Текст книги "О праве войны и мира"

Глава IV
О предполагаемом оставлении и последующем занятии вещей…, что отлично от истечения времени и давности

I. Почему истечение времени и приобретение по давности в собственном смысле не должно иметь места во взаимоотношениях различных народов или их правителей.

II. Тем не менее и между ними обыкновенно узаконивается продолжительное владение.

III. Выведение причин этого из предполагаемой человеческой воли, что основывается не только на словах.

IV. Но также на действиях.

V. И на воздержаниях от действий.

VI. Каким образом истечение времени вместе с фактом отсутствия владения и при умолчании дает основание для предположения об оставлении права.

VII. Обычно для такого предположения достаточно лишь незапамятной давности, и какова она.

VIII. Опровержение возражения, согласно которому нельзя предположить, чтобы кто-нибудь покинул свое имущество.

IX. Без такого предположения собственность по праву народов может переходить вследствие продолжающегося с незапамятных времен владения.

X. Может ли еще не рожденный ребенок быть лишен права таким образом?

XI. Могут ли права верховной власти приобретаться народом и царем в силу продолжительного владения?

XII. Обязывают ли внутригосударственные законы о давности носителя верховной власти, что изъясняется посредством различения понятий.

XIII. Могут ли быть приобретены или утрачены в силу давности права, присущие верховной власти, отделимые от нее или сообщаемые другому?

XIV. Опровержение мнения, согласно которому подданным всегда дозволено получить свободу.

XV. Изъяснение того, какие правоспособности никогда не могут быть утрачены.

I. Почему истечение времени и приобретение по давности в собственном смысле не должно иметь места во взаимоотношениях различных народов или их правителей

Здесь возникает серьезное затруднение относительно давности. Так как это право введено внутригосударственным законом (ибо время по собственной своей природе не имеет никакой действительной силы, ведь ничего не производится только временем, хотя ничто не совершается иначе как во времени), то оно, как полагает Васкес (кн. II, гл. 51, 28), не может иметь значения во взаимоотношениях между двумя свободными народами или царями, или же между свободным народом и царем, а также между каким-нибудь царем и частным лицом, не состоящим в его подданстве, и между двумя подданными двух различных царей или государств[363]363
  В Законах XII таблиц: «Покровительство является постоянным по отношению к чужестранцу», то есть к перегрину.


[Закрыть]. Сказанное представляется справедливым постольку, поскольку вещи или действия не связаны законами, действующими на данной территории. Но если допустить это, то отсюда, по-видимому, проистечет величайшее неудобство, так как споры о царствах и их границах никогда не прекратятся, что не только способствует возбуждению умов у множества людей и возникновению войн, но также противно общему мнению народов.

II. Тем не менее и между ними обыкновенно узаконяется продолжительное владение

Ведь в Священном Писании повествуется о том, что в ответ на обращенное к нему требование царя аммонитян вернуть земли, находящиеся между Арноном и Иаббаком, от покинутых арабами вплоть до Иордана, Иефта сослался на трехсотлетнее владение ими и спросил царя, почему же тот и его предки в течение столь продолжительного времени допускали это. И лакедемоняне у Исократа считали самым несомненным и общепринятым у всех народов[364]364
  В этом смысле рассуждает о Галлии у Де Ту герцог Нивернезский (кн. LIX, под годом 1574).


[Закрыть] положение, согласно которому государственные владения – не в меньшей мере, чем частные – с течением продолжительного времени настолько закрепляются за владельцами, что уже не могут вернуться к прежнему владельцу (Архидам), ссылкой на такое право они отвергли притязания тех, кто требовал возвращения Мессены. По-гречески это гласит следующим образом «Имущества как публичные, так и частные по истечении продолжительного времени владения всеми считаются государственной или вотчинной собственностью». Тот же Исократ обращается к Филиппу со следующими словами: «Так как продолжительность сообщает прочность и устойчивость владению». Опираясь на это право, Филипп Второй говорил Т. Квинцию, что «государства, завоеванные им, он намерен освободить, те же, которые перешли к нему от его предков, находятся в его законном и наследственном владении, и он не намерен их уступить» (Ливий, кн. XXXII). Сульпиций в споре с Антиохом доказал несправедливость того, будто бы, если когда-нибудь народы Греции и Азии находились в чьем-либо подданстве, то право это по истечении нескольких столетий может привести их в состояние подчинения (Ливий, кн. XXXV). И историки[365]365
  «Возвращаться к временам до Евклида», – говорят греки, намекая на события из истории Аттики; тем же выражением воспользовался, между прочим, Никита Хониат в книге первой повествования об Алексее, брате Исаака, упоминая о Генрихе, сыне императора Фридриха: «Он не стыдился возвращаться ко временам до Евклида».


[Закрыть] попытки вернуть прежнее считают пустословием (Тацит, «Летопись», VI), гнилой и устарелой болтовней (Диодор). У Цицерона во второй книге «Об обязанностях» встречается такое место: «Какая же справедливость в том, чтобы покинуть поле, которым владели многие годы или даже целые столетия!»[366]366
  Флор (кн. III, гл. 13): «Тем не менее они владели доставшимся от предков достоянием в течение поколений как бы на праве наследования».


[Закрыть]

III. Выведение причин этого из предполагаемой человеческой воли, что основывается не только на словах

Что же возразить на это? Действие права, зависящее от намерения, тем не менее не может, однако же, быть следствием одного только внутреннего акта сознания, который не обнаружен какими-нибудь внешними законами; потому что сообщать праву действенность чисто внутренними актами несообразно с человеческой природой, которая не может распознавать акты воли иначе как с помощью знаков. И по этой причине чисто внутренние акты не подчинены человеческим законам. И никакие законы не дают относительно внутренних актов души математической достоверности, но дают лишь вероятность; ибо и словами люди могут выразить нечто иное, а не то, что они хотят и мыслят на самом деле, и своими действиями они могут вводить в заблуждение. Однако природа человеческого общества не допускает того, чтобы акты души, выраженные надлежащим образом, не имели никакой действительности. Оттого-то, что выражено надлежащим образом, принимается за истину против того, кто изъявит свою волю. Так, о словах вопрос решен.

IV. Но также на действиях

1. Нечто признается действительно покинутым, когда оно выброшено, если не такова обстановка, чтобы следовало считать вещь выброшенной в силу временной причины с намерением ее возвращения (L. Qua ratione. ult. D. de acq. rer. dom. L. Qui levandae. D. ad I. Rhod.L, Falsus. Sl lactum. D. de furtis). Так, при возвращении подлинной расписки[367]367
  См. L. II, D. de pactls.


[Закрыть] долг считается погашенным (L. Labeo. D. de pactis). Наследство может быть отвергнуто, полагает юрист Павел, не только в словесной форме, но также действиями или каким угодно изъявлением воли (L. Recusari. D. de acq. vel omitt hered.). Так, если собственник какой-нибудь вещи договорится заведомо с другим лицом – владельцем той же вещи как якобы с собственником ее, то, надо полагать, что он сознательно отказался от своей вещи; и нет никакой причины, почему этого не могло бы быть также между королями и свободными народами.

2. Подобно этому, если высший предоставляет возможность или повелевает низшему органу выполнять нечто, что последний не уполномочен совершать иначе как в виде изъятия из закона, то и следует полагать, что он действительно освобожден от соблюдения закона (L. Quidam. D. de rer, iud. L. Barbarius. de off. Praetoris). Это вытекает не из внутригосударственного права, но из права естественного, согласно которому каждый может отказаться от принадлежащего ему: а также – из естественной презумпции, согласно которой признается, что каждый хочет того, что он выразит достаточно ясно. В этом смысле можно признать правильными слова Ульпиана о том, что устное удостоверение исполнения обязательства имеет силу по праву народов (L. an inutilis D. acceptll.).

V. И на воздержаниях от действий

1. К числу же действий в области нравственности относятся также воздержания от действий, рассматриваемые в связи с соответствующими обстоятельствами. Так, если кто-нибудь умышленно в присутствии других не возражает против чего-либо, то есть основание предполагать его согласие: что признает и еврейский закон (кн. Числа, XXX, 5 и 12), если только обстоятельства не обнаруживают, что молчание лица вынуждено страхом или же иной причиной. Например, оставленным считается то имущество, на возвращение которого утрачена надежда[368]368
  «Отчаявшийся вернуть потерянную вещь», – говорится у еврейских юристов.


[Закрыть]; как, в частности, поросята, похищенные волком, и то, что мы выбросили при кораблекрушении, перестают быть нашими, по словам Ульпиана, не тотчас же, но когда уже не могут быть получены обратно, то есть когда уже нет оснований полагать, что хозяин сохраняет намерение удержать их в собственности, когда отсутствуют признаки такой воли (L. Pomponlus, D. de acqu. rerum dom,). Но если бы кто-либо был послан для разыскания утраченного имущества, если бы было обещано вознаграждение за его отыскание, то заключение было бы иное. Если же лицо знает, как получить свою вещь у другого, и если оно все же не предъявляет претензий долгое время и не обнаруживает явно иных намерений, то его образ действий, стало быть, вызван не чем иным, как тем, что у него нет охоты сохранить эту вещь в своем имуществе. То же самое в другом месте сказал Ульпиан, а именно что здание считается оставленным вследствие продолжительного молчания хозяина (L. Si finita non autem statim. D. de damno infecto). «Несправедливо, – сказано в рескрипте императора Антонина Пия, – требовать упущенных тобой процентов, когда продолжительный промежуток пропущенного времени свидетельствует об отказе от них; потому что ты не счел нужным требовать их у своего должника, по-видимому, из желания показаться ему великодушнее» (L. cum quidam. divus. D. de usuris).

2. Нечто весьма сходное с этим проявляется также в установлении обычая (Фома Аквинский, I, II, 97, ст. 3). Ибо и он безотносительно к внутригосударственным законам, имеющим в виду ввести его в определенный срок и известным способом, может быть введен подвластным народом в силу попущения носителя верховной власти; срок же вступления в силу такого обычая – не определенный, но произвольный – должен быть совершенно достаточен для того, чтобы способствовать образованию надлежащего согласия.

3. Однако, чтобы для предполагаемого оставления вещи умолчание имело силу, требуются двоякого рода условия, а именно: умолчание должно быть сознательное и добровольное, ибо бездействие несознательное лишено действительной силы[369]369
  См. ниже в настоящей книге, гл. XXII, [XXI], II. Добавь, если недостаточно, Бартола Социна, «Заключения» (187, col. 8); Мейшнера, «Камеральные решения» (IX, 113, т. III).


[Закрыть]. Если же окажется какая-нибудь иная причина, то предположение воли отпадает (Суарес, «О законах», кн. VII, гл. 15).

VI. Каким образом истечение времени вместе с фактом отсутствия владения и при умолчании дает основание для предположения об оставлении права

Наличие обоих указанных условий доказывается и с помощью других признаков, но значение времени для того и другого условия наиболее существенно. Ибо, во-первых, едва ли возможно, чтобы отсутствие долгое время вещи, принадлежавшей кому-нибудь, не стало ему известно каким-нибудь способом, так как время доставляет слишком много поводов для этого. Однако, когда заинтересованные лица на месте, достаточен менее продолжительный срок для соответствующего заключения, нежели в их отсутствие, даже в изъятие из внутригосударственного закона. С другой стороны, и однажды внушенный страх, надо полагать, длится некоторое время, но не постоянно, так как продолжительное время подает слишком много возможностей для предотвращения страха как собственными силами, так и с помощью других, в частности удалением из пределов территории, где внушается страх, чтобы предъявить законный протест или – что еще действеннее – обратиться к судьям или третейским посредникам.

VII. Обычно для такого предположения достаточно лишь незапамятной давности, и какова она

А так как незапамятная давность[370]370
  Андреас Кних в трактате «О праве на территорию»; Рейнкниг, кн. I, разд. V, гл. II, 5; Ольдендорп, разд. III, ст. 2.


[Закрыть] в области нравственной есть как бы бесконечность, то поэтому упорное молчание в продолжение всего времени всегда казалось достаточным основанием для предположения об оставлении вещи, при отсутствии более сильных оснований противного[371]371
  Мекочио, «Заключения» (I, ХС).


[Закрыть]. Верно замечено проницательными юристами, что незапамятная давность, очевидно, не равняется в точности столетию[372]372
  Бальб («О приобретении по давности») отметил то же самое; о том же предмете – Коваррувиас; Рейнкинг, в указанном месте (кн. I, разд. V, гл. II. 40). О незапамятной давности см. ученейшего Фавра, в «Заключении в пользу герцогства Монферратского».


[Закрыть], хотя они зачастую недалеко отклоняются от этого, потому что обычный предел человеческой жизни[373]373
  «Наибольшая продолжительность жизни» – сказал Юстиниан в эдикте пятом, опубликованном в примечаниях к «Тайной истории» Прокопия.


[Закрыть] составляют сто лет. Такой промежуток времени почти соответствует обычным трем возрастам или трем «поколениям»[374]374
  Ибо «поколение» есть «период в тридцать лет», как замечает Порфирий в своих «Гомеровских вопросах». Три поколения составляют столетие, как изъясняет Геродиан Северу в течение трехсот лет, по указанию Филона («О посольстве»), в Египте сменилось десять царей. В Лакедемоне в течение пятисот лет сменилось четырнадцать царей, как указано у Плутарха в жизнеописании Ликурга. Юстиниан в «Новеллах» (CLIX) воспрещает направлять в суд дела, по которым уже миновала давность в четыре поколения.


[Закрыть] людей (Евстафий, «На «Илиаду»»). Так, римляне возражали Антиоху, доказывая ему, что требуют у него обратно лишь те города, на которые ни сам он, ни отец его, ни дед никогда не притязали (Ливий, кн. XXXIV).

VIII. Опровержение возражения, согласно которому нельзя предположить, чтобы кто-нибудь покинул свое имущество

1. Пожалуй, кто-нибудь возразит, что, так как люди имеют пристрастие к себе самим и к своему достоянию, не следует предполагать, чтобы они оставляли принадлежащее им имущество, и поэтому недостаточно отрицательных действий даже на значительном протяжении времени для указанного нами заключения об оставлении вещей. Но, напротив, мы должны думать, что нужно ожидать от людей хорошего, и потому не следует считать, будто им втайне хотелось бы допустить, чтобы другой человек впал в смертный грех ради тленной вещи, чего избегнуть зачастую невозможно без оставления вещи.

2. Хотя значение верховной власти обычно расценивается весьма высоко, тем не менее нам должно иметь в виду, что она составляет великое бремя, а при злоупотреблении ею навлекает на человека гнев Божий (Цицерон, речь в защиту Дейотара). Подобно тому как трудно решить, который из тех, кто притязает на звание опекуна, имеет опекунские права вести дело об убытках подопечного, или – если прибегнуть к примеру, которым пользуется для этого Платон (кн. I), – когда моряки в момент опасности спорят о том, кому из них предпочтительнее принять управление кораблем, так точно не всегда можно одобрить тех, кто с величайшими жертвами, нередко даже с пролитием крови невинных людей, готов решать, кому быть блюстителем блага народа. Древние хвалят слова Антиоха, принесшего благодарность римскому народу за то, что, освободившись от забот слишком обширного управления[375]375
  Того же мнения, по-видимому, держался сын Саула – Ионафан.


[Закрыть], он удовлетворился более скромными границами (Валерий Максим, кн. XIV, гл. I). В числе мудрых изречений Лукана не последнее место занимает следующее:

 
К каким злодеяниям новым
Не прибегали порой соперники власти верховной?
Стоило ли начинать междоусобные тяжкие брани,
Коль не осилил никто?
 

3. Человеческому обществу, однако, важно наконец установить когда-нибудь верховную власть твердо и незыблемо. Способствующие этому условия следует считать желательными. Ибо если Арат Сикионский[376]376
  Так, Фрасибул, по заключении мира с Афинами, отказался от прежних владений.


[Закрыть] считал жестоким нарушить владения, имеющие пятидесятилетнюю давность, то насколько предпочтительнее мнение Августа, который считал добрым мужем и гражданином того, кто не желает изменения существующего государственного порядка и кто, как говорит Алкивиад у Фукидида, «будет бдительно охранять ту форму правления, которую он застал». Сократ в речи против Каллимаха сказал: «Следует сохранять существующее правительство». Так, и Цицерон в речи к квиритам против Рулла говорит, что блюстителю спокойствия и согласия присуще защищать любой государственный строй, существующий в данное время; и Ливий (кн. XXXV) считает, что каждый добрый гражданин должен довольствоваться существующим порядком.

4. И тогда, когда вышеуказанные признаки отсутствуют, все же предположение, согласно которому нужно думать, что каждый предпочитает удерживать свое достояние, уступает место другому предположению, согласно которому невероятно, чтобы кто-нибудь долгое время не выражал удобопонятным образом того, что составляет предмет его желания[377]377
  Кранц. «О делах саксонских» (кн. XI, 10 и 13).


[Закрыть] (Ангел из Клавасии, Summa, слово Inventa).

IX. Без такого предположения собственность по праву народов может переходить вследствие продолжающегося с незапамятных времен владения

Пожалуй, с некоторой вероятностью можно сказать, что дело здесь не в одном только предположении, но что правом народов, зависящим от человеческой воли, введен закон[378]378
  Григора сообщает, что когда предкам Катаны была дарована греческими императорами Фокея, то дополнительно был издан закон, согласно которому каждый наследник должен был давать письменное обещание владеть ею в качестве правителя, «чтобы истечение продолжительного времени не погасило прав императора».


[Закрыть], согласно которому непрерывная незапамятная давность владения, не нарушенная обращением к третейскому судье, полностью переносит право собственности. Весьма вероятно, что народы дали на это согласие, так как это весьма необходимо для сохранения общего мира. Я не напрасно упомянул о непрерывном владении, то есть, как говорит Сульпиций у Ливия (кн. XXV), о «едином и непрерывном праве владения, осуществляемом постоянно, без какого-либо перерыва». Он же говорит в другом месте (кн. XXXIV) о «непрерывном владении, не оспариваемом никем». Ибо прерванное владение не порождает никаких прав. Нумидийцы отвечали карфагенянам: «В зависимости от обстоятельств то карфагеняне, то нумидийские цари овладевали правом, так как владение всегда на стороне того, чье оружие имеет преимущество».

X. Может ли еще не рожденный ребенок быть лишен права таким образом?

1. Тут возникает другой вопрос и даже весьма затруднительный: может ли право молчаливо утрачиваться еще не родившимися детьми путем такого оставления вещи? Если мы скажем, что не может, то данное только что правило ничем не может способствовать спокойному обладанию государственной властью и собственностью, так как и та, и другая по большей части должны переходить к потомству. Если же мы дадим утвердительный ответ, то станет ясно с очевидностью, что молчание может повредить тем, кто не может говорить, не будучи еще в числе живущих, или что действия одних могут принести ущерб другим.

2. Для разрешения этой трудной задачи необходимо иметь в виду, что еще не родившийся ребенок не имеет никаких прав, подобно тому, как несуществующая вещь не принадлежит никому. Поэтому, если народ, от воли которого исходит право правления, изменит свою волю, то он не причинит никакой обиды еще не родившимся, которые еще не приобрели какого-либо права. А народ может изменять свою волю как путем явно выраженного волеизъявления, так, по-видимому, и молчаливо. С изменением же воли народа – пока не существует право тех, кого можно только ожидать[379]379
  В истории имеется много примеров такого рода оставления. Замечательный пример есть в истории Людовика IX, короля французов, отрекшегося за себя и за своих детей от права, по которому к нему могло перейти от Бланки, его матери, королевство Кастилии (см. у Марианы, кн. XIII, гл. 18).


[Закрыть], и коль скоро родители, от которых еще могут родиться те, кто со временем приобретет свое право, оставляют это самое право, – ничто не может воспрепятствовать тому, чтобы оставленная вещь могла быть захвачена кем-нибудь другим.

3. Мы толкуем о праве естественном, ибо по внутригосударственному праву могут быть введены как иные фикции, так и то, что закон может заранее признать личность еще не родившихся[380]380
  Как внутригосударственный закон о невостребованном наследстве.


[Закрыть] и, таким образом, воспрепятствовать захвату их имущества вопреки их воле. Однако мы не должны делать поспешных заключений о том, что закон предусматривает это. Потому что в соответствующих случаях частная польза резко расходится с государственной. Оттого и те феоды, которые проистекают не из права ближайшего владельца, но сообщаются в силу первоначальной инвеституры, согласно общепринятому мнению, могут приобретаться по истечении достаточно продолжительного времени. Это относится и к правам майората и к вещам, принадлежащим к составу фидеикомиссов, что подтверждает достаточными доказательствами весьма искусный юрист Коваррувиас (С. Possessor, р. III, 3. Spec. tit. de feu. Quonlam, vers. 3, quaeritur; Хассаней. De cons. Burg., De malnsmortes, 6, vers. Par. an et jour, n.2; Краветта, De ant. temp. p. 4, Materia, n. 90).

4. Ничто не препятствует введению внутригосударственным законом такого порядка, что вещь, которая не может быть законно отчуждена единым актом, тем не менее во избежание неопределенности в правах собственности может быть утрачена вследствие оставления на произвол судьбы в течение определенного срока, даже под таким условием, что за родившимся позднее сохраняется право на иск как против самих владельцев, виновных в утрате вещи, так и против их наследников.

XI. Могут ли права верховной власти приобретаться народом и царем в силу продолжительного владения?

Из сказанного, по-видимому, следует, что царь против царя и свободный народ против другого свободного народа могут приобретать права как путем формального соглашения, так и вследствие оставления вещи на произвол судьбы, что влечет за собой присвоение или откуда оно черпает новую силу. Ибо положение, согласно которому право, не имеющее силы сначала, не может впоследствии приобрести силу, допускает оговорку: «если только не появится какое-нибудь новое обстоятельство, достаточное само по себе для того, чтобы породить право». Так, подлинный царь какого-нибудь народа может оставить царствование и подчиниться народу; и, наоборот, тот, кто был не царем, но лишь правителем, может приобрести верховную царскую власть[381]381
  См. у Васкеса, «Разъяснение спорных вопросов» (кн. I, XXIII, 3; добавь кн. II, гл. LXXXII, 8, 9 и сл.); см. также Панормитана, «Заключения» (I, 82), и Перегрина, «О праве казны» (кн. VI, гл. VIII, 10).


[Закрыть]; наконец, верховная власть, находившаяся целиком как у народа, так и у царя, может быть разделена между ними.

XII. Обязывают ли внутригосударственные законы о давности носителя верховной власти, что изъясняется посредством различения понятий

1. Заслуживает также исследования вопрос, может ли закон о приобретении в силу давности или истечения времени, изданный носителем верховной власти, распространяться на самое право верховной власти и на его необходимые составные части, выясненные нами в другом месте. Немалое число юристов полагают, по-видимому, что так считают именно те, кто толкует о верховной власти на основе римского цивильного права. Мы полагаем иначе[382]382
  И дон Гарсиа Мастрилль, «О должностном лице» (кн. III гл. 11, 26); Иоганн Ольдендорп, «Марб. заключения» (I, 5, 47).


[Закрыть], ибо для того, чтобы кто-нибудь был связан законами, требуются как власть, так и воля, хотя бы только предполагаемые в законодателе.

Но ведь никто не может обязать себя законом, то есть в качестве начальствующего, а отсюда следует, что законодателям принадлежит право изменять свои законы. Можно, однако, быть связанным своим законом не прямо, а косвенно; поскольку кто-либо является членом общества[383]383
  См. ниже в настоящей книге, гл. XX, XXII [XXIV]. Сенека («Письма», LXXXV): «Кормчий имеет два лица: одно – общее со всеми, кто вступил на тот же корабль, которым он управляет; другое – собственно в качестве кормчего». Об этом толкуют Клод Сейссель. «О государстве Франции» (кн. I): Шассэне, «О славе мира» (V, V); Гайпий, «Рассуждения» (кн. II, расс. 55, 7): Боден, «О государстве» (кн. I гл. VIII); Рейнкинг (кн. I, гл. XII).


[Закрыть], на него налагает определенные обязательства естественная справедливость, которая стремится к установлению гармонии между частями и целым. Требования такой справедливости соблюдал в начале царствования Саул, как сообщает Священная история (I Самуил, XIV, 40). Но это не относится сюда, ибо здесь мы рассматриваем законодателя не как часть целого, но как того, в ком зиждется сила целого. Мы толкуем о верховной власти как таковой.

С другой стороны, не предполагается воля законодателя, ибо нельзя считать, чтобы он был склонным связывать самого себя, за исключением случая, если предмет и основание закона имеют всеобщий характер, как, например, при назначении цен на товары. Но ведь верховная власть не то, что другие вещи, так как своим достоинством она значительно превосходит их. И я не видел ни одного внутригосударственного закона, касающегося давности, который распространялся бы на верховную власть или который допускал бы вероятное предположение о таком распространении (Бартол, толк. на L. Hostes, D. De capt., а также на L. 1. D. de aqua pluv. Arc.; Ясон, «Заключения», кн. III, 70; Аймон, De antiq. P. IV, vers materia Ista, n. 62; Ант. Корсетти. De exc legis, q. 104; Бальб, De praecr. 2, p. 5, pr. Q. 2; Кастальд, De imp, q. 53; Коваррувиас, толк. на с. Peccatum, de reg. Iurls, на VI, p. II, 9, в конце).

2. Отсюда следует, что недостаточно законом определенного времени для приобретения верховной власти или необходимой ее части, если отсутствуют естественные условия, о которых мы упоминали выше, что не требуется столь продолжительного промежутка времени, если такие условия окажутся налицо; и что, наконец, внутригосударственный закон, воспрещающий приобретать вещи по истечении определенного времени, не имеет отношения к вопросам верховной власти. Однако народ может тем не менее выразить свою волю в самом акте передачи власти и установить, каким образом и по истечении какого времени может быть утрачена власть, которой не пользовались, такой воле, без сомнения, должно следовать, причем она не может быть нарушена захватом верховной власти царем, потому что относится не к самой власти, но к способу владения ею. Об этом спорном вопросе мы сказали в другом месте.

XIII. Могут ли быть приобретены или утрачены в силу давности права, присущие верховной власти, отделимые от нее или сообщаемые другому?

То же, что не вытекает из природы верховной власти и не принадлежит к ней как ее естественные свойства, но может быть или отделено от нее естественным образом, или же хотя быть сообщено другим, всецело подчинено внутригосударственным законам каждого народа, изданным относительно давности и продолжительного владения. Так, мы видим подданных, которые приобрели что-либо в силу давности без обращения в суд; однако так, что с их стороны всегда возможно обращение куда-нибудь в порядке прошения или иным способом (Коваррувиас, толк. на С. Possessor, р. II, 2, 12, 13). Ибо быть вне права обжалования подданные не могут; такое положение характерно для верховной власти или ее части и может быть обретено не иначе как согласно естественному праву, которому только и подчинена сама верховная власть.

XIV. Опровержение мнения, согласно которому подданным всегда дозволено получить свободу

1. Отсюда ясно, до какой степени приемлемо утверждение некоторых[384]384
  Как Васкеса в названном сочинении (кн. II, гл. LXXXII, 3).


[Закрыть], что подданным всегда дозволено, если они могут получить свободу, то есть независимость народа. Приводится то основание, что власть, возникшая путем насилия, может быть уничтожена силой же и что, когда власть возникает из воли народа, возможно раскаяние и изменение воли. В действительности же и власть, первоначально возникшая путем насилия, может в результате молчаливого согласия утвердить свое право, и воля как при самом возникновении власти, так и впоследствии может сообщать права, которые в дальнейшем не зависят уже от воли. Царь Агриппа у Иосифа Флавия так сказал в речи к иудеям, которые вследствие последующего стремления к возвращению свободы получили название зилотов (ревнителей): «Поздно теперь жаждать свободы. Следовало прежде бороться, дабы избегнуть ее утраты. Ибо тяжка опасность рабства и борьба во избежание ее достойна. Но если кто, однажды покоренный, восстает, тот может быть назван не жаждущим свободы, но непокорным рабом». И сам Иосиф, обращаясь к тому же народу, говорит[385]385
  Почти те же выражения встречаются в речи графа Бландератского к миланцам у Радевика (кн. I, гл. XL).


[Закрыть]: «Хотя и доблестно сражаться за свободу, но это следовало сделать раньше. А кто, будучи однажды побежден и долгое время находясь в подчинении, свергает с себя иго, тот поступает как доведенный до отчаяния, но не как жаждущий свободы». Сходное говорил некогда Кир армянскому царю, который оправдывал свое возмущение жаждой утраченной некогда свободы (Ксенофонт «О воспитании Кира», III).

2. Впрочем, что такого долготерпения царя, которое описано выше, достаточно для порождения свободы вследствие предполагаемого оставления власти – в этом, по моему мнению, не может быть сомнения.

XV. Изъяснение того, какие правоспособности никогда не могут быть утрачены

Есть права, которые осуществляются не ежедневно, но только однократно, а именно когда это потребуется, как, например, выкуп залога[386]386
  См. у Паруты, «История Венеции» (кн. VII).


[Закрыть], а также права, которыми мы можем свободно располагать и которым не противоречит прямо осуществление акта, включаемого в них как часть в целое. Сюда, например, относится случай, когда кто-нибудь в течение ста лет состоял в товариществе с одним только соседом, имея возможность вступить в товарищество также и с другими. Эти права утрачиваются не иначе как тогда, когда последовало воспрещение или принуждение, и ему подчинились с явным выражением согласия, что сообразуется не только с внутригосударственным правом, но и с естественным разумом, и должным образом соблюдается даже среди людей, вознесенных на вершину земного благополучия.