Текст книги "Ауттейки (Outtakes)"

Тайна древней шкатулки

Руки с бархатной, сладко пахнущей кожей скользнули по твёрдой, резной, гладкой поверхности шкатулки. То было прикосновение матери к своему ребёнку, любовницы – к любовнику; такого прикосновения ждут все и вся, чтобы, раскрывшись, подобно самой древней тайне, откликнувшись на идущий из глубины веков и сердца зов, подарить в ответ на ласки и прошения самое ценное, что только может вообразить поделённый на два полушария набор серых клеток. Касание шкатулки было намеренным и неотвратимым, и любые эпитеты, все возможные метафоры и аллегории, аллюзии и параллели не смогли бы передать желаемого, набухшего весенней почкой, готового перейти в действительное цветением, опылением, созреванием. Необходимость движения закладывалась противоположностями, гниением плода и выбрасыванием семян, оплодотворением и гибелью, свойственными каждому в мире, состоящем из молекул.

Тонкие пальцы живыми розовыми существами приблизились к ключу и сомкнулись на нём. Поднеся ключ к тому, что олицетворяло ниспровержение законов и полное забытье, сокрытое в древней пляске, давшей жизнь создателю шкатулки в ту самую эпоху, когда из дерева и металла, соединивших свои жизни, появилась и она сама, пальцы-существа погрузили металл в зазывно темнеющую неизведанность. Поворот, миллисекунды тишины, щелчок – почти сразу, без перерыва, и всё-таки через промежуток затаенного на единицу после запятой и бесчисленного количества нулей дыхания, – и шкатулка открывается. Медленно, неторопливо, зарождаясь ответом, как жизнь зарождается в самой себе, воспроизводит саму себя в акте, идущем от начала веков, родом из вечности, в процессе совокупления – прелюдии к существованию, неотрывном от смерти. Всё та же история, всё то же действие, всё тот же результат.

Внезапно и непредсказуемо крышка откидывается назад, телом, которое довольно происходящим и жаждет большего; запахи, дурманящие сознание, распространяются вокруг. Что-то мечется внутри шкатулки, беснуется, пытаясь вырваться наружу, скребётся, стремясь разорвать деревянную оболочку, изгибается и вздымается, облаком пепла и пыли, раскрывающимся над взрывом, летит вверх. И вот оно уже свободно, вот оно здесь, в воздухе, рядом, совсем близко, и можно если не прикоснуться к нему, то хотя бы ощутить исходящие от него волны тепла и света, энергию будущего счастья и бывших горестей. Яркие краски, пёстрые фигуры – миниатюрные шаровые молнии и змеи из полыхающего нереальным огня – пронзают пространство и остаются в нём, колоссальная мощь, сила без соразмерности и ограничений разлетается жарящими и жалящими осколками, следствием-остатком былого и предвестником будущего, призывая положить конец, накаляясь до предела, чтобы…

…чтобы…

…чтобы.

Волна поворачивает вспять и замыкается на своей самости, руки, немного подрагивающие от остаточного возбуждения и приятной усталости, берут крышку в себя и опускают на место. Поворот ключа, привычное щёлканье – и металлический гость-проводник уносится туда же, куда уходят мечты о повторяемости желанного, ожидающего в тихом безвременье отсроченного до поры выполнения предназначенного. На стене, словно затихая под воздействием произошедшего, тикают и тикают часы, отсчитывая оставшиеся до нового воссоединения часы, минуты, секунды…

(Июнь 2010 года)

Тайна древней шкатулки – 2

1.

Всё было тёмным, неподвижным и лишённым жизни, потому что бал правила ночь. Камень ударил по стеклу. Осколки с хрустальным звоном посыпались на пол. Рука выбросила булыжник. Тело перемахнуло через подоконник и оказалось в комнате. Следом за первым забрался на самую вершину лестницы второй – он тоже влез внутрь. Огляделся в чёрном помещении, почувствовав себя, словно в материнской утробе. Так же тепло и вновь не хватает света.

«С чего бы?» – всплыл в голове вопрос.

Но мысль осталась необдуманной, неразрешённой: первый сунул в руки второму мешок и указал в сторону полок. Второй кивнул, метнулся к стене, стал скидывать всё ценное, старинные вещи, не знавшие времени и цены, в нутро грязной материи. Игрушки, подсвечники, статуэтки, какая-то шкатулка… Второй попытался открыть её. Тщетно. Тогда он бросил шкатулку поверх кучи бесценных предметов, завязал мешок верёвкой и приготовился уходить, тем более что первый уже звал его, первый уже был снаружи. Второй перемахнул через подоконник, сбежал по ступенькам вслед за подельником, в несколько прыжков оказался у ограды, через которую перелез без особых усилий.

Две фигуры в чёрных одеждах бегом скрылись в ночном мраке, а дом остался стоять с разбитым окном, будто старый господин в треснувшем пенсне. Лестница вела наверх и вниз – она принадлежала тому, кто владел домом. Вот парадокс! Дом сам помог себя ограбить. То, что купил владелец, стало подспорьем в руках воров. Однако не так ли чаще всего происходит в жизни?…

2.

Когда хозяин тихо, неспешно, невидимо скользнул-проник-вошёл в дом, строение немедля рассказало ему о том, что случилось. Владелец поднялся на второй этаж, осмотрелся и покачал головой: воры вынесли всё. Жалость напала на хозяина. Ему было жаль и статуэтки, и подсвечники, и вазы, и, конечно, древнюю неповторимую шкатулку. Но больше всего ему было жаль воров…

3.

Награбленное бросили в углу. Первый – немногословный, мрачный – прошёл на кухню и стал готовить еду: очень хотелось спать, но обыденный голод побеждал колдовство Морфея.

Второй сел за стол – ждать – и, пока суд да дело, уставился на два полных драгоценностей мешка. Мысль ввинчивалась в голову, подобно штопору, и грызла мозг – мысль о шкатулке. Что она? Как она? Почему она?…

Сам не понимая, что делает, второй встал, оглянулся, убедился, что первый не видит, присел у своего мешка – у того, что более потрёпанный, – развязал верёвку, просунул руку и стал рыться в вещах. Ему чудилось, что вот-вот разъярённые украденные предметы укусят его за пальцы, но этого не случилось, и вскоре он обнаружил её – шкатулку. Стоило коснуться странной вещи, как всё тело затряслось от сладостного предвкушения, волна зародилась в животе и разошлась, пробежала по всему организму, и ударила в самое сознание. Второй пошатнулся, но шкатулки не выпустил. Он быстро извлёк её из мешка, встал на ноги, подпрыгнул к столу, поставил загадочную вещь на стол и стал разглядывать. Вертеть. Ощупывать. И сам не заметил, как ощущение чего-то безграничного, вечного, мягкого и сладострастного разорвало его на части – в смысле переносном. А затем…

4.

Первый вошёл в комнату, держа в руках поднос с едой.

Металл упал на пол – звяк!

Бутерброды, стаканы, графин с водой разлетелись по полу – шлёп! шлёп! Бац! бац! Бах!

Тело первого отступило назад – и упёрлось в стену – бум!

Это было тело – это был уже не человек. Завораживающая, гипнотическая, подчиняющая… разрушающая магия шкатулки завлекла в свои сети первого. Взрывы миниатюрных сверхновых, летающие огненные шары и ленты, потрясающие странные звуки, невероятные потусторонние мелодии, картины посюсторонние и видения, которым нет места в реальном мире, – даже для вымысла они слишком фантастичны.

Первый стоял неподвижно, спиной вгрызаясь в стену, глазами – в шкатулку, и ощущал давно знакомое, но доселе неведомое, а вместе с приобретением этим чувствовал он и потерю: первый терял нечто важное, всегда находившееся с ним. Нечто необъяснимое. Тождественное. Личное. Своё собственное «я»…

…А на фоне этого – тени, вырывавшиеся из шкатулки: плясала в извечном танце любви и похоти гибкая стройная фигурка, и кто-то высокий мускулистый помогал ей высвободиться, проникая и овладевая, позволяя отдаваться – и покорять…

5.

В новостях передали, что ночью такого-то числа такого-то года дом, находившийся на улице…, потряс изнутри сильнейший взрыв. Его причину определить не удалось. Строение разнесло по всей улице, а его немногочисленные остатки сгорели дотла. Жители – двое братьев, финансовые работники, – пропали без вести. Но ещё долгое время ходили слухи, что они погибли при взрыве.

6.

Руки гладили шкатулку – намеренно, открыто, чувственно… аккуратно. Потянулись было к крышке – приподнять. Так хотелось заглянуть внутрь!.. Но сейчас нельзя. Потом, когда всё уляжется. Когда шкатулка успокоится, а он сам будет готов.

Владелец поставил старинную вещь на прежнее место, среди прочих древностей: ваз и подсвечников, тарелок и блюд, игрушек и украшений. Всё вернулось на свои места. Всё всегда возвращается. А после ушёл, закрыв дверь на ключ.

7.

Окно на втором этаже, как раненный глаз – повязкой, затянула паутина досок. Забитый проём, ход, путь не должен более искушать и манить. Не должен…

(Январь 2012 года)

Трое в трюме (без учёта собачки)

– Холмс, по-моему, вы превратно понимаете выражение «ничего лишнего», – отдуваясь, сказал я.

– Что вы имеете в виду, дорогой Ватсон? – Дыхание моего друга тоже было сбивчивым.

– Вот, скажем, тот случай с профессором Мориарти: мне думается, когда он говорил «приходите, я хочу с вами побеседовать», то имел в виду несколько иное. Немного опрометчиво было являться на встречу с ним в выходном костюме, не прихватив с собой револьвера.

– Вы считаете, мне стоило облачиться в свой обычный наряд?

– Или, вот, «Дело о нудистах-убийцах». Помните, как посмотрел на нас инспектор Лестрейд, когда прибыл на место преступления, в лагерь нудистов, и обнаружил наше, скажем так, неглиже?

– Мы тогда прекрасно затерялись в толпе. Или вы предпочитаете быть обнаруженным потенциальным врагом?

– А ваше поведение на приёме у президента Соединённых Штатов, где вы были почётным гостем…

– Согласен с вами, дорогой друг, коллекция секретных планов Британии, которые я подарил президенту, совсем невелика, но, надеюсь, он на меня не в обиде.

– Я ни на что не намекаю, Холмс, – но, чёрт возьми, почему мы стоим посреди поля в два часа ночи, а на земле лежат бесчувственные миссис Хадсон, Лора Лайонс, змея из дела о пёстрой ленте и собака Баскервилей?

– Вы тоже считаете, что собачка – лишняя?

В небе появился светящийся шар и стал быстро снижаться, приближаясь к нам.

– Ну, довольно разговоров, Ватсон: помогите мне положить достопочтенных леди в трюм космического корабля, прилетевшего с Альфы Центавра.

– Холмс, это ведь никак не связано с намерением инопланетян захватить Землю, о котором на прошлой неделе трубили все газеты?

– Не беспокойтесь, мой друг, конечно, связано. Нашим братьям по разуму требовались особи женского пола для вынашивания потомства, и самый совершенный мозг в мире нашёл решение этой проблемы. Как обычно, всё элементарно: трое в трюме (без учёта собачки) – в обмен на увеличение тиражей некоего Конан Дойла и очки для Майкрофта.

Что же, я вновь ошибся, усомнившись в великом сыщике, а он в очередной раз подтвердил свою гениальность.

– Тогда это меняет дело, Холмс! Но вдруг нас обманут?

– Не волнуйтесь, Ватсон, своих они не обманывают, – телепатировал Холмс и подмигнул мне третьим глазом.

Я переплёл щупальца и вздохнул тремя диафрагмами. Всё-таки, как бы ни был гениален мой друг, в душе он – сущий ребёнок.

(Июль 2010 года)

Успеть вовремя
[Не опоздать]

Пустая, стылая квартира окружала его со всех сторон.

Строчку, хотя бы одну строчку…

Замкнутое пространство казалось темницей, из которой не выбраться. В покрытых пылью комнатах были разбросаны вещи.

Чёрт! Ничего не пишется! Ну, думай, думай…

Жена сказала ему на прощание «Не вспоминай о нас», забрала дочку с сыном и ушла. Без скандала, тихо, даже не хлопнув дверью. Кошка, и та оставила его – убежала через несколько дней.

Сегодня сдавать рукопись – надо хоть что-то напечатать! Но как написать весёлый рассказ, когда в твоей жизни – мрак и тьма? А внутри – холод… Ну почему я не могу выдавить из себя ни предложения?! Да, мне очень плохо, но ведь именно свои эмоции многие и переносят на бумагу – я же знаю. Я тоже когда-то был таким, пока не стал профессиональным писателем…

Тишина довлела над ним. Даже нигде не тикали часы, потому что механических у него никогда не было – он пользовался только электронными. На мониторе компьютера, справа внизу, стрелки отправлялись в поход, забирая с собой отрезанные кусочки времени.

Так хочется забыть обо всём: и о работе, которую я не могу сделать, и о семье, которой у меня больше нет…

Он смотрел в окно, на безмолвный и неподвижный двор. Вдруг нахлынули воспоминания: совсем молодой, он вдохновенно отстукивал по клавишам печатной машинки. Это даже заставило улыбнуться. Годы шли, а он продолжал сочинять. Затем вместо машинки появился компьютер. Провели Интернет. Но это частности – в целом всё оставалось по-прежнему: он в своей комнате, сидел за столом и что-то писал. Как и сейчас…

Но почему никого рядом? Почему они ушли? Что я им сделал? Дело во мне?…

Мысли цеплялись одна за другую. Пальцы стучали по клавишам, как много лет назад. Только оставшись наедине с собой, в полном одиночестве, он наконец понял. Это было как озарение. Равнодушие – вот что рушило его жизнь и чем он портил жизнь другим! Отстранённость. Восьмой грех… Но был ещё шанс: вынырнуть из омута собственного «я» – и устремиться в мир!

Ну и пусть я не написал рассказа – зато у меня есть эта миниатюра. А если редактор откажется от неё, я найду кого-нибудь, кто её опубликует. Потому что такие мысли не должны пропадать зря!

Он выключил компьютер, вышел на улицу и, сев в машину, направился к дому тёщи. Туда, где теперь жили его родные. Наверняка, они так же сильно скучают по нему, как он по ним. Он спешил это проверить, он спешил, боясь опоздать, он спешил – спешил в свою жизнь.

(Сентябрь 2011 года)

Так уж заведено

Ангел был какой-то недостоверный. Я бы и не поверил, что он ангел, если бы он не показал удостоверения.

– Не знал, что у вас, там, тоже нужны бумажки, – сказал я.

– Без них теперь никуда, – горько вздохнул ангел. – А кстати, где это – там?

– Ну-у… на небе? – предположил я.

– Всё понятно. – Ангел кивнул. Наверное, своим мыслям.

Я мысли читать не умел, и мне оставалось лишь догадываться. О чём может думать ангел? О чём-то своём – высоком, чистом… Ангельском…

Между прочим. Ангельским этого ангела назвать было ну никак нельзя. Выглядел он, как грузчик, которому дали поносить личину ангела. Или как второразрядный актёр, который согласился подменить ангела, пока того не будет. И кого они хотели так обмануть? Меня? Или того, кто значительно выше? В любом случае, ангел должен был пообещать актёру пару лет отдыха в Раю или чистку кармы. Частичную хотя бы.

Но я не об этом хотел сказать. Если этот ангел и был ангелом – а похоже, им он и был, потому что спустился с неба в лучах света… Даже если он был ангелом, то, наверное, каким-нибудь не самым достойным. Встреть я такого ангела на улице, без крыльев и света, – прошёл бы мимо. И взгляда бы на него не бросил. Обычный… человек. Вот хорошее описание: человек, а не ангел. Причём, похоже, человек не самый успешный.

– Что молчишь? – спросил ангел. – Задумался? Это бывает. Ты представить себе не можешь, как много вдруг у людей рождается вопросов, когда к ним является ангел. Обычно он – то есть я – прихожу, когда… ну… уже всё, пора. А они стоят, как вкопанные, смотрят на тебя остекленевшими глазами и забрасывают вопросами: как? да почему? да куда? Надо, говорю, отправляться, нас долго ждать не будут. Но они…

Я не удержался и задал-таки вопрос, который меня волновал:

– А все ангелы – такие?

Ангел сбился с мысли и не сразу понял, о чём его спрашивают.

– Э-э… такие? Какие?

– Вот такие. Как ты.

– А-а. Нет. – Ангел улыбнулся. – Не обращай внимания, у меня выдался не лучший день.

– Разве у ангелов так бывает? – удивился я.

– А чем мы хуже людей? – Кажется, ангел был даже слегка рассержен. Но он быстро справился с собой и продолжил – прежним дружелюбным тоном: – Давай, парень, собирайся – и полетели, как говорится.

Полетели? Вот те раз. Куда лететь, когда у меня завтра – прослушивание?

Я прямо так и спросил ангела:

– Куда ещё полетели?

Ангел приподнял бровь и недобро на меня глянул.

– Ты что, тоже из этих? Из тех, которые задают миллион вопросов и не слушают ответов, потому что тянут время.

Я не хотел, чтобы там обо мне сложилось неверное впечатление, и постарался объяснить:

– Я не тяну время… Я не понимаю… куда мы должны лететь?

Ангел подошёл ко мне.

Ничего себе! От него пахло потом!

Я отступил назад. Уж не знаю почему: то ли открытие было таким шокирующим, то ли на меня подействовал запах пота.

– Парень, – сказал ангел и взял меня за руку. Я почувствовал… как бы описать… Если бы вас коснулась сотканная из белого света рука, вы бы ощутили примерно то же самое. – Парень, – повторил ангел, – ты умер, откинул копыта, склеил ласты, отбросил коньки… Понятно или продолжать?

– П-понятно, – заикаясь, проговорил я.

– А я – ангел. Посмотри на меня: я – ангел. Понятно?

– Понятно.

– Тогда к чему глупые вопросы?

Какой несдержанный ангел мне попался. И плохо одетый к тому же. Почему мне так везёт?

«Я, в конце концов, не каждый день умираю. Ничего удивительного, что я веду себя немного… странно. Странно по твоему, ангельскому мнению. Но меня можно простить. А вот на вопрос ответить, что, так сложно?»

Вот что надо было сказать невоспитанному грузчику с крыльями.

Вместо этого я промямлил «Извините» и замолчал.

– Ладно. – Ангел проявил великодушие. – Бери меня за руку, и полетели…

– А можно… один вопрос? Всего один, – пообещал я.

– Ясно. Ты всё-таки из этих – «оттянем-миг-смерти-любой-ценой». Парень, ты уже умер…

– Я не из этих, не из этих. Я просто хочу знать… Один вопрос… Рай, он – существует?

Ангел смотрел на меня. Долго, изучающе. Что скрывалось за этим взглядом? Что угодно могло скрываться: любопытство, изумление, раздражение, отвращение…

– Вообще-то… – начал ангел.

И я стал внимательно слушать. Величайшая тайна вот-вот будет раскрыта! Жаль, я не смогу поделиться своим знанием с человечеством!..

– …нам не разрешается говорить на эту тему с людьми, – ответило крылатое существо.

Я посмотрел на него с недоумением и неудовольствием.

– Я столько жил, – сказал я, – страдал, работал и надеялся, и разочаровывался, а потом и вовсе умер – и всё для того, чтобы услышать «нам не разрешается об этом говорить»?

– Ты на кого сейчас злишься, – спросил ангел, занимая оборонительную позицию, – на меня или на себя?

– Ни на кого! – сказал я, довольно громко. – Я просто злюсь.

– Никогда не понимал этого простого человеческого удовольствия.

– Может, потому, что это простое человеческое удовольствие?

Ангел облокотился на тумбочку. Ага, значит, он не бестелесный. Я всё больше и больше разочаровывался в ангелах.

И в Рае, если на то пошло. Может статься, его и нет вовсе, вот ангелы и замалчивают эту тему.

Что же касается Бога…

– Сколько общаюсь с людьми – никак не могу привыкнуть…

– К чему? – спросил я. – К тому, что мы обвиняем всех, кроме себя?

– Не-а.

– К тому, что мы растрачиваем свои жизни по пустякам?

– Нет-нет, я не о том. Хотя это предположение ближе к истине.

О, он заговорил об истине. Ну, ты сам нарвался.

– А истина, – спросил я, хитро прищуривая глаз, – о ней тебе тоже не разрешается говорить с нами, людьми? Существами, не достойными…

– Об истине-то? Да я сколько угодно могу о ней говорить. Только устал уже.

Ангел вытащил из кармана… ну конечно… самокрутку. И закурил. Зажёг цилиндрик от своего сияния и запыхтел дешёвым табаком.

Терпеть это было выше моих сил. Я уже не сдерживался:

– И что же есть истина?

– Напоминаешь мне одного чудака из Иудеи, – пробубнил себе под нос ангел.

– Что?

– Истина, – сказал ангел, – для тебя заключается в том, что твоя душа освободилась от бренной земной оболочки. Ты покинул человеческое тело, но по привычке остаёшься человеком. Ведёшь себя, как человек, говоришь, как человек, думаешь, как человек…

– Ты умеешь читать мысли? – саркастически произнёс я. – Я вот – нет.

– Это ты так думаешь.

– А что, умею?

Я был озадачен.

Ангел затушил самокрутку о коврик на стене. О мой коврик. Эй!

– Эй!

– У вас полно времени. Его достаточно, чтобы разобраться в этом вопросе и во всех остальных. Но вы начинаете разбираться в них, только когда…

– Того?

– Ага.

– А тебе лень объяснить, да? Человек никогда уже не станет человеком, никогда не ощутит прелести пребывания в человеческом теле, а тебе лень ответить на пару его вопросов. Да ты… эгоист. И что, все ангелы такие?

– Это я-то эгоист?

Ангел всерьёз обозлился на меня.

Правильно ли я поступаю? А, всё равно назад уже не повернёшь.

– Что такое истина? Есть ли Рай? А Рай на Земле? – Я загибал пальцы. – Для чего на свет Божий появился человек? И есть ли Бог? И куда мы идём?

– Куда мы идём… Началось… Я так и знал, что ты из этих.

Я был определённо неприятен ангелу. Но меня это мало волновало. Я задавался вопросами вселенского масштаба.

– И что делать? А зачем? А каков ответ на великий вопрос Жизни, Вселен…

Но ангел перебил меня:

– У тебя была жизнь, и ты мог найти ответ на этот вопрос. Так же как и на любой другой. Всё. Хватит. Прощайся с квартиркой – и полетели. У меня поклиентская оплата – мне не улыбается…

– Всё думаешь о себе? Все вы – все вы там, наверху, думаете только о себе.

– Полетели, а? – Ангел выглядел уставшим. – Если хочешь, поговорим по дороге. Хотя мне и не особо этого хочется, – добавил он вполголоса.

– Нет уж. – Я принял решение. Сначала заставляют тебя страдать, затем и вовсе умирать. Хватит быть безвольным актёром в театре кукол, пора проявить характер. Лучше поздно, чем никогда. – Я никуда не полечу.

– Чего? – спросил ангел. – О Господи…

– Ага-а. Значит, Бог всё-таки есть?

– Кончай дурить и полетели…

– Я сказал: нет.

– Всё равно ведь полетишь.

– А вот и нет. Я остаюсь, чтобы жить.

– Ты уже пожил.

– Да, только этого мало. Мне нужна вторая жизнь. Теперь, когда я знаю о существовании ангелов, загробного мира (хотя и не наверняка), возможно, Бога, какой-то абстрактной истины… А, пускай – не это главное. Главное, я знаю, что смогу узнать то, что захочу узнать – но только в новой жизни.

– Там, – ангел махнул куда-то рукой, – ты тоже узнаешь ответы…

– Зачем они мне? Там я буду мёртв. А здесь… здесь я буду жить… Я узнаю… я столько всего смогу узнать… и рассказать… всем!..

Я размечтался.

– Ну да, конечно, – саркастически изрёк ангел.

– Мне нужна вторая жизнь. Ты ведь можешь мне её дать? Или нужно разрешение начальства? Как всегда.

– Послушай, ты не понимаешь…

– Не-туш-ки. – Я был неумолим. – Меня такой банальностью не проймёшь. Я вернусь в человеческое тело. В своё или чужое – не суть важно. И у меня будет второй шанс. Это всё, что мне нужно, – второй шанс. Вот всё, о чём я прошу. Разве это много – для вас, ангелов? И для…

– Ты умер. Смирись с этим.

Ангел был спокоен. Чересчур спокоен, на мой взгляд.

Странное, необъяснимое чувство закралось ко мне в душу – а больше от меня ничего и не осталось. Я старался не обращать на него внимания. Но чувство было жутко назойливым и каким-то… неотвратимым.

– Ты умер, – сказал ангел. – Мне очень жаль.

– Мне нужен второй шанс, – повторял я, пересиливая необъяснимый страх. – Второй шанс, чтобы узнать. Чтобы рассказать…

Ангел молчал.

От его взгляда делалось не по себе.

– Шанс. Всего лишь шанс. Большего мне ничего не…

– Дурак!

Я замолчал.

Неужели ангелам разрешается оскорблять людей? Хотя они курят и от них пахнет потом…

Ангел подошёл совсем близко.

– Я же говорил: ты не понимаешь.

Это была правда. Я не понимал.

– Ты просишь второй шанс, – продолжал ангел, смотря мне прямо в глаза. – Но пойми наконец. Ведь эта жизнь и была твоим вторым шансом. Только ты прожил её, как и первую. Бесцельно. Бездарно. – Ангел помолчал, а потом пожал плечами. – Впрочем, так уж у вас заведено.

(2008)