Текст книги "Взгляд. Лица и события от Памира до Кремля"

Предательство Абдулло Рахимбоева

После переговоров со Сталиным Бободжон Гафуров ищет тайну предательства Абдулло Рахимбоева. В 1983 году я побывал в квартире, где находилась частная библиотека Бободжона Гафурова в Москве (улица Горького 8, ныне Тверская), и среди многих исторических документов обнаружил досье, на котором было написано «Абдулло Рахимбоев». В ту пору я не смог ознакомиться с содержанием той папки. Но мне удалось вернуться в тот дом после распада Советского Союза. К тому времени ни книг, ни самой библиотеки Бободжона Гафурова уже больше не существовало. Квартира та уже была продана, а книги ушли на распродажу. Ходили слухи, что жена Бободжона Гафурова Капитолина Александровна обратилась в посольство Таджикистана в России с просьбой выкупить книги. Но в Таджикистане в то время шла гражданская война, и, видимо, поэтому никто не смог спасти самую важную для нынешних таджиков библиотеку. Думаю, вероятно, распродажа книг произошла уже после смерти Капитолины Александровны.

Что это было за досье и как использовал Бободжон Гафуров содержание той папки? Пока это остается тайной за семью печатями. Но то, что Абдулло Рахимбоев был предателем, Бободжон Гафуров не раз подчеркивал в своих беседах с коллегами и друзьями. Доказательством предательства Рахимбоева считалось заявление Сталина: «Абдулло Рахимбоев был тем человеком, который хотел доказать, что в Средней Азии не существует таджиков».

Абдулло Рахимбоев имел возможность служить интересам своей нации, однако этого не сделал. Почему? Давайте обратимся к открытым источникам и взглянем на его жизненный путь. Родился Рахимбоев в июне 1896 года в Худжанде, в селении Раззак, в семье торговца. Учился сначала в медресе, потом, в 1908–1917 годах, в русской школе Худжанда. Продолжил он свое образование в Самаркандской высшей школе и затем в Ташкентской учительской семинарии.

Первое время он работал в своем родном городе, где и присоединился к революционному движению. В 1919 году вступил в РКП(б) и стал секретарём уездного исполкома в городе в Мирзочуле. В 1919–1920 гг. Рахимбоев возглавил уездный и городской исполкомы в Ходженте, избирался председателем Самаркандского обкома КП(б) Туркестана. В 1920–1921 и в июне-октябре 1922 года он становится председателем ЦИК Туркестанской АССР.

В 1921 г. Рахимбоев – член Туркестанского бюро ЦК РКП(б) и Туркестанской комиссии ЦК РКП(б) и СНК РСФСР, член коллегии Наркомата по делам национальностей РСФСР, член Туркестанской комиссии ЦИК и СНК РСФСР. В апреле 1922 года на XI съезде РКП(б) он был избран кандидатом в члены ЦК (апрель 1922–апрель 1923). Одновременно в 1922–1926 годах Рахимбоев являлся членом Реввоенсовета Туркестанского фронта.

Рахимбоев был одним из тех немногих, кто подписал Договор о создании Советского Союза от 30 декабря 1922 года.

Рахимбоев также являлся членом Центральной комиссии по национальному размежеванию Среднеазиатского бюро ЦК РКП(б) – председателем Узбекской подкомиссии. После создания Узбекской ССР он был избран секретарём ЦК КП(б) Узбекистана (декабрь 1923 г.). С мая 1924 по декабрь 1925 г. являлся кандидатом в члены ЦК ВКП(б), в 1924–1926 годах – член Среднеазиатского бюро ЦК РКП(б) – ВКП(б).

С 1924 по 1925 г. Рахимбоев – секретарь Временного организационного бюро ЦК КП(б) Узбекистана, член Революционного комитета Узбекской ССР. В 1926–1928 гг. он находился в Москве в качестве слушателя курсов марксизма-ленинизма. В 1928–1929 гг. Рахимбоев избирается председателем Правления Центрального издательства народов СССР, в 1929–1933 гг. – Председателем Комитета советских национальных меньшинств Народного комиссариата просвещения РСФСР. В 1933–1937 гг. Рахимбоев становится Председателем Совета Народных Комиссаров Таджикской ССР, а с января 1934 года также одним из председателей ЦИК СССР.

Рахимбоев был награжден несколькими орденами, в том числе орденом Ленина и орденом Красного Знамени. Однако, несмотря на все свои звания и ордена, летом, в августе 1937 года, был освобожден от должности председателя СНК Таджикской ССР, исключён из рядов ВКП(б) и арестован в Сталинабаде, а затем заключен в московскую тюрьму в Лефортово. 7 мая 1938 года по приговору Военной коллегии Верховного Суда Рахимбоев был расстрелян в Бутово. А через 18 лет, в 1956 году, он был посмертно реабилитирован и восстановлен в партии.

Абдулло Рахимбоев имел могущественных покровителей и мог бы поставить национальные интересы выше своих личных. Он встречался и с Лениным, а затем, после смерти Ленина, имел поддержку Сталина. Его статус и положение давали возможность праведно служить своей родине. Но он избрал другой путь. Вы, конечно же, скажете, что с высоты сегодняшних лет легко давать оценку лидерам тех очень страшных и судьбоносных лет. Но когда я сравниваю двух лидеров, представителей наших народов, живших почти в одно и то же время и оба имевших самых могущественных покровителей, – Гафурова Бободжона и Рахимбоева Абдулло, то, думаю, имею право быть разочарованным Абдулло Рахимбоевым, человеком, который при всех своих огромных для того времени ресурсах и возможностях все-таки избрал путь предательства интересов своего народа.

Есть много вопросов, касающихся того времени, ждущих до сих пор своего ответа. Однако ответ на один вопрос, почему Сталин поддерживал Абдулло Рахимбоева, ясен, и он может стать ключом, который поможет раскрыть многие другие тайны той эпохи. Думается, основная причина того, что Сталин какое-то время поддерживал Рахимбоева, кроется в том, что Рахимбоев был одним из ключевых представителей Компартии в процессе сталинского размежевания, так называемого «топорного разделения» Средней Азии.

Хотя есть и другие предположения. Возможно, в каком-нибудь пыльном архиве существуют документы, которые помогут приподнять завесы и пролить свет на эту темную историю. Может быть, та папка Бободжона Гафурова с «досье Абдулло Рахимбоева» еще лежит где-то и дожидается нашего внимания и анализа. Однако очевидно одно, что почти все действия Абдулло Рахимбоева проистекали из геополитических интересов самих большевиков.

Таджики в пасти дракона

Начало XX века было ознаменовано напряжёнными конфликтами интересов по разделению мира между сильными державами планеты. Особенное напряжение было между Англией и большевиками по вопросу контроля над Средней Азией. Царская Россия обладала в Иране и богатством, и властью. Но переговоры между Англией и властью большевиков заставляют СССР игнорировать свои интересы в этой стране. Так как при поддержке Великобритании в Тегеране победил Реза Пехлеви – и был провозглашен королем Ирана.

Большевики жертвуют всеми богатствами (недвижимостью) царской России в Иране, а взамен получают полный контроль над Средней Азией, и почти без войны. В этих условиях создание государства таджиков в историческом сердце Персидской цивилизации в Средней Азии не отвечало интересам большевиков. Слово паниранизм было выдумано пантуркистами, чтобы оправдать свое существование перед большевиками. Подавление паниранизма посредством пантюркизма становится негласной целью национальной стратегии Советского Союза. Разгром паниранизма означал устранение оснований для Ирана претендовать на центры персидской цивилизации в Средней Азии. «В Средней Азии нет таджиков!» – ясно, что это громкое заявление Абдулло Рахимбоева было продиктовано интересами и национальной геополитикой большевиков, которые продвигались под руководством Сталина. Абдулло Рахимбоев был всего лишь физическим рупором этого заявления, необходимым горлом, сквозь которое прозвучало такое, по всем канонам совершенно несуразное, бредовое, абсурдное, ложное, порочное, несправедливое дикое утверждение, абсолютно не соответствующее действительности.

Иран отдал себя в объятия англичан, а таджики были отправлены на смерть в пасть дракона. Иран отвернулся от исторических центров персидской цивилизации в Средней Азии. Происками коварных «геополитических стратегов» и руками местных предателей были устранены национальные герои страны таджиков, ее сыны, боровшиеся за выживание своего народа, – Абдукодир Мухиддинов, Чинор Имомов, Шириншох Шохтемур, Нусратулло Махсум, Абдурахим Ходжибоев и сотни других.

Но как Бободжон Гафуров мог узнать, что Абдулло Рахимбоев имел поддержку Сталина? Догадаться было совсем не сложно. Для большевистской власти это была обычная практика – использовать видных представителей народов для достижения своих геополитических целей. Об этом свидетельствуют и жизнь, и смерть Абдулло Рахимбоева. И думаю, в том досье находились именно такие, бесславные сведения о жизни и смерти Абдулло Рахимбоева.

Душанбе – новая столица таджиков

Многие историки и соратники Бободжона Гафурова отмечают, что после его личной встречи со Сталиным против Гафурова обострилась борьба его недругов, искажавших историю таджикского народа, и в то же время непреклонным стало его мужество, исключительным – намерение воссоздать правдивую историю своего народа. Гафуров предпринимает серьезные шаги, чтобы объединить ученых, литераторов, творческую интеллигенцию, в том числе таджиков, живущих в других странах.

Одним из его соратников в этом деле стал Садриддин Айни, живой свидетель трагической истории таджикского народа начала XX века. Однако проблема была в том, что Садриддин Айни жил в Самарканде. Его проживание в Узбекистане, конечно же, было в интересах сил, которые пытались поймать его в сети, недружественные Таджикистану. С другой стороны, и сам Садриддин Айни, как и прочие постаревшие мудрецы старой школы, не хотел менять свой устоявшийся распорядок дня, перевозить на новое место свой письменный стол и «изменить» верным стенам, которые берегли его огромную библиотеку. Это только недавно стало известно, что в тайном подвале своего дома Садриддин Айни прятал от глаз советской власти собрание старинных книг и рукописей. И потому понятно, что уговорить этого патриарха таджикской литературы покинуть дом, к которому он так прикипел, было совсем нелегким делом. Ему казалось предательством оставлять этот древний и такой родной Самарканд, город, который строили его предки, оставившие свои подписи, уникальные оттиски, бирюзовые орнаменты и позолоченные арабески на камнях, в каждой частичке тысячелетних стен его величественных мечетей, исторических дворцов и медресе.

Но он также понимал, что в очередной раз увесистый топор истории ударил по живым корням таджиков и что он должен пожертвовать личным покоем и сделать все от него зависящее, чтобы помочь молодым лидерам еще раз доказать миру, что таджик – это строитель, а не мародер, что он не захватывает чужие земли, но сделает все, чтобы из малейшего уцелевшего корешка былого вырастить пышное дерево своей культуры.

Было что-то заветное в том, что не древние города – Гиссар, Кофарнихон или Куляб были избраны в качестве столицы нового Таджикистана, а небольшое селение Душанбе. Злые силы хотели искоренить таджиков, сделать их манкуртами, оторвав их от родных корней, от их культурных центров Самарканда и Бухары. И действительно, что-то похожее на библейский Исход было в том героическом действе, когда ради сохранения культуры и языка своей нации таджики Самарканда и Бухары массово покидали свои уютные дома и выбирали Душанбе, свой горький Синай, местом нового жительства. Сегодня всех этих героев-изгнанников, каждого и каждую мы обязаны назвать по имени, поклониться им и их (т. е. нашим) предкам, воздать им должные почести! Именно их кровью и потом, их героическими усилиями из каменных плит крепостей и мечетей, разрушенных Красной армией, кирпичик к кирпичику строился Таджикистан и его новая столица. В тех тяжелейших невыносимых условиях задача выживания нации выпала на хрупкие, но мужественные плечи тех исходников-мигрантов-хранителей корней и души народа.

Только одно могло превратить новую таджикскую столицу Душанбе в научный и культурный центр: привлечение из-за рубежа ученых старой школы и деятелей науки и культуры. Для того чтобы таджики вместо своей потерянной страны смогли бы выстроить новый Таджикистан, нужны были не только хлопкоробы, строители, инженеры, но и мастера культуры и культурные институты. Требовалась армия учителей, ученых, литераторов, других деятелей культуры, чтобы они своим словом вдохновили народ на подвиг выживания, чтобы в своей новой стране таджики смогли развивать свои вековые культурные и научные традиции.

И для того, чтобы привлечь такую «армию», переманить ее силу на свою сторону, мегаважным был приезд в Душанбе виднейшего духовного лидера таджиков – Садриддина Айни.

Борьба за Садриддина Айни

Став главой Таджикистана, Бободжон Гафуров направляет все свои усилия на возрождение тысячелетней культуры таджиков, которую пытались присвоить другие народы. Но, как уже сказано, невозможно было проделать такую работу без привлечения интеллектуальной элиты, ученых и деятелей таджикской культуры – живших в Бухаре, Самарканде, Фергане, Андижане, Намангане, Сурхандарье, в городах, которые остались за пределами нового Таджикистана. Переезд в Душанбе основателя таджикской литературы XX века Садриддин Айни мог подготовить почву для прибытия в Душанбе этой творческой элиты, особенно элиты из Бухары и Самарканда.

Однако джадид (прогрессист) Садриддин Айни, получивший 75 палочных ударов от слуг бухарского эмира и по этой причине бежавший из Бухары, столицы государства Саманидов, с окровавленной спиной, тогда своим новым местом жительства избрал Самарканд. Он все еще надеялся на справедливое решение коммунистов в вопросе «территориального размежевания» бывших владений эмира Бухары. К тому же в Узбекистане тоже пытались прибрать к своим рукам и перевезти Садриддина Айни к себе в Ташкент, дабы передать ему руководство узбекской Академией наук. Тогдашний первый секретарь ЦК Компартии Узбекистана Усмон Юсупов, имевший тесные связи со Сталиным, с этой целью наносит личный визит в дом Садриддина Айни в Самарканде. Он проводит там весь вечер, но содержание их разговора до сих пор остается неизвестным. Хотя та тайная встреча и приглашение Айни в Ташкент не остались незамеченными в кругу его друзей.

Беспримерные усилия Бободжона Гафурова перевезти Садриддина Айни в Душанбе были сходны битве за жизнь народа. Лидер Таджикистана поручает первому секретарю горкома партии Пенджикента Шарофу Мухаммадиеву и председателю горисполкома Пенджикента Икромову обеспечить Садриддина Айни и его семью едой и всем необходимым (от города Пенджикента до Самарканда – 50 км). В Пенджикенте выделяют особое лицо, отвечающее за оказание всех необходимых услуг Садриддину Айни. У самого ЦК Компартии Таджикистана в то время было всего два автомобиля ЗИЛ. Однако по личному указанию Бободжона Гафурова второй из тех автомобилей был отправлен в Самарканд служить лично Устоду Садриддину Айни.

Между двумя соседними странами шла заклятая борьба за привлечение элиты и умов!

Лидеры соседних республик осознавали, что будущее страны, которая не обращает внимания на этот вопрос, не использует свой интеллектуальный ресурс и не заботится о своей элите, не может быть светлым. Оно будет подобно дому без несущего столба, в отсутствии которого крыша дома может рухнуть в любой момент.

Бободжон Гафуров понимал, что всех его усилий пока недостаточно, чтобы Садриддин Айни принял серьезное и рискованное для писателя решение переехать в новую столицу таджиков. Понимал, что только открытый разговор по душам может открыть дорогу к сердцу устода.

Гафуров по долгу службы ездил в Москву один-два раза в год. И каждый раз во время таких поездок в Самарканде отделял от основного состава поезда свой вагон (первые секретари ездили тогда в специальном вагоне) и проводил ночь в доме Садриддина Айни, беседуя с ним. Так он поступал и по дороге в Москву, и на обратном пути из Москвы тоже. То есть чтобы переманить Садриддина Айни из Самарканда в Душанбе, Бободжон Гафуров делал все возможное и невозможное.

Еще в 1948 году в разговоре со Сталиным он поднял вопрос об Айни, несмотря на то что по указанию первого секретаря Узбекистана Усмона Юсупова в Узбекистане уже были предприняты все меры и действия для приглашения Айни в Ташкент. Писателю было дано звание почетного члена Академии наук Узбекистана, Айни пользовался огромным влиянием, авторитетом и уважением среди населения Узбекистана. Но вопреки всему этому в то драматическое время, когда одним росчерком сталинского пера искоренялись с земли и из памяти народов имена их лидеров и руководителей, именно сверхчеловеческие усилия Гафурова помогли Айни принять судьбоносное для выживания и культуры таджиков, крайне важное решение.

Бободжон Гафуров помог Садриддину Айни понять, где именно корни души писателя могут получать живительную влагу. Мудрый политик терпеливо, шаг за шагом побуждал писателя прислушаться к ритму родной крови, дающей жизнь его творчеству, и постепенно в устоде Садриддине Айни вновь воспылает героическое стремление высокого служения своему народу, и он принимает решение переехать в Таджикистан, чтобы быть рядом и вместе со своим народом.

Садриддин Айни в Душанбе

«Я работал в ЦК, – рассказывает Охун Исмаилов. Однажды Гафуров пригласил меня и сказал, что сегодня домулло (учитель) Айни приедет из Самарканда и вечером будет моим дорогим гостем. Мы должны сделать все возможное, чтобы этот человек переехал в Душанбе. На следующий день председатель горисполкома получил указание показать Садриддину Айни город и ущелье Варзоб и предложить ему на выбор дом в любом месте, которое понравится домулло. Градоправитель показывает Айни город, удобные места и несколько хороших домов для жительства. Но Айни отказывается, объяснив: «Я не могу позволить, чтобы для меня у других людей забирали дома».

На следующий вечер глава города в большой растерянности приходит к Бободжону Гафурову на прием. Говорит, что для строительства своего дома Айни выбрал ров, который потребует минимум три года только для того, чтобы заполнить его землей и выровнять. «Если на это потребуется три года, то для устода Айни стоит потрудиться и три года!» – говорит Гафуров и распоряжается, чтобы сад у этого дома был не меньше гектара. Два грузовика и один экскаватор работали полтора года, чтобы справиться с тем рвом. Высокое уважение и чуткое внимание Гафурова дало свои плоды: Садриддин Айни покинул Самарканд и выбрал Душанбе в качестве своего постоянного места жительства.

Размышляя над вопросом о высоком уважении Бободжона Гафурова к Садриддину Айни, я вспомнил историю знаменитого калмыцкого поэта Давида Кугультинова. В 1983 году я был студентом факультета журналистики МГУ имени М.В. Ломоносова в Москве. Однажды наш факультет посетил Давид Кугультинов. По инициативе нашего однокурсника калмыка Араша Батмайловича в общежитии университета состоялся поэтический вечер, продлившийся до ночи. После встречи, возможно, из-за того, что я задавал Кугультинову много вопросов, он пригласил меня в дом своего друга, чтобы продолжить наш разговор. Там речь зашла о Бободжоне Гафурове. «У каждой нации должен быть такой лидер. Если наука и литература действительно являются лицом нации, то Бободжон Гафуров боролся за чистоту этого лица», – сказал Кугультинов.

Уважение первого человека республики к ученым и творческой интеллигенции повысило престиж науки, культуры и литературы в республике.

Между прочим, Кугультинов рассказал небольшую историю из жизни Гафурова:

«Однажды Садриддин Айни заболевает. Навестить больного посылают молодого секретаря ЦК. Жена устода выходит ему навстречу и говорит, что Айни сегодня никого не принимает. «Скажите, что я секретарь ЦК Компартии», – настаивает гость. Жена устода уходит в дом и вскоре после этого возвращается к гостю. «Разницы нет, устод никого принять не может», – звучит ответ Айни. Тогда чрезвычайно обозленный секретарь идет прямо к первому секретарю ЦК КП Таджикистана Бободжону Гафурову. «Дошло до того, что какой-то писатель не принимает секретаря ЦК партии!» – возмущается молодой партработник. Гафуров велит ему прийти к нему на следующий день. И тогда, когда уже улеглась злость функционера, Гафуров рассказывает ему пятисотлетнюю историю про то, как визирь царского двора Алишер Навои пешком проделал путь в один фарсах (около 7 км), чтобы поприветствовать поэта Абдурахмона Джами. Обида секретаря улетучивается, и он выходит из кабинета Гафурова с просветленным лицом».

Невежество вызывает агрессию, а честь в жизни невежды не задерживается надолго. Терпеливость – одна из черт мудрых лидеров, их аналитический ум похож на широкую и спокойную реку. В противном случае их действия будут похожи на ручейки, меняющие свое течение по воле любых случайных обстоятельств. Но никакая сила не способна перенаправить течение глубинных вод великих рек.