Текст книги "Услуги историка. Из подслушанного и подсмотренного"

«Газета – Во!» (58 лет по маршруту: МК – «Крокодил» – МК…)

Москва, год 1963-й прошлого века. Второй год, как я окончил МИСИ (Московский инженерно-строительный институт) и уже трудился в рядовой должности инженера по распределению в проектном институте. И в свободное от инженерной работы время (то есть вечерами и в выходные) пытался внештатно заниматься журналистикой, писал заметки. Первой редакцией, куда я послал свои первые пробы пера, написанные, как я считал, в жанре юмора, и каковые, к моей необузданной радости, вдруг были опубликованы, оказался «Московский комсомолец». Который, кстати, тогда еще не назывался МК.

Как-то вечером, после пятой или шестой публикации, в моей коммунальной квартире раздался звонок из редакции. Незнакомый женский голос пригласил меня зайти в редакцию. Так, 56 лет назад, осенью 1963-го, я приехал на Чистые пруды, где тогда располагалась редакция, зашел в комнату отдела, кажется, учащейся молодёжи «Московского комсомольца». Выспросив обо мне то, что я про себя знал, сотрудница, оказавшаяся потом замзавом отдела Светланой Степуниной, сказала:

– Хорошие ваши заметки. А регулярно сможете с нами работать?

– Я?.. Но я же…

– Нет-нет, конечно, пока внештатно. Не бросая своего инженерства.

– Мне это было бы интересно.

– Судя по вашим первым заметкам, у вас ироничное перо. Пишете с юмором. А мы как раз собираемся ежемесячно выпускать полосу «На студенческом меридиане». Предлагаю вам попробовать раз в месяц писать фельетон на студенческую тему. Темы будем согласовывать. Идёт?

Идёт… Первый мой фельетон на студенческой полосе появился 20 ноября 1963-го и назывался «Газета – во!», который начинался так:

«На следующий после собрания редколлегии день ко мне, новому редактору стенгазеты «Не в бровь, а в кровь», примчался взлохмаченный сектор печати Жуков:

– Газета должна быть – во! – сектор показал большой палец. – Для этого вот тебе два свободных дня. Иди и смотри, как делают в других институтах. Понял? Учись, набирайся опыта. Понял? Посмотри, как у них бичуют… Как рисуют… Как пишут… Как… Понял? Привет!»…

…С тех пор раз в месяц в самой популярной московской – по названию, вроде бы, молодёжной, а фактически весьма взрослой и массовой – газете появлялась моя фамилия (сначала еще отцовская, Кремер, а потом – нынешняя) под студенческими фельетонами. Это уже была настоящая профессиональная журналистская работа – по плану редакции, в четкие сроки сдачи номера, за авторский гонорар (а при моей зарплате инженера в 90 рублей добавочные 10–12 рублей за фельетон были, понятно, совсем не лишними).

И – пошло-поехало. В последующие десятилетия мои фельетоны, сатирические рассказы и юморески, интервью и статьи появляются регулярно и в разных изданиях: одновременно по-прежнему с «Комсомольцем» (возглавляемым от тогдашнего Алексея Флеровского до нынешнего Павла Гусева) с его редакторами отдела фельетонов и юмора, впоследствии моими друзьями Володей Альбининым (увы, ушедшим от нас…) и Лёвой Новожёновым (сегодня – телевизионной звездой). Это были и «Вечерняя Москва», и «ЛитГазета», и «Известия», и «Труд», и «Юность», и радио, и – со временем всё интенсивнее, вплоть до перехода в штат редакции – «Крокодил». Там я, опубликовав несколько сотен фельетонов (с тремя выигранными судами против героев фельетонов, с рядом престижных журналистских премий и странной должностью «парламентский корреспондент Крокодила»), всерьёз заразился… карикатурой. Точнее, шаржами, дружескими и не очень. Но, конечно, существуя бок-обок с легендами советской карикатуры – Кукрыниксами, Борисом Ефимовым, Евгением Шукаевым, Германом Огородниковым и главным художником журнала (ныне – академиком Академии художеств России) Владимиром Мочаловым, кстати, одобрявшим мои упражнения, не осмеливался всё же претендовать на публикацию моих рисунков.

Обнародовать их я решился только здесь, в Германии. Тут прошли уже 2 мои выставки карикатур – в Дюссельдорфе (2014) и в Дрездене (2016), благосклонно отмеченные как художниками-профессионалами, так и прессой, в т. ч. «МК-Германия» и «МК-Соотечественник», чьим постоянным автором я продолжаю быть с начала «нулевых» этого века по сегодня. То есть маршрут закольцевался: МК – «Крокодил» – МК… Спросите, почему так?

А потому, что, по моему опыту, МК – «ГАЗЕТА – ВО!».

Одно слово в литературе

Далёкий уже 1965-й, апрель.

Я на тот момент – молодой специалист, инженер отдела плотин самого главного в СССР – как тогда говорили, головного в области сооружения гидроэлектростанций – проектно-исследовательского института Гидропроект имени С. Я. Жука. И, ясно, очень престижного для специалиста той профессии, которой меня выучили за пять лет в МИСИ. В то время мы занимались важнейшим для страны делом – проектированием уникальной бетонной арочной плотины ГЭС на реке Ингури в Грузии. Большая честь для меня, молодого специалиста в скромной должности инженера в солиднейшем отделе плотин, состоявшем из шести десятков опытных специалистов-гидротехников.

Правда, молодой специалист, недавний выпускник МИСИ, тогда этой огромной чести оценил как-то еще не вполне. Ну, работа и работа, ничего особенного.

Его, то есть меня, уже всё больше тянуло в несколько иную сторону: нравилось писать фельетоны и юморески и – печататься, печататься, печататься… И уже, надо признать, были на эти растущие и непонятно откуда взявшиеся амбиции, хотя и зыбкие, но всё же вполне вроде осязаемые основания. Начиная с примерно 60-х годов прошлого века время от времени в самой для меня доступной газете (доступной скорее чисто географически: я проживал тогда согласно прописке в двух трамвайных остановка от Чистых прудов, где находилась редакция) – «Московском комсомольце» стали появляться мои робкие фельетонные упражнения, всё чаще поощряемые редакционными «зубрами» (подробнее см. здесь же очерк «Газета – ВО!»).

Надо сказать, к тому времени, я постепенно стал приобщаться к алкаемому кругу молодых московских юмористов и сатириков. Бывал на разных тусовках, где солировали уже вполне знаменитые в то время Арканов и Горин, Камов и Успенский, Славкин и Розовский, а также мои однокашники и хорошие знакомцы Аркаша Хайт и Саня Курляндский, как раз и введшие меня «по блату» в эту компанию. Но… в круг-то я этот заманчивый вроде вошёл, однако пока ничем особо примечательным не был замечен, помимо нескольких нечастых фельетонов в упомянутом «Московском комсомольце» да пары-тройки юморесок на радио в «Добром утре».

А мечталось-то о большем. Например, как-нибудь попасть в катаевскую «Юность», гремевшую тогда шумными, а иногда и вполне скандальными публикациями Аксёнова и Гладилина, Евтушенко и Вознесенского, а также свежими, непривычно острыми и смешными сочинениями Арканова, Горина, Розовского в юмористическом разделе «Пылесос»…

У меня к тому времени уже было написано несколько рассказиков, как я считал, в жанре сатиры и юмора. Но для газеты, которая меня печатала, они, конечно, не подходили, там ждали от меня «острые» тексты на злободневную, в основном студенческую тематику, соответствующую строгим планам редакции.

И вот в один из дождливых апрельских дней, взяв отгул на работе, я набрался наглости и отправился со своими сочинениями на улицу Воровского (сегодня это Поварская), где через дорогу от тогдашнего Дома кино (сегодня это Театр киноактера) располагалась редакция журнала «Юность».

День был совершенно будний, время вполне рабочее, в редакции должны работать. Открываю дверь с табличкой «Журнал Юность». Иду по пустому полутемному коридору, упираюсь в дверь, на которой прикноплена бумажка: «ПЫЛЕСОС». То, что надо!

Тихонько стучу (не знаю, как у них принято). Нет ответа. Слгка толкаю дверь, просовываюсь:

– Можно? Здрасте…

Тут замечаю: спиной ко мне сидит кто-то, за столом, что-то пишет. Видимо, сотрудник. Повернулся:

– А-а, здравствуйте. Заходите. Так тихо вошли, я и не услышал. Слушаю.

Я обалдел: на меня смотрел сам… Арканов! Живой. Аркадий Арканов. Надо же! Прямо вылитый. Как в телевизоре. И такой же мрачный…

– Вы. – говорю, – Аркадий Арканов?

– Да. – говорит. – А вы?

– А я – нет… То есть, извините, я… – В общем, вспомнил, назвал себя.

– Ясно. У нас отдел юмора. Вы поняли?

– Да. «Пылесос». Там написано. Я – к вам. Вот принёс кое-что. Тут три рассказика. Не посмотрите?

– Конечно, давайте посмотрю.

– Когда придти?

– А сейчас вы спешите? Если нет, присядьте вот тут. Сейчас прочту и всё решим.

Сел. Стараюсь на него не смотреть, хотя и хочется видеть реакцию. Но – чтоб не смущать. Пусть внимательно читает.

Минут через десять поворачивается ко мне. С тем же мрачным лицом:

– А чего, – говорит. – По-моему, смешно. И этот – очень даже симпатично. Вот эти два буду предлагать редколлегии в номер. Не возражаете?

– Я, что ли?.. Против чего?

– Ну, что не все три, а эти два. Не против?

– Да что вы! Спасибо. Очень рад буду, если…

Тут открылась дверь, и без всякого стука вошёл… Витя Славкин! Как к себе домой. Свой он тут, значит. А мы ж с ним хорошо знакомы.

– О, Гриша! Привет. Чего-то принёс, старик?

Я растерялся: Славкин тут свой человек, а я…

– Вить, ты знаешь, – говорит ему Арканов, – а Григорий принёс, по-моему, два смешных рассказа. Один мужик пришёл в парикмахерскую…

И – с ума сойти! – А р к а н о в (!?) стал пересказывать Славкину моё немудрящее сочинение!

Вот это:

В очереди

У меня сломалась электробритва. Чинить её не было времени. Я зашёл в парикмахерскую побриться.

– Кто последний? – спросил я у лысого человека в тенниске.

– Вообще-то я, но за мной кто-то занимал. Сказал, что скоро придёт. И за ним ещё двое: один в сберкассе, другой… Забыл, где другой. Вот… А пока, значит, я.

Я подсел к тенниске.

– Так сейчас вы пойдёте?

– Не совсем. Передо мной ещё такой в зелёном пиджаке стоял. Перед зелёным – розовая рубашка, побежал в поликлинику. Розовая – за молодым человеком с портфелем, который сейчас вернётся. Тот – за тюбетейкой. А потом уж я. Неудобно как-то лезть без очереди…

Кроме нас с ним никого в зале не было.

Минут через десять пришёл ещё один. Мне:

– Вы последний?

– Я.

– Я за вами.

Немного посидел, посмотрел на часы:

– Вы знаете… мне надо бы заскочить на рынок. А то закроют… Предупредите, пожалуйста, что я за вами.

Ушёл. Вошёл ещё один. Опять ко мне:

– Кто последний?

– Я – говорю я, – но за мной, правда, уже заняли. Ушли на рынок.

– Ничего, я запомню. А пока, значит, я за вами? Хорошо… Скажите, а вы не сможете предупредить того, кто за вами и ушёл на рынок, что я сбегаю в магазин и скоро вернусь?

Убежал. Когда пришёл ещё один, рыжий такой, я сказал, что пока пусть последний я. А вообще он должен иметь в виду, что за мной занимал один товарищ, ушедший на рынок, и товарищ, побежавший в магазин. Так что он скорее не за ними, а за мной…

Рыжий, наверное, подумал: “А я что, рыжий?” – и сказал вслух:

– Вы не будете ли так любезны, не предупредите ли тех, кто будет за вами, что они не за вами, а за мной?.. А я схожу в мастерскую за туфлями.

За рыжим вошёл брюнет и побежал выпить соку за угол. Потом зашло и вышло ещё шесть человек (я считал). Последний сказал, чтобы я всех предупредил, а ему некогда сидеть здесь, он пошёл домой. Когда подойдёт очередь, вот его домашний телефон…

А я лихорадочно запоминал, кто занимал и куда ушёл… “Этот на рынок, за ним – в магазин, потом – в тельняшке, за тельняшкой – рыжий, за рыжим…”.

Я вздрогнул.

– Вы что, спите?! – орал над моим ухом мастер из мужского отделения. – Будете стричься-бриться? Или перед вами ещё кто есть?

– Да, есть… Передо мной ещё трое. Или четверо… Один пошёл в сберкассу. Другой… забыл. В общем, как-то неудобно без них решать… И потом, если я сейчас пойду, как же разберутся те, кто за кем?… Так что, извините, но я подожду очереди.

…Я сидел в пустом зале второй час подряд.

Наконец мне надоело. Я вспомнил про телефон, подошёл к автомату и набрал номер:

– Алло! Это из парикмахерской. Вы, кажется, за мной занимали?

– Да-да, спасибо. Что, подошла моя очередь?

– Нет, у меня к вам такая просьба. Ваш телефон я оставил на столе в зале. Для удобства все теперь будут держать связь через вас… Вы предупредите, пожалуйста, что я перед вами. Вернее, не совсем перед вами… Перед вами ещё рыжий – он убежал на рынок, в тюбетейке – пошёл в мастерскую. Перед ним ещё кто-то. Перед кем-то ещё трое, а потом уж я… Запомнили? В общем, много народу, а у меня нет времени ждать. Пойду пока в соседнюю парикмахерскую побреюсь. А потом приду…

Пришёл в соседнюю. Наконец-то никого, на очереди всего один человек!

– Вы последний? – спрашиваю машинально.

Человек посмотрел на меня и почему-то огляделся вокруг:

– Вообще-то я, – прошептал он, – но за мной…

…Я оставил ему свой телефон и пошёл домой. Чинить электробритву.

– Ну что ж, – говорит Витя, – будем предлагать в номер?

– Да, – говорит Арканов, И мне: – В общем, через недельку, думаю, всё решится. Позвоним вам. Привет.

Привет. Ухожу счастливый. Ещё бы: могут напечатать. В «Юности»!

Дня через три моя начальница Вера Михайловна отправила меня на полдня в местную командировку: что-то согласовать у смежников по проекту плотины. К концу рабочего дня возвращаюсь в отдел, а Вера Михайловна мне:

– Гриша, вам тут несколько раз звонили. Какой-то Арманов, кажется… Я не разобрала.

– Может, Арканов? Аркадий?

– Арканов? Тот самый, что ли?.. Может быть. Ничего себе…

– И что передал, Вера Михайловна?

– Просто просил срочно с ним связаться. И всё.

Звонок из дома:

– Слушай, тут тебя весь день Арканов зачем-то добивается… Просит зайти, если сможешь. Это что, прям тот Арканов за тобой гоняется? Аркадий!? Ну, ты даёшь!

Да, я ж ему дал оба телефона. А меня сегодня не было ни дома, ни на работе… Дела! Наверно, рассказы зарубили…

После работы мчусь на Воровского, в «Юность»:

– Аркадий Михайлович, извините, вы мне звонили, а я – в местной командировке, поэтому не…

– Не страшно, Григорий. Просто, получил вёрстку вашего рассказа из июньского номера, у меня мысль одна возникла по вашему тексту…

– Что-то не так в нём? Сократить? Хотя куда уж короче…

– Не-ет, я тут подумал… Может, вы согласитесь… Если нет, оставим так, как есть, не беда, но… Одно слово, по-моему, хорошо бы поменять на другое. – И показал мне это место в рассказе: – По-моему, так было бы лучше, точнее, да и смешнее. Как считаете?

– Вот это одно слово? – уточняю зачем-то. – Ну, конечно, согласен, Аркадий Михайлович. Так будет лучше. Могли бы, как редактор, и не спрашивать меня… Делов-то!

– Не-ет, Григорий. Так неправильно. Мы же – литературный журнал. Значит, ваш текст – литература, согласны? Без согласия с автором нельзя.

…Надо же, думаю, из-за одного слова редактор весь день автора искал! Литература…

«Вы же помните, как меня встречал народ!»

Итак, 1976-й, апрель, Одесса, Фестиваль смеха ЮМОРИНА. Меня, постоянного и многолетнего автора-фельетониста журнала «Крокодил», включили в делегацию от главного советского сатирического журнала, едущую в Одессу на ставший уже традиционным, ежегодный, 4-й уже по счёту первоапрельский фестиваль юмора и возглавляемую тогдашним ответственным секретарём редакции «Крокодила» Георгием Оскаровичем Марчиком. В состав нашего московского десанта, кроме упомянутых нас двоих крокодильцев, входили еще и прекрасный писатель, лауреат премии «Клуба 12 стульев» Литературной газеты Евгений Шатько, заведующий отделом юмора и фельетонов газеты «Московский Комсомолец» Владимир Альбинин, директор детского сатирического киножурнала «Ералаш» Борис Грачевский, писатель-сатирик Михаил Жванецкий, популярный эстрадный артист Геннадий Хазанов, редакторы взрослого сатирического журнала «Фитиль», авторы-юмористы еженедельника «Неделя», редакторы отдела сатиры и юмора Всесоюзного радио и др. Командиром этого десанта от Союза писателей РСФСР был определён один из официальных патриархов советской сатиры и юмора, член правления Союза, лауреат многих литературных премий, автор множества юмористических сборников и сценариев кинокомедий, член всяческих жюри и редколлегий Леонид Сергеевич Ленч. Вообще, в этот раз (это отметили практически все наблюдатели) в Одессу на праздник смеха съехалось небывалое число гостей – любителей весёлого смеха, причем не только из советских городов, но и, например, из тогдашней братской Болгарии, с юмористами которой мы, например, крокодильцы, давно и весьма плодотворно общались и обменивались нашими произведениями. А возглавлял делегацию болгарских сатириков известный писатель-драматург, автор успешных сатирических комедий, идущих на болгарской сцене, Александр Миланов (с которым мы, кстати, подружились и в последующие годы регулярно общались и в Москве, и в Софии, и в Пловдиве, и в Габрово)…

Несколько дней одесской «Юморины-76» пролетели мгновенно, весело, шумно, очень изобретательно с точки зрения городского оформления, смешных лозунгов и анекдотичных плакатов, восторженного приема по отношению к нам, гостям, со стороны «веселящихся трудящихся» горожан, высыпавших на знаменитые Приморский бульвар, Потёмкинскую лестницу, Дерибасовскую, Пушкинскую и прочие улицы Одессы чуть ли не полными семьями. На многих городских площадках практически в режиме «нон-стоп» демонстрировали свое веселое искусство мастера эстрады и юмора, приезжие звезды и местные знаменитости. Словом, впечатление было такое, что в эти четыре апрельских дня весь город взял отпуска и отгулы, чтобы оказаться на фестивальных улицах и показать гостям и самим себе все присущие одесситам весёлость и гостеприимство. Говоря современным языком, оторвались по полной.

Узнав, что я собираюсь на одесскую «Юморину», завотделом юмора газеты, называвшейся тогда «Советская культура», мой коллега по секции фельетонистов Союза журналистов и хороший знакомый Григорий Гогоберидзе позвонил мне:

– Старик, у меня к тебе просьба: не напишешь ли для нас о «Юморине»?

– С удовольствием.

– Вот и отлично! Заранее спасибо. Значит, я планирую тебя в номер.

Что ж, сказано – сделано. На следующий день после прибытия из Одессы в Москву, приношу в «Советскую Культуру» свой краткий иронический (в жанре прошедшего мероприятия) отчёт-репортаж об одесской «Юморине-76». Гриша прочёл мой текст, тут же при мне показал его главному редактору, и – к моей радости, текст без всякой редакторской правки заслали в сдающийся завтрашний номер. На следующее утро покупаю в газетном киоске свежую «Советскую Культуру» и на последней полосе читаю свой отчёт (извините, читатель, привожу его, за краткостью, полностью):

«ЮМОРИНА-76»

В Одессе состоялся 4-й традиционный весенний праздник смеха «Юморина-76». Наш специальный корреспондент передал с места происшествия:

(Протокол четырехдневного заседания «Юморины-76»)

Присутствовали: гости (они же хозяева) Одессы из гг. Москвы, Ленинграда, Казани, Киева, Минска, Куйбышева, Симферополя, Ростова-на-Дону, а также веселые «коллеги» одесситов – юмористы из братской Болгарии; были представлены следующие организации и частные лица – Всесоюзное радио, «Крокодил», Москонцерт, «Укрмультфильм», «Неделя», «Ну, погоди!», «Фитиль», «Ералаш», Евгений Шатько…

Имели место: шутки без бороды, смех здоровый, веселое настроение не только на сцене, но и в зале.

Отсутствовали по уважительной причине: шутки с бородой, смех нездоровый, скука, тоска зеленая, остроты, высосанные из пальца.

Слушали:

бой знаменитых одесских курантов;

выступления смеховых дел мастеров на эстрадах Дворца спорта и филармонии – Р. Карцева, В. Ильченко, Г. Хазанова, Б. Владимирова, В. Тонкова, 3. Гердта и других;

– бесконечные (но не одни и те же) анекдоты и байки на встречах гостей-сатириков с хозяевами-юмористами.

Смотрели:

на овеянные славой литературные места Одессы;

на весельчаков-писателей, победивших на юмористических конкурсах «Антилопа-гну» и «Козлотур», проводившихся одесскими газетами в 1975–1976 гг.;

на торжественную церемонию открытия! «Юморины-76» с перепиливанием «ленточки»-бревна на площади у Дюка де Ришелье;

на уникальными в своем роде автопробег на приз «Антилопы-гну», в котором приняли участие автомобили старых марок, таких, например, как «яга», «эмка», «мерседес-бенц»;

на жизнерадостные лозунги и плакаты, которыми пестрели машины участников автопробега: «Пересмеем все города!», «Автомобилю столько лет, на сколько он выглядит», «Команде «Черноморец» срочно требуется четвертое место. Лучше – третье!», «Сниму гараж не выше третьего этажа», «Пьяный, переходи улицу на зеленый змий!..»;

на экземпляры редчайшего фото-юмора, выставленные в Доме актера;

на самые свежие выпуски взрослого «Фитиля» и детского «Ералаша»;

на многое другое в том же духе.

Постановили:

принять происшедшее к сведению, извлечь уроки и допускать впредь;

отдельным, еще имеющим место городам, по непонятным причинам не принявшим участие в празднике, оставить право – быть 1 апреля 1977 года в том же месте, в тот же час.

Вел протокол Гр. КРОШИН. ОДЕССА.

Увы, свое право всем не принявшим и принявшим участие в «Юморине-76» в Одессе осуществить было не суждено. Готовя этот репортаж к публикации ни автор, ни редакция еще не знали, что, испугавшись массового праздника юмора и небывалого наплыва на эти фестивальные дни в город участников и гостей, власти Одессы не предприняли ничего лучшего, как… запретить будущие ежегодные «Юморины» в своем городе. И запрет этот продлился целых десять лет. Следующий фестиваль юмора в Одессе состоялся уже лишь в «перестройку», 1987 году.

Но вернёмся чуть назад, к моему репортажу в «Советской Культуре». Прочтя свой шедевр, удовлетворённый сделанным, захожу в редакцию газеты. В коридоре встречаю Гришу Гогоберидзе.

– Ну, старик, здорово! Главный в восторге от нашей оперативности, похвалил меня сегодня с утра на планёрке. Ну и тебя, автора, понятно! В общем, все вроде довольны. Кажется, мы вообще первыми дали о «Юморине». Спасибо тебе!

Что ж, читайте на здоровье, мне не жалко. Но…

Через день Гриша звонит мне. И мнётся:

– Тёзка… Тут такое дело… Прямо не знаю, как и сказать…

– Что-то не так? – спрашиваю.

– Ещё как не так! Аж из ЦК главному позвонили, из отдела культуры…

– Им что-то не понравилось?

– Да не-ет, не им… И не в этом дело…

– А кому же?! Брежневу, что ли?

– Ничего себе у тебя шуточки… – Похоже, завотделом юмора и, по совместительству, мой тёзка озирается по сторонам на другом конце трубки. – При чём тут?.. В ЦК накатал жалобу, кто бы ты думал?

– Понятия не имею.

– Ленч!

– Кто-о?!

– Да-да, ты не ослышался: Ленч. Классик собственной персоной! Леонид Сергеевич! Такую накатал «телегу», не обрадуешься.

– А ему-то что не понравилось в моей крохотной заметке? Вроде я не переврал ничего. Он же сам там был, всё видел своими глазами, слышал, ходил по улицам с нами вместе, даже выступал везде, открывал разные мероприятия прямо как самый главный сатирик всего СССР…

– Вот именно – главный! – чуть не закричал Гриша. – Ты прав – с а м ы й главный! Он в этой жалобе и пишет, что, мол, как же так?! Я был там самый главный сатирик, из столицы, а Крошин в своём отчёте упоминает рядового писателя Евгения Шатько, а меня даже не называет вовсе?!? И это – в центральном советском органе культуры, газете Центрального Комитета Партии!! Сканда-а-ал, старик!

– Что же делать? Чего он-то хочет от газеты или, может, от меня?

– Требует, представь, опровержения в газете! А ты же знаешь, что это значит – дать опровержения в советской газете.

– А что ж там опровергать-то, Гриша?! Что никакой «Юморины» не было в Одессе? Или – никто из упомянутых там не был? Или – что автор там не был и, следовательно, всё бессовестно высосал из пальца?!..

– Я не знаю… – растерянно прошептал завотделом юмора, видимо, уже морально готовя себя к самому худшему, то есть, как минимум, к изгнанию из газеты. А то и из – тьфу, тьфу, тьфу! – партии…

– Ну… – мямлю в порядке бреда, – давай напишем: «В ошибочно опубликованной редакцией заметке Григория Крошина, по вине автора, было допущено злостное искажение фактов. На самом деле главными действующими лицами состоявшегося в Одессе праздника «Юморина-76» были отнюдь не упомянутые в публикации Евгений Шатько, Михаил Жванецкий и прочие второстепенные смехотворные персонажи, а выдающийся советский писатель-сатирик, классик современного отечественного юмора, член и многолетний секретарь правления Союза писателей РСФСР, автор множества книг, пьес, а также киносценариев художественных комедий, патриарх советской юмористики Леонид Сергеевич Ленч (Попов), встречи с которым на всех сценических площадках, улицах, набережных, бульварах и переулках солнечной Одессы проходили при восторженном приёме и сопровождались долгой, несмолкающей овацией и дружными возгласами «Браво!»…» Ну вот, что-то в этом роде. Как тебе?

– Да ну тебя! Всё бы тебе ёрничать… А дело-то тут, кажется, пахнет керосином… Как-никак это ЦК, не шуточки. Ведь он же еще и копию нашему главному прислал. Требует крови. Тебе-то что, ты – внештатный автор, с тебя взятки гладки. Ну, подумаешь, перестанут на какое-то время печатать у нас. А мне каково, представляешь? Кранты мне, Гриша!

– Ну брось, кончай паниковать, – вяло пытаюсь успокоить тёзку, не соображая всерьёз, что тут можно реальное предпринять. Получается же, что это я его подставил. Тупик, да и только…

– Слушай, старик, – выдавливает из себя коллега чуть ли не сквозь слёзы. – А что, если как-то… тебе… с ним лично связаться? А? Поговорить с обиженным классиком? Ты же, кажется, когда-то был с ним знаком… Позвони ему, что ли?..

– Я-а?.. – вроде сразу не врубаюсь, а на самом деле просто пытаюсь тянуть время. – Вообще-то, в принципе, я не против, но… У меня, кстати, и телефона его нет, я ж никогда ему не звонил…

– Я тебе найду. Не проблема. У нас в редакции, наверняка, есть. Не бросай, я мигом. – Через пару минут возвращается: – Нашёл телефон! Домашний. Попробуй, а? Может, выгорит.

– Ну давай. А что ж я ему скажу-то?.. Чёрте что. Прямо клиника, не иначе…

– Ну, там, не знаю, кинься ему в ножки, юмористу всея СССР, извинись, мол, твоя ошибка, бес попутал… и так далее. Может, сжалится классик, не станет жаждать крови, то есть опровержения…

– Ладно, Гриша. Сейчас чуть-чуть приду в себя, отдышусь чуток, наберу его… Вообще-то, ты прав, мы с ним действительно знакомы были немного. Он меня даже как-то обещал на работу взять в штат отдела юмора «Литературной России», где он был членом редколлегии. Правда потом забыл об этом… Да и на этой «Юморине» в Одессе немного пообщались…

Что ж, делать нечего. Надо Гришу спасать, а то и правда уволят еще из-за меня. Набираю домашний номер Ленча. Долго слушаю длинные гудки. Никто не подходит. Может, дома нету… И тут:

– Алло! – усталый женский голос. Жена, видимо.

– Здравствуйте, вас беспокоит Григорий Крошин. Если можно, я бы хотел с Леонидом Сергеевичем переговорить…

– А-а, Крошин… Я-асно… Но, знаете, Леонид Сергеевич неважно себя чувствует. Не знаю, сможет ли подойти…

– Извините за беспокойство, – пускаю слюни, – но, спросите его, если он сможет в другое время, попозже, я перезвоню…

– Ну ладно… подождите. Я сейчас попробую его подозвать.

Через минуту в трубке слышу знакомый, хотя и слабый, голос:

– Да, я слушаю.

– Здравствуйте, Леонид Сергеевич. Извините. Это Крошин.

– А-а, Гриша, здравствуйте, здравствуйте, я вас слушаю. Простите, нехорошо себя чувствую…

– Леонид Сергеевич, тут произошло явное недоразумение, конечно, по моей вине, не по вине редакции… С этой злосчастной заметкой о «Юморине». Как-то непостижимо из заметки выпала ваша фамилия, уж не знаю, право же, как это получились…

– Да уж… – Голос классика зазвучал в трубке чуть твёрже. – А я читаю мою любимую «Культуру» и – что же это? Вроде меня в Одессе и не было вовсе. Вроде и не открывал я торжественно праздник. Как же так, Гриша?! Ведь мы же с вами и с другими товарищами-юмористами, помните, там везде вместе ходили, участвовали во всём… И у Дюка на Потемкинской лестнице были, и на Дерибасовской, и даже, помните, чуть ли не целые два часа по Привозу гуляли и всякие забавные безделушки покупали!.. Неужели забыли?

– Да нет, Леонид Сергеевич, как я мог такое забыть?!

– Вот и я удивляюсь. И вообще! Вы же, Гриша, прекрасно видели, были свидетелем, как меня там встречал народ! Везде буквально! Меня, а не Евгения Шатько и не кого-то ещё, как вы написали… Вы же не могли этого не видеть, правда?

– Конечно, ещё бы, Леонид Сергеевич! Как было такое не заметить.

– Ну, так что же вы, Гриша?! Как же так можно было? Забыть ТАКОЕ? И не отметить в публикации? Да еще на всю страну! Да еще в газете ЦК КПСС!!! Представляете? А наш народ прочтёт это – и что же он подумает про вас? Про газету ЦК КПСС?!?.. С ума сойти.

– Да-да, вы правы стопроцентно, Леонид Сергеевич… Страшно даже представить, что народ прочтёт и, главное, что подумает после этого… Простите меня, ради бога! Это моя колоссальная ошибка! Моя и только моя! Газета ЦК КПСС тут, уверяю вас, совершенно ни при чем! Мы сдавали текст в спешке, срочно в номер, чтобы успеть, буквально накануне, поэтому такой ляп случился. Потому и проглядели. Ну, в самом деле, прямо не понимаю, как я смог такое недосмотреть. Лично моя, персональная оплошность. С кем не бывает, Леонид Сергеевич, только не расстраивайтесь… Вы же меня знаете, я ж не со зла.

– Да, Гриша, я вас знаю, вы, помнится, к нам в «Лит. Россию», хорошие рассказы давали, прекрасно помню… В общем, хочу надеяться, что вы постараетесь, чтоб всё-таки больше уж такого не допускать, повнимательнее будьте в следующий раз. Вы же помните, как меня в Одессе встречал народ, верно ведь? Всего вам доброго. – И он положил трубку.

Уф-ф!.. Едва отдышавшись, я тут же набрал номер отдела юмора «Советской Культуры» и рассказал Грише о беседе с классиком:

– Кажется, обошлось. Думаю, зализал. Надеюсь, он уже не будет требовать от вас опровержения.

– Спасибо, старик. Ты просто обыкновенный герой. – Гриша Гогоберидзе был явно растроган. – Поглядим теперь, как пойдёт. А ты – пиши нам ещё!

…После этого случая я ещё несколько лет удачно сотрудничал с «Советской культурой». Потом, в постсоветское время, – с просто «Культурой». В общем – обошлось.