Текст книги "Морские цыгане"

– Я слушаю вас, герцог.

– Убийца вашего отца, обольститель вашей матери – один из предводителей этих страшных людей, среди которых вы будете жить, я это знаю наверняка, одно только мне не известно – имя, которое он принял с тех пор, как вступил на этот путь убийства и грабежа.

– Ах! Это для меня все равно! – решительно вскричал граф. – Как бы хорошо ни спрятался этот человек, я его найду, клянусь вам!

– Хорошо, дитя мое. Час нашей разлуки настал. Вы знаете, какое кровавое поручение должны исполнить! Да поможет вам Господь! Вот вам мое благословение, уезжайте и сдержите вашу клятву.

Молодой человек стал на колени перед стариком, который протянул ему руку для поцелуя, потом поднялся и простился с маркизом.

– До свидания! – сказал маркиз, выразительно пожимая графу руку.

– До свидания! – ответил граф и вышел из столовой. Герцог следил за ним взглядом, прислушивался к шуму его шагов, который все более и более стихал, потом гордо приподнял голову и сказал торжествующим тоном:

– На этот раз я наконец отомщу!

– Ах, отец! – прошептал маркиз печально. – Неужели вы неумолимы?

Старик повернул голову к сыну с неповторимым выражением презрения, пожал плечами и медленно вышел из столовой.

– Бедный Гусман! – пробормотал дон Санчо, глядя, как удалялся его отец.

Глава VI. Поступление на службу

Дон Гусман де Тудела после разговора с герцогом Пеньяфлором заперся в своей комнате. Оставшись один и будучи уверен, что ему нечего опасаться любопытных взоров, молодой человек упал на стул, опустил голову на руки и довольно долго оставался погруженным в полную неподвижность.

О чем он мог размышлять? Лишь он один мог бы ответить на этот вопрос. Возможно, он думал о своем погибшем будущем, о своих надеждах, вдруг разбитых ужасным признанием, сделанным ему. Возможно, он мечтал о мщении обольстителю своей матери, в котором поклялся. Может быть также, посылал он последнее прости любимому существу, которое долг вынуждал его бросить без надежды увидеть когда-нибудь. В двадцать лет не является ли любовь величайшим делом в жизни, и когда человек красив, богат и знатен, жизнь кажется так приятна и легка!

Впрочем, каковы бы ни были размышления несчастного молодого человека, должно быть, они были очень печальны, потому что жгучие слезы пробивались сквозь пальцы и приглушенные рыдания вырывались из его груди, несмотря на все усилия удержать их. Наконец он приподнял лицо, побледневшее от страданий, и провел рукой по влажному лбу.

– Прочь слабость! – сказал он с печальной улыбкой. – Прощайте, мои прекрасные мечты! Мое сердце должно быть теперь мертво для всякого другого чувства, кроме ненависти!

Он отпер сундук, вынул матросское платье, положил его на стул и с последним вздохом стал снимать свой блестящий костюм.

Он уже заканчивал переодеваться в матросское платье, когда в дверь тихо постучали.

– Это он! – прошептал граф и пошел отворить дверь.

Человек лет сорока, по наружности походивший на матроса, со шляпой в руке, почтительно стоял на пороге.

– Войдите, мэтр Агуир, – сказал граф.

Матрос поклонился и вошел в комнату.

– Se pues hablar?88
  Как вам угодно говорить? (исп.)


[Закрыть] – произнес он, бросая вокруг подозрительные взгляды.

– По-французски или по-испански, как хотите, мэтр Агуир, – ответил молодой человек, запирая дверь, – мы одни.

– Хорошо. Если так, нам нечего опасаться, ваше сиятельство.

– Гм! Метр Агуир, оставьте, пожалуйста, вашу привычку называть меня сиятельством, отныне зовите меня просто Марсиалем, – это имя я намерен принять.

– Буду повиноваться, – ответил Агуир, кланяясь.

– Хорошо, садитесь и поговорим.

– По вашему приказанию я был у капитана «Каймана».

– А! Его название «Кайман»?

– Да.

– Хорошее имя для флибустьерского судна.

– Оно и есть флибустьерское.

– Знаю, а этого здесь и не подозревают?

– Вовсе нет, – его принимают за судно, торгующее чернокожими невольниками; при этом капитан осторожен: он никого не отпускает на берег, вот уже неделя как он бросил якорь в Сакрифичиосе, и ни один матрос из его экипажа не был в Веракрусе.

– Да, смелая игра, но ведь все может в конце концов открыться.

– Сегодня ночью он снимается с якоря.

– О-о! Стало быть, нам надо поторопиться.

– Я так и сделал. По странной случайности я находился в Сакрифичиосе во время прибытия этого судна; несмотря на то, что оно перекрашено и переоснащено, такого старого моряка, как я, это обмануть не могло. Их ухватки показались мне подозрительны и…

– Зачем же путаться? – перебил молодой человек, улыбаясь. – Почему бы не сказать мне откровенно.

– Что такое? – спросил Агуир, вздрогнув от изумления.

– Да, конечно, ведь я теперь ваш. Дело очень просто. Вы баск из Байонны, то есть полуиспанец, вы воспользовались этим, чтобы поселиться здесь, но с какой целью? Теперь это меня не касается, так что я ничего вам не скажу, только вы устроились так, чтобы у вас всегда оставалась возможность поддерживать связь с вашими друзьями – Береговыми братьями. Смысл истории, которую вы мне поведали сейчас, состоит в том, что вы уже несколько дней ждали этого судна; теперь, когда мы поняли друг друга, как я надеюсь, пожалуйста, продолжайте, я весь превратился в слух.

Все это было сказано тоном тонкой и язвительной насмешки, который до того смутил матроса, что он стал в тупик. Но так как это был человек смелый, к нему быстро вернулось его обычное хладнокровие, и, посмотрев прямо в лицо графу, он сказал:

– Ну да, это правда. Дальше что?

– Больше ничего.

– Любопытно было бы узнать, кто сообщил вам эти сведения, граф?

– Вы забываете наши условия, мэтр Агуир. Меня зовут Марсиаль, пожалуйста, запомните это раз и навсегда. Что касается источника моих сведений, то вы понимаете, мой милый, что дело, в которое я вступаю, достаточно серьезно, чтобы я принял меры предосторожности; я наблюдал за вами, вот и все, для меня было довольно важно, чтобы вы мне не изменили.

– Может быть, вы и правы, – с сомнением ответил Агуир.

– Вернемся к нашему делу.

– Вы знаете, что я устроился на «Кайман» боцманом.

– Это решено?

– Я уже получил жалованье вперед.

– Как вперед?

– То есть, – сказал Агуир с замешательством, – капитан по моей просьбе дал мне вперед сумму, которая была мне нужна.

– Хорошо! – сказал граф с насмешливой улыбкой. – А насчет меня что вы предприняли?

– Я предложил капитану взять вас, выдав вас за моего земляка, заблудившегося у этих берегов и преследуемого ненавистью испанцев. По моей рекомендации капитан вас берет, но прежде хочет вас видеть.

– Это справедливо; где его найти?

– В Сакрифичиосе, он ждет нас к четырем часам, я приготовил лодку.

– Очень хорошо! Теперь моя очередь, – сказал молодой человек, положив на стол связку бумаг.

Глаза Агуира засверкали жадностью, он придвинул свой стул и наклонился вперед, чтобы лучше рассмотреть.

Марсиаль – мы сохраним ему это имя – развязал ленту, связывавшую бумаги, и начал раскладывать их, говоря:

– Счет дружбе не мешает, сдержите ваши обещания, и я сдержу свои; вот купчая на тот дом, в котором вы живете, вот еще пятьдесят тысяч ливров банковскими билетами, пересчитайте.

Матрос с возбужденным трепетом схватил бумаги, которые подал ему молодой человек, и принялся рассматривать их с самым пристальным вниманием.

– Все верно, – сказал он.

– Теперь, – продолжал молодой человек, – вот расписка на пятьдесят тысяч ливров, но вы можете получить их только по возвращении во Францию по аттестату, написанному мною, в котором значится, что я доволен вашими услугами; возьмите. Вы видите, что я держу свои обещания, как вы держите ваши. Одно последнее слово, для того чтобы между нами не было недоразумений: если вы хотите служить вашим друзьям во вред испанцам, это меня не касается, так как и вы не должны интересоваться причинами моего поведения. Помните только, что вы принадлежите мне, что мы ведем открытую игру без хитрости и без измены и что вы обязаны мне безоглядно повиноваться.

– На один год, – ответил матрос.

– До того дня, когда вы вернетесь во Францию.

– Это решено.

– Да, но запомните хорошенько мои слова, мэтр Агуир, вы меня знаете достаточно хорошо, не правда ли, чтобы быть убежденным, что при первом подозрении я прострелю вам голову?

– Угрозы бесполезны, – ответил матрос, пожимая плечами, – моя выгода – самое надежное ручательство вам за мою верность.

– Хорошо, я подумал, что, может быть, вы никогда не вернетесь жить в Веракрус и что, следовательно, подарить вам дом довольно бесполезно. Поэтому я прибавил к обещанной сумме двадцать тысяч ливров в придачу, оставив вам в собственность этот дом.

– Благодарю, я сдал его внаем сегодня утром на пять лет и взял плату вперед.

– Я с удовольствием прихожу к выводу, что вы знаток в делах, – сказал Марсиаль, смеясь, – это ручательство для меня, спрячьте все эти бумаги, теперь мы пойдем, когда вы хотите.

– Сейчас, если вы желаете.

– Хорошо, сейчас.

Они вышли. Уходя, молодой человек не мог удержаться от последнего вздоха, но он тотчас справился с собой и сказал твердым голосом своему спутнику:

– Пошли.

Было три часа пополудни, они вдвоем прошли через весь город, никого не встретив: стояла страшная жара, и улицы были пусты. Граф был переодет, так что не боялся быть узнанным своими друзьями. Они беспрепятственно дошли до гавани. В конце пристани на причале стояла маленькая лодка.

– Вот и лодка, – сказал матрос.

– В путь, – лаконично ответил молодой человек. Расстояние от Веракруса до острова Сакрифичиос, где обычно бросают якорь большие суда, находящие там надежное убежище, составляет одну милю. Когда море спокойно, эта прогулка восхитительна. Вскоре поднялся легкий ветерок, позволивший путешественникам поднять парус и плыть, не утомляя себя греблей.

По мере того как они приближались к острову, бригантина «Кайман» как будто поднималась из воды и наконец предстала во всех подробностях. Это было прекрасное судно, длинное, со стройными очертаниями, его высокий рангоут был отброшен назад, такелаж содержался с особым старанием. По середине корпуса, абсолютно черного, была проведена тонкая полоса, красная, как кровь. Пушечных портов не было видно, а следовательно, отсутствовали и пушки. На палубе никого не было.

Граф отметил про себя одно важное обстоятельство: были натянуты абордажные сети, конечно, из опасения внезапного нападения.

– Какое славное судно! – сказал он в ту минуту, когда лодка объезжала корабль.

– Да, – с удовольствием ответил матрос, – и быстроходное, ручаюсь вам.

– Так вы его знаете?

– Еще бы! Я два года служил на нем под начальством Монбара.

Через несколько минут Марсиаль и Агуир вышли на берег острова Сакрифичиоса. Едва они сделали несколько шагов, как заметили человека, подходившего к ним.

– Вот капитан «Каймана», – сказал моряк, – вы видите, что он явился на свидание вовремя.

– Да, вижу! – сказал молодой человек, подходя и с любопытством рассматривая его.

Так как этот человек должен играть важную роль в нашем рассказе, мы в нескольких словах набросаем его портрет. Этот человек был в полном смысле слова настоящий морской волк; действительно, он больше походил на тюленя, чем на человека. Хотя ему было, по крайней мере, лет пятьдесят, внешне он выглядел не старше сорока; он был низенького роста, но крепкий и сильный, загорелый цвет лица имел почти кирпичный оттенок, серые глаза были живыми и выразительными, физиономия, умная, хотя и суровая, дышала смелостью и спокойной неустрашимостью человека, привыкшего много лет бороться с опасностями, в каком бы виде они ни являлись. На нем был камзол из толстого синего сукна, все швы которого были обшиты галунами того же цвета, только несколько светлее, концы галстука были украшены серебряными кистями, жилет, серый, затканный большими цветами, широкие коричневые панталоны с такими же галунами, как и камзол, шелковые чулки и башмаки с серебряными пряжками. Черная бархатная шапка со стеклянным образком Богоматери покрывала его голову. Широкий кожаный пояс стягивал его стан; за пояс были заткнуты два длинных пистолета. Таков был внешний вид этого человека, который, заметив приезжих, небрежно направился к ним, куря трубку с чубуком почти неприметным, казавшимся приклееным приклееным к его губам.

– А! Это ты, – весело сказал он матросу, – кого ты нам привез?

– Капитан Тихий Ветерок, – отвечал он, – я привез нового товарища, о котором говорил вам вчера.

– Ага! – сказал тот, бросив проницательный взгляд на молодого человека. – Малый стройный и, кажется, крепкий… Как тебя зовут, мой милый?

– Марсиаль, капитан, – ответил граф с почтительным поклоном.

– Хорошее имя, ей-богу! Ты баск?

– Так точно, капитан.

– И тебя прибило к этому берегу?

– Да, капитан, вот уже два года лавирую я в этих водах и не могу дождаться попутного ветра, чтобы выбраться отсюда.

– Хорошо, хорошо, мы тебя выведем, будь спокоен. Агуир мне сказал, что ты хороший матрос.

– Вот уже семнадцать лет как я хожу в море, капитан, а мне еще нет и двадцати трех.

– Гм! Так ты должен знать свое дело, когда так… А ты знаешь, кто мы, не так ли?

– Знаю, капитан.

– И не боишься поступить на наше судно?

– Напротив, я очень этого хочу.

– Очень хорошо. Я думаю, мы сделаем из тебя что-нибудь.

– Я тоже надеюсь.

– Есть у тебя оружие и порох?

– У меня есть все, что нужно.

– Теперь я должен предупредить тебя об одном: на суше мы все равны, на судне – нет. Присягнув, мы должны покоряться. У нас только одно наказание.

– Какое?

– Смерть, чтобы избежать повторения проступка. Агуир, которого я знаю давно, поручился мне за тебя, измена с твоей стороны убьет не только тебя, но также и его, у нас кто поручился, тот и расплачивается. Поэтому подумай хорошенько, прежде чем решиться, ты еще волен отказаться, если наши условия покажутся тебе слишком тяжкими; когда же дашь слово, будет уже поздно.

– Я согласен, – ответил Марсиаль твердым голосом.

– Хорошо, но ты молод, я не хочу ловить тебя на слове, будь на бригантине сегодня вечером в семь часов, постарайся закончить свои дела до тех пор. Ты прочтешь договор и если после этого захочешь вступить к нам, тогда – хорошо, ты будешь вторым лейтенантом.

– Все мои дела закончены, капитан, мне нет необходимости возвращаться в Веракрус. Агуир может привезти мне мой сундук и мое оружие.

– Ты мне нравишься, ты отличный парень, пойдем же, если хочешь.

Они сели в лодку и через несколько минут подплыли к бригантине. Однако не без тайного сжатия сердца и нервного трепета молодой человек ступил ногой на корабль, где он должен был жить среди людей, которых ему представили хищными зверями, живущими только убийством и грабежом, не имеющими ни веры, ни законов, ни отчизны.

В ту же ночь, к трем часам утра, «Кайман» вышел в открытое море, увозя на своем борту лейтенанта Марсиаля и боцмана Агуира, двух новых членов команды. Капитан Тихий Ветерок взял курс на Санто-Доминго; его крейсерство кончилось, и он возвращался в Пор-де-Пе.

Глава VII. Спасение

В ту минуту, когда три моряка под предводительством Филиппа бросились из гостиницы, страшное зрелище, вдруг представившееся их глазам, заставило их с испугом отступить. Во всю ширь горизонта небо казалось огненной скатертью, беспрерывно перерезаемой зеленоватыми зигзагами молний. Гром гремел безостановочно страшными раскатами, дождь лил как из ведра, море, побелевшее от пены, билось о берег с оглушительным ревом, ветер завывал с бешенством, заставляя дома трещать, срывая крыши, вырывая с корнями деревья и вертя их, как былинки. Лошади и весь скот выбегали из конюшен и риг с ревом и ржанием ужаса. Ураган, угрожавший с утра, наконец разразился с непреодолимой силой и яростью.

Авантюристы, прибежавшие на берег, чувствовали, несмотря на свою храбрость, трепет страха и, укрываясь за скалами, не находили в себе мужества бороться с ужасным стихийным бедствием, поразившим город и угрожавшим разрушить его до основания. Как бы еще увеличивая ужас этого зрелища, свет и мрак сменяли друг друга с такой быстротой, что невозможно было ничего различить вокруг, и даже самые близкие предметы внезапно исчезали, вновь появляясь через минуту, но как бы прикрытые туманной дымкой, которая искажала их формы и обманывала относительно их положения и истинного расстояния до них. Словом, в природе царил страшный хаос, в котором море, небо и земля как будто готовы были смешаться в ужасном разрушении.

Однако, когда прошла первая минута замешательства, Филипп вместе с Питрианом и Пьером, решившими не оставлять его, подошел к толпе авантюристов и просьбами и угрозами сумел собрать вокруг себя человек пятьдесят, которые, вдохновленные его примером, поклялись повиноваться ему во всем, что он им прикажет сделать во имя общего спасения.

Как ни велика была опасность, которой подвергались жители, она ничего не значила в сравнении с опасностью, грозившей судну, прибиваемому к берегу, которое уже несколько раз палило из пушек, призывая на помощь. На помощь этому судну Филипп и решил направить все свои усилия.

– Друзья! – закричал он тем, кто был рядом с ним. – Одно из наших судов погибает, наши братья подвергаются смертельной опасности. Неужели мы дадим им умереть, как презренным испанцам, даже не пытаясь их спасти?

– Нет! Нет!.. – закричали в один голос Береговые братья. – Поспешим к этому судну!.. К этому судну!..

– Прежде узнаем, где оно находится, – ответил Филипп. – Следуйте за мной.

Они бросились к самому краю берега, насколько позволяли бешеные волны. Авантюристы никогда не выходили без оружия, поэтому у всех были с собой ружья. Филипп приказал дать залп из всех ружей одновременно. Почти тотчас на море блеснула вспышка, за которой послышался довольно сильный выстрел.

– Судно находится на юго-западе, – сказал Филипп, – не более шестидесяти саженей99
  Морская сажень равняется 1,6 м.


[Закрыть] от нас. Давайте сюда поскорее кабельтовы1010
  Кабельтов – здесь: трос, канат.


[Закрыть], пустые бочонки, доски – словом, все, что найдется! Ты, Пьер, вели развести большие костры и бросай в огонь смолу, чтобы пламя горело ярче.

Все приказания были тотчас исполнены. Люди, бросившиеся на помощь, трудились за двоих. Кроме того, многие авантюристы и колонисты, увлекаемые примером, присоединились к ним и наперебой спешили принести все необходимое. Скоро огромные костры полыхали на берегу на протяжении более одной мили. С судна их заметили, потому что с этой минуты пушка стреляла не умолкая. Ураган как будто стихал, молния блистала все реже, и раскаты грома становились глуше. В минутном проблеске все увидели высокую корму большого корабля, находившегося уже довольно близко от берега, потом снова наступила темнота, и корабль, мелькнувший как бы во сне, вдруг исчез.

– Это «Кайман»! – вскричали авантюристы. – Судно Тихого Ветерка и Монбара! Надо его спасти!..

Конечно, это намерение было прекрасным и достойным во всех отношениях, но, к сожалению, почти неосуществимым. Целый час прошел в бесполезных попытках спустить лодку в бушующее море, которое тотчас выбрасывало ее на берег.

– Линь сюда! – вдруг закричал Филипп. – Ей-богу, скажут, что не нашлось ни одного человека среди нас, чтобы спасти пятьдесят.

Он начал раздеваться. Принесли линь, это была веревка толщиной в мизинец, свитая вчетверо, длиной в четыреста саженей. Филипп привязал один конец к крепкому кабельтову, а другой – к своему поясу. Почти тотчас разделись Пьер и Питриан.

– Оставайся здесь, друг! – вскричал Пьер. – Именно я должен решиться на этот отчаянный поступок. Если я умру, что весьма вероятно, никто, кроме тебя, не будет обо мне сожалеть.

– Извините, извините, – вдруг вмешался Питриан, – я простой работник, до моей жизни или моей смерти никому нет дела, стало быть, я должен решиться на это.

Спор грозил затянуться, никто из троих не хотел уступать. Вмешался четвертый, д'Ожерон.

– Дети мои, – сказал он своим звучным голосом, – поступок, замышляемый вами, смел, но он сумасброден.

– Дядюшка! – вскричал молодой человек.

– Молчи, дитя, и дай мне закончить, – строго сказал д'Ожерон. – Я не отговариваю вас, я знаю, что это бесполезно; только если вы уж непременно хотите пожертвовать собой…

– Хотим! – закричали все в один голос.

– Так отправляйтесь все втроем; вы будете помогать друг другу, и если двое изнемогут, может быть, третьему удастся достичь судна, и тогда ваша жертва не будет напрасной.

– Хорошо! – весело вскричали все трое. – Прекрасно придумано!

– Теперь будьте осторожны, я сам берусь потихоньку спускать линь. Отправляйтесь же с Божией помощью!

Он обнял их и вдруг отвернулся, чтобы отереть слезы, помимо его воли навернувшиеся ему на глаза: этот мужественный человек с львиным сердцем понимал всю неизмеримость опасности, которой подвергались племянник и его товарищи, но не считал себя вправе мешать их героическому поступку.

Филипп, Пьер и Питриан плавали как рыбы; они давно привыкли к морю и знали, как надо вести себя с ним, чтобы не сделаться игрушкой в его руках. Переговорив о чем-то между собой, они вместе подошли к морю. Огромная волна, побелевшая от пены, бежала к ним, приподняв футов на двадцать свой грозный хребет. В ту минуту, когда она со страшным шумом разбилась у их ног и начала удаляться, они бросились в воду и дали ей увлечь себя в море. Собравшаяся на берегу толпа вскрикнула от испуга и восторга. На некотором расстоянии от берега моряки дружно нырнули и таким образом очутились под надвигающейся на них второй волной. Однако, как ни рассчитано было их движение, несмотря на их усилия, волна чуть не захлестнула их, пытаясь унести к берегу. Но в конце концов их усилия увенчались успехом: волна уже отступила и несла их в море, так что они не были выкинуты на берег.

– Мужайтесь, братья! – закричал Филипп.

– Мужайтесь! – отвечали его товарищи.

Началась долгая и изнурительная борьба разума и хладнокровия против слепой и разрушительной силы стихии. Полтора часа держались эти три человека рядом среди бушевавшего моря, бросавшего их во все стороны, продвигаясь на один шаг, отступая на сто, но не сдаваясь, позволяя увлекать себя, когда чувствовали, что силы их оставляют, удваивая усилия, едва силы возвращались к ним, и не отчаиваясь.

Впрочем, ураган стал заметно стихать, дождь перестал, тьма сделалась не столь непроглядной, и авантюристы уже достаточно ориентировались, чтобы придерживаться верного направления.

Три товарища страшно утомились и уже совсем вяло боролись с волнами, которые, хотя ветер в значительной мере лишился своей силы, были все же ужасны, потому что после бури море еще долго не стихает.

Питриан, не спускавший глаз со своего господина, медленно приблизился к нему, и в ту минуту, когда Филипп, окончательно лишившись сил, тихо шел ко дну, чтобы не лишать мужества своих друзей, нырнул, вытащил его из воды, заставил положить обе руки на свои широкие плечи и таким образом спас его. Филипп, задыхавшийся и почти без чувств, машинально принял эту помощь, даже не сознавая преданности своего работника.

Вдруг прямо перед собой пловцы заметили судно. У него остались только нижние мачты, и вообще оно находилось в критическом положении. Однако экипаж, по-видимому, не отчаивался в своем спасении: ясно слышался свисток боцмана, командовавшего маневрами, и размеренное пение матросов, выполнявших их.

Вдруг чудовищная волна подхватила судно на страшную высоту и уронила со страшным треском.

– Мы сорвались с якоря! – вскричала команда в один голос.

Действительно, два передних якоря сорвались, и судно упало на бок, таща за собой задние якоря. Вдруг из волн появились и взобрались на палубу три человека, полуобнаженные, страшные на вид. Первый бросился к румпелю, между тем как двое других упали на палубу, сцепившись друг с другом, словно мертвые. Это явление было так внезапно и так неожиданно, что, кроме рулевого, никто на судне не заметил его.

– Мы погибли! – вскричали моряки с тоской.

– Вы спасены! – ответил хриплый и громкий голос.

– Пьер Легран! – с радостью воскликнул Тихий Ветерок. – Сам Господь тебя прислал, брат! Как ты сюда попал?

– Через борт, а как же еще? – ответил он, смеясь. – Вот уже два часа, как мы плывем, чтобы добраться до вас, но теперь не время разговаривать, отыщи Филиппа и Питриана, они упали где-то на палубе. У Филиппа линь, вели всей твоей команде взяться за него и тяните изо всех сил, тысяча чертей, если не хотите напиться из большой чашки! Я возьмусь за румпель, не беспокойся.

Тихий Ветерок не заставил дважды повторять себе эти распоряжения, он пошел отыскивать двух авантюристов, но тех уже подняли, и они начали приходить в себя. Отвязали линь от пояса молодого человека, и команда «Каймана» с капитаном во главе начала тянуть линь изо всех сил; все понимали, что в этом заключалась их последняя надежда на спасение.

Между тем по приказанию Пьера, который принял командование, задние якоря были обрублены и судно приведено в некоторый порядок. Ветер совсем стих, опасность прошла мимо.

– Куда ты нас ведешь? – спросил Тихий Ветерок Пьера.

– Ты видишь, – отвечал тот, – течение несет нас к мысу Каренахо. На берегу прикрепили канаты в трех местах. Если удастся обогнуть мыс, мы благополучно бросим якорь.

– Без тебя мы погибли бы, брат.

– Полно, ты шутишь; кроме того, эта мысль принадлежала не мне, а Филиппу, я только последовал за ним.

– Хорошо, отныне я в долгу у всей вашей троицы, ведь и храбрый Питриан тоже здесь.

– Еще бы! Без него Филиппа не было бы здесь, Питриан спас его в ту минуту, когда он тонул, рискуя утонуть сам.

Начинало светать. На берегу виднелась толпа мужчин и женщин, которые приветствовали подплывающих, хлопая в ладоши и с громкими криками бросая в воздух шляпы, но опасность еще не миновала, как все полагали. Вдруг матросы, тянувшие канат, упали навзничь, команда вскрикнула с отчаянием: канат лопнул.

– Молчать! – закричал Пьер громким голосом. – Бросайте якорь!

Можно было слышать прерывистое дыхание всей массы собравшихся на берегу людей, до того глубокой была тишина.

Якорь упал. Наступила критическая минута. Судно продолжало быстро приближаться к берегу, скорость его мало-помалу уменьшалась. Потом оно остановилось, медленно повернулось; якорь держал, судно было спасено. Команда закричала радостное «ура», на которое ответили восклицания с берега.

– Славное судно, мой старый дружище, – заметил Пьер, – жаль было бы потерять его.

– Его построил Монбар, – с гордостью заявил Тихий Ветерок, – а он знает в этом толк.