Текст книги "Прозрачный"

Он познакомился с Ниной Ивановной, с моей соседкой Машей. Мы бывали у него в гостях, стали хорошими друзьями. После знакомства со мной в его душе что-то потеплело, хотя он и не признавался в этом. Он старался считать меня обычным человеком, вспоминая о моем даре только, когда я рассказывала о проблемах со сном. Он искренне переживал за меня. Сам не верил, что татуировки как-то могут помочь, но не исключал их как способ хотя бы на уровне самовнушения избавиться от проблем.

Но эффект снова оказался временным. Спустя пару месяцев кошмары вернулись и приобрели более агрессивную форму. Существа, которых я видела во сне стали причинять физическую боль, стали жалить или обжигать. Иногда это были тени, бесформенные серые или черные облака, иногда какие-то бесовские карикатурные создания, напоминающих животных: собак, волков, птиц. Во время таких снов, я не могла усилием воли проснуться, я лишь пребывала в кошмаре и испытывала боль и ужас, пытаясь всеми силами вырваться.

Никаких следов на моем теле не появлялось после пробуждения, кроме синяков под глазами и хмурого вида.

Мне редко удавалось медитировать, не хватало сил и времени, я тут же засыпала, почти не видела снов. Спать без кошмаров я могла только днем. Поэтому перешла на ночные смены, а после института старалась вернуться в общежитие и прилечь.

Когда мне удавалось попасть в осознанные сновидения, я пыталась искать ответ на главный мой вопрос: что делать с ночными кошмарами и к чему стремиться в жизни. Но чаще вместо каких-либо ответов, видела лишь красивые города и пейзажи. Это помогало мне расслабиться, и я просыпалась с ощущением, что очень сладко поспала.

Однажды мне удалось получить ответ на свой вопрос, но очень странным был этот ответ. Я видела сон, что иду по пустынной местности, под ногами у меня песок, вокруг на солнце переливаются дюны. Песок красивый, золотистый, искрится от дневного света. Небо безоблачное, и вокруг нет никого и ничего кроме меня и песка.

В душе своей я чувствовала горечь, словно все мое существо было зажато в тески и мечтало из них вырваться. Мне было горько от того, что я не понимаю свою роль в этом мире, не понимаю куда мне идти и у кого искать ответы на свои вопросы. Я шла с этой горечью по песку, вокруг все было золотым, а внутри меня я ощущала черное пятно.

Мне было легко идти, ноги совсем не вязли, я почти что парила, но вспоминая о своей горечи, начинала чувствовать почву под ногами, которая обжигала мои обнаженные стопы. Неожиданно, после очередного возвращения из своих мыслей я увидела в нескольких шагах от себя странную фигуру.

Это существо было похоже на скульптуру из песка. Сначала показалось, что это дюна с торчащей из нее головой, потом, когда я начала присматриваться, у существа появились ноги и руки. Было ощущение, что ветер дует на него и песок постоянно рассеивается вокруг, что делало его конечности нечеткими, зыбкими. Голова его по форме была похожа на морскую раковину в профиль. Одна часть закручивалась влево. У него не было глаз, но я была уверена в том, что существо фокусирует на мне свою внимание.

А потом я услышала голос. Голос походил на голос диктора с АМ-радиостанции, четкий, без эмоциональный, холодный. Когда я пыталась распознать его или провести какую-то аналогию с услышанными, когда-либо голосами, он поменялся, но я смогла понять, как именно поменялся и на что стал похож. Словно тысячи знакомых голосов слились в один, даже стало непонятным женский ли он или мужской. У существа появились губы на том месте, где предположительно была голова, начал открываться рот и закручиваться в трубочку. С каждой фразой трубочка вытягивалась конусом в мою сторону. Напоминала какой-то музыкальный духовой инструмент.

Голос произнес следующее:

– Ты сама знаешь ответы на свои вопросы, а если не знаешь ты, то знают твои окружающие. Миллион вопросов, миллион ответов. Это бесконечный баланс, получив все ответы, не изменишь ничего. Всего будет столько же, всего будет поровну.

Потом была паузу, я почувствовала, что едва могу удержаться на ногах. Меня наполнило ощущение болезненной эйфории, ощущение, что вот-вот разорвет на части, что мне очень хочется стать одной из этих песчинок вокруг. Существо никуда не пропадала, только его дудочка стала уменьшаться и втягиваться, а силуэт начал дрожать еще больше.

Потом, он еще произнес, но уже тихо и едва различимо:

– Этого мало. Только Две. Нужно больше. Рано или поздно они уйдут. – на последней фразе существо провело рукой по воздуху, показывая на что-то позади него, медленно поворачиваясь. В этот момент пустыня начала таять у меня перед глазами, как будто бы кто-то взял миксер и стал перемешивать фон. А потом я увидела перед собой девушку, она была обнаженной и с бритой головой, а все ее тело было покрыто тибетскими мандолами и другими символами, от кончиков пальцев рук и до шее.

Я могла разглядывать каждый рисунок, каждый завиток на ее теле. Они все казались мне очень логичными и правильными, словно я всю жизнь знала, что эти знаки в своем сочетании оберегают тело и душу от любых напастей. Потом я взглянула на лицо девушки, оно было расплывчатым, черты не удавалось разобрать, лицо казалось тоже очень знакомым, и в какой-то момент я поняла, что это мое лицо. В этот момент сон начал таять, так как я на мгновение потеряла контроль над своими мыслями, и они рекой понесли меня прочь из сновидения.

На следующий день я пулей понеслась к дяде Пете, пересказала ему свой сон. Я, к сожалению, только очень приблизительно помнила отдельные элементы рисунков. Дядя Петя слушал меня внимательно и сосредоточено, вертя в руках карандаш.

– Давай, нарисуй мне те элементы, которые тебе удалось запомнить – очень серьезным тоном сказал он, протягивая мне карандаш и лист.

Я сделала несколько набросков и пояснила, что из них располагается на спине, что на груди, а что на плечах.

Дядя Петя задавал мне другие наводящие вопросы, чтобы я могла вспомнить больше деталей, но увы, значительная часть фрагментов никак не могли всплыть в моей памяти. После всех дальнейших попыток выжать из меня максимум, дядя Петя надолго замолчал, потирая подбородок. Он пытался обдумать все рассказанное мной.

– Мне нет смысла произносить это все вслух. Ты итак видишь мои мысли, хотя я никак не могу к этому привыкнуть, и, может быть, даже поверить до конца. Но все же. Все наши сны складываются из того, что мы насмотрели, наслушали, начувствовали в реальном мире. Все эти примерные рисунки можно сложить и дополнить другими так, чтобы по тибетским меркам создавалось сильное заклинание или защитное поле. В тоже время они сами по себе, что эта мандола огня, которую ты якобы увидела у себя на спине, что лев на груди, это все очень общие символы. Ты могла увидеть их в моих каталогах, в книжках. Ты же знаешь, я не верю в магическую природу бытия. Но в тоже время ты сама со своим даром – явление для меня непостижимое и непредсказуемое, ты как дакиня. Да ты и есть дакиня. Дакиня требует защиты.

Работа длилась больше года, так как нельзя было по каким-то обычаям и обрядам наносить защитные символы быстро. Очень большого труда стоило сохранить место в общежитие, в колледже и на работе, после того, как наколок становилось все больше и больше на теле. Стали жаловаться преподаватели, коллеги, грозились исключением.

Мы вдвоем с Ниной Ивановной держали оборону, она задействовала все свои связи, а я свою силу убеждения. Нина Ивановна сама была шокирована моим решением покрыть все тело. Она долго беседовала с дядей Петей на этот счет, высказываясь против подобных мер. Но после длительных переговоров мы все вместе решили, что это единственный выход, пусть самый странный и нестандартный.

В больнице Я обматывала платок, вокруг шеи, и на голову надевала косынку, носила одежду с длинными рукавами, скрывая все свои татуировки. Меня прозвали мать Тереза, за такой вид.

Я ни о чем не сожалела, с каждым новым рисунком, я чувствовала себя лучше, увереннее, словно ко мне возвращались какие-то утраченные силы. Я совсем разучилась спать ночью.

Мне уже хватало для сна 4-5 часов в сутки. Я не рисковала пытаться заснуть после полуночи, да и просто физически сон не шел в это время.

После нанесения последней татуировки, я долго рассматривала себя в зеркало на ночном дежурстве в той самой сестринской, где Таня показывала мне свою спину. Я чувствовала, что сделала все как надо, что теперь мне будет только лучше, словно тепло разливалось по всему моему телу. Оставался лишь один штрих, который не давал мне покоя – длинные волосы. Я была уверена, что нужно обязательно их сбрить и тогда я смогу спать по ночам.

Маша выпросила машинку у соседей из мужского блока, уверенными движениями без каких-либо колебаний сделала мою голову идеально гладкой. Я ничего не испытала по этому поводу, а Маша очень обрадовалась, как ребенок новогодней елке. Она была уверена в том, что после моего преображения, у меня буквально над головой появится нимб и я вознесусь на небо. Она долго стояла передо мной, разглядывая результат с разных сторон. И даже как-то разочаровано поджала губы, поняв, что ничего необычного не происходит. Просто я осталась без волос.

Мне приснился сон, осознанный сон почти сразу после завершения моего перевоплощения. Мне снилось, что я сижу на скале, передо мной обрыв, с которого ничего не видно, только сумрачное хмурое небо с поздним закатом, едва видна красная полоска зари над горизонтом. Дует сильный-сильный ветер. Я сижу над обрывом на плоском камне в позе лотоса, а рядом со мной желтое существо, которое светится и освещает собой место. За спиной у нас отвесная стена камней, мы сидим словно на уступе скалы, Желтое светящееся существо подобрало под себя ноги.

Глаза его закрыты, а рта нет. Я его рассматриваю и понимаю, что это тот самый песчаный человек. Он сидит рядом и излучает спокойствие. Я смотрю на свои руки, они тоже светятся, но только белым светом, я вижу, как тонкие узоры татуировок оплетают кисти, локти и уходят наверх. Руки словно прозрачные, а узоры словно внутри этих рук объемные, как живые, движущиеся линии. При каждом новом взгляде, я словно погружалась в эти рисунки, словно они начинают заполнять вокруг меня все пространство. Все пропадает, больше нет меня, желтой фигуры, холма, а есть только узоры вокруг.

Этот сон придал мне невероятной уверенности, я после этого не боялась спать ночью, я после этого вообще ничего не боялась.

***

Конец ноября. Я уже закончила колледж и поступила в медицинский университет на лечебное дело. Мы продолжаем учиться вместе с Машей, нам разрешили остаться в нашем общежитии. Я также работаю в больнице, но уже медсестрой, а не санитаркой.

Я еду домой на последнем троллейбусе, 1ый час ночи. Грязный салон, три пассажира, включая меня и уставшая кондуктор, ненавидящая свою работу. Мокрый крупный снег оставляет неуклюжие кляксы на стекле. Снег едва успевает покрывать осеннюю еще не остывшую почву. Троллейбус мчится по проспекту ветеранов, осталось около 2– 3 остановки до оконечной, где он высадит последних пассажиров, включая меня, резко и стремительно развернется и поедет в парк. За окном невеселая темнота Полежаевского парка. Вот он мой основной мир. Меня зачем-то выбрасывает в него ежедневно, и я погружаюсь своим живым и чувствующим телом в эту круговерть правил и стечений обстоятельств, которые ведут меня куда-то вперед по неведомым ориентирам. Каждый день я пытаюсь разгадать тайну этого мира и необходимость своего присутствия в нем, но все попытки тщетны и я снова и снова сталкиваюсь с неведомым клубком физических ощущений и человеческих переживаний.

Ночь, троллейбус, грустная уставшая кондукторша, рабочий, возвращающийся со смены и я, чувствующая каждую клеточку тех самых остальных людей в салоне. Зачем я их вижу насквозь, зачем мне читать эмоции, ощущать вибрации их тела, я не знаю, я не могу выключить эту свою функцию, я не знаю, зачем она мне и где то самое правильное, самое истинное, что я могу сделать с ней.

Троллейбус пришел на конечную остановку, рядом с которой располагается моя общага. Я вышла, моросил дождь. Я остановилась, глядя в след торопящемуся в парк троллейбусу. Людей не было, последний пассажир быстро растворился в темноте прилегающих улиц. Свет фонарей грустно рассеивается по асфальтовым просторам дороги. За спиной металлическая коробка остановки и тропинка, ведущая к общаге. Когда нет людей, можно расслабиться, нет такого большого и насыщенного потока информации. Ничто не разрывает твой мозг на части, есть воздух, ветер, странный бетонно-асфальтовый город и что-то еще. Это что-то похоже на слабое дыхание истины, дыхание Абсолюта, которое сидит в каждой клеточке, в каждой частице живого и неживого. Это как маленькая надежда на то, что истина где-то рядом, что вот-вот ты сольешься с этим Абсолютом, и вся эта психоэмоциональная пляска ежедневных подъемов растворится в полном покое и безмятежности. Я смотрела на то, как капли падают в лужи, как расплывается отражение электрического света в холодной воде.

Мое созерцание прервал странный шорох, доносящийся со стороны остановки, я обернулась, какая-то тень неуверенно и неловко скользнула на землю, послышался звук удара. Кто-то упал и стукнулся головой о скамейку. Я подошла, пытаясь понять в чем дело и как-то помочь. Передо мной был человек, но я видела лишь его тело без всякого внутреннего содержания. Только распростёртое тело, вполне живое, дышащее и смотрящее перед собой, напуганными глазами. Я видела его как на картинке, как на фотографии, я не могла прочитать его мыслей. Совсем ничего, тишина, никакой возможности заглянуть внутрь. Словно проваливаешься сквозь, в нечто прозрачное.

Прозрачный

Глава 11. Встреча.

После работы я договорился зайти к Пашке, но почувствовал себя плохо, когда мы с Артеном переставляли ящики с овощами в подсобке. Он вышел куда-то, я остался один, и мое сознание стало медленно затуманиваться. Возникло сильное желание спать, свет померк вокруг, предметы приняли бесформенные очертания. Казалось бы, просто накопившаяся усталость, но я знал, что это самые настоящие симптомы болезни, что скоро начнется приступ.

Когда я убирал посуду за последними клиентами, по столу начала ползать вилка. Это ощущение сопровождалось нервным покалыванием в области позвоночника. Я закрыл глаза, темное пространство вокруг вибрировало и тряслось, в ушах звенело. Кое-как убрав посуду, я надел куртку и вышел на улицу, не дожидаясь Артена. На воздухе стало полегче, холодный ноябрьский ветер освежил голову, мягкий свет ночных фонарей немного успокоил нервную систему, как бы говоря, что все вещи на своих местах, мир в порядке и продолжает закономерно и плавно существовать.

Я закурил и смотрел на проспект, как по нему проносятся редкие машины, окатывая спокойным гулом, засыпающие дома спального района. Не было ничего зловещего или мистического в том, что меня окружало. Я медленно начал идти в сторону трамвайной остановки, ноги были ватными, но сердце билось спокойней. Столько раз у меня уже случались приступы, но всегда страшно как впервые. Предстояло очередное путешествие в неизведанное, в которое ты сам совсем не просишься, а чья-то зловещая рука толкает тебя в этот омут бессмысленных и грубых образов, не похожих ни на что логичное и упорядоченное.

Я шел, вдыхая сырой воздух, пытаясь абстрагироваться от своих мыслей, рассматривая окна, витрины и мокрый асфальт. Мимо меня промчался попутный трамвай. Я решил пройти одну остановку пешком, чтобы убить время в ожидании следующего. На улице было приятно находиться. Я чувствовал себя таким настоящим, таким живым, таким единым с воздухом, небом, осенью. Мне казалось, что я могу рассмотреть каждый предмет, силуэт, образ настолько детально, насколько это возможно, и каждая деталь откроет мне суть чего-то огромного, вечного, стоящего.

Как только я полностью осознал это ощущение, порадовался за него, все вокруг резко изменилось. Темно-синяя мгла изогнулась в дугу, вместе с ней куда-то «съехал» угол дома и повис, как нарисованный футуристический пейзаж. Пытался повернуться назад, но понял, что такой функции в данном измерении просто не было. Воздух вокруг начал комкаться как бумага, меня словно обволакивала плотная субстанция, дышать становилось тяжело. Я попытался сделать несколько шагов вперед, что-то подхватило меня и понесло сквозь черно-белое пространство. Казалось, полет продолжался бесконечно долго, я старался, как мог, мысленно остановить его, и уже отчаявшись выкарабкаться из этого состояния, стал слышать собственные шаги, я просто бежал со всех ног по улице.

Я снова начал различать все вокруг. Улица, перекресток, впереди силуэт металлической конструкции остановки общественного транспорта. Фонарь перегорел, никого нет, я один, задыхаюсь, ощущаю полное бессилие и опустошенность. Зашел в остановку, едва успел зацепиться рукой за сидение, и смягчить падение на землю. Теперь я просто ощущал обморок. Мне было плохо, физически плохо, что-то клокотало и рвалось внутри меня, как неспокойная птица билось в теле. Мрак и темнота протягивали мне свои цепкие зловещие руки. Страшно и беспомощно.

Потом что-то коснулось меня, это что-то, как спасительный лучик, как светлый проблеск, вселил в меня надежду выбраться, ожить, прийти в норму. Нежное-нежное, едва уловимое прикосновение, подарило мне приятное тепло, наполняющее меня энергией и силой. Я открыл глаза и увидел перед собой приятное очертание, передо мной стоял ангел в белой одежде. Я протянул к нему свои руки, но он в испуге отшатнулся. Полминуты я приходил в себя. Почувствовал себя лежащим в неудобной позе на мокром холодном полу остановки, моя голова больно упиралась в лавку, а ноги в урну. Рядом кто-то стоял и с ужасом смотрел на меня. Это был человек, нормальный, реальный человек, в осеннем пальто и шапке. Это была девушка. Тусклый свет освещал ее лицо, я мог лишь различить большие блестящие испуганные глаза на бледном лице.

– Что с вами? Вы можете встать сами? – дрожащим недоверчивым голосом спросила она. – Здесь больница рядом, могу довести. – продолжил испуганный женский голос.

– Спасибо, кажется, я могу встать. Не думайте, я не наркоман и не пьян. Просто переутомился. – пробормотал я, пытаясь подняться. Мои ноги скользили, в голове был легкий звон. Очередной предвестник приступа, подумалось мне.

Девушка смотрела на меня пристально, руки ее дрожали. Потом она произнесла очень странную фразу, которая меня разозлила своей нелогичностью.

– Ты прозрачный. Я тебя совсем не вижу. – сказала она и сделала шаг назад.

Я наконец привстал и сел на лавку. Голова кружилась, ее испуганное лицо проплыло надо мной. Я рассмотрел ее получше. У нее был странный макияж, какие-то узоры по бокам скул, высокий лоб тоже чем-то изрисован. Симпатичная необычная девушка, правильные черты лица, немного насмешливый строгий рот. Длинная, худая, высокая. Я не понял, что она имела ввиду, своей последней фразой, но не стал переспрашивать. Я вообще не был уверен в реальности происходящего.

– Мне стало полегче. Спасибо, извини, если напугал. Хотя ты, я смотрю, должна быть не из пугливых. В этом райончике можно всякого насмотреться, а судя по твоему виду, дома ты явно не засиживаешься. – произнес я, как ни в чем не бывало. Попробуем сделать вид, что реальность все еще реальность.

Она пристально смотрела на меня, поджав губы, потом протянула руку и потрогала мне пульс на шее. Я увидел длинные красивые пальцы тоже в каких-то непонятных узорах. Не стал отодвигаться от нее, меня успокаивало ее присутствие.

– Я живой. Трупы не разговаривают. – я заглянул в ее глаза и улыбнулся.

Она метнула холодный изучающий взгляд, спокойно убрала руку, в ее движениях читалась неловкость, непонимание того, как вести себя дальше.

– Что это у тебя за узоры на руках и лице. Ты к какому течению хоть относишься. Это так модно сейчас? – продолжил я в попытке разрядить обстановку.

– Минуту назад ты валялся под лавкой полуживой, а сейчас нахально ухмыляешься и задаешь глупые вопросы. Не много ли переходов из крайности в крайность? – раздраженно ответила она. Ее красивый рот исказила усмешка, что было странно видеть на миловидном нежном лице.

– Но ты же не побоялась ко мне подойти, а если бы я был обдолбанным буйным уродом? Или просто не привыкла проходить мимо, когда кому-то плохо? За милосердие?

Она задумчиво смотрела куда-то в сторону и вниз, словно не слыша моих вопросов. Потом подняла глаза и пристально взглянула на меня. Ее глаза были невероятно пронизывающими, холодными, как две бездушные лампочки на рентген аппарате в момент снимка. Так не смотрят молодые девушки, так смотрят старцы и маги из сказок. Холодок пробежал по моей спине. Я хотел встать и пойти прочь, слишком потусторонними были эти глаза, а мне этого в жизни и так сполна хватает.

Я так и сделал, как трусливый ребенок, полу бегом, помчался через дорогу к пашиному дому, не оглядываясь. Его подъезд находился почти напротив остановки, я влетел в него и захлопнул дверь. Мне стало стыдно, но и оставаться там, с этой странной демонической девушкой я не мог, вдруг это новые способы проявления болезни.

Я достал сигарету и закурил, облокотившись спиной об входную дверь. Стал рассматривать тусклую лампочку и шкафчики для писем, неказистое убранство среднестатистического подъезда. А там, на улице, в этой чертовой остановке я сначала почувствовал лучик надежды и спасения, а потом испугался отражения собственного мира в блестящих глазах девушки, не побоявшейся ко мне подойти и предложить свою помощь. Или это снова мои опасные образы рвутся из подсознания, принимая новые изящные формы? Докурив, я поднялся к Пашке на десятый этаж пешком. Мне не хотелось пользоваться лифтом в период приступа, его двери могли открыться не на этаж, а в коридоры моего подсознания.

Паша был один дома – его родители уехали к родственникам. Его вечно одинаковый невозмутимый спокойный вид привел меня в хорошее расположение духа.

– Ну как, ты жив сегодня? Давай заходи, я тут велик перебираю, хочу на зиму убрать, решил почистить. – Он стоял в грязной майке с ведром в руке, на полу были расстелены газеты и аккуратно как у хирурга лежали инструменты и детали велика. Паша поправил свою длинную челку запястьем руки, уступая мне дорогу. Едва я разулся и снял куртку, потащил Пашу на балкон под предлогом покурить.

Его балкон как раз выходит на проспект, откуда виден весь театр действий, пережитый мною полчаса назад. То же мягкое освещение, влажный воздух, спящие дома, блестящий асфальт, трамвайные пути, металлическая остановка, перегоревший фонарь, ни души.

– Ты тут в районе никаких девчонок местных не знаешь, странных, типа неформалок?

Паша удивленно взглянул на меня.

– К чему ты это спрашиваешь? Тебя раньше эта тема вообще не волновала.

– Тут девушку на остановке встретил. Высокая такая в длинном черном пальто, красивая, вся каких-то татуировках, лицо, руки. Глупо, конечно, но ей очень идет. Может не местная. Но вдруг что-нибудь слышал о такой.

– Тебя же всегда бесили неформалки и прочая нечисть? Мало ли тут таких. Не знаю и честно говоря, знать не хочу и уж точно тебе не советую!

Я перевел тему. Паша бы совсем меня не понял, а о моей болезни он не знал. Или я так думал, что он не знает. По крайней мере, в нашей компании считалось, что я здоров. Никто не стоял надо мной со свечкой в периоды моих двухнедельных пропаданий, которые случались раз в 4-5 месяцев. Я их никак не объяснял, а друзья и не спрашивали.

Элла

Глава 12. Невидимки.

В голове не укладывается, что я могу видеть не всех людей. Почему это откровение случилось именно сейчас, а не раньше? Хотя бы понять, что особенного в тех людях, которых я не вижу или вижу плохо.

После того случая на остановке, я пришла домой напуганной, я подумала, может быть, от меня ушел дар или ко мне явился кто-то из страны сновидений. Я никогда не видела ничего потустороннего в реальном мире. А вот дядя Петя утверждает, что масса людей, которые видели, целые книжки об этом писали.

Маша сидела за столом, листала учебники, увидев меня, у нее у самой глаза от страха увеличились. Она сказала, привстав из-за стола:

– Чт-то сл-л-луч-чилось, на т-т-тебе лица н-н-нет?

Я сняла верхнюю одежду, повесила ее в шкаф, села рядом на кровать:

– Опять, Маша, со мной какая-то чертовщина случилась. Почти год нормальной жизни без кошмаров и вынужденной бессонницы, а теперь вот, что-то снова не так.

Маша подошла ко мне, положила руку на плечо.

– Т-т-ты з-задремала в т-т-транспорте и т-тебе приснился к-к-кошмар?

– Нет, Маш, я встретила странного человека на остановке. Может он был и не человеком, конечно, но раньше со мной такого не случалось. – я пересказала историю, Маше. Она выслушала внимательно, села за стол, закрыла свои учебники, помолчала чуть-чуть и ответила:

– А т-ты р-раньше так-кого н-никогда не замечала? Что т-ты не в-видишь ч-человека. Всегда л-ли ты в-видела л-людей, их мысли?

– Tех, с кем общалась, да. Но я и не задумывалась, что такое может быть. Животных я не вижу. – потом я сделал паузу, потерев подбородок.

– Маша, ты веришь в нечистую силу? Знаешь, когда мне снились кошмары, то что я испытывала, то, что я видела, было очень реалистичным. Тактильные ощущения, звуки, запахи, все как наяву, только во сне. Те существа, духи, демоны, летуны, союзники, как их называют в разных умных книгах, они там очень реальны. В умных книжках пишут, что они могут, выходит, и появляться в реальности.

Люди могут сойти с ума, погибнуть, могут запомнить это как пара нормальное явление, а могут просто не помнить, что с ними такое было. Ты, знаешь, я считаю, что вся это пляска с татуировками, обритием головы, ношением амулетов – это просто моя персональная шиза. Допустим, мой мозг способен, видеть людей, их мысли, их память, но это просто патология. А как побочка от патологии – это кошмары, это у меня психосоматическое. А татуировки и вся эта религиозная пляска от дяди Пети лишь способ успокоить мой мозг. Дядя Петя даже сам до конца не верит в эти вещи. Мой дар – как маленькое окошко в сверхъестественное, как насмешка какая-то над реальностью. И нет никакой нечистой силы, никаких призраков, демонов, ангелов, охотников. Есть мозг, работа нейронов, синапсов, которая может нарушаться и искажать реальность. Я не встречала в воспоминаниях людей, с которыми общалась за свою жизнь, никогда никакой информации о чем-то сверхъестественном. Никаких фактов и реальных случаев. А ты, что думаешь, Маш?

Маша, критически смотрела на меня, обдумывая эту информацию:

– Т-ты и есть главн-н-ная н-нечист-тая сила к-к-как факт. Н-н-нисчем я не ст-талкивалась… больше. Есть то, во что веришь. Я так считаю. Я агностик. Х-хоть ты и пошатываешь эту точку зрения. Н-но мне нравится идея, о том, что твой дар только патологию мозга, а не какое-то всевышнее око. Но это лишь предположение, очередная неподтвержденная мысль. –Маша чуть-чуть помолчала и продолжила – т-т-ты с-сама от-тветила на свой вопрос, про т-того, к-кого ты вст-третил-ла. Он впол-л-лне р-реальный человек. Просто над-до понять, поч-чему ты его не вид-дела своим чудо-зреннием. М-может с-сущест-твуют еще л-люди, к-которых т-ты не видишь. Что-то в них не так.

– Может, Маш. Но я все равно никак не могу понять одну вещь. Почему, вот почему, в голове все это возникает? Уродливые кошмары, жуткие гримасы или просто сгущение ощущений. Я когда закрываю глаза перед сном, сразу вижу пляски лиц, образов. Они все уродливые. Я на них не реагирую, но почему они такие мерзкие. Почему это не цветочки какие-нибудь, звездочки, райские кущи?

– А ч-что, т-ты н-никогда н-не видишь, р-райские кущи, красивые и добрые вещи. Я в-вот ин-ногда тоже вижу гримасы перед сном, р-редко, но вижу. Читала, что такое явление нормально, это называется гипнагогические галлюцинации.

– Да вижу я и райские кущи порой, но реже, и они не цепляют так, не запоминаются, не раздражают, что ли.

– Что видишь каждый день, то формирует твои сны. М-много л-ли хорошего т-ты видишь? Заглядывая в людей?

– Хорошее тоже вижу, только чаще все укутано в какую-то грусть и боль, доброта, свет, приятные воспоминания плавают в море печалей и невзгод.

На этой философской ноте закончился наш вечерний диалог, и мы стали готовиться ко сну. А потом я долго лежала и перебирала в памяти все случае так или иначе напоминавшие вечернее событие.

У меня есть друг Саша, он тоже был выходцем моего дет дома, старше меня примерно на 8 лет. Мы продолжали с ним общаться после его совершеннолетия, он отучился на следователя и работал в правоохранительной сфере. Саша считал, что так он сможет сделать мир лучше, хоть немного, хоть чуть-чуть. Он знал про мой дар, восхищался им и звал работать к нему, раскрывать преступления.

Я иногда помогала, приходила на допросы или опознания. Видела множество негативных и жестоких людей, мыслей, поступков. Я подсказывала Саше как и где можно найти улики, за что зацепиться, чтобы вывести человека на чистую воду или поймать преступника. И я вспомнила, что однажды я не была способна прочитать мысли человека.

Это было расследование убийства, мне показали главного подозреваемого, попросили рассказать о нем. И я не увидела этого человека. Точнее видела, но очень плохо, отрывочно, едва-едва, совсем чуть-чуть. Он был сумасшедшим, синдром навязчивых состояний, шизофрения. Я смогла углядеть отрывочные фрагменты из его памяти. Не придала этому случаю большого значения из-за усталости большого количества дел и событий в своей жизни. А сейчас вспомнила его.

Значит, он может быть сумасшедшим. У таких людей изменены нейронные связи в мозге, могут быть стерты границы между областями памяти. И, возможно, поэтому я не могу их видеть. Как я раньше не догадалась.

Я стала ездить по клиникам для душевнобольных, у нас как раз было задание в университете собрать сведения по какому-либо лечебному направлению. Я решила выбрать психопатологию и под предлогом практики поездить по больницам, понаблюдать.

Моя гипотеза подтвердилась. Были разные люди, в том числе и такие, которых я совсем не могла прочитать, как того парня. Бедный, парень. Он даже не назвал свое имя. Я-то думала, он особенный, луч света в темном царстве.

Так необычно, когда видишь, общаешься с человеком, но ничего не можешь о нем узнать, не можешь заглянуть ему в голову. А ведь так живут все люди, они так видят друг друга. Им можно простить все их слабости, иллюзии, обманы. Они же ничего не видят. Это непросто. Ты как слепой. Я чувствовала себя слепой, проводя время в психиатрических отделениях. И на душе было очень тяжело после таких посещений. Словно огромный камень клали на грудь. Мне трудно было выйти из этого состояния даже в моменты медитаций.