Текст книги "Ожившие камни Аргоса"

Глава четырнадцатая

Они стояли чуть поодаль друг от друга, остерегаясь вызвать к себе внимание случайных прохожих. Склонив голову набок, Леонидас сосредоточенно смотрел на девушку, которая нервно перебирала конец платка, накинутого на голову. Он ощущал напряжение, исходившее от ее незаметно дрожащего тела, но старался выглядеть непринужденно, чтобы как-то успокоить свои чувства.

– Лео, я не смогу противостоять ей, пойми! – прошептала девушка с мольбой в глазах. – Она уже приняла решение и не откажется от него! Я ее знаю!

– Мать не может этого сделать без твоего согласия, Фили! – возмутился он, чуть повысив голос. – Ты поговори с ней серьезно, скажи, что. Ну, что у тебя есть определенные чувства к другому человеку.

– Будь тише! – еле дотронувшись до его руки, испуганно проговорила Филомела и сразу отвернулась.

– Фили, зачем ты позвала меня сюда? Если кириа Офелия заставляет тебя выйти замуж, то я могу это решить! Пойду и поговорю с ней! Ведь ты, как я вижу, не обладаешь достаточной смелостью для обычного разговора! Обычного, но настолько необходимого! Я не понимаю тебя, слышишь?! Отказываюсь верить в то, что ты настолько слаба духом! – подойдя к ней чуть ближе, чем следовало бы, сердито высказывал Леонидас.

– Что ты делаешь, Лео?! Люди видят же! – оглянувшись по сторонам, волнуясь, предостерегла она.

– Да мне все равно, кто за кем следит! Филомела, избавься уже от всех этих страхов, если хочешь быть со мной! Ты возмущаешь меня всей той неопределенностью, которую сама себе придумываешь, а потом навязываешь и мне! – разозлился Леонидас.

– Выходит так, что я тебе навязываюсь! Вот что происходит на самом деле! Да, ты прав: зачем, по какому праву я смею отрывать тебя от всех важных дел, которые намного важнее меня? Меня и моих чувств по отношению к тебе, – прерывающимся от внутренней боли голосом вымолвила девушка и прикрыла лицо руками.

– Да нет же! Нет! Фили, дорогая, я не то хотел сказать, ты же знаешь, – постарался смягчить тон Леонидас. – Ну, так мы ни к чему не придем, слышишь меня?! Ты вечно обижаешься, а я просто схожу с ума от отчаяния! Все это надоело, наскучило мне! Мне некогда заниматься всем этим ребячеством! У меня много дел, планов, родная ты моя! Давай уже примем хоть какое-то решение и будем следовать только ему!

Девушка – возможно, впервые за сегодняшнюю встречу – посмотрела в его глаза. Она хотела разгадать, увидеть в них то, в чем так нуждалась. Этот ответ на мучивший ее вопрос, он был так глубоко и надежно запрятан в блуждающем, вечно отвлеченном от всего мирского взгляде любимого ею человека, что она зачастую просто отчаивалась отыскать его, стараясь не думать более об этом. Но не сегодня, не сейчас, Филомела должна была знать точно! Узнать во что бы то ни стало!..

– Фили, что? – не выдержав ее пристального взгляда, опустил глаза юноша.

– Ничего, Лео, – помотав головой, еле слышно ответила она.

Слезы душили Филомелу. Боль, отчаяние, ощущение собственного ничтожества мутили ее рассудок, сосредотачиваясь где-то в области желудка.

– Мне нехорошо, Лео! – прошептала она вдруг и схватилась за горло.

Девушка испугалась, что не удержится, и ее вырвет. Побледнев, она быстро подбежала к дереву и прислонилась к его прохладному стволу лбом. Свежий древесный аромат проник в ее тошнотворную грусть, сразу же поглотив ее, тем самым облегчив тело и рассудок. Филомела присела на землю, все еще прижимаясь к дереву.

Леонидас последовал за ней.

– Не подходи! – решительно остановила она его жестом руки. – Пожалуйста!

– Фили! – удивился он.

– Нет, прошу тебя! – ответила она.

Юноша не послушался и подошел, несмотря на то, что Филомела не переставала махать руками в знак протеста. Он сел в отдалении.

– Фили, перестань так себя вести! Хорошо: не знаешь, как переубедить матушку, оставь всё как есть. Сбежим с тобой! Я женюсь на тебе! – не колеблясь, без малейшего намека на сомнение в голосе, проговорил он.

Девушка снова посмотрела ему в глаза. Леонидас только сейчас заметил, насколько они наполнены печалью.

– Что?… Что не так? – недоумевал он. – Разве не этого ты хотела все время?

– О чем ты, Леонидас? Как ты можешь так? – почти вскричала она, вскочив на ноги. – Я хотела! Я! Я! Только лишь я!

– Чего ты кричишь, Фили? – изумился юноша. – Что тебе не понравилось в моих словах? Я женюсь, говорю, что тут непонятного?… Хорошо, мы оба хотели, это ты желаешь услышать?! Зачем вообще цепляться за слова? Тебе нравится страдать?… Заводишь себя на пустом месте и никак потом успокоиться не можешь… Тебе хочется слышать слова любви от меня – но есть ли место для них в такую минуту, когда мы решаемся на столь важный шаг в жизни?…

– Лео, да. именно сейчас они и должны прозвучать! Громко, сильно, смело! Настолько сильно, чтобы я действительно их услышала. Зачем они мне потом, зачем? – ударив себя по груди, еле сдерживая дрожащий больной крик, прошептала Филомела.

– Фили, перестань же доводить все до истерики! Эта вечная драма, которая присутствует между нами, пуста, беспочвенна. Она не имеет надо мной никакой власти! Мои слова, признания, чувства, мысли не могут подчиняться какому-то влиянию со стороны! Я не буду этого делать, понятно тебе это или нет? Я не могу не быть собой, ты тоже пойми! Пойми и, если любишь, прими! – распаляясь от раздражения, который вызывал в нем весь этот разговор, нетерпеливо произнес Леонидас.

– Хорошо, Лео, все будет так! Ты прав, – смиренно кивнув, неожиданно быстро согласилась она, – я убегу с тобой.

Леонидас улыбнулся. В глазах его сверкнула чуть заметная искорка, которая быстро устремилась в глубь его души, не оставив Филомеле ни малейшего шанса быть замеченной.

Они договорились обо всех деталях. Юноша подробно объяснил ей продуманный план побега. Филомела внимательно слушала, молчаливо удивляясь, как ему удалось так быстро все решить, – даже не подозревая о том, что Леонидас еще задолго до этой встречи рассчитал до мелочей то, что задумал, и только сегодня решился предложить ей.

Пара рассталась, собираясь воссоединиться ранним утром следующего дня. Молодой скульптор торопился в мастерскую. Ему надо было встретиться с Аристэйосом, чтобы получить его согласие на временное отсутствие. Леонидас собирался покинуть на какое-то время родной Аргос, чтобы уехать с Филомелой в Родос и, поженившись, через пару месяцев вернуться обратно.

– Гера, Гера, мать моя, дай мне еще немного времени! – подняв голову к небу, взглянув на чистое белоснежное облако, зашевелил губами юноша. – Атлет практически готов в моей голове, осталось перенести образ в металл! Обещаю тебе, что завершу его в самый короткий срок и возьмусь за свое священное дело! Увековечу твое отражение на Земле, моя Богиня! Даю слово перед своей совестью, что сделаю это, растратив всего себя!

Глава пятнадцатая

Он ждал, нетерпеливо сжимая пальцы так, словно собирался их сломать. Не ощущая физической боли, Леонидас лишь слышал оглушающий шум в груди. Что-то подсказывало ему, что день настроен на то, чтобы преподнести ему не самый лучший дар. Юноша отгонял от себя черные мысли, время от времени прикладывая холодные камни к горячему лбу.

Крепость Лариса была отличным местом для временного укрытия, да к тому же стояла прямо на скале, основание которой уходило в море. Леонидас все продумал: через море они могли бы добраться до берегов Родоса следующим утром, не рискуя при этом быть пойманными.

Он пришел сюда в такое время суток, когда ночь все еще продолжала спать, а утро не решалось проснуться. Юноша не заметил, сколько часов простоял, смотря на дорогу, по которой Филомела должна была идти ему навстречу.

Но через некоторое время все изменилось. Теперь чем отчаяннее он хватался за минуты и секунды, жестоко и безвозвратно мчащиеся в бесконечность, тем больше время игнорировало его, набирая скорость.

Юный скульптор прождал целый день, вечер, ночь, провожая безумным взглядом все суда, которые медленно отплывали от берегов Аргоса, беспощадно и равнодушно оставляя его ожидание с ним же у стен крепости. Даже когда в небе засияла первая звезда, Леонидас не хотел уходить, бросать это место, эти камни, которые уже стали для него поддерживающими, дающими надежду, сочувствовавшими ему друзьями, родными творениями природы.

Но здравая мысль, без всякого разрешения проникшая в голову, заставила ее отрезветь. «Нет, больше нет смысла ждать! Фили не смогла выбраться из дома. Зачем же я теряю здесь столько времени?» – стал винить себя юноша.

«Вполне вероятно, что Офелия запретила ей выходить на улицу!» – подумал Леонидас, подойдя к дому девушки уже глубокой ночью. Подобрав несколько мелких камешков, он кинул один из них в окно ее комнаты. Звук потревоженного стекла отозвался весьма громко в абсолютно беззвучной ночи. Юноша отбежал в сторону и спрятался под кроной векового дерева, являвшегося свидетелем бесчисленных людских эмоций.

Подождав некоторое время, он было решился повторить попытку, как вдруг услышал скрип. В открытом окне он различил Филомелу. Девушка смотрела по сторонам, пытаясь что-то разглядеть в темноте.

– Фили, – стараясь быть как можно тише, позвал он, – Фили, смотри сюда, я здесь!

Понимая, что она не увидит его, он все-таки помахал рукой.

– Фили, ну погляди же в ту сторону, откуда доносится мой голос! – немного громче сказал Леонидас.

– Лео, ты ли это? – стараясь не шуметь, тихо произнесла девушка, наконец-таки заметив его.

– Ну конечно же, это я! Кому еще так поздно тут шататься?! – возмутился он. – Отчего ты не пришла, Фили? Неужели мать, догадавшись обо всем, заперла тебя?

– Подожди, Лео, я сейчас принесу лампу. Так ничего не вижу! – еле слышно ответила она.

– Нет, Фили! Не надо привлекать излишнее внимание. Лучше постарайся выйти из дома!

– Но дверь заперта, а ключ у матушки. Да, она заперла меня в комнате!

Леонидас услышал тихие всхлипывания.

– Фили, не начинай реветь! – строго сказал он. – Я постараюсь придумать что-то!

– Матушка решила выдать меня за Алексиуса, Лео, и потому нам не стоит более разговаривать! Я не выдержу этого, Лео, не выдержу! Уходи, пока она не услышала нас, молю! – проговорила девушка прерывающимся от скорби голосом.

– Да тише же! Что ты кричишь?! – рассердился Леонидас, так как услышал голос Офелии.

Предусмотрительная до мелочей женщина, конечно же, предполагала, что юноша решит навестить ее дочь именно ночью, и по этой причине так и не легла спать. Теперь, услышав их голоса через оставленное открытым окно, она поняла, что не ошиблась в своих ожиданиях…

Ворвавшись в комнату дочери, Офелия оттащила испуганную Филомелу от окна и ударила ее по лицу. Леонидас услышал вскрик девушки. Он сразу же подбежал к парадной двери и стал громко стучать в нее.

– Кириа Офелия, – закричал юноша, – отопри эту проклятую дверь, не то я просто выломаю ее!

Его голос пронесся безумным ветром по всей улице. В ответ на него вблизи залаяли собаки. Им ответили другие, и еще – по цепочке. Прошло всего несколько секунд, как уже казалось, что весь мир состоит из одного собачьего лая.

Офелия такого не ожидала. Она быстро спустилась по лестнице и открыла дверь.

– Как ты смеешь позорить наш порядочный дом, мерзавец! Зачем ты так кричишь?! Или добиваешься, чтобы сплетни о нас разлетелись по всему Аргосу?! – прошипела она, угрожающе тыча пальцем ему в грудь.

Не обращая на женщину внимания, Леонидас отстранил ее и помчался вверх, в комнату девушки. Застав ее лежащей на полу, он чуть было не сошел с ума.

– Фили, вставай! Филомела! – волнуясь, повторял он.

Леонидас помог девушке встать на ноги и поднес лампадку к ее лицу. Заметив еще краснеющий след от недавней пощечины, он задрожал.

Офелия ринулась за ним, но не осмелилась войти в комнату. Она побаивалась безумного скульптора, не зная, чего от него можно ожидать.

– Фили, собери все необходимое, и пошли отсюда! Давай, живее! – разъяренно приказал он девушке.

– Ты не посмеешь увести ее с собой! – решилась все-таки возразить женщина.

– Еще как посмею! – сердито ответил Леонидас. – А ты. ты, – пригрозил он ей, – даже не пытайся помешать мне!

Офелия пошатнулась, схватившись за сердце. Поняв, что юноша воплотит в жизнь задуманное и она не сможет противостоять ему, женщина решилась пойти на крайние меры. Изображая обморочное состояние, она медленно сползла на пол и громко застонала.

– Матушка! – испуганно вскрикнула девушка, подбежав к матери. – Что с тобой?! Пожалуйста, приди в себя! Лео, быстрее, принеси воды! – дрожа, крикнула она юноше, который холодно наблюдал за поведением женщины.

– Филомела, с ней все в порядке! – сквозь зубы проговорил он.

– Воды, Лео! – закричала она в ответ, продолжая придерживать голову матери. – Вот же, на моем столе! – указала она ему.

Леонидас исполнил ее просьбу. Попытавшись привести мать в чувство, девушка поднесла канфар к ее губам. Приоткрыв глаза, женщина сделала глоток и закашлялась.

– Тебе лучше, матушка? – взволнованно спросила Филомела.

– Фили, – взмолилась та в ответ, – не бросай меня, не уходи с ним! Доченька, дитя мое, не покидай меня сейчас!

– Нет, матушка, я не оставлю тебя! Никогда, никогда! – плача, девушка прижала ее голову к своей груди.

Филомела помогла матери сесть на спальное ложе и обняла ее. Все это время, стоя в стороне и наблюдая за тем, как кириа Офелия искусно манипулирует чувствами дочери, Леонидас еле сдерживал раздражение.

– Фили, – прервал он их, – ты со мной или нет? Решай! Кириа Офелия, а вы перестаньте притворяться несчастной! Ваша дочь страдает сейчас, веря вам! Как вы допускаете это, если любите ее?! Прекратите хитрить и лицемерить!

– Что ты говоришь, как ты можешь? Не смей обращаться с моей матерью таким образом! – рассердившись, прикрикнула на него Филомела.

– Фили, спрашиваю тебя в последний раз: ты пойдешь со мной сегодня, сейчас? – словно не обратив на ее слова внимания, сделав глубокий вдох и собрав терпение в кулак, переспросил юноша.

– Я никуда с тобой не пойду, Леонидас! Неужели ты жесток настолько, чтобы просить меня оставить мать в подобном состоянии? – негодовала она.

– Что? – удивился юноша. – То есть, ты отказываешься от моего предложения?

– От какого предложения, Лео?! – закричала в отчаянии девушка. – Неужели ты так бессердечен? Зачем ставить меня перед выбором сейчас?! Ты же видишь, что ей плохо! Мне что, оставить мать умирать здесь?!

– Ты… Ты, Филомела, никогда не поумнеешь! – разгневался не на шутку Леонидас. – Кто умирает?! Она?!

– Я просто прошу тебя проявить немного понимания, вот и все! Но если ты неспособен даже на такую малость ради меня, что ж, придется еще раз задуматься о своем выборе! – воскликнула Филомела, швырнув чашу на пол.

Кириа Офелия молчала, выжидая наиболее выгодного момента, чтобы вмешаться в их разговор. Она понимала, что каждое высказанное дочерью слово в данную минуту может сыграть ей на руку и помочь избавиться от ненавистного скульптора.

– Фили, что ты говоришь? – стараясь не обращать внимания на вызывающий поступок девушки и быть как можно терпеливее, промолвил Леонидас. – Как ты можешь? Твоя, как ты считаешь, больная матушка еще несколько минут назад ударила тебя, унизив своим презрительным отношением! Она считает себя вправе выдавать тебя замуж, даже не спросив твоего мнения относительно этого. – юноша еле сдержался, чтобы не выругаться, – Алексиуса! Если сейчас же не пойдешь со мной, то я не смогу больше вернуться, пойми! Таков расклад, и другого выбора нам не дано! Все это лишь притворство с ее стороны, чтобы удержать тебя! – возмутился он, указывая на Офелию.

– Замолчи, Леонидас! Слышишь, прекрати! Как ты умудряешься быть настолько грубым, глухим, слепым?! Но я понимаю, отчего ты так себя ведешь, тебе же этого просто не понять! – раскрасневшись от смешанных чувств, выпалила Филомела неожиданно.

– Что?… Почему это мне не дано понять твоих чувств к матери? – побледнел юноша.

– Лео, не заставляй меня напоминать тебе о неприятных событиях твоего детства! Ты. ты сирота и вряд ли. – чуть тише осмелилась произнести, но не решилась договорить девушка.

Леонидас был сражен. Он никогда бы не подумал, что Филомела может быть способна на такое: ударить его тем, от чего он так страдал всю свою жизнь. Юноша молчал несколько секунд, в течение которых заново испытал все горе прожитых до сих пор лет.

Кириа Офелия привстала. Такой смелой жестокости и она от дочери не ожидала. Леонидас перевел на нее обескураженный, изумленный взгляд.

– Филомела, – испуганно обратилась к дочери женщина, – беги отсюда! Позови соседей! Он сошел с ума!

В ответ девушка прижалась к ней еще сильнее, не отводя полных ужаса глаз от юноши, опасаясь реакции, которую он мог бы проявить после всего.

– Ну, конечно же, Фили… Как же ты правильно заметила! – приглушенно, с болью в глазах, в голосе, в сердце проговорил Леонидас. – У меня же не было матери, которая могла бы научить меня любить и быть любимым! Все правильно, Фили, ты просто умница, это я глупец, это я ошибался! Всё так!

– Я не то хотела сказать! Не думала даже обидеть, ранить тебя, – уже жалея о сказанном, тихо, виноватым голосом проговорила девушка. – Но я сама сегодня отказалась от мысли выходить за тебя, Лео! – добавила она, опустив голову.

Сердце кирии Офелии радостно забилось в предвкушении желаемого. Все, чего она хотела в данную минуту, происходило на ее глазах, да еще и с руки Филомелы! Ей же оставалось всего лишь добить Леонидаса.

– И куда это ты хотел увести ее, бездельник?! – уже не сдерживая своих эмоций, закричала женщина. – Моя дочь – воспитанная девушка, благородная гречанка, не из тех, с кем ты привык общаться! Выйдет она из этого дома невестой! Станет женой порядочного человека, а не такого грубияна и оборванца, как ты! Алексиус, именно он достоин ее! И так решила не только я, но и сама Филомела! Все это время она испытывала к тебе лишь жалость и ничего больше, так что перестань тешить свое самолюбие! Теперь же жалость превратилась в презрение! Вот что она хочет тебе сказать, да не решается!

Леонидас не отвечал. Он стоял, опустив голову. Подождав немного, разбушевавшаяся от ощущения своей победы женщина резко поднялась со своего места и решилась подойти к нему вплотную.

– Убирайся сейчас же из этого дома, в противном случае я потребую для тебя наказания у самого архонта! – пригрозила она, тряся указательным пальцем прямо у его подбородка. – Конечно же, глупо искать в тебе воспитание, несущее в себе, прежде всего, соблюдение традиций! Всему этому своих детей учат лишь матери! И еще. Неужели ты веришь в легенду о том, что она погибла во время землетрясения?! Не будь так глуп, оборванец! Ее, именно ее труп так и не был найден! Да она просто сбежала, бросив тебя, словно кость собаке, на волю судьбы! Не выдержала! Видимо, тогда еще заметила, что ты не в себе! Отца твоего – так вообще никто здесь никогда не видел! Мне ли этого всего не знать, Леонидас, мне ли?! Да я выросла на этой улице, вышла здесь замуж за покойного отца Филомелы! На моих глазах все произошло, несчастный! Ариадна перебралась с тобой, еще младенцем на руках, в заброшенный сырой дом. Прожила в нем несколько лет, довольствуясь подачками соседей, пока не убежала от тебя, несносного, неблагодарного, вечно затевавшего драки, разбивавшего окна тех людей, что кормили вас с матерью! И теперь ты решил, что стал мужчиной, который мог бы обладать моей Филомелой? – злобно расхохоталась женщина. – Нет, этого тебе точно не видать! Сын блудницы, вот ты кто, Леонидас! Это клеймо тебе суждено носить всю свою жалкую жизнь!

– Матушка! – истошно закричала Филомела.

Леонидас не отвечал. Он хотел было сказать что-то, но не смог. Все слова были уже бесполезны и потеряли для него всякий смысл.

Не будучи в силах и дальше терпеть унижения со стороны ослепленной ненавистью Офелии, юный скульптор быстро вышел из комнаты.

Филомела не двинулась с места. Она посмотрела на мать умоляющим взглядом, но кириа Офелия была непоколебима. В ее суровых глазах девушка увидела всю свою нелегкую, полную нелюбви и разочарований, судьбу.

– Лео, – нерешительно позвала она юношу, но тот ее уже не замечал, впрочем, как и остальное вокруг.

Он не видел, не слышал. Ноги несли его по воздуху. Он старался отрываться от земли, но снова опускался на нее телом и душой, как на лезвие самого остро заточенного ножа на свете.

Глава шестнадцатая

– Ариадна, ты виновата в этом! Ариадна…

Вздрогнув, Леонидас проснулся от собственного лихорадочного шепота.

Быстро вскочив с кровати, он подошел к зеркалу. Отдышавшись от преследующего его кошмара, юноша вгляделся в свое отражение.

– С каждым днем ты становишься все ближе к Богам, человек! – печально усмехнулся он, рассматривая бицепсы, появившиеся от изнурительных тренировок в перерывах между лепкой.

Прошло полгода с тех пор, как Леонидас начал творить. Он работал и днем и ночью, не жалея ни тела, ни души. Он поднимал самые тяжелые гири, не жалея сил. Порой от боли юноша не мог заснуть, но используя даже и это состояние, он поднимался и снова брался за дело.

Каждый день к нему заходил Аристэйос, с которым они обменивались лишь парой слов, что ничуть не смущало учителя, ибо он видел насквозь все то, что Леонидас так усиленно скрывал от всех.

– Лео, сынок, скульптура получается совершенно другой, в ней есть что-то не похожее ни на одну до сих пор сотворенную фигуру! – воскликнул удивленный учитель, рассматривая глиняную отделку туловища атлета.

– Да, мастер, – хмуро отозвался юноша.

– Но эта работа. она довольно-таки хороша, сынок! Чем же ты так недоволен?

– Именно довольно-таки! – коротко ответил тот.

Аристэйос снова оглядел вылепленный торс скульптуры. «Что же ты так мучаешь себя?!» – подумал он, покачав головой.

Тем временем Леонидас, уже забыв о присутствии в комнате учителя, подошел к окну, из которого открывался вид на небольшой, но густо засаженный гибискусами задний двор. Эти магические растения таили в своей вечнозеленой гуще листьев роскошные цветы алой и сиреневой окраски. Он спешил вдоволь налюбоваться ими, ведь жизнь их длилась всего два – от силы три дня, но была настолько яркой, что невозможно было оторвать от нее восхищенного взгляда. Умирая, гибискусы зацветали снова и снова, принося радость взору юного скульптора.

Не прощаясь, Аристэйос незаметно ушел. Он делал так каждый день, понимая, что слова в атмосфере мира, оторванного от земли, излишни.

Леонидас же с трудом заставил себя отвести глаза от этой живой красоты, способной влюбить в себя своего созерцателя, чтобы вернуться к делу.

Ни разу за это время он не подумал о Филомеле. Отбросив все свои прежние мысли, Леонидас стал совершенно другим. Еще больше замкнувшись в себе, он действительно посвятил себя искусству молчать и творить. Он вбирал в свой разум штрихи природы, запоминая, преобразовывая, сочетая их между собой.

Юноша строго следовал установленному им самим распорядку дня. Он просчитал часы суток так, чтобы быть постоянно занятым и не иметь никакой возможности думать еще о чем-то. Каждый новый удачный изгиб, придаваемый им фигуре атлета, делал его счастливым, ибо еще больше приближал к долгожданному процессу сотворения Богини Геры.

Теперь нужно было переходить к конечному этапу изготовления скульптуры – задать ей цель. Его творение должно было обладать внутренней энергетикой и умением распространять ее на живых людей. Движение должно было быть полным, целенаправленным, заставляющим человека посмотреть в ту сторону, куда был направлен взгляд атлета. Сняв с себя хитон и оставшись обнаженным по пояс, Леонидас подошел к зеркалу. Разглядывая свой уже сформировавшийся округлыми мышцами торс, он сердито отвернулся.

– Ну и что это? Разве таким был тот, состоящий из одних мускулов человек, которого ты видел в Олимпии? – сердито проворчал он, обращаясь к своему отражению. – Конечно же, тебе еще очень далеко до него! Далеко, поскольку ты занимаешься недостаточное число часов в день! Нужно довести тело до того, чтобы ощущать атлета в себе! Быть им, жить как он, думать подобно ему! Иначе никак, иначе ничего не получится! Ты должен, Леонидас, обязан перевоплотиться в него… Слабак ты, Лео, слабак еще!

Юный скульптор долго колебался, пока не решил, как будет выглядеть его атлет. Много раз за все это время юноша придумывал разные позы для создаваемого им изваяния. Все, что бы он ни лепил из глины, казалось ему слишком вычурным, придуманным… Он не чувствовал в своей работе главного – правдоподобности, естественности.

Злясь, Леонидас разбивал возделываемые слепки на тысячи крохотных кусочков, но и это не приносило ему успокоения. Приобретя для себя копье и диск, юноша то и дело принимал надлежащую позу и имитировал метание этих снарядов. Но и это ему не помогало. Не то движение он хотел передать в своей скульптуре, не то!..

– Олимпийские игры – самое великое творение, которое Зевс подарил человечеству! Они содержат в себе победу! Это победа Зевса над свирепостью, жестокостью и несправедливостью своего отца Крона! Грандиозная победа Бога всех Богов! – воскликнул Леонидас, в очередной раз подняв копье над головой.

Он представил, как сын великого Бога Геракл впервые возложил на голову венок из оливы как символ победы. Это произошло именно после Олимпийских игр, когда Зевс, торжественно восседая на своем троне на верхушке горы Олимп, следил за состязаниями. «Какую же гордость он ощущал за своего сына и себя!» – подумал юноша.

Леонидас решил пойти в таверну, которая стала для него своего рода источником возможности познавания разных ракурсов миросозерцания. Там ему думалось легче, чем где-либо, ведь он мог без стеснения наблюдать за посетителями, которым и дела до него не было, ибо они находились в счастливейшем расположении духа.

Одеваясь, юноша снова всмотрелся в отражение в зеркале.

– Думай, скульптор! Только лишь процесс мышления может привести тебя к выходу из лабиринта! – произнес он задумчиво.

Что-то не давало ему покоя. Леонидас снова подошел к окну. Он заметил, как яркокрылая бабочка кружит вокруг цветков гибискуса, словно не решаясь подлететь к ним ближе. Лишь на один короткий миг она застыла в воздухе, все так же нежно дрожа крылышками! Юноша напряженно вгляделся. «Сейчас сядет на цветок, сейчас!» – подумал он с замиранием сердца. Нет, она поднялась выше и улетела прочь!

– Движение в движении – банально! Не к такому я стремился все это время! Оставлю явные проявления своим соперникам. Мне нужно другое: ожидание события! Да, о Боги, да! – воскликнул скульптор.

Он взволновался. Ходя по комнате взад и вперед, юноша уже не мог отогнать сумасшедшую мысль, внезапно посетившую его голову. Снова взяв копье в руку, он замер на месте. Потом же, отставив правую ногу немного назад, он напряг и согнул левую в колене. Правую руку, в которой он держал копье, Леонидас опустил вниз, немного приблизив к ней свободную левую руку. Создалось впечатление, что, закончив движение, он собирается опустить левую руку вниз, а правую с копьем – поднять вверх…

«Ожидание движения!» – посетила Леонидаса мысль. Лишь намерение двигаться, которое он сейчас получил, взбудоражило воображение юного скульптора, заставив его сердце отбивать бешеный ритм. Он понял, что нашел то, на поиски чего расходовал все свои душевные силы. Это было лишь его, оно всецело принадлежало ему, это великое открытие – ожидание действия, проявление жизни, принятие определенного решения бронзовой скульптурой, которого с нетерпением ждали живые люди!

«Да, да, именно цвет и блеск бронзы сможет полностью передать красоту человеческого тела, удачно отобразив в ней соотношение пропорций!» – решил он, и сразу принялся за дело с намерением изготовить глиняный слепок.

Отказавшись от мысли пойти в таверну, Леонидас попросил одного из учеников школы принести ему еды, воды и вина. Юноша решил остановить время, запретив всем, включая Аристэйоса, заходить к нему в мастерскую. Ученику же он наказал оставлять все необходимое в одно и то же время суток за дверью.

Великого мастера подобное решение обеспокоило, но, несмотря на это, он согласился с требованием юного скульптора.

Через несколько дней макет был уже готов, представляя собой плод бессонных ночей и нескончаемого волнения, приводящего Леонидаса в невменяемое состояние, когда он уже не мог остановиться и работал не переставая.