Она тянулась сквозь высокую траву, из-за которой было практически ничего не видать.

– Дядь, а почему мы не выйдем на широкую дорогу? – поинтересовался Бермяшь.

– Мы, чуры, обычно сторонимся открытых мест. В последнее время повадились коршуны в Чудолесье. Вот мы и обходим широкие тракты и выбираем места, где погуще трава.

Вдруг Бермяшь с Дрыхалой напряглись и посмотрели друг на друга. К ним одновременно пришла одна и та же мысль: «Коршун!». А если на реке их лодку схватил коршун? Их обоих передёрнуло от этой мысли. Они не стали развивать тему, а молча ехали всю дорогу, с тревогой оглядываясь по сторонам.

Скоро уже стал слышаться шум листвы. Показались могучие дубы. Серебряными их называли потому, что стволы этих дубов были белого цвета. Также нижняя сторона их листьев слегка блестела, отливая серебром. Попадающий на них свет отражался, и получалось, что деревья сияли. Серебряная дубрава светилась даже ночью еле заметным сиянием, в ясную погоду отражая холодный свет луны. Днём же издалека она напоминала озеро, играющее сотнями солнечных зайчиков. Вблизи же свет от деревьев был практически незаметен, но создавал сказочную атмосферу волшебства и таинственности.

Ещё немного – и они приблизились к опушке леса. Дорога извилистой лентой уходила в глубь дубравы, огибая деревья. Здесь она становилась шире, а трава – намного ниже. Могучие корни местами выступали наружу, как корявые пальцы лешего. Сейчас уже дубы не казались маленькими, напротив – они величественно нависали со всей своей суровостью над путниками, и казалось, они подпирали собой небо. Стволы дубов были необъятными, в высоту уходили далеко в небо, а их кроны создавали обширные зелёные купола. Величие и красота – вот два слова, которыми можно было описать Серебряную дубраву.

Из-за низкой травы обзор стал шире. И разглядеть всё великолепие леса можно было без затруднения, не только ввысь, но и вдаль. Кипрей притормозил зайцев и повёл их шагом. Бермяшь удивился и поинтересовался:

– Дядь Кипрей, а почему мы стали ехать медленней?

– Давно я не хаживал по этим лесам, так как прослышал, что появился тут новый обитатель. Так как мы въехали в его владения, надо вести себя учтиво.

– А вы, дяденька, знаете, кто он? – испуганно поинтересовалась Дрыхала

– Увы, этого я не знаю. Но, думаю, скоро это уже не будет тайной, – загадочно ответил лесовик.

– Что вы имеете в виду? – волнуясь, спросил Бермяшь

– А то, мои маленькие друзья, что, как только мы въехали в дубраву, за нами стали пристально следить, при этом даже особо не скрываясь, – не оборачиваясь, продолжал Кипрей.

Дрёмы стали вертеть головами, пытаясь разглядеть хоть кого-то в лесу, в котором, казалось, не было ни души. И только сейчас они обратили внимание, что здесь не было даже птиц и не слышалось их пение. Дубрава выглядела абсолютно пустой и безжизненной. Но из этой пустоты чувствовался чей-то настойчивый, тяжёлый взгляд, который словно проникал к тебе в самую душу, пытаясь разглядеть твои мысли.

Дрыхала подсунулась ближе к Бермяшу, пытаясь спрятаться от неожиданно появившегося ощущения тревоги. Какое-то время все ехали молча. Тишина постепенно давила. И даже внешняя красота леса не могла отвлечь от постоянного ощущения внутренней скованности. Лесовик, чтобы немного ободрить своих попутчиков, запел вполголоса задорную песню:

 
Что за день сегодня ясный!
Вот так повод, все ненастье
Выпроваживай скорей;
Всю тоску и не робей.
 
 
Песнь летит, как ветер в поле.
Песнь даёт победу в горе.
Нет причины горевать,
Время праздновать, играть.
 
 
Дуй в дуделки веселей!
Грай на гусельках смелей!..
 

Песня подзадорила маленьких дрём. Дрыхала достала свою флейту и стала подыгрывать на ней. Бермяшь в такт стал хлопать в ладоши. Они всё громче и всё смелее пели свою весёлую песню. Их сердца наполняла радость, а в сердцах рождалась смелость. Кипрей держал поводья и, притопывая ногами, продолжал:

Что за радость, что за повод:

Ноги сами пошли в пляс.

Все тревоги и вся горесть

Вдруг развеялись сейчас….

Он ещё не успел допеть куплет, как вдруг что-то большое бесшумно мелькнуло над ними, и тут же на их пути возник огромный серый кот. Его короткая и гладкая шерсть переливалась на солнце, большие зелёные глаза бесстрастно и тяжело вглядывались в путников. Мощные лапы время от времени показывали острые, как здоровенные рыболовные крючки, когти. Путники от неожиданности замерли вместе с зайцами, которые встали от страха как вкопанные. Кот немного выгнул спину и, не отрывая взгляда, обошёл их по кругу. Затем сел перед ними и спросил протяжным и безмятежным голосом:

– Я смотрю, вам хорошо и весело? Позволите поинтересоваться причиной столь шумного поведения?

Кипрей привстал на телеге и гордо, но вежливо ответил:

– А чаво-б и нет. В Боярышниковый скуф направляемся. Кипрей я, из Лесного скуфа, что в Тригорье, у реки. Это дрёмы, Бермяшь и Дрыхала. А вы, простите, кто такой будете? Полагаю, из элвов?

Кот, делая вид, что не замечает их, полизал свою лапу, затем наклонился к Кипрею и так же бесстрастно и протяжно ответил ему:

– Разве ты, чур, не знаешь, кто я?

– Ты явно элв1111
  Хранитель Вселенной Тарры.


[Закрыть], но я не слыхивал о тебе ранее.

– Да, ты прав, я элв. Из рода радогасов1212
  Древние стражи Тарры.


[Закрыть]. А зовут меня Буян. Дом мой далеко на востоке, за великим Огнесадом, в землях Зарядья.

Лесовик тут же сел. Радогасы или буйногласы считались одними из лучших и самых суровых стражей Чудолесья. Эти элвы всегда ходят в образе гигантских котов. Голос радогасов имеет магию: он лишает силы врага. Радогасы всегда стояли стражами Многоземья и следили за порядком. И границы его тоже сторожили. Кипрей подумал:

«Неспроста так далече от своих владений оказался этот кот».

– Нам очень приятно, почтеннейший Буян, а что привело тебя в столь далёкие дали? – почтительно продолжил лесовик.

– Нужда, лесовик, нужда! Но не моя! – коротко ответил кот. Затем его взгляд упал на Дрыхалу. И он продолжил. – Значит, в Надводье держите путь? Смутные нынче времена. Надводье уже не то, что было прежде. Вам это известно?

– Да, но мы не можем туда не ехать. Нам очень надобно, – ответил лесовик.

– Какая такая нужда вас ведёт, что и опасность вам не преграда?

– Свадьба племянника моего, Моха. – ответил Кипрей

– Свадьба? – кот подумал немного, обошёл пару раз вокруг них и наконец сказал – Что же, я укажу вам новый путь, так и быть. Старый уже негодный. Если, конечно, вы не водоплавающие. – Кот слегка ухмыльнулся, и взгляд его упал на Бермяша.

По спине Бермяша пробежал холодок. Дрёмы сидели, не шевелясь, и боялись обронить хоть слово. Честно говоря, они боялись даже дышать. И даже не представляли, что бы они делали при такой встрече, не будь с ними лесовика Кипрея. Кот ещё немного поразглядывал дрём и наконец обратился к лесовику:

– Но я обязан взять с вас мзду. Это не мои правила, лесовик. – Немного помолчав, радогас продолжил: – Будем считать, что песня, которую вы так весело пели, и была вашей платой. Но при условии, если вы продолжите её петь до конца дубравы. Слишком уж здесь тоскливо. – Кот широко и протяжно зевнул и вальяжно потянулся.

– Это весьма щедро с твоей стороны, уважаемый Буян. Мы согласны. И нам будет очень приятно продолжить нашу песню, – облегчённо выдохнул лесовик.

Кот встал и уступил путникам дорогу. Он махнул тяжёлой лапой в юго-западную сторону и сказал:

– Держитесь всегда левее, до большой грибной поляны. На другом конце её будет просека, вы ступайте по ней. Вскоре вы окажетесь на опушке леса. Там будет болото. Никуда не сворачивайте с тропы и доберётесь до Боярышника. – Затем он обратился к Дрыхале: – Смотрю, что флейта непростая у тебя. Вещица эта мне знакома. Играй на ней чаще. Она ещё не раз сослужит тебе службу.

Дрыхала, хотела было расспросить кота о флейте, но страх сковал её уста так, что она и губами пошевелить не могла. Кот резко отпрыгнул в сторону и так же бесшумно и внезапно исчез, как и появился. Какое-то время путники сидели молча. Потом лесовик дёрнул поводья, кашлянул и живо запел свою песнь:

 
Что за радость, что за повод,
Ноги сами пошли в пляс.
Все тревоги и вся горесть,
Вдруг развеялись сейчас.
 
 
Бей по струнам, дуй в дуду!
Не жалей ты силы, друг.
Нам сегодня не до смуты,
Нас печали не проймут.
 

Песня вернула дрёмам бодрость и смелость. Они подхватили и продолжили петь и играть вместе. Постепенно всё громче и веселей прежнего:

Бей по струнам, дуй в дуду!

Не жалей ты силы, друг.

Нам сегодня, не до смуты,

Нас печали не проймут…

День давно перевалил за полдень и клонился к вечеру. Путники выехали к опушке леса. Взобравшись повыше, лесовик оглядел окрестность. Перед его взором предстала широкая болотистая степь. Изредка виднелись островки кустарников и одиноких деревьев. Вдалеке, к западу, сквозь дымку вырисовывалась серая тень Мирина. Отсюда Терем-Град казался далёкой скалой, возвышающейся над всем Надводьем. Примерно там, где они находились, начиналась узкая тропа. Такая, что двум зайцам было тесно пройти. И шла она извилистой лентой далеко к кустам боярышника, огибая ухабы, болотистые впадины и запруды. Путь был недолгим. До заката они должны были успеть к боярышниковым зарослям, а там уже и дом племянника Моха. Начинал сгущаться туман. Кипрей спустился и распряг одного зайца. Отпустив его домой, лесовик пригласил дрём в телегу, и они, не торопясь, въехали в туман. Здесь, внизу, было прохладнее и глуше. Не то что петь, даже говорить было тяжело, поэтому ехали они в тишине. Туман гасил любой звук. И даже слабое поскрипывание телеги глохло в плотной молочной дымке. Лесовик зажёг фонарь, чтобы хоть немного осветить путь перед собой. Тропу можно было разглядеть лишь вблизи, на пять шагов вперёд, а дальше она утопала в белой мгле. Ехали медленно, боясь попасть в яму или наткнуться на что-нибудь. То тут, то там из тумана вырисовывались ветки одиноких деревьев или островки высокой и густой осоки. Пахло морошкой и брусникой. Дрыхала достала волшебную флейту и уже поднесла к губам, чтобы начать играть. Лесовик обернулся и сказал:

– Бесполезно. Даже пение лягушек глохнет в этом тумане.

Но Дрыхала все равно, набрав в лёгкие воздуха, выдохнула через волшебную флейту. К удивлению всех, звук выпорхнул из волшебной флейты так непринуждённо и легко, что все посмотрели на Дрыхалу с удивлением.

– Что? – прекратив играть, растерянно и не менее удивлённо спросила дрёма.

– Ты играй, играй, деточка, – ласково сказал Кипрей и почесал затылок.

Дрыхала продолжала. Волшебная флейта запела чистым и звонким голоском. Мелодия расходилась во все стороны серебряной пыльцой, подобно тихим и ласковым волнам. Всё больше и больше рассеивала она густой туман, освобождая путникам тропу. И вот через некоторое время путь был полностью свободен. Лесовик громко крикнул дрёмам: «Держитесь!», дёрнул повода, и заяц понёсся стремглав по извилистой тропе к высокому и широкому холму, где росли кусты боярышника. Вскоре они уже были на сухой поляне, а перед ними возвышался густой боярышник. Своими широкими разлапистыми ветками, усеянными яркими красными ягодами, он образовывал плотную стену, усиленную внизу кустами шиповника. Через такую естественную живую изгородь было непросто пройти даже ма́лону.

Лесовик притормозил зайца, обернулся к Дрыхале, и спросил:

– Чаво же ты молчала, что такое можешь?

– Так я… дяденька, и не знала про это… – смущённо ответила Дрыхала

– Нам-то откуда знать? У нас, в Дремуше, такого тумана отродясь не бывало, – поддержал Бермяшь

– И то верно, – задумчиво пробормотал Кипрей. – Ну, мы приехали. Вон там куст голубики, а за ним двор Моха. Удачно добрались, однако, – ободряюще подытожил лесовик.

Малоны слезли с телеги и направились к голубике. Где-то вдалеке слышалась музыка, множество голосов и чей-то смех. Когда путники стали проходить сквозь голубику, шум усиливался. И наконец перед ними открылась светлая, вся украшенная светящимися гирляндами поляна. На ней было много чуров – и стар и млад. Кто танцевал, кто сидел за большим вытянутым столом, пил и ел, кто просто весело предавался незатейливым беседам. Всё выглядело беззаботным и непринуждённым. Бодрая музыка создавала компании хорошее настроение. В центре широкого двора был раскинут большой шатёр, под ним стол, за которым и сидела молодая пара черноволосых коренастых чуров в окружении близких родственников и друзей. Жених, разглядев идущего к ним лесовика, громко прокричал:

– Дядюшка Кипрей! Дядюшка Кипрей! Наконец-то, как же мы ждали тебя! Проходи к нам и приятелей своих зови! Где тётя Поля?

Кипрей направился к шатру, а за ним, разглядывая всё вокруг, шли Дрыхала и Бермяшь. Лесовик обнял племянника и познакомил с дрёмами. Попросил, чтобы разобрали подарки с телеги и пристроили зайца. Мох подозвал одного молодого парнишку и дал ему распоряжение, затем обратился к дяде:

– Как добрались? Мы вас ждали ещё вчера. Думали, что уже не приедешь. А что тётушка Поля не приехала?

– Были дела по дому, пришлось задержаться. Тётушка поклон передавала и там много гостинцев ещё. Она осталась по хозяйству да с детьми. Я на день и обратно. Не хочу её одну оставлять с детворой надолго. К тому же скоро на ярмарку в Верам надо ехать. Кстати, сами-то собираетесь?

– Да, вот свадьбу сыграем и тоже поедем. Ну а что наши гости? Вы угощайтесь, пейте, ешьте! Откуда и куда путь держите?

– Мы вместе с Дрыхалой с Дремуша. Путешествуем по Чудолесью, – быстро проговорил Бермяшь.

– Мы направляемся в Терем-Град, – коротко добавила Дрыхала.

– Ого, в Мирин, что ли?! – удивился Мох и посмотрел на дядюшку. – Ну что же, вам тут рады. Сегодня отдыхайте, веселитесь, а завтра и вопросы. – Он налил гостям душистого мёда и поднял бокал. Жестом попросил тишины и громко заявил: – Сегодня пьём за здоровье моей любимой невестушки Лили!

Все разом трижды воскликнули – «гай!» и застучали деревянными кружками. Музыка вновь весело заиграла.

Невеста Моха, Лилия была весьма симпатичной барышней, что являлось редкостью среди чуров. Не то чтобы чуры были уродливы, нет, скорее, обыкновенными. Среди всего общего рода чудей чуры не отличались красотой и складностью тела, но Лилия всё же выделялась среди остальных девиц своим милым розовым личиком. Одета она была в светло-зелёное платье, украшенное полевыми цветами дубравны и ландыша. Нежные васильковые цветочки дубравны, очень подходили к её ярко-синим глазам. Она была скромна, учтива и робко улыбалась, когда принимала поздравления. Мох же был как и все лесовики – весел, простодушен. Короткая и густая бородка украшала его круглое лицо. Он был крепким с натруженными руками. Весь его вид говорил о том, что своё богатство он заработал усердием и тяжёлым трудом. Боярышниковый скуф насчитывал тридцать дворов, и в каждом стоял хотя бы маленький амбар и, как правило, добротный дом. Двор же Моха считался одним из самых больших и зажиточных. Большой терем, весь украшенный резьбой, возвышался над просторным двором. Рядом стояла летняя кухня с террасой, банька и, конечно же, как и у лесовика Кипрея, большой амбар, полный припасов. Конечно, до дядюшки Кипрея он все равно не дотягивал, но это лишь по хозяйству. И только потому, что у Кипрея была коза, а если в хозяйстве ты имел козу или даже две, это считалось зажиточным поместьем. У Моха козы не было, но он нашёл себя в другом деле – выращивании репы. На репу был спрос, и только Мох во всём скуфе имел большое поле с репой. Это было почётно для столь молодого чура, и потому он пользовался большим уважением.

Народ продолжал веселиться. Одна задорная мелодия сменяла другую. Время от времени чуры высыпали толпой на поляну и собирались в слаженный хоровод. Затем все начинали двигаться в такт музыке, держась за руки и смеясь. Хороводы плавно переходили в польку, полька опять в хороводы. Веселье длилось всю ночь. Даже под самое утро, ещё до восхода солнца, когда музыка стихла и большинство гостей уснули там, где их застал сон, самые стойкие продолжали беседовать и смеяться.

Вдруг послышались чьи-то шаги. Раздвинулись ветки голубики, и на поляне показались трое ланов1313
  Второй род Чудей – Ланы.


[Закрыть]. Они отличались от чуров, были стройными, крепкими и высокими, каждый из них минимум на две головы выше любого лесовика. Одеты они были в походные короткие стёганые кафтаны и высокие сапоги. За спинами лёгкие луки с колчанами, полными стрел, и тонкие, изящные мечи. Ланы были тоже из рода чудей и считались самыми высокими среди всех сородичей. Хотя они и были дальними родственниками чуров, но больше напоминали берендеев и, по сути, были полной противоположностью лесовикам. Манеры их были сдержанными и учтивыми, а лица – красивы, с утончёнными чертами. Всем видом они походили на волшебников. Только их рост – не выше метра – и выделял бы их среди Авов1414
  Потомки Ладов, боги.


[Закрыть]. Ланы отличались от лесовиков ещё тем, что никогда не занимались внешней торговлей, да и в делах хозяйственных они чурам уступали. Зато различные ремесла давались им легко. Ланы были мастерами и в гончарном деле, и в строительном, и в инженерном, да и в любом другом ремесле превосходили всех своих сородичей. Ратное искусство также не являлось исключением. Ланы были славными ратичами, а потому именно они всегда служили стражами Чудолесья. Их тесное сотрудничество с берендеями1515
  Волшебники, один из трёх родов авов.


[Закрыть] выделяло их среди других народов и делало их ответственными за Чудолесье. По крайней мере, так считали сами ланы. Об изобретениях и научных открытиях ланов ходила слава по всему Чудолесью. Это ланские мастера изобрели ладьяры1616
  Летучий корабль.


[Закрыть] – летающие по воздуху корабли, а их речные суда были быстрые и крепкие. Ланские города с высокими стенами и множеством башенок чем-то походили на берендеевы Терем-Грады.

Вышедшие на поляну три лана были из южного города Еленор, названного так потому, что он был скрыт среди пышных пихт и могучего кедра на склоне большого утёса. Городок уходил глубоко в пещеру, где и пряталась добрая его часть. А другая часть выходила к берегу реки Тихая, которая плавно впадала в реку Чаруша в Берелесе, на северной окраине Надводья. Течение в ней было медленное и настолько тихое, что даже по ночам не было слышно журчания воды. Еленор располагался в пятнадцати милях от Боярышникового скуфа, на другой стороне от Терем-Града Мирина, в местечке под названием Златобор. То место было знаменательно тем, что на вершине утёса росли золотые сосны. Золотыми они, конечно, не были, но в лучах заходящего солнца их стройные стволы словно золотом сияли, да так сильно, что сияние то виднелось от самого Мирина.

Были эти трое ланов хорошими знакомыми Моха и частыми гостями в его доме. Старшим из них был молодой широкоплечий лан по имени Преста́н. Он был сыном великого войтха1717
  Глава города.


[Закрыть] – так называли главу города ланов. Звали того войтха Борей. Престан был молод, быстр, смел, сдержан и при этом умён не по годам. Резкие черты лица и короткая борода лишь придавали ему мужественность. В основном ланы были белокурые и голубоглазые, в отличие от черноволосых чуров или рыжих памов1818
  Третий род Чудей.


[Закрыть]. Престан не был исключением. Его короткие белокурые волосы прикрывала знатная шапка с подворотом, а из-под неё торчал небольшой растрёпанный чуб. С ним следом шли два его побратима. Того, что слева, звали Бату́ра. На вид упрямый и крепкий, здоровяк ещё тот, высок и широк в плечах, но при этом тих и добродушен. Третий, Пир, чуть уступал остальным в росте, но превосходил по возрасту. Его проницательный взгляд, казалось, замечал каждую мелочь, видно было, что именно он среди них следопыт. У него были выбритые виски и затылок, так стриглись перки – элитные отряды лучников у ланов и берендеев. Ланы зашли во двор и, сняв шапки, поклонились в пояс.

– Мир вашему дому, добры чуры. – величаво проговорил Престан. – Примете ли нас в гости, аль нам далее держать путь?

– Престан, дружище! Ты ещё спрашиваешь! – Расплывшись в улыбке Мох с распростёртыми объятьями подошёл к гостям.

Они обнялись. Мох указал рядом с собой на свободные места и распорядился подать угощение и питье. Обратившись к гостям, он громко заявил:

– Сегодня день весьма знатный, не только моей свадьбой, но и гостями. Вот прошу жаловать: Бермяшь и Дрыхала из Дремуша. А это мои близкие друзья – Престан, Пир и Батура, из Еленора, что в Златоборе.

Ланы поочерёдно вставали и кланялись. Дрыхале и Бермяшу было непривычно, когда им оказывали столько чести и внимания. Они старались делать так же, чтобы казаться учтивыми. Для них видеть ланов было большим дивом, так как в их края ни разу не заходили эти стройные и высокие чуди, похоже, самые высокие, кого они встречали среди всех ма́лонов.

– Но мы не с пустыми руками к тебе, Мох, – начал Престан, дав знак Батуре, чтобы тот принёс свёрток. – Это вам с жёнушкой от нас подарочек.

Развернув свёрток, Мох увидел перед собой изящную колыбельку с тонкой резьбой и красивыми рисуночками да орнаментами. По кругу располагались руны и разные обережные знаки. Тут сразу была видна рука мастера. Мох даже прослезился от радости, обнял невесту и поблагодарил друзей. Все опять уселись за стол. Отведав хмельного мёда, Мох поинтересовался у ланов:

– Вы как, домой путь держите или наоборот? Что там в Чудолесье?

– Мы были к востоку отсюда. Дошли до Огнесада. Пока тихо, но… – вдумчиво проговорил Пир – … здесь непросто, ты же знаешь, всё стало неспокойно в последние времена. Чаруша разлилась сильно, болот много, не то чтобы топь, конечно, но всё же для пешего похода много неудобств. Слава Веру, это не Лиховодье, да и мы не пешие.

– Это нехорошо, надо будет проделывать новые тропы. – Мох обратился к дяде Кипрею: – И так каждое лето. Всё сложней и сложней приходится в Надводье. Только проделаешь тропу, на следующее лето опять затопило. Я уже не говорю о больших трактах. А поле моё… – Мох схватился за голову и замолчал.

– А кроме воды больше ничего не беспокоит? – упёршись обеими руками в стол, поинтересовался Кипрей – Мы-то вот, пока ехали от Тригорья через Серебряную дубраву, повстречали кота-радогаса. Насколько мне известно, радогасы обитают где-то в Заря́дье? Но ентот говорит, что не по своей нужде он тут. Ничего не слыхали про это?

Мох даже вздрогнул от неожиданности и посмотрел на дядю широкими глазами:

– Как это?! Радогасы? В Серебряной дубраве? Да будет тебе, дядь!

– Да, дядька Кипрей не врёт, так и есть. Знаем мы про него, – невозмутимо сказал Престан. – Мы тоже его встречали. Лесные тарфии пригласили его, чтобы стеречь дубраву. Сильвы пекутся о своих лесах ревниво. Говорят, болотные тролли повадились с Лиховодья, так те всё на своём пути сметают, вот и пригласили кота-радогаса, чтоб берёг дубраву.

– Тролли? В Серебряной дубраве? – удивился Мох. – Да, мир, похоже, сходит с ума: вон и у нас этим летом ещё три двора съехали, тоже из-за троллей. Редеет Боярышниковый скуф.

– Помню те времена, когда скуф ваш насчитывал сто тридцать четыре двора… – поддержал Кипрей.

– Я так понимаю, что вы не только ради подарка здесь? – полюбопытствовал Мох, обращаясь к ланам.

– Ты прав, Мох. Обычное дело, осматриваем окрестности, что да как. Хотя для нас твоя свадьба – важное событие, которое мы не могли пропустить, – ответил Престан.

– Ну все же, зачем понадобилась сильвам помощь радогаса? Думаю, тролли тут ни при чём. Они и раньше, бывало, заходили глубоко в Надводье, хоть и не до самой дубравы, конечно, но в те разы мы справлялись своими силами, – не переставал допытываться Мох.

– Что верно, то верно. Не утаишь от тебя ничего, Мох. Есть одна неприятность… Лихо стало пробуждаться. Набеги усилились со стороны Лиховодья. А ты же знаешь лихо ни перед чем не остановится. Вот стали замечать их малые отряды в Надводье, да и в Серебряной дубраве. Вот лесные тарфии и решили позвать радогаса, – объяснил Престан.

– Лиха ещё не хватало здесь, – буркнул Мох и разлил всем ещё мёду. – А я знал, что лихо доберётся сюда, всегда говорил. В Надводье степи много, вот Чаруша и разливается сильно. Жаль, что нет волшебника Радомира с Ладогой, они-то всегда смогли усмирить лихо и держали их поодаль.

– Ну а что тут можно сделать? – рассуждал Кипрей. – В Тригорье на луга опасно выходить, коршуны так и зыркают кругом. Вон наши-то ребятишки чуть не угодили одному в когти возле Чаруши.

– А вы думаете, что это коршун был? – испуганно спросил Бермяшь.

– Коршун, а чаво нет? Он самый, окаянный. И откель взялся же ненасытный? – с досадой отозвался Кипрей. – Вам не говорили, не хотели тревожить попусту.

Дрыхала и Бермяшь замолчали и поёжились, по новой переосмысливая всё то, что с ними приключилось тогда, и вспоминая, как им повезло и с лодкой, и с лесовиками.

Престан обратился к дрёмам:

– Позвольте поинтересоваться, а что вас в такие дали привело? Дремуш, насколько мне известно, на севере и довольно-таки далеко отсюда, где-то у Холмоборов.

Дрыхала встала на стул, чтобы её было лучше видно, и начала:

– Так и есть. Мы с Бермяшем держим путь в Ми́рин. Он как-то связан с моим прадедом, хранителем Барушем. От него нам досталась большая книга – летопись, где он описывал свои путешествия, карта, на ней он отметил Мирин, по-особому. Последнее своё путешествие он оставил без записи, лишь сообщил, что отправляется в Терем-Град Мирин к своему лучшему другу.

За столом настала тишина. Все, услышав эти слова от маленькой дрёмы, застыли. Кипрей посмурнел, долил себе мёда и сделал вид, что его нет. А Престан, наоборот, пододвинулся ближе к дрёмам и спросил: