Текст книги "Ауттейки (Outtakes)"

Ник

(этимологический анекдот)

Главный среди Вовановой «крыши» постоянно производил шум… если вы понимаете, о чём речь.

В тот день он опять разразился, наверное, на всю округу.

– Да завязывай уже! Кончай с этим! Харэ! – заголосили остальные.

– А что не так? – возмутился главный.

– Сам знаешь что! Ты пускаешь волны!

– Но дык звуковые!

– Если б только звуковые!..

Главный насупился.

– И что вы предлагаете?

– Ничё! Придумаем тебе погоняло беспонтовое – вот чё!

– А по сопатке?

– Ну, и с кем ты тогда останешься, если кажному по сопатке? Да и силёнок не хватит.

– Не больно-то вы меня уважаете! Я же главный!

– Пердун ты!

– О! – хором воскликнули все. – Точно!

Через неопределённый, но для людей продолжительный отрезок времени главный не выдержал:

– Хватит! Не хочу кличку!

Братаны заухмылялись.

– Не-э, не положено.

– Тогда хочу другую!

– А чем тебе эта не нравится?

– Не нравится. Некрасивая. Короче, не нравится, и точка.

– Ладно-ладно… дадим тебе кликуху попрезентабельнее. Ты ж пахан всё-таки. Только подожди чуток, пока на Руси войдут в моду греческие и еврейские имена.

– И вы поменяете мне прозвище?

– Поменяем-поменяем.

– Честно?

– Зуб даём.

– А что, если поторопить людей? Свиток, там, подбросить, пророка организовать или ещё как.

– Не стоит: запалиться можем.

Тут главный понял, что дискутировать дальше не только бессмысленно, но и опасно. Он подавил рвущийся наружу радостный, правда, неблагозвучный порыв.

– Ловлю на слове! – быстро согласился пахан. Однако, сгорая от любопытства, не выдержал – добавил: – Ну, а с какой буквы мой новый никнейм начинаться будет?

– А с какой тебе хотелось бы? – последовал встречный вопрос.

И Перун крепко задумался…

(Июнь 2013 года)

Победитель
(версия 1)

Утро 11 ноября 2398 года выдалось мрачное и дождливое. Люди волочились по грязным, разбитым дорогам, шли на работу, как коровы на скотобойню.

Город Будущего, названный так политиками с небогатой фантазией, впечатлял своим размахом – точно так же как и царящими внутри разрухой, запустением и голодом. В этом мире ржавого железа и расколотого асфальта нельзя было сбросить вериги.

Более сотни лет назад, во время разгула национализма и расизма, после Великой Войны, завершившейся победой Врага, проигравших «нарядили» в металлические кольца и кандалы. В знак повиновения и во имя послушания. Враг радовался и бесновался от своей радости, а его противник, унылый и раздавленный, влачил своё ничего не стоящее существование по дороге к гибели.

Полиция наблюдала за пленёнными, любые попытки сбросить вериги тут же пресекались, чаще всего убийством. Люди делали то, что им говорили, жили, как им говорили, и «малодушно помышляли о смерти». А политики и их приспешники грабили, разрушали, разлагали – и не могли насытиться.

Но то было давно: с тех пор мир изменился, стал совсем иным. Враг побеждён, национализм сгорел в ментальном огне. Однако привычка – осталась. Именно по её вине жители Всемирного Государства не решались уничтожить оковы. Привыкнув к цепям и кольцам, они приучили к ним своих детей. И разрушение мира продолжилось.

Я рассказываю вам об этом, чтобы вы поняли. Чтобы вспомнили и взбунтовались! Мы не рабы, но хуже, мы – покорные! Да, это я забрался на крышу полуразрушенного здания и, крича во весь голос, сорвал с себя проржавевшие, опадающие трухой вериги. Да, я бросил их вниз, к чёрту в топку! Это случилось тогда, 11 ноября 2398 года. И, да, это я убил ими человека. Но разве вы не понимаете – убийство началось гораздо раньше. Самих себя ведём мы…

В этот момент раздалась команда «Огонь!», и сотни смертельно жалящих пуль помчались вперёд, жаждая разорвать покорную плоть. Плоть стоящего напротив стены, человека – человека без оков.

(Май 2011 года)

Победитель
(версия 2)

Утро 11 ноября 2398 года выдалось мрачное и дождливое. Люди волочились по грязным, разбитым дорогам, шли на работу, смотря перед собой пустыми взглядами.

Город Будущего, названный так политиками с небогатой фантазией, впечатлял своим размахом – точно так же как и царящими внутри разрухой, запустением и голодом. В этом мире ржавого железа и расколотого асфальта нельзя было сбросить вериги.

Более сотни лет назад, во время разгула национализма и расизма, проигравших «нарядили» в металлические кольца и кандалы. В знак повиновения и во имя послушания. Совершившие это радовались и бесновались от своей радости, а их противники, унылые и раздавленные, влачили ничего не стоящее существование без начала и конца.

Полиция наблюдала за пленёнными, любые попытки сбросить вериги тут же пресекались, людей сажали в тюрьмы. Земляне делали то, что им говорили, жили, как им говорили, и всё глубже и глубже погружались в депрессию. А политики и их приспешники грабили, разрушали, разлагали – и не могли насытиться.

Но то было давно: с тех пор мир изменился, стал совсем иным. Враг побеждён, национализм сгорел в ментальном огне. Однако привычка – осталась. Именно по её вине жители Всемирного Государства не решались уничтожить оковы. Привыкнув к цепям и кольцам, они приучили к ним своих детей. И разрушение мира продолжилось.

Я рассказываю вам об этом, чтобы вы поняли. Чтобы вспомнили и взбунтовались! Мы не рабы, но хуже, мы – покорные! Да, это я забрался на крышу полуразрушенного здания и, крича во весь голос, сорвал с себя проржавевшие, опадающие трухой вериги. Да, я бросил их вниз, к чёрту в топку! Это случилось тогда, 11 ноября 2398 года. Но, поймите, я не преступник! Преступление – это путь, который мы избрали…

Его, закованного в цепи, затолкали внутрь кабины, не дав договорить. Рядом с ним сидели такие же преступники, которые возомнили себя свободными и потому должны были понести заслуженное наказание.

Мотор грузовика взревел, и автомобиль понёсся прочь, по утопающим в слякоти просёлочным дорогам. Туда, где вольнодумцам некого будет смущать своими сумасшедшими идеями.

(Май 2011 года)

Победитель
(версия 3)

Утро 11 ноября 2398 года выдалось мрачное и дождливое. Люди волочились по грязным, разбитым дорогам, шли на работу, смотря перед собой пустыми глазами.

Город Будущего, названный так политиками с небогатой фантазией, впечатлял размахом – точно так же как царящими внутри разрухой, запустением, голодом. В этом мире ржавого железа и расколотого асфальта все носили вериги.

Более сотни лет назад, во время разгула национализма и расизма, проигравших «нарядили» в металлические оковы. В знак повиновения, во имя послушания. Совершившие это радовались и бесновались от своей радости, а их противники, унылые, раздавленные, влачили ничего не стоящее существование без начала и конца.

Полиция наблюдала за пленёнными, любые попытки сбросить вериги тут же пресекались, людей сажали в тюрьмы. Земляне делали то, что им говорили, жили, как им говорили, всё глубже и глубже погружаясь в депрессию. А политики и их приспешники грабили, разрушали, разлагали – и постоянно жаждали большего.

…Но то время прошло, и с тех пор многое изменилось: враг побеждён, национализм с расизмом сгорели в ментальном огне. Однако привычка – осталась. Именно по её вине жители Всемирного Государства не решались уничтожить оковы. Привыкнув к цепям и кольцам, они приучили к ним своих детей. Разрушение мира продолжалось…

Зачем я рассказываю об этом? Чтобы вы поняли. Чтобы вспомнили и взбунтовались! Мы не рабы, но хуже, мы – покорные! Я не хочу быть покорным!

Немногие оставшиеся СМИ говорили о моём поступке, вы должны его помнить. Да, это я забрался на крышу полуобвалившегося здания и, крича во весь голос, сорвал с себя проржавевшие, опадающие трухой вериги. Да, я бросил их вниз, к чёрту в топку! Это случилось тогда, 11 ноября 2398 года. Я больше не мог терпеть, я должен был вырваться на свободу! Не задумываясь о цене, но зная, что за одним человеком могут последовать все остальные!..

Так сбросьте же оковы! Прислушайтесь к зову разума и сердца! Освободите себя, освободите навсегда – ведь вы на это способны, я знаю!

(Май 2011 года)

Ра-дуга

Кольцом свернувшись, рыжей гривой пламенея, в круг обращаясь, как сотни лет и до, и после, спит гигант, сиянье яркое он спрятал в сполохах огня и в ожиданьи предрешённого на маленькой зелёно-голубой планете действа всходит вверх, такой же пылкий, такой же светлый, готовясь пробудиться и пробудить своим предназначением и всех, и вся вокруг, но лишь с приходом начала цикла циклов.

Он ото сна воспрянуть сможет, и, как в ответ на заданный вопрос – древнее он гиганта-круга-света, – луч цвета апельсина, за ним ещё, ещё, ещё, и вот их миллиарды – собою синеву они пронзят гореньем и в самых ярких красках расцветят мир природы, как сон, изниоткуда прийти должны, их смысл.

Желанье чистыми ручьями, рекой заставят течь, и к берегу потоком прибьёт мечты-сомненья, сны-явь и все виденья, и освежит с утра, состарившись, поникнув, оно продолжит цикл, днём обернётся, желтком, ядром, цветки поднявши ввысь, затрепетав ветвями и бабочкой вспорхнув, и птицею запев, возрадуется лето, и осенью заплачет кружащееся кругом, и запоёт весной, и пусть зима завоет.

За раз всё обернётся восторгом и упадком, на несколько отрывков, придуманных людьми, на несколько коротких и равных промежутков, как интервалы, вживляющихся в дни, деления делений, сменяющих друг друга, повторы за повторами идут, спешат, бегут, и вот центральной стадии уж нет, на смену ей иная.

Гнать, горбиться и говорить спешит, и принимая новый, перенимая старый оттенок, изливается из чаши в чашу вновь, земле, соединённой с далёким небосклоном, и вознесённым к богу, с землёю небесам в старинную систему сошедшим воедино теперь настал черёд дарить отдохновенье, оно уж близко, как жизнь, звезда, любовь.

Сильнее ненавиденья и жарче возжеланья, и холодней бездушия, и глубже невозможности, таким он представляется, так вечер наступает, гоня волной темнеющей по миру предсказания, он людям предрекание грядущей ночи матовой несёт в цветах чернения – то сажа, и фарфор – он бел, но нет здесь отрицания, ведь суть должна смешаться.

Фаянсом стать, алмазом, землёю, хрусталём, льдом, воздухом, железом, и млеком быть, и лавою, замкнувшись чтоб, в конце, пройдя за циклом цикл, поставить точку в начатом и сущее с пустым смешать рукою сильною, родив на свет Вселенную в безумном повторении и в самовозрождении, в Творении творения, в цвету и в воскресении, в неделе, что готова, свой прах пережидая, поблекнув, пережить ещё один день первый, с начала, с первых лучиков, подаренных нам тем, чьё имя зашифровано и в шифре будней светится, рождая откровения привычных капель вечности и строк из беспредельного.

(Август 2010 года)

Экстрим XXXI века

– Ну как, Андрюха, идём сегодня в Фонд Помощи Богатым?

– Конечно, Васёк. С радостью отдам полстипендии какому-нибудь миллионеру, только бы он поскорее стал миллиардером.

– Согласен. А после – на вечеринку в честь Пособников Бессмысленности?

– Это завсегда. Ленка ведь там будет?

– Естественно, она же одна из главных активисток… как его… Движения Полной Толерантности.

– А нас она сможет записать в своё общество?

– Думаю, если попросим, запишет. Кроме того, мы ведь игнорируем закон, прогуливаем учёбу и тэ дэ.

– Интересно, сколько баллов мы уже накопили по программе «Сделай ненужное для сограждан»?

– Наверняка, достаточно, чтобы купить пропуск на новый уровень – «Помогай тем, кому не надо, только для того, чтобы потом тебя отблагодарили»… Эй, погоди, что это там?

– Где? – не понял Андрюха.

– Да вон. – Васёк указал рукой.

– Ёлки-палки… Не может быть!..

– Он что, совсем псих?!

– Он же не понимает, что делает!

– Давай остановим его!

Пока они бежали, в головах обоих вертелась мысль: «А вдруг за это нам тоже баллы начислят?»

– Стой, парень! – Васёк схватил молодого человека за руку.

– Что вам надо?

– Остановись, – сказал Андрюха, – ты за это ничего от неё не получишь!

– О чём они говорят?

– Не обращайте внимания, бабушка.

– Так это твоя бабка?

– Нет. – И молодой человек вновь обратился к старушке: – Пойдёмте.

Под руку они неспешно направились в сторону жилых кварталов. А Андрюха с Васьком смотрели им вслед и пытались понять, как такое возможно. Ведь она не сможет его отблагодарить! У неё, поди, денег на продукты еле хватает. Так зачем же помогать ей переходить дорогу и всё остальное?…

– Альтруизм, – напрягшись, вспомнил Васёк давно забытое слово.

– Хм… А что… можно попробовать!

– Думаешь?

– Ну, представь, – принялся объяснять Андрюха, – участие в жизни других, забота, искренняя благодарность… все эти древние переживания! Экстрим! То, что надо в нашем возрасте!

– А вдруг нам… понравится? – Васёк замолчал. – Давай попробуем!

Когда ребята пробегали мимо, старая женщина проводила их взглядом и улыбнулась: ещё два хороших человека нашли себя. Даже если они об этом пока не подозревали.

(Сентябрь 2011 года)

Превращение

(визионерский анекдот)

Встречаются два таракана, которые раньше были людьми. Один другому говорит:

– Ты как превратился в таракана?

– Понимаешь, когда я был человеком, люди всегда меня били, унижали, оскорбляли. А после смерти ко мне явился ангел и спросил: «Кем ты хочешь стать в следующей жизни?» Я ответил: «Моя самая заветная мечта – отомстить обидчикам. Поэтому сделай меня злейшим врагом человека». Так я и стал тараканом. А ты?

– А я, – говорит второй таракан, – всегда был обласкан вниманием людей, удачей, счастьем. И ко мне после смерти тоже явился ангел, который спросил: «Кем ты хочешь стать в следующей жизни?» Я ответил: «В человеческом облике я познал абсолютно все радости. Поэтому осуществи мою самую заветную мечту – преврати меня в того, кто совершеннее человека». Так я и стал тараканом.

(Май 2013 года)

Погоня
(рассказ из школьной программы [ «п»-версия])

…Прохожий прошёл по переулку. Повернулся, присмотрелся, подумал. Побежал.

Преследователи приближались.

– Постойте, погодите! – прокричал первый.

Прохожий проигнорировал просьбу.

По переулку Пожарников прохаживался полный пешеход.

– Привет, Петро! – проговорил пешеход, приметив прохожего.

– Привет, Павел! Посторонись!!

– Почему?

– Погоня!!!

– Прекрати паниковать, Петро, – помогу!

Павел преградил путь преследователям, произнёс:

– Поберегись!!!

Противники «повстречались», попадали.

«Повезло! – подумал Петро. – Потом поблагодарю Павла».

Петро побежал прямо.

Пока преследователи поднимались, Павел подыскал прекрасную «палицу» – претолстую палку.

– Подходи – поговорим! – пригрозил «палицей» Павел.

Преследователи поднялись. Призадумались.

– Пропустите, пожалуйста, – проговорил первый.

– Пропущу-пропущу, преступники поганые! – протянул Павел, помахивая «палицей».

– Преступники?? – переспросил первый. Показал паспорт: – Полиция!

– Полиция??? – Павел пригорюнился (попал!). – Простите.

– Прохожий, побежавший прямо, Пётр Петрович Послушников?

– Петро, – подтвердил Павел.

– Просим, пожалуйста, – продолжал полицейский, – поясните Петру Петровичу: полиция передаёт посылку – потерянный паспорт…

(Декабрь 2000)

Погоня

Посвящается Екатерине.

Не реши, что я плохо думаю о психологах, просто такой получился рассказ.

…Пётр Петрович Послушников, преподаватель с факультета психологии Днюпрющенского Государственного Университета (ДГУ) и доцент психологических наук, шёл по переулку и нервно озирался.

Уже несколько минут они неотступно следовали за ним: два здоровяка в синих одеждах: один – крупный, со стрижкой «бобрик», другой – немного худее своего подельника, с чёрными волосами, зачёсанными назад. Форма, которую они носили, что-то неовратимо напоминала Петру Петровичу, но он никак не мог сообразить, что.

«Бобрик» в очередной раз прокричал, чтобы Пётр Петрович остановился, но тот, как обычно, проигнорировал просьбу.

«Они меня побьют, обкрадут и оставят лежать здесь, в переулке, где никто меня не найдёт, – с ужасом думал Пётр Петрович. – Я знаю, что они именно так и поступят, это по всему видно: по их свирепым лицам, резким торопливым движениям и по тому, как они целеустремлённо за мной следуют. Они шли за мной, когда я брёл по тротуару, они шли за мной, когда я свернул в переулок, они шли за мной, когда я начал петлять, сворачивая из одного переулка в другой, они идут за мной и сейчас! Боже мой, Боже, спаси меня! Я себя не спасу – это точно, так хоть ты постарайся! Прошу тебя!..»

Пётр Петрович перешёл на бег, его преследователи – тоже. Он слышал, как они гонятся за ним, тяжело дыша, недовольно ворча и шёпотом ругая его.

«О, вот моё спасение!» – в глазах Петра Петровича затеплилась надежда, когда он увидел, что ему навстречу, глядя себе под ноги, идёт полный, элегантно одетый – в серый пиджак и чёрные брюки – мужчина в очках. Это был Павел Ануфриевич Забулдыго, психолог с внушительным стажем, работавший вместе с доцентом Послушниковым.

– Па-аве-ел!!! – неистово закричал Пётр Петрович.

Забулдыго вздрогнул, но, подняв задумчивый взор и увидев бегущего Петра, улыбнулся и приветливо помахал ему рукой, громко произнеся:

– Привет, Петро! В чём дело? Куда бежишь?

– За мной гонятся, Павел! – быстро и тихо – чтобы его не услышали преследователи – проговорил Пётр Петрович, останавливаясь рядом с Павлом. – Я не представляю, что делать! Мне от них не скрыться!

– Не волнуйся, Петро, я тебе помогу, – заверил Павел. – Беги, а их оставь мне.

– Спасибо!

И доцент Послушников устремился дальше по переулку.

«Как мне повезло, что рядом был Павел, – подумал он на бегу и, завернув за угол кирпичной пятиэтажки, мысленно добавил: – Настоящее Провидение… Вот бы оно и дальше меня хранило!»

Тем временем Павел загородил дорогу двум здоровякам, что гнались за Петром Петровичем, чем вызвал столкновение: сам психолог только покачнулся и отступил на несколько шагов назад; преследователи же, повстречавшись с весьма внушительной комплекцией преподавателя ДГУ, попадали на землю. Раздалось два громких удара при соприкосновении тел с твёрдой асфальтированной поверхностью, а вслед за этим послышались жалобные стенания.

Пока здоровяки приходили в себя, Павел Ануфриевич огляделся и обнаружил лежащую неподалёку толстую дубовую ветку, неизвестно кем отломленную и принесённую сюда. Он поднял её и взмахнул для пробы пару раз. Неплохо, решил он и, крепко сжав в руке новообретённую импровизированную палицу, направился к поднимавшимся с асфальта преследователям.

Те стояли и отряхивались, стараясь не обращать внимания на нывшие от боли спины.

Когда «бобрик» увидел Павлову «палицу», он издал испуганный вздох и дёрнул соратника за рукав. Тот посмотрел на коротко стриженного товарища, а затем проследил за его взглядом – и его глазам предстала ужасная картина: Павел Ануфриевич приближался: твёрдой поступью полководца направлялся он к ним, держа в руке орудие возмездия, которое, нисколько не сомневался бугай с зачёсанными назад волосами, вскоре обрушится на его неправедную голову и превратит её целиком и полностью в понятие, лишив всякого материального воплощения. Иными словами, его череп вскоре станет отдалённым воспоминанием, которое он не сможет вспомнить, так как сделать это будет нечем. Такая же участь ждала и «бобрика».

– Ну, подходи – поговорим! – проговорил Павел Ануфриевич, постукивая «палицей» о ладонь левой руки.

– Слушай, ты!.. – «Бобрик» подскочил к Павлу, чтобы растолковать всю неправильность его действий, но не успел этого сделать: «палица», описав дугу, врезалась бугаю в живот, заставив его скорчиться, согнуться пополам и, взмахнув руками и издав приглушённое «Ё-о-о!..», пролететь по воздуху метр или два, чтобы потом вновь прижаться к асфальту со всей силой земного тяготения.

«Зачёсанный» здоровяк, мельком взглянув на несчастного подельника, обратил взор к Павлу и вкрадчиво произнёс:

– Не бейте меня, пожалуйста, я всего лишь хочу вам кое-что показать.

– Не нужны мне ваши деньги, рэкетиры поганые! – грозно ответствовал Павел, размахивая «палицей».

– Но это не деньги, – уверил «зачёсанный».

– То есть как это – не деньги?! – изумился психолог.

«В паре шагов от меня находятся два поверженных мною бандита, – рассуждал Павел. – Они, конечно, понимают, что им меня не победить, и потому они просто обязаны, по всем законам своей противозаконной профессии, предложить мне деньги в обмен на их здоровье. Но этот, «зачёсанный», говорит, что не собирается соблазнять меня зелёными иностранными бумажками!.. Так что же он решил мне показать?!..»

– Слышь, папаша, – прохрипел с асфальта «бобрик», – до тебя что, так и не дошло, кто мы такие? Ну, так ты присмотрись повнимательней: вдруг увидишь что интересное.

– Хм-м-м, – задумчиво произнёс Павел и принялся рассуждать: «Кого-то они мне напоминают – очень сильно напоминают; есть в них что-то неуловимо-знакомое, я бы даже сказал, родное… Взять хотя бы их форму: почему мне кажется, что я уже когда-то её видел?…»

– Мы из милиции! – воспользовавшись паузой, «зачёсанный» вытащил из нагрудного кармана удостоверение и продемонстрировал его Павлу, ответив на все мучавшие того вопросы.

– Кажется, я понял, кого вы мне напоминаете, – тихим дрожащим голосом объявил психолог.

– Мы так рады!.. – фыркнул поднимающийся с земли «бобрик», не сводивший настороженного взгляда с Павла Ануфриевича.

– Дело в том, – начал «зачёсанный» милиционер, доставая из кармана штанов некую вещь, – что ваш знакомый…

– Пётр Послушников, – с готовностью подсказал Павел.

– …господин Послушников, потерял паспорт. Слава Богу, мы были рядом и видели это!

С этими словами служитель правопорядка передал паспорт доцента его другу.

Попрощавшись, милиционеры зашагали прочь.

– Вы что же, никак меня не накажете?! – крикнул им вслед Павел Ануфриевич. – Не подведёте меня под статью «Вооружённое нападение» или «Нанесение телесных повреждений сотруднику милиции при исполнении»?!

– А вам очень этого хочется? – пробурчал «бобрик», неуверенно хромая рядом с напарником.

– Будем считать, что мы просто не нашли общего языка! – прокричал в ответ «зачёсанный».

«Это вполне может сойти за правду, – решил Павел Ануфриевич, когда милиционеры скрылись за углом какого-то старого здания, – в наше время люди совсем разучились понимать друг друга – мне ли, психологу, этого не знать?»

(2000–2003)