Текст книги "Ожившие камни Аргоса"

Глава семнадцатая

– Леонидас, ты обучаешь первокурсников? – удивленно проводив взглядом юркнувшего у него под носом низенького упитанного человечка, обратился к юному скульптору Аристэйос.

– Доброго дня, мастер! – радостно воскликнул тот.

– Ты улыбаешься, Лео? Я не верю своим глазам! Что-то произошло, не так ли? Ты нашел то, что искал, и воплотил это? – взволнованно спросил учитель.

– Почти, мастер, – ответил юноша, – только работа еще не завершена. По этой причине попрошу у вас еще немного времени.

– Нет-нет! Только не говори, что не покажешь мне то, что создал за эти дни… Слишком долго я ждал!

– Сожалею, учитель.

– Хорошо, сынок, так уж тому и быть. Поступай, как считаешь наиболее правильным. Тебе лучше знать! – кивнув, согласился Аристэйос.

– Вы спросили меня о чем-то, когда зашли, так? – почтительно склонив голову, вспомнил Леонидас.

– Да, – вернулся к своему вопросу учитель. – Тот студент, который выскочил из твоей мастерской недавно, что он здесь делал? Зная тебя, наивно предполагать, чтобы между вами могла зародиться дружба, – сказал Аристэйос.

– Разве не вы его послали? Он ходит ко мне вот уже несколько недель. Вроде учится… Но учитывая, что я в основном работаю по ночам, он больше теряет, чем приобретает! После уроков сидит за дверью мастерской и ждет, пока я его не позову, – пояснил юноша.

– Странно. ведь я никого к тебе не направлял в качестве ученика. Да и не пришло бы мне такое на ум: ведь то, над чем работаешь ты, не способен в полном объеме понять студент, не прошедший все стадии обучения этому делу. Что-то тут не так, сынок! – задумавшись, проговорил Аристэйос. – А сам ты не интересовался причиной его визитов?… Неужели, сынок?

Юноша был обескуражен. Он не знал, что и ответить учителю.

– Я весьма неодобрительно отношусь к проявлениям своеволия, ты это знаешь, – строгим тоном продолжал тот, – и если в этом конкретном случае произошло нечто подобное, приму соответствующие меры! Парень, о котором идет речь, долгое время не мог сдать практический экзамен, и наконец-то в этом году учителя, пожалев его, дали ему шанс поступить в школу. Я и предположить не мог, что он может зайти настолько далеко, чтобы иметь наглость представлять себя рекомендованным мною учеником!

– Нет-нет, мастер, – поспешил переубедить его Леонидас, – он и слова не сказал о том, что послан ко мне для учения вами! Он вообще ничего не пояснил мне. Но вы, конечно же, правы в своем негодовании. Моя вина в этом случае неоспорима!

– Конечно же, ты виноват! Хорошо, что ты видишь и свою ошибку в этом, – недовольно продолжил учитель, – поскольку не может быть оправдания тому, что скульптор, не интересуясь, вот так просто впускает в свою мастерскую каждого желающего посетителя. Да их тысячи!.. Все эти студенты смотрят на тебя как на недосягаемую личность, до которой, возможно, при всем своем усердии им так и не суждено дорасти! Ты ничем им не обязан и потому не спеши делиться с ними своими переживаниями, достижениями, мечтами! Леонидас, не обесценивай себя, позволяя студентам думать, что они стоят на одном уровне с тобой, на той ступени, до которой ты дошел по дороге, проложенной кровью, источаемой душой и израненными от бесконечной работы пальцами! Они самостоятельно должны достигнуть определенной степени, присущей каждому из них индивидуально! – возмущенно отчитал юношу Аристэйос.

– Я. Об этом я как-то не подумал, учитель, – нерешительно произнес Леонидас.

– Ну, полно. Надеюсь, ты больше не позволишь себе поступать настолько безответственно, – уже более спокойно промолвил Аристэйос, заметив, как смутился юноша. – А с этим наглецом я сам разберусь. Больше беспокоить тебя он не посмеет!

Леонидас поднял глаза на учителя. Тот был очень сердит, хотя и сдерживался. Юноша хорошо знал характер мастера. Он был уверен, что студенту теперь несдобровать.

– Вы же не исключите его, верно? – робко спросил он.

Аристэйос возмущенно поднял брови.

– Лео, естественно, я отношусь к тебе не только как к талантливому скульптору, но и как к сыну, и все же в подобные дела, касающиеся моей преподавательской деятельности, вмешиваться не советую. Тот студент получит заслуженное им самим наказание. Да, возможно, это будет исключение, поскольку нарушения правил в подобной форме я не потерплю! – весьма решительно ответил учитель и вышел из мастерской.

Леонидас же остался стоять на том же месте. Он не знал, что и подумать, как помочь этому потрепанному, неказистому, угодливому студенту, который, в сущности, никак себя и не проявлял, за исключением того, что внимательно следил за каждым движением его пальцев. «Бедняга, он даже не спрашивал меня ни о чем, только рассматривал сделанные мною на досуге фигурки! – задумался юноша, покачав головой. – Нет, я этого так не оставлю, нужно спасать этого глупца!» – решил он и поспешил за учителем.

Леонидас хотел вернуть Аристэйоса назад, дабы отвлечь его. «Когда я сдерну покрывало с глиняного слепка будущей бронзовой скульптуры, мастер забудет все на свете, ибо невозможно не обратить внимания на некоторые весьма изощренные штрихи, которые можно было просчитать лишь математически!» – подумал юноша.

Пройдя через длинный, кажущийся ему нескончаемым светлый коридор, в который открывались двери многочисленных учебных мастерских, он дошел, наконец, до заветной комнаты. Нетерпеливо, довольно громко постучав, Леонидас не стал дожидаться ответа и сам открыл дверь. Аристэйос уже сидел за своим рабочим столом, погрузившись в изучение толстой стопки исписанных студентами черновиков.

– Лео? – отвлекшись от работы, удивился учитель.

– Мастер, я хотел попросить вас все-таки посмотреть работу! – волнуясь, сказал Леонидас.

– Конечно же, Лео, о чем речь!.. Но ты же только что отказался продемонстрировать макет! Что изменилось за эти несколько минут? – подозрительно взглянув на юношу, спросил Аристэйос.

– Я. Не знаю, но. – силился ответить тот.

– Прекрати, Леонидас! Я прекрасно понимаю, к чему ты ведешь! – рассердился учитель. – Ты горишь желанием помочь этому негоднику! Я прав? Ценой чего?… Каким образом, ты думаешь, тебе это удастся?!

– Учитель, – покраснев от стыда, промолвил Леонидас, – ну не думаю я, что он приходил помогать мне, преследуя корыстные цели!

– Ну что ж, – проговорил Аристэйос, – дай мне всего лишь немного времени для того, чтобы отыскать работу этого ученика и убедиться в том, что она не является копией… Но обещаю, что как закончу рыться в этой стопке папирусов, – указал он на рулоны на столе, – так сразу приду к тебе!

– Нет, нет, мастер! – поспешил остановить его юноша. – Я просто уверен в том, что он не копировал мои работы! Этот студент. он скорее прислуживал мне, нежели позволял себе лишнее, становясь рабом не совсем порядочных мыслей!

– Ах, Лео, насколько же ты наивен! – развел руками Аристэйос, протянув юноше один из листков папируса, на котором был представлен чертеж женской скульптуры. – Не тебе ли это принадлежит?… Только не отрицай, я способен узнать твой стиль среди тысяч других!

Леонидас взял черновик в руки и, внимательно вглядевшись, выронил его на пол.

– Да. это чертеж скульптуры, которую мне заказывали в этом году, – расстроившись, признался юноша. – Она вначале предназначалась для украшения гробницы молодой женщины, но впоследствии заказ был отменен из-за отсутствия нужных средств у заказчика. Я и забыл о ней совсем! Только сейчас вот вспомнил.

– Конечно же, Леонидас! Вот как бывает! – гневно проговорил Аристэйос. – И это еще не всё! Как ты знаешь, чтобы сдать экзамен семестра, необходимо представить несколько курсовых работ, и я просто убежден, что остальные две также являются копиями твоих чертежей! – продолжил перебирать он листки.

Несмотря на обнаружение подлого поступка со стороны студента, Леонидас все же подошел к учителю и, положив руку на рулоны папируса, остановил его.

– Мастер, я думаю, вам не стоит утруждать себя подобным занятием! Да, учитель, право! Тратить свое драгоценное время на подобные пустяки, это ли вас должно занимать?! Этот студент. да он просто глупец! Вместо того чтобы учиться искусству скульптуры у такого мастера, как вы, он списывает мои работы, чертежи вашего же ученика! – пытаясь успокоить Аристэйоса, сказал юноша.

– Нет, Лео, я соберу все его курсовые и представлю их на разбор комиссии! – возмущенно возразил тот. – Я его не только из школы отчислю, но и потребую для него еще большего наказания – заключения в темницу на пару недель! Пусть посидит, поразмыслит там о причине и последствиях своего поступка!

– Нет-нет, мастер, что вы! – воскликнул Леонидас. – Это слишком жестокая кара для такого жалкого человека, каковым является он! Помилуйте его, прошу вас!

– Я не верю тому, что сейчас слышат мои уши, Лео! – негодовал Аристэйос. – Как ты вообще можешь просить меня пощадить негодяя, укравшего твои мысли? Иной скульптор возмутился бы до глубины души, и поверь, это мне бы пришлось его успокаивать и уговаривать, поскольку всякий уважающий свое творчество истинный мастер своего дела потребовал бы для этого подлеца высшей меры наказания!

Леонидас не знал, что и сказать, какие аргументы привести. Он сразу же представил себе, как упитанный студент-переросток сидит у порога школы, а по его румяным щекам текут непрерывным потоком скорые слезы, собираясь в лужу прямо на границе двух подбородков.

– Учитель, я не стану выступать против него, что бы он ни натворил. Признаюсь вам, если даже рассержу еще сильнее: мне жаль его! И во всем этом есть и моя немалая вина, спешу напомнить. Позвольте мне воспользоваться хорошим отношением великого мастера к его покорному ученику, – юноша улыбнулся, – и попросить его закрыть глаза на допущенную мною оплошность!

– О Боги, Лео, что ты делаешь?! – вскинув брови так, что на лбу образовались глубокие волны морщин, изумился учитель. – Ну как можно просить за такого нечестивца?

– Мастер, – схватив Аристэйоса за руки, поспешил воспользоваться его минутным смягчением Леонидас, – я поговорю с ним, отчитаю! А вы строго накажите, ну, допустим, он будет должен прибирать за своими товарищами по классу мусор, чистить мастерские, мести пол! Сделайте так, чтоб пожалел о содеянном бесчинстве, но не ломайте ему судьбу! Он и так никогда не станет настоящим скульптором, это всего лишь его мечта! Не отнимайте у него надежду, прошу вас, учитель.

Аристэйос посмотрел в горящие глаза Леонидаса и понял, что тот не отступит. Он устало вздохнул и кивнул.

– Ты, Лео, обладаешь настолько упрямым нравом, что мне не под силу сломить его. Наверняка я пожалею о своей слабости уже сегодня, сразу после того, как ты выйдешь из этой комнаты, но сейчас, в данный миг, ты победил. Так уж и быть, сынок, стиснув зубы и сжав кулаки, я разберусь с этим делом сам. Сделаю это только по твоей просьбе, по той причине, что не хочу, чтобы твоя неугомонная совесть мучила тебя, не давая работать над скульптурами, которые необходимы этому миру.

– Учитель, вы великий человек! Что мне еще сказать? Я не нахожу слов благодарности! – обрадовался юноша и обнял Аристэйоса.

– Лео, Лео, и куда же тебя занесет жизнь, видя твое отношение к ней! – усмехнулся тот, хлопнув молодого человека по плечу.

Благодарно посмотрев на учителя, Леонидас хотел что-то добавить, но сдержался. Слова уже были излишни.

Глава восемнадцатая

Он снова и снова проводил измерения частей туловища скульптуры, используя при этом несколько линеек. Погрешности были, но незначительные. Сравнивая полученные результаты со своими параметрами, юноша вновь и вновь приходил к выводу, что симметрия человеческого тела есть не что иное, как результат математического вычисления. Он чувствовал, что осталось совсем немного. анализ, ведущий его к великому открытию в искусстве скульптуры, уже назревал в его голове.

Леонидас уже несколько дней собирался зайти в таверну, с хозяином которой у него сложились весьма теплые, дружеские отношения. Ему хотелось очистить голову от мыслей и собрать их вновь позднее. Чувствуя острую необходимость в обществе людей, юноша очень торопился быстрее дойти до полюбившегося ему места.

Шел мелкий осенний дождь, предвещающий приближение светлого, свежего вечера. Скульптор остановился на мгновение и закрыл глаза, чтобы ощутить крошечные капли на своем лице. «Будто плачет!.. Небо плачет то ли от неожиданной радости, то ли от беспричинной печали!» – улыбнувшись, подумал он.

Открыв глаза, Леонидас не заметил никого вокруг. Прозрачный туман заботливо окутал его и прижал к себе. Он представил, как летит вместе с этим волшебным проявлением природы над поверхностью земли и разглядывает с высоты едва заметные, движущиеся в хаотичном порядке черные точки, представляющие собой людей…

Но вскоре ему пришлось опуститься на землю, приняв жизнь еще раз, заново. Жадно вдохнув воздух всей грудью, он продолжил свой путь.

Зайдя в переполненную людьми таверну, юноша поспешил к своей скамье, расположенной в углу, где можно было оставаться почти что незамеченным.

– Мой друг! – довольно проговорил хозяин заведения, едва завидев юного скульптора.

Раскрыв объятия, он поспешил к Леонидасу.

– Доброго вечера хозяину приюта человеческих душ! – усмехнувшись, проговорил тот и дал себя обнять.

– Я уж начал думать, что ты забыл всех нас! Хорошо, что решил зайти! Очень, очень рад тебе, дружище! – продолжая выражать радость, воскликнул мужчина. – Вот, приберег для тебя любимый уголок.

– Да-а? – с сомнением в голосе спросил Леонидас.

– Я никому не позволял занимать его. Все думал, что ты придешь, а места свободного не окажется. Не могу же я допустить, чтобы дорогой мне человек стоял на ногах! – хитро подмигнув, продолжил хозяин.

Его глаза и голос излучали такую правдивость, распространяя ее вокруг юноши, что тот поверил. Леонидас поверил, что кто-то – пусть самый неожиданный, малознакомый ему человек – вот так просто ждал его и, возможно, думал о нем больше, чем одинокий скульптор мог бы себе представить.

– Ты оставил для меня только скамью? – удивился он, ища глазами стул. – А где же дифрос? На чем же я буду сидеть, как не на табурете?

– Я специально убрал его, чтобы никто не посмел сесть на твое место, – самодовольно подбоченившись, горделиво ответил хозяин.

Леонидас улыбнулся. Эти слова, преисполненные доброты, все больше и больше приходились ему по душе.

– Я рад, что меня ждут здесь! – нерешительно, чуть покраснев, произнес он.

– Да что ты, парень, веришь-то всему, что тебе говорят! Дифрос сломался, расколовшись о спину одного из клиентов, в ходе ссоры, причиной которой послужила соседская девчонка, решившая завести себе двух ухажеров одновременно! – внезапно, ухватившись за сердце, расхохотался мужчина. – А так. я и думать забыл о твоем существовании, чудак! Это шутка, фигурник, тебе бы посмеяться со мной, а ты уж сопли распустил, размазав их по всему моему заведению!

Юноша посмотрел на дрожащий от веселья огромный живот мужчины, удивившись тому, что до сих пор не замечал его внушительного размера.

– Сейчас лопнет! – громко закричал он, указав хозяину на него, и отпрыгнул назад, изобразив на лице ужас.

– Что? – не понял тот, сразу же прекратив смеяться.

– Разбегайтесь, если жизнь дорога! Все то, что может сейчас или же минутой позже излиться на ваши головы, приведет вас к неминуемой смерти, ибо это невозможно отмыть! – заорал Леонидас, обращаясь к обернувшимся к нему изумленным посетителям. – Бегите же, несчастные, спасайте свои жизни, если не хотите пропахнуть самим грехом!

Мужчина и сам не на шутку испугался. Побледнев, растерявшись, он попятился от юноши назад, как тот схватил его за руку.

– Да что же?! – закричал он, со страхом оглядываясь на удивленных, привставших из-за своих столиков посетителей – завсегдатаев таверны, уже успевших чуть захмелеть.

– Ничего, ничего ровным счетом. Я всего лишь опасаюсь, что эта кладезь испорченной еды и забродившего вина может поделиться с нами своим великолепным содержанием, не выдержав твоего радостного возбуждения! – приблизившись к уху хозяина, прошептал Леонидас.

Заметив, как тот изменился в лице, юноша рассмеялся.

– Ну, что ты! Я тоже шучу как могу! Конечно же, до такого утонченного чувства юмора, каким обладаешь ты, мне далеко, как до неба и звезд, но. приходится довольствоваться тем, что имею! – хлопнув мужчину по плечу, весело проговорил он.

– Да ты!.. Ты сумасшедший! – начиная краснеть от столь быстрой замены одного чувства другим, еле двигая жирными красными губами, прохрипел тот.

В ответ Леонидас расхохотался еще громче и безумнее. Он тоже схватился за сердце и чуть было не упал на пол от нескончаемого, безудержного смеха.

Посетители один за другим начали покидать таверну. Они выходили, испуганно озираясь и, по непонятной им самим причине, втянув голову в плечи – иначе говоря, сгорбившись, пытаясь выглядеть ниже, чем были на самом деле.

– Эй, куда это вы!.. – пытался остановить их хозяин. – Друзья, вечер только начался! Нет-нет, парень шутит!

Он поспешил кинуться за ними, но было уже поздно. Заведение опустело… хотя не полностью. Юноша сидел за скамьей и довольно поглощал виноград, с особой страстью срывая спелые плоды с мельчайших веточек.

– Что ты наделал, сумасброд?! – гневно обратился к нему разъяренный мужчина.

– А что я сделал? Просто пошутил! Это гости твои не совсем здраво мыслят, возможно, из-за регулярного посещения такого замечательного места! Но, каюсь, я тоже грешен, так что тащи сюда самую большую амфору вина! – с пафосом ответил ему Леонидас, продолжая наигранно жадно поглощать виноград.

– Да ты ненормальный! Пошел вон отсюда! – зарычал хозяин, еще больше взбесившись от нахальства юноши. – Не испытывай моего терпения, убирайся прочь!

– Ну, не ломайся, как капризная девочка, сходи за вином, – махнув рукой, посмотрел на него юный скульптор. – Обещаю, я оплачу все столы, которые ты надеялся заполнить этим вечером. По рукам?…

Пыхтение хозяина после этих слов значительно стихло.

– Ну ты и мошенник! – уже более мягко проговорил он и отвел взгляд в сторону, показывая своим видом, что не собирается так быстро прощать юношу.

Тот улыбнулся и достал из кармана блестящие золотые монеты – гекты.

– Да, ты прав, старик! Я мошенник, ты мошенник – так выпьем за проданную душу всех таких же мошенников, как мы! Ну же, долго ли мне ждать еще вина? Ведь я даже хвалебные слова уже произнес! – нетерпеливо стуча по столу пальцами, весело воскликнул Леонидас.

– Эх, сумасброд, твоя взяла. Впрочем, как и всегда. И дело не в этих монетах, а в другом! В чем – я и сам не могу разобраться, – глубоко вздохнул мужчина и, проворчав еще что-то, поплелся за любимым напитком скульптора в погреб.

Леонидас задумался. Все, что произошло лишь несколько минут назад, уже вылетело из его головы. Он был озадачен. Разогнав людей из таверны, он нарушил свои же планы. Теперь ему и здесь уже было скучно, и замышляемый разгрузочный вечер был испорчен им самим же. Мысль о том, чтобы пойти еще куда-то, юноша прогнал сразу же, так как не любил новых встреч и знакомств.

Леонидас привстал с намерением уйти, но придержал шаг. Возможно, кто-то еще мог бы заглянуть в заведение, поскольку время было не самим поздним.

Вернулся хозяин. В руках он держал большую расписную амфору – сосуд вытянутой формы, с двумя вертикальными ручками в верхней части.

– Так, несносный шутник… Коль ты лишил меня клиентов, так будь уж добр, заплати за все, что они могли бы опустошить! – обратился он к юноше. – Так уж и быть, сжалюсь над тобой и не посчитаю за еду!

– Да что ты, мой господин! – рассмеялся Леонидас. – Ну, если все так, как ты излагаешь, то благодарю тебя! Хорошо, я заплачу тебе намного больше, но с одним условием. Мне нужны новые чувства, эмоции, переживания, мне нужны люди, чтобы я мог вобрать в себя всю их энергию! Заполни свое местечко этой ночью самыми шумными, бесшабашными посетителями, а я посижу тихонько здесь и понаблюдаю. Оплачу все вино, которым они смогут заменить свою кровь!

Мужчина присел на корточки от удивления. Уж чего-чего, а такого он не ожидал.

– Так где же я их возьму теперь?… Ты напугал всех так, что они убежали, не оглядываясь! Что ты за человек, как так можно издеваться-то?! – возмутился он.

– Монеты взамен посетителей! – упрямо повторил Леонидас.

– Ах, негодник! Ах, чтобы тебя. – в сердцах выговорил мужчина и побежал к выходу.

Не ответив ему и взглядом, юноша подвинул свой дифрос в угол, за широкую колонну. Теперь оставалось только ждать.