Текст книги "Вселенная любви"

глава 1

Таланты, творческие гурманы, таинственная каста людей с упоением наслаждающаяся разнообразной красотой и воспроизводящая её до изнеможения всякий по-своему. Их неизменная особенность – это природный дар и абсолютная разобщенность. Не даром в природе одинаковые электрические заряды отталкиваются, а противоположные притягиваются.

История эта началась на восточных склонах Гималаев, в индийской провинции Сиким. Свод небес озарило утреннее зарево и проступили контуры уходящих за горизонт исполинских гор, неправдоподобной красоты.

Поросшие лесами темно синие вершины тонули в молочном тумане. По серым камням склонов струились белые потоки, утопая в зелени. Над пробуждающемся миром господствовали скрытые льдами, парящие высоко в небесах, невозмутимые пики главного хребта Гималаев.

В мгновенье абсолютной тишины появленья первых солнечных лучей изумрудный бархат небес прорезала желтая линия огня и в склон заросшей соснами горы врезался метеорит – раскаленный до температуры солнца оплавленный кусок метала, метр в диаметре, мчащийся со скоростью двадцати километров в секунду, немой посланник вселенной. Чудовищной гравитацией однажды Юпитер изменил его траекторию.

Энергия движения вылилась в яркий взрыв. По долине прокатился низкий гул. Всё вокруг дрогнуло. Заискрились провода, погас свет и экран компьютера побледнел, выдавая реплики об отсутствии внешнего питания. В духовном сердце Сикима, в монастыре Дарджелинг, ударил колокол.

Герой нашей истории, как раз смотрел последние новости об экзо планетах и именно в эти мгновения его посетило озарение, а это бывает крайне нечасто, но и не реже созерцания ударяющего о землю метеорита. Уже несколько лет, как Петр погрузился в стихию программирования, и она его увлекла постоянно удаляющимся горизонтом возможностей. Девственная красота и величие гор Сикима, потрясение от зрелища падения тонны горящего метала с изумрудно-золотистых небес и понимание возможностей процессора и известных ему языков программирования, в доли секунды породило в сознании Петра простую и сложную одновременно, модель. Компьютерную модель вселенной. Идея эта, однажды явившись, уже не покидала нашего героя, пробуждая в нем колоссальную энергию. Петр постоянно задумывался над деталями проекта и масштаб замысла окрылял его. Подумывал он и о реализации, а это длительное уединение, но как известно, жизнь – прямая противоположность этому и дело затягивалось, но и не откладывалось в долгий ящик.

Три скромных юных гения, художник, музыкант и математик волею непредсказуемой судьбы одновременно оказались во Флоренции, под резными дубовыми сводами здания пятнадцатого века, в импровизированной художественной галерее, где каждый истертый до блеска камень, оконный переплет, цветной витраж, кованая решетка дышали историей и были освящены нетленным искусством.

Художник Кристина, это голубоглазая, жизнерадостная блондинка. Она представляла свои холсты, написанные маслом, акварелью и акрилом. Организовал выставку католический священник дон Аурелио. Он представил ораторию при церкви, пригласил зрителей и обеспечил доброжелательную атмосферу.

Дамы, с загадочными обворожительными полу улыбками на устах, облачившись в дорогие венецианские ткани фабрик Рубелли и Бевилаква, блистали нарядами. Цветные ленты и вышивка украшали жилеты без рукавов и с рукавами, привязанные к окату шнурами. Красоту женских фигур подчеркивал крой изделий.

Девушки, пленяя окружающих осанкой и лёгкой кошачьей походкой, скрывали глубокое декольте накидками, при движении приоткрывающими грудь. Широкие юбки охватывали серебряные и золотые нити. Всё было сшито из натуральных материалов.

Мужчины пришли в традиционных для итальянцев белых рубахах, черных жилетах и заправленных в гетры светлых тонов коротких брюках. Видимо, стены оратории, помнящие мастеров высокого возрождения, настроили публику на консервативный лад.

Дон Аурелио был не молод, не худ, но и не полон, сед, носил очки, был бодр, по-своему органичен, мудр и по-отечески искушен в людских душах. В его проницательных мягких серых глазах была видна способная на сопереживание большая душа.

На открытии настоятель произнёс краткую речь. Суть её выражалась в том, что любовь – это союз между богом и человеком, а искусство всегда есть порождение любви и от того оно имеет нетленную, божественную природу, а те, кто служит искусству уподобляются ангелам во плоти. Ораторию огласили аплодисменты.

За рояль сел музыкант. Ему принадлежала вся планета и любая страна с восторгом принимала его в объятия, спеша увенчать не многословную голову гения лавровым венком небожителя. Обретший за века темный налет благородства деревянный свод оратории наполнился музыкальной речью Шопена. Всё замерло. Волшебная сила искусства овладела публикой. Дети, взрослые и старики превратились в слух, увлеченные магией на удивление естественной музыки. Высокое искусство уравнивало бедных и богатых, добрых и злых, умных и глупых.

Петр, по обыкновению, расположился в заднем ряду, неосознанно удерживая вокруг себя личное пространство. Он безотчётно поднял крышку ноутбука и нажал кнопку. Процессор, этот не видимый чернорабочий, проснувшись заработал, со скоростью пятьсот миллионов операций в секунду. Пальцы коснулись кнопок и было заложено приложение на языке программирования Java. В левом окне редактора, процессор выстроил гирлянду связанных общей нитью папок и файлов. Имя приложению было дано символичное – “универсум”.

Пётр, как это обычно, к счастью, присуще идеально сложенным высоким сильным самодостаточным людям, был сдержан, добр, а его внутренняя уверенность окружающими воспринималась как скромность и даже застенчивость. Синеглазый Петр, с его не спешными движениями, немногословностью и рациональным ходом мыслей, распространял вокруг себя особую, на удивленье конструктивную и одновременно умиротворяющую энергию. Исполненный теплого света доброжелательный покой Петра удивительным образом заставлял всё стремительно вращаться вокруг него, словно он формировал собственную глубокую воронку в плоскости таинственного пространства-времени. Пётр был необыкновенным интеллектуалом и его ум постоянно испытывал насущную необходимость в восприятии знаний и в решении задач. Ему это доставляло удовольствие. Вместе с тем Петр ощущал постоянную необходимость в смене рода занятий, впечатлений и эмоций. Подобное разнообразие исключает пресыщение.

Голубоглазая художница взглянула на экран и на Петра, с немым вопросом – “это о чём?”.

– Это приложение должно описать вселенную.

– И оно уже что-то умеет? – спросила Кристина, а Петр увидел, как похожие на горячие синие звёзды глаза художницы мгновенно увеличились за счет выражения и внутреннего света.

– Нет, это только заготовка, которую нужно наполнить программным кодом.

– Во всяком случае, интригует – Кристина не могла не отметить сплав силы и интеллекта нового знакомого.

В эти мгновения собеседники ощутили необыкновенно сильное чувство, сковавшее их незримой цепью. Чувство это одновременно дарит человеку и ощущение безграничного счастья, и отчаяние от страха его лишиться.

Звуки пьесы умолкли. Началась овация.

Рука священника коснулась художницы.

– Представьте публике ваши картины, – с улыбкой прошептал дон Аурелио.

Священник торжествовал. Обычно его оратория была занята самодеятельными спектаклями и детскими праздниками. А тут, он условился о выставке с художницей, а она пригласила знаменитого музыканта и весь цвет необыкновенного города, по особым приглашениям, собрался в его обители, помнящей мягкую поступь великих художников, архитекторов и поэтов высокого возрождения.

Зал наполнился цветами. Добавили света и из тени проступили красочные полотна. Картины, развешанные на бордовых стенах, сложенных из старого кирпича на светло розовом известковом растворе, представились окнами в разнообразные светлые миры. Краски и форма потрясали безупречным вкусом и совершенным мастерством. Отдельные полотна выставили на мольбертах и белокурая художница, обведя публику улыбающимися влажными голубыми глазами, сама снимала с них покрывала. Делая это не спешно, останавливаясь перед полотном, оглядываясь, Кристина представлялась феей из потустороннего мира. Мановеньем руки художница дарила людям совершенные произведения не конъектурного высокого искусства.

Было заметно как у многих в наполнившемся движением зале заблестели глаза. Стали слышны слова: «капитал», «фантастика», «этого не может быть». Заработали телефоны. Защелкали фотоаппараты.

Художница, переходя от полотна к полотну, всякий раз на мгновение, не уловимым движением, поднимала глаза на сидевшего в глубине обширной оратории Петра. Кристину он пленил, и она заволновалась. Это была их первая и абсолютно случайная встреча. Их общим приятелем был музыкант. Он предвидел происходящее и с улыбкой наблюдал за обоими из круга собственных поклонниц, среди которых преобладали японки.

Минул час. В оратории появились новые лица с острыми как шило проницательными глазами. Это означало, что по Флоренции поползли слухи и на необыкновенное явление стали слетаться хищники.

– Откуда вы? – спросил художницу безупречно одетый сухопарый синьор неопределенного возраста и рода занятий.

– Я из России, из города Плёс. Он стоит на Волге, ниже Костромы и выше Нижнего Новгорода. Это город художников. Век назад его облюбовали Репин, Левитан и Шаляпин.

– Чем замечательно это место?

Поправляя очки синьор словно пытался удостовериться в истинности представленного его взору.

– В Плёсе скрыта душа России – Кристина не плохо говорила по-итальянски.

Музыкант, тряхнув пышной черной шевелюрой, объяснил:

– Плёс, это русская Флоренция. Он миниатюрный, на половину сложен из дерева, на половину из кирпича. Мне пока сыграть в нем не довелось, о чем я сожалею.

После импровизированного концерта рубаха на музыканте была совершенно мокрая и женские руки, держа свежую сорочку, увлекли пианиста в кулуары.

Публика на несколько минут переключилась на экраны, рассматривая виды величайшего сокровища русской цивилизации. Плёс на фоне Волги и осенней листвы действительно не мог не произвести впечатления.

– Далеко ли Плёс от Москвы?

– Пять часов на машине на восток, если нет пробок – Кристина улыбнулась одними губами – Плёс – это волжская крепость, в которой московские князья веками скрывались от идущих к русской столице татар.

Художница была высокой, стройной, совершенной красавицей. Она была молода, по девичьи угловата и застенчива. Лицо её обладало очарованьем чистой красоты и непосредственной невинности. Сущий голубоглазый, белокожий ангел во плоти. Удлиненные и утонченные черты лица, освященные необыкновенно ярким талантом, были оточены и выверены совершенно. На фоне своих полотен художница производила ошеломляющее впечатление. Первая мысль у зрителя была – «разве подобное возможно».

Картины Кристины обладали тем редким качеством в живописи, которое позволяет ощутить свежий ветер большой судоходной реки, непосредственность ребёнка, восторг от созерцания желанной весенней оттепели и тихую грусть старинной деревянной церкви, давно лишенной и паствы, и причта. Снег был влажным, воздух свежим, а лица абсолютно живыми, и им была присуща одухотворенность, именуемая портретом души. Люди на портретах дышали, сердца их бились.

В публике заговорили о том, что картины очень хороши, возможности масла на холсте использованы гениально, но они не известны и автор никому не знаком. Впрочем, возражали иные, это и их достоинство. Полотна можно приобрести за бесценок, несколько лет подождать, (а может и несколько десятилетий, добавляли иные, саркастически улыбаясь) и целый капитал. Наконец некто, выступив вперед, спросил, продаются ли картины.

Художница и священник переглянулись, и дон Аурелио, сложив на груди руки, невозмутимо ответил.

– Пока нет, так как они должны быть выставлены во многих местах и всё расписано на год вперед.

Кристине настоятель тихо сказал:

– Не следует спешить, ибо вы еще не осознаёте меру собственного дарования.

В итоге флорентийцы сошлись во мнении, что им представили существо сверхъестественное и публикой овладел трепет. Следует отдать должное итальянскому вкусу и умению ценить таланты.

Дон Аурелио сел за клавиши стоявшего в оратории органа. Согласованно гудящие трубы, мощными звуками заполнив пространство, тонкой гармоничной мелодией унесли слушателей в галантное восемнадцатое столетие.

Музыкант шепнул Кристине.

– Орган в человеческом сознании рождает иллюзию, помогающую осознать большую реальность.

– Ты имеешь в виду космос. Эта музыка божественна – отозвалась Кристина.

Тем временем Петр, обойдя ораторию и внимательно рассмотрев картины, пережил собственное потрясение от созерцания совершенного искусства и усевшись в углу, вновь открыл ноутбук и углубился в диалог с процессором, начав писать первые строки кода универсума. Скоро он невольно отметил, что общенье с высоким искусством и диалог с тонким собеседником активизируют мыслительную деятельность. Ещё Петр почувствовал насущную необходимость кому-то показывать свой код, представляя весьма сложное просто, как собственную раскрытую ладонь. Скоро участниками диалога оказались художница и музыкант. Втроем они выскользнули из оратории и пройдя квартал узкой улочкой, шаги в которой отдавались гулким эхом, оказались на террасе кафе, на набережной реки Арно, с видом на мост Понто Векьо и вечернюю Флоренцию. Трое были очарованы друг другом, но голову никто ни перед кем не склонял.

Дон Аурелим, с грустью взглянув в окно оратории в след уходившим, задумался над тем, что может объединять столь разных людей. Себе он объяснил это так:” все трое видят сердцем”.

Поговорили о славянах. Из чрева обласканной солнцем средиземноморской Европы этот запутанный вопрос кажется понятнее.

– Загадочный, удивительный народ – заметил музыкант, качая невозмутимой головой и его лицо отобразило удивление – славяне неосознанно не кладут всего в одну корзину.

– Как это? – спросила Кристина – обращая любующиеся Флоренцией глаза на собеседника.

– Попадая в сложные ситуации, славяне делятся на обособленные и весьма враждебные друг к другу группы. А расчет прост – кто-то да выживет.

– И это очень древняя стратегия, – дополнил Пётр, кивая с горкой ухмылкой – ещё полторы тысячи лет назад греки писали об удивительной взаимной нелюбви славян, Перешедших Дунай и наводнивших Балканы, и о необыкновенном славянском гостеприимстве в отношении инородцев.

Подали пиццу, козий сыр, оливки и красное вино. Флоренция с её божественной канонической архитектурой купалась в золотых лучах заходящего солнца. Старинные мосты и дома осветились огнями. Над водами Арно разлились ароматы кофе и горячего хлеба.

Тем временем информационная сфера земли, заглотнув интригующую новость об открытии выставки картин необыкновенной художницы из таинственного волжского Плёса, уже не выпускала добычи. В базы данных многочисленных серверов, на всех континентах, стали загружать изображения картин. Появились комментарии, а вскоре на экранах отобразились тексты искусствоведов с пространными рассуждениями об истоках и о сути творчества молодого дарования. Сыграло роль и выступление знаменитого музыканта. Оно осветило открытие нового имени собственной аурой.

Пётр, заметив происходящее, по началу большого значения этому не придал, а лишь обратил на данное обстоятельство внимание собеседников. Однако масштабы явления скоро заставили всех троих прильнуть к синему экрану, выдающему поток новостей. Тонкий палец художницы коснулся поисковой строки браузера, и Кристина произнесла, внимательно глядя на Петра:

– Как изнутри устроена новая реальность, это информационное поле?

– Это заслуживает пристального внимания – согласился невозмутимый немногословный музыкант, улыбаясь темными глазами необыкновенного интеллектуала и кончики его чувственных губ едва заметно дрогнули.

Пётр неуловимым движением пальцев коснулся клавиш и на экране отобразилась планетарная компьютерная сеть. Стали видны многочисленные серверы, связанные маршрутизаторами, пропускающими по проводам и через эфир упакованные в пакеты потоки бит, по сути являющиеся мгновенными электрическими импульсами.

– Видите – Пётр указал на отдельные уголки планеты – сеть ширится ежесекундно, пополняясь новыми серверами и связывающими их маршрутизаторами.

Действительно, на экране было видно, как паутина постоянно очерчивает новые маршруты, демонстрируя, как данная реальность буквально на глазах физически завоёвывает планету, стягивая её тугим корсетом.

– Пока эта реальность под относительным контролем, а далее… одному богу известно – заметил Пётр и на его ясном лбу на мгновение отобразилась лёгкая складка.

– Параллельный мир – сказал музыкант, записывая в блокноте ноты пьесы, рождаемой сиюминутным переживанием.

Художница, взяв в руки альбом, открыла жестяной пенал с акварельными красками и тонко заточенными карандашами и принялась отображать голубую земную сферу с густой паутиной зримых и не зримых информационных каналов, стягивающей тугими узлами планету.

Дохнул прохладой сухой северо-западный мистраль. От его резких порывов в церквях зазвенели колокола. Мистраль мгновенно выдул из города дым и пыль и розовые небеса Тосканы обрели прозрачность, присущую картинам великих итальянцев.

На противоположном берегу Арно, на четвертом этаже старинного здания, зазвонил телефон.

– Вы единственный в нужной позиции. Столик в центре. Трое, с компьютером и красками. Максимально увеличьте и снимите видео и фото и немедленно перешлите в редакцию.

В окно была выставлена фото и видеоаппаратура с громадными насадками увеличения.

Минула четверть часа, и Пётр с изумлением обнаружил видео их обеда на набережной Арно, на одном из серверов центра Апеннин.

– По-моему нам пора,– заметил Петр, с легкой досадой, наблюдая за тем как сам произносит эту фразу и его бархатные густые брови дрогнули.

Музыкант давно привык к происходящему и предположил, что скоро в кафе нагрянут японки. А художница, подула на лист с акварелью и высказала вот что:

– Созданный людьми процессор – Кристина, вставая, выдержала паузу – эта искусственная сущность, очевидно порабощающая людей и, возможно, все это ведёт к скорой деградации человечества.

Ответом ей были улыбки понимания.

Когда трое свернули за угол ближайшего переулка, представляющего собой каменный туннель с редкими массивными деревянными дверями, к их столику, с дымящимися чашечками кофе, подошла миниатюрная японка и стали собираться люди с видео и фото аппаратурой.

– Да, – заметил Петр, оглядываясь и его фигура перекрывала весь переулок – всё происходит быстро и говорят, что сокращается словарный запас детей и они уже почти не читают книг.

Музыкант, используя расположение узнавшего его итальянского поклонника, увлек друзей на единственный путь, позволяющему уйти от преследователей. В глухой каменной стене со скрипом отворилась тяжёлая железная дверь и лестница с истертыми за века высокими ступенями привела наших героев в крытую галерею.

– Этим надземным переходом архитектор Джорджо Вазари в 1565 году за пять месяцев соединил Палаццо Векьо с Палаццо Питти. Переход идёт через центр Флоренции, над рекой Арно по мосту Понто Векьо, через галерею Уффици. Тут нас никто не найдёт. Заодно насладимся картинами великих итальянцев.

Обычно бесстрастный музыкант торжествовал.

– Такую галерею могли построить только для уединенных прогулок Медичи – осматриваясь, предположила Кристина – не желавших, без необходимости, показываться на глаза горожанам.

– Да – музыкант, его звали Александр, остановился в центре моста над Арно и, впечатлившись панорамой вечерней Флоренции, негромко, что для него характерно, рассказал – мост Понто Векьо в 1345 году построил архитектор Нери ди Фьораванти и Медичи удалили с моста мясников и торговцев рыбой, но пустили на мост ювелиров. А Палаццо Питти, это дворец за рекой, на холме, куда мы и направляемся, начали строить для друга Козимо Медичи банкира Луки Питти архитектор Филиппо Брунеллески и его ученик Лука Франчелли. Стены эти мне дарят вдохновение – тут Александр растаял в блаженной улыбке.

Наступила ночь. Расцвеченная огнями Флоренция погрузилась в сон, предаваясь воспоминаниям двухтысячелетней истории. Наши герои благополучно добрались до Палаццо Питти и из его парка долго любовались колыбелью европейского возрождения. Весь очерченный крепостной стеной контур города, освященный луной и звездами Млечного Пути, с собором Санта Мадия Дель Фьоре в центре, лежал перед ними, как на ладони.

– Сердце Флоренции, а время там остановилось века назад, скрывает прямоугольник римского города. Его форум перекрыт камнями площади Старого рынка – рассказывал Александр.

– Купол собора долго не могли построить – Кристина смотрела на музыканта – пока …

– Пока за дело не взялся ювелир, оказавшийся гениальным архитектором, Филиппо Брунеллески. На открытом небесам кругом кровли собора он построил горизонтальную платформу, на которой начертил громадный цветок, по внешней границе обведенный овалами лепестков. Стали кирпичом выводит купол особой кладкой рыбий хребет, укладывая кирпичи под углом к центру купола. В грани купола встроили обратные арки, используя натянутые направляющие верёвки, повторяющие контур лепестков начертанного на горизонтальной платформе.

– И получилось – улыбнулась Кристина.

– Благодаря кладке рыбий хвост и верёвкам, выводящим рисунок лепестков цветка, получилось. Создание собора Санта Мария дел Фьоре вселило в людей уверенность в свои силы, и они стали воплощать самые смелые мечты.

– Какова судьба дворца? – спросила Кристина, читая его архитектурные формы.

– В 1549 году разорившийся потомок Луки, Бонаккоеро Питти, продал Палаццо Питти Элеонфе Толедской, жене великого герцога Тосканского Казимо I Медичи. А в 1737 году, с кончиной Джона Гастоне Медичи и его сестры Анны Марии, древо Медичи угасло и дворец перешел во владение австрийского лотарингского дома.

В полночь наши герои, сев в арендованную машину, устремились на север, к закованной в лёд каменой короне ослепительно красивых Альп. Их целью был миланский аэропорт Мальпенса с его упорядоченным хаосом

Тёмная материя и тёмная энергия, эти интригующие сознание реалии параллельного мира вселенной, благоволили путешественникам, и они мчались по дорогам Апеннин под яркими звёздами Млечного Пути словно на крыльях, посматривая назад, нет ли погони.

Картины, согласно подписанной бумаге, на три месяца остались во Флоренции, а Кристине уже в пути стали поступать предложения о мастер-классах в городах Европы. Информационная сфера планета невидимыми щупальцами коммерческого спрута вонзившись в белокурую голубоглазую художницу, всячески смакуя ее изысканную внешность, и уже не могла выпустить желанной добычи.

Тёмная материя, как с некоторых пор известно, взаимодействует с нашим видимым миром через гравитацию и трое путешественников безотчетно ощущали её незримое присутствие через реалии сверхъестественной гармонии и единства хаотичной, бесконечно горячей и одновременно холодной вселенной. Не видимый мир покровительствовал путешественникам той волшебной средиземноморской ночью.

На расцвете, полюбовавшись проступившими на севере заснеженными вершинами Альп из окон громадного миланского аэропорта, трое расстались, а их истории продолжились, подобно рекам, которые однажды возникнув, долго странствуют по планете, сливаясь друг с другом, чтобы однажды достигнуть моря.

Петр шепнул Кристине, целуя:

– Темная материя, не тёмная, она прозрачна, мы её не видим. А художники видят то, чего другие не замечают. Ты стоишь ближе к тайнам нашего мира, чем кто бы то ни был.

Касаясь губами губ Петра Кристина открыла глаза, и Петр в них растворился, на мгновение утратив равновесие.

Три месяца минули и возникла неопределённая ситуация с оставленными во Флоренции картинами. Смысл переписки с итальянцами сводился к тому, что картины не спешили возвращать, ссылаясь на страховку, аренду, экспертизы и пункты договора, понять который было невозможно, ибо он для того и так был составлен неким искушенным нотариусом. Скоро выяснилось, что картины украшают помещения старейших банков Апеннин и это представили, как единственное решение возникших проблем, дабы избежать худшего. О том, чтобы не возвращать картины прямо не говорилось, но постоянно фигурировало понятие «залог».

Дон Аурелио потерял дар речи от стыда и ужаса, но от его воли уже ничего не зависело. Скоро настоятель взял себя в руки, веря в добрую волю божественного проведения. Каждое утро, и каждый вечер он горячо молился перед старинным распятием в алтаре храма о благополучном разрешении начатого им дела.

глава 2

Кристина была ребенком, а тело её уже стремительно вытягивалось, едва заметно округляясь, когда однажды солнечным летним днем она поднялась крутым склоном на господствующий над Плёсом холм, к утопающей в высокой траве и цветах старинной деревянной церкви. На крыльцо в белой рясе вышел молодой красивый священник. Его обрамленное каштановой бородой и спускающимися на плечи волосами худое лицо молитвенника и постника освящали большие не по годам мудрые проницательные глаза.

Сев на широкую деревянную ступень, оба долго любовались видом полноводной Волги. Кристина, раскрыв альбом, стала рисовать. Священник, увидев её рисунки, впал в глубокую задумчивость. Рисующего ребенка окружало облако порхающих бабочек. К её босым ногам поворачивали головы фиолетовые ирисы, олицетворяющие покой и мир и крошечные желтые цветочки купальницы, сказочные цветы троллей. Внимательно взглянув на Кристину, священник едва слышно произнес.

– Один человек пожелал чего-то и, молитвой освятив пространство, получил силы и возможность осуществить желаемое. Другой человек, пожелав чего-то, потянул к вожделенной цели руки и вроде что-то ухватил и с изумлением увидел, как желаемое из миража обращается в мираж.

Кристина подняла голубые глаза на священника с немым вопросом. А он ей ответил.

– Освяти молитвенным словом камень и траву, деревья и реку, кисть и холст и твоё желание исполнится, ибо не зримое не сравнимо шире доступного нашему восприятию.

И получилось так, что с раннего возраста Кристина в совершенстве владела магией слова и помысла. С того дня каждое утро для неё начиналось с её благословения новому дню. Всякое посещаемое место Кристина освещала искренней молитвой и мир смягчался, проявляя свои лучшие черты. Молитву Кристина воспринимала, как собственное преображение.

Скоро Петр встретился с Кристиной в Плёсе, в её просторном старинном доме, с каменным низом и деревянным верхом, со скрипучей широкой лестницей, с окнами с рассохшимися рамами, обращенными на невозмутимую и неотразимую многоводную Волгу.

– Дому полтора века и у него богатая история. Отреставрировали его мои родители. Дом настолько прост и хорош, что сам является источником вдохновения – рассказывала художница и в её ясных глазах отображалось абсолютное счастье, растворенное в безмятежном покое.

– Дом твой есть домашняя церковь святых, имена которых носят в нем живущие – осмотрев стены и перекрытия, обобщил Петр – а если прав дон Аурелио, а я склонен ему верить, то в доме этом обитает ангел во плоти, служащий искусству.

Был конец октября. Снег, нежным влажным пологом укрыв поля и леса, скоро растаял под полуденным солнцем. На полгода русская равнина погрузилась в оцепенение. Волга не замерзала. Обитатели больших городов покинули Плёс. Воцарилась звенящая блаженная тишина. Патриархальный, дремотный Плёс благоденствовал. Столичные художники, подкрасив потемневшие за века шершавые доски, заменив подгнившие бревна, замостив мостовые булыжником, привели город в порядок и древний Плес представлялся идеалом русской цивилизации, с очерченным валом высоким земляным кремлём с белым каменным собором в центре, деревянными домами и десятком церквей и часовен, с набережной, фасады домов которой пестрели от множества разномастных вывесок, среди которых преобладала: «копчёная рыба».

В сгущающихся сумерках Петр, устав от кодов, поднял глаза и на фоне обращенного на Волгу большого овального итальянского окна, увидел силуэт Кристины. В устремленном вверх тонком гармоничном контуре скрывалось содержание, описать которое не просто из-за недостатка слов. Петр определил увиденное, как апофеоз могущества в совершенстве до головокружения утонченной красоты. И снова, как во Флоренции, ощущение безграничного счастья и страх его лишиться овладели сознанием Петра. Он не мог поверить в явленную ему реальность. “Почему я” думал Петр “переживаю это необыкновенное чувство”.

Пропорции лица и тела Кристины природа наделила неодолимо притягательной магией. Вместе с тем, такая сверхъестественная красота все вокруг удерживает на расстоянии. Петр вспомнил недавнюю выставку картин Рафаэля в Москве, представленных с яркой подсветкой небольших ламп в темном зале Пушкинского музея. “Да” рассудил Петр “при виде оригиналов портретов кисти гениального итальянца, я испытал нечто подобное. Репродукция утрачивает энергию оригинала. Подобной красоты не смеешь коснуться рукой”.

Кристина, прекрасно осознавая меру своей неформальной власти над мужчинами, иногда позволяла себе некоторую вольность в общении, стремясь воспринять нечто ей понравившееся. Особенно её впечатляли большие, рослые, сильные мужчины, пловцы и гребцы, в водной стихии представлявшиеся античными героями, рожденные нимфами от богов. И если подобное сочеталось с недюжинным интеллектом, то Кристина чувствовала, что из охотницы превращается в жертву. На Петре всё удивительным образом сошлось и глаза Кристины вспыхнули, а чувство, родившееся во Флоренции переросло в пылающую страсть и весь мир, отступил на второй план, утратив смыслы и реальность.

Исследуя состав крови влюблённых, ученые вывели химическую формулу любви, обусловленную активным выбросом шести гормонов: дофамина – гормона удовольствия, адреналина, серотонина – химического манипулятора эмоций, эндорфина – гормона радости, тестостерона и эстрогена. Кровь Кристины и Петра кипела от действия гормонов формулы любви.

Тем вечером Пётр обнял Кристину и оба затрепетали. Пётр ощутил на своей груди существо воздушное, абсолютно ему покорное и оба пережили не земное блаженство. С той ночи Кристина и Петр стали единой сущностью.

Перевоплотившись в молодую женщину, Кристина была неотразима и мужчины, видя её, теряли рассудок. Неуловимым движением грациозной кошки, Кристина на полкорпуса скрывалась за рослой, словно отлитой из меди, атлетичной фигурой Петра и безумье отступало. Если же это не помогало, Кристина, занимала Петра вопросом. Особенно её художественное воображение интересовала передача информации по воздуху.