Текст книги "Квантовый вор"

– Кто же ты, Исидор? – спрашивает Адриан, когда рассказ кончается. – И как ты оказался втянутым в это дело?

– Я не мог не помочь. Я всегда думаю о тех вещах, которые не понимаю. А для забавы я часто брожу по Лабиринту и взламываю замки гевулотов.

– Но зачем? Что ты из всего этого получаешь?

Исидор смеется, откинувшись назад.

– Я не понимаю людей. Мне необходимо установить ход вещей. Я не понимаю, почему кто-то говорит или делает то или иное, если я над этим не подумаю.

– Это удивительно, – говорит Адриан, когда Исидор умолкает, чтобы сделать еще глоток пива.

Он рассеянно отмечает, что парень что-то царапает в блокноте – старомодном, сделанном из бумаги. Это может означать только одно, и даже затуманенный мозг Исидора сознает, что он совершил ошибку.

– Ты журналист, – говорит он.

Порыв иссяк, и вода поглощает скачущий по поверхности камень. Голова становится невероятно тяжелой. В мире безупречного уединения все еще существуют аналоговые дыры, и общедоступные газеты в Ублиетте остаются одним из наиболее доходных терпимых преступлений. Они открыли на него охоту после первого же его дела о краже из ателье модной одежды. Но никогда не могли взломать его гевулот. До этого момента.

– Да, журналист. Адриан Ву из «Вестника Ареса».

Он достает из рюкзака старомодную камеру – еще один прием обойти гевулот. Вспышка на мгновение ослепляет Исидора.

Исидор бьет его. Или, вернее, пытается это сделать: он вскакивает на ноги и отчаянно размахивает руками, но не достает до журналиста. Ноги подгибаются. Он хватается за ближайший предмет – компьютерный монитор на столе – и с грохотом падает на пол. Он старается подняться и тянется к камере Адриана.

– Отдай мне это!

– О, я отдам. Тебе и еще пятидесяти тысячам наших читателей завтра утром. Знаешь, мы жаждали получить у тебя интервью с того раза, когда тебя впервые заметили рядом с Джентльменом. А может, ты что-то расскажешь и о ней?

– О ней?

– Ага. – Адриан усмехается. – И ты еще считаешь себя детективом? На улицах говорят, что Джентльмен – женщина. Да, кстати, а вот и леди, о которой мы говорили.

– Привет, милый, – говорит Пиксил.

Ее вид согревает душу Исидора, несмотря на шок и алкогольный туман. Черная помада делает ее улыбку похожей на запятую. Стройная фигурка затянута в напоминающее тартан платье с кожаными ремешками, из-под которых привлекательно просвечивают смуглые плечи.

– Синдра мне сказала, что ты справился. Я так рада.

Она дарит Исидору пахнущий пуншем поцелуй.

– Привет, – отвечает Исидор. – Я принес тебе шоколад, но его сожрал монстр.

– Вот это да! Я думаю, ты пьян.

– В самую точку, – подтверждает Адриан. – И дает интервью.

Он отвешивает Исидору легкий поклон и исчезает в толпе.

Следующий час проходит, словно в тумане, и он быстро забывает о журналисте. Становится очень жарко, и все, что говорят вокруг, вызывает неудержимый смех. Пиксил ведет его от одной группы зоку к другой. Они беседуют с собравшимися в кружок квантовыми богами и спорят, кто из них оборотень. Бледнокожие супергерои в плохо сидящих латексных костюмах задают ему вопросы о наставниках. И трудно думать о чем-то другом, кроме ее теплой ладошки, лежащей между его лопаток.

– Можно отыскать местечко поспокойнее? – наконец спрашивает он.

– Конечно. Я хочу понаблюдать за сцеплениями.

Они находят свободный диванчик в стороне от основного центра активности и садятся. Сцепления происходят весьма красочно. Люди при помощи оптических волокон и кабелей подсоединяют свои кубит-контейнеры – реактивные ранцы, лучевые пушки и волшебные мечи – к огромным хитроумным устройствам. Оборудование довольно примитивное, и сцепление удается далеко не всегда, но когда что-то получается, из трансформаторов Тесла бьют дуговые разряды, сопровождаемые оглушительным треском и хохотом. Запах озона немного прочищает сознание Исидора.

– Мне кажется, пьяным тебе намного лучше, – говорит Пиксил. – К тебе возвращается твой взгляд.

– Какой взгляд?

– Как будто ты что-то расследуешь.

– Ничего подобного.

Он пытается сосредоточиться, но трудно собраться с мыслями. Текучая ярость еще кипит внутри и не собирается успокаиваться.

– Послушай. – Пиксил ерошит пальцами его волосы. – Я попытаюсь отгадать, о чем ты думаешь. Если получится, ты на сегодняшний вечер станешь моим рабом.

Исидор допивает последний глоток из пластикового стаканчика – какой-то очень сладкий пунш с гуараной, которым их угостила недавно встреченная группа девушек-подростков в матросских костюмах. Напиток прогоняет дремоту, но вызывает нервный озноб.

– Ладно, – соглашается он. – Играем.

– Ты думаешь о своем наставнике. Пытаешься заставить меня ревновать?

– Нет. Не угадала. Я не смогу стать наставником, но это не то, о чем я сейчас думаю.

– Ой. – На ее лице выражение искреннего сожаления. – Что же этому подлецу надо? Ты гений. Ты разгадал… неважно что, но ведь разгадал, верно?

– Да. Но этого мало. Не переживай. Я не хочу об этом говорить. Продолжай угадывать.

Несмотря на его отрицания, он сильно переживает свою неудачу.

– Хорошо. – Она гладит его по руке и указательным пальцем щекочет ладонь. – Ты стараешься придумать, как бы поскорее затащить меня в постель?

– Нет.

– Нет? – Она притворно негодует. – В таком случае, мистер Сыщик, вам лучше вызвать кэб. Почему ты об этом не думаешь? А я думаю.

– У тебя есть еще одна попытка, – говорит Исидор.

– Ладно. – Пиксил становится серьезной. Она прижимает пальцы к вискам и закрывает глаза. – Ты думаешь…

– Только никаких фокусов с гевулотом и кватами, – предупреждает ее Исидор.

– Ты шутишь? Я никогда не жульничаю. – Она поджимает губы. – Я бы сказала, что ты думаешь об Адриане и о том, зачем я его сюда пригласила, зачем попросила Синдру представить тебя старейшинам и еще о том, почему моя бедная старая матушка тебя ненавидит. – Она ласково улыбается. – Это похоже на правду? Или ты считаешь меня совсем глупой?

– Да, – говорит Исидор. – То есть нет. Ты угадала. Так зачем все это?

Гнев концентрируется в его груди в потный комок. В висках пульсирует кровь.

– Ты очень мил, когда смущаешься.

– Ответь мне.

– Рабы не выдвигают требований. Я выиграла, – говорит Пиксил.

– Я сейчас не играю. Зачем?

– Ну, есть одна причина. Я хотела тобой похвалиться.

Она берет его за руку.

– Похвалиться? Да я умудрился оскорбить их в первые же пять минут. А твоя мать действительно меня возненавидела.

– Мать по сцеплению. На самом деле ничего подобного. Просто она слишком пытается меня защитить. Первый ребенок, созданный на Марсе, совместимость гевулотов, мостик между двумя мирами и все такое прочее. И все они до сих пор в шоке, что я встречаюсь с одним из вас. Они заслуживают легкого оскорбления. Они до сих пор думают, что мы когда-нибудь вернемся на Юпитер, хотя там ничего не осталось, кроме пыли и дронов Соборности, которые ее поглощают. Теперь мы живем здесь, но никто из них не желает этого признавать.

– Значит, – говорит Исидор, – ты меня использовала.

– Конечно. Это игра. Оптимальное использование ресурсов – это не шутка. Каждый поступает так, как лучше для него, и потому что-то получается. Мы не в силах этого изменить. В данном случае небольшой мятеж – это оптимальный вариант.

– Значит, это не настоящий мятеж?

– Ой, да ладно, – восклицает она. – Ты все время проделываешь то же самое с людьми. Ты в этом преуспел. Как ты думаешь, почему ты встречаешься со мной? Потому что я – загадка. Потому что ты никак не можешь меня вычислить, как вычисляешь остальных. Я видела, как ты разговариваешь с людьми, и ты говоришь им что-то, но это не ты, а твои умозаключения. И не пытайся мне доказать, что для тебя это не игра.

– Это совсем не игра, – говорит Исидор. – Сегодня я чуть не погиб. Девушка убила своего отца самым ужасным способом. Такие вещи случаются, и кто-то должен решать эти загадки.

– А от этого кому-то лучше?

– Мне лучше, – негромко говорит Исидор. – И ты это знаешь.

– Да, я знаю. И я думаю, остальные тоже должны это узнать. У тебя это хорошо получается, и кто-то должен вести счет. Поэтому я и пригласила Адриана, чтобы вы могли поговорить без этой чепухи с гевулотами. Он сделает тебя известным.

– Пиксил, это была не лучшая идея. У меня из-за этого будет куча неприятностей. Неужели ты считаешь, что можешь решать, что для меня лучше? Я не принадлежу к обществу твоих зоку. Со мной так не получится.

– Не получится, – соглашается Пиксил. – С зоку у меня просто нет выбора. – Она дотрагивается до камня зоку, вставленного у основания шеи, над самыми ключицами. – С тобой я остаюсь только потому, что этого хочу.

Где-то в глубине души он понимает, что это ложь, но почему-то не придает этому значения и целует ее.

– Не забывай, – говорит она, – ты проиграл. Идем со мной, я хочу тебе кое-что показать.

Пиксил берет его за руку и ведет к невзрачной двери, которой мгновение назад здесь еще не было. Позади снова сверкают вспышки дуговых разрядов сцепления, а они вместе уходят через дверь.

Реальность на мгновение прерывается.

Они оказываются в огромном помещении, заполненном стоящими друг на друге черными кубами различной величины – от одного метра до размера целого дома. Стены, пол и потолок – где-то высоко-высоко – все белое и слегка светится. При таком освещении даже Пиксил кажется бледной.

– Где мы? – спрашивает Исидор.

Его голос будит странное эхо.

– Тебе ведь известно, что мы разбойники, верно? Мы занимаемся грабежом. Так вот, здесь мы храним свои сокровища.

Пиксил отпускает его руку, бежит вперед и дотрагивается до одного из кубов. Он мгновенно становится прозрачным. Внутри мерцает странное существо, похожее на покрытую перьями змею. Оно кружится в воздухе, не в силах вырваться из световой клетки. Парящая спайм-сфера сообщает Исидору, что это червь Лэнгтона, пойманный на неосвоенных виртуальных окраинах Царства и облеченный в физическую форму.

Пиксил смеется.

– Здесь можно найти все что угодно. – Она бежит дальше и прикасается к следующим контейнерам. – Идем, давай посмотрим.

Здесь стеклянные яйца, древние часы и конфеты со старой Земли. В одном из больших кубов Исидор обнаруживает старинный звездолет. Он похож на гигантский коренной зуб, керамическая поверхность испещрена коричневатыми пятнами. Пиксил открывает куб, набитый театральными костюмами, и со смехом напяливает на голову Исидора котелок.

– Если нас здесь застанут, кому-то, наверно, попадет, – говорит Исидор.

– Не беспокойся, раб, – озорно усмехаясь, отвечает Пиксил. Напевая себе под нос, она выкидывает из куба костюмы, устраивая на полу огромную груду. – Я же тебе говорила. Оптимизация ресурсов.

Она обнимает его за шею обеими руками и крепко целует. От ее прикосновений платье испаряется. Пиксил увлекает его на груду плащей и пышных юбок. Его гнев улетучивается, и вокруг не остается ничего, кроме нее.

Интерлюдия. Великодушие

Как и каждый марсианский Сол Солис[20]20
  Здесь и далее ссылка на дарианский календарь, созданный для Марса инженером Томасом Гангейлом в 1985 году и названный им в честь сына Дария.


[Закрыть], Сюэсюэ приходит в парк, чтобы улыбнуться красному роботу.

Он стоит одиноко, в стороне от боевых машин, сражающихся на черно-белых мраморных клетках. И еще он немного отличается от них своим видом: под слоем ржавчины угадываются стройные очертания красного спортивного автомобиля, а шлем венчает маленькая блестящая конская фигурка.

Сюэсюэ садится перед ним на складной стульчик, смотрит в темную прорезь шлема и улыбается, сохраняя полную неподвижность, пока хватает сил. Ее рекорд составляет два часа. Труднее всего удержать ощущение улыбки. Сегодня это легко: в детском саду выдался хороший день. Маленькие императоры и императрицы Ублиетта – купленные родителями за немалое количество Времени, и, соответственно, сильно избалованные – доставляют немало хлопот, но и у них бывают светлые моменты. Возможно, сегодня она побьет собственный рекорд.

– Извините? – слышится чей-то голос.

Сюэсюэ с некоторым усилием сдерживает свое недовольство и продолжает улыбаться, не оборачиваясь назад.

К ее плечу прикасается рука, и она вздрагивает. Проклятье. Надо было закрыть гевулот, но это испортило бы улыбку.

– Я стараюсь сосредоточиться, – с упреком произносит Сюэсюэ.

На нее с изумлением смотрит молодой человек. У него угольно-черные волосы, легкий загар, темные брови, нависшие над тяжелыми веками. Одет так, словно собрался на вечеринку – пиджак и брюки из гладкой ткани и вдобавок к ним очки с синими стеклами, защищающие от яркого света Фобоса.

– Приношу свои извинения, – довольно легкомысленно говорит он. – Какой процесс я прервал?

Сюэсюэ вздыхает.

– Вы не поймете.

– Попробуйте объяснить.

Он снимает очки и с любопытством смотрит на Сюэсюэ. Его фигура поражает своей безупречностью, не свойственной для жителей Ублиетта. Он улыбается, но довольно рассеянно, словно прислушивается к чему-то еще.

– Я улыбалась красному гладиатору, – говорит она. – И делаю это уже около года. По крайней мере, один час в неделю.

– Почему?

– Ну, существует мнение, что внутри них заключены медленные гоголы, – говорит она. – Это старая игра Королевства. И для гоголов это яростная битва. Они сражаются за свою свободу. Знаете, если долго на них смотреть, можно заметить, что они двигаются. Поэтому я предположила, что они тоже нас видят. Если только мы достаточно долго остаемся в неподвижности. Как след изображения.

– Понятно. – Он искоса смотрит на робота. – У меня, наверно, не хватило бы на это терпения. А почему вы выбрали именно этого?

– Не знаю, – признается она. – Возможно, он показался мне очень одиноким.

Молодой человек трогает нагрудник робота.

– А вы не задумывались о том, что можете отвлечь его? И он проиграет бой? И никогда не обретет свободу?

– Королевства давно нет. Они свободны уже около ста лет, – отвечает она. – Мне кажется, кто-то должен сказать им об этом.

– Отличная мысль. – Он протягивает ей руку. – Меня зовут Поль. Я немного заблудился в этих перемещающихся улицах. И надеялся, что вы могли бы подсказать мне выход.

Его примитивный гостевой гевулот пропускает отголоски эмоций: смущение, тяжесть вины. Сюэсюэ представляется, что на его спине огромный прилипала. Ощущение ей знакомо. И внезапно разговор с незнакомцем обретает большее значение, чем улыбка для робота.

– Конечно, я могу это сделать, – говорит она. – Но почему бы вам немного не задержаться? Что привело вас в Ублиетт?

Она составляет мысленный контракт гевулотов и предлагает его Полю. Он недоуменно моргает.

– Что это?

– Наш последующий разговор никто не услышит и не запомнит, – поясняет она. – Даже я его забуду, если вы не позволите сохранить его в памяти. – Она улыбается. – Так у нас принято. Никто не должен оставаться посторонним.

– Это все равно что иметь при себе переносную исповедальню.

– Что-то вроде этого.

Поль садится на землю рядом с Сюэсюэ и смотрит на робота.

– Знаете, – говорит он, – трудно встретить истинного альтруиста. Это великолепно.

Сюэсюэ улыбается.

– Себя вы к их числу не относите?

– Я свернул с этой дороги эволюции очень и очень давно. Где-то на полпути между динозаврами и птицами.

– Никогда не поздно измениться, – говорит она. – Особенно здесь.

– Что вы имеете в виду?

– Это же Ублиетт. Место забвения. Здесь вы можете встретить тиранов Королевства или лидеров Революции и даже не узнаете их. Или сидеть рядом с еще худшей личностью вроде меня.

Она вздыхает.

Он смотрит на нее широко раскрытыми глазами. Она открывает свой гевулот слой за слоем, словно чистит луковицу, и предлагает ему свои воспоминания.

Сюэсюэ продавала бессмертие. Она странствовала по городам и селениям, пострадавшим от землетрясений или оползней, или по рыбацким деревням, оказавшимся на берегах пересохших озер. Она заглядывала в сознание детей при помощи магниторезонансного сканера, вмонтированного в телефон, и рассказывала их отчаявшимся родителям о жизни вне плоти. Она показывала детям видео с Небес, в которых боги и богини говорили о вечной жизни, как создатели о новой программе. Дети смеялись и показывали на нее пальцами. Но в каждой деревушке находилось несколько ребятишек, желающих уйти с ней. С помощью помощников-дронов она собирала их в автоматизированные грузовики и везла к Сверкающим Вратам Небес.

Врата представляли собой наскоро возведенные бараки в пустыне Ордос[21]21
  Пустыня в Центральной Азии.


[Закрыть], накрытые маскировочными тентами. В уборных стояла страшная вонь. Походные койки застелены грязным бельем.

Первые две недели у них даже не было душа, но Сюэсюэ и остальные инструкторы – по большей части просто лица на мониторах дронов с дистанционным управлением – говорили, что все это неважно и скоро их освободят от потребностей плоти.

Первая стадия трансформации происходила в классной комнате. Детям надевали на головы колючие шапочки, благодаря которым машины компании могли узнать, о чем они думают. Сюэсюэ наблюдала за ними все время, пока шли занятия: долгие часы программирования, формирования блокирующих кодов и последовательностей символов. В случае достигнутого успеха вмонтированный в шапочку транскраниальный магнитный стимулятор вызывал у ученика приступ оргазмического наслаждения, а в случае медлительности или ошибки заставлял пережить адские муки. В классе не было никаких разговоров, только повторяющиеся крики боли и наслаждения.

Как правило, они были готовы через шесть недель: на бритых головах оставались незаживающие ожоги, глаза постоянно были полузакрыты, а конечности подергивались, словно в быстром сне. После этого она одного за другим приводила к Божественному Доктору, обещая, что теперь они получат прививку бессмертия. Из палатки Доктора не возвращался никто. Вечером Сюэсюэ устанавливала сверхплотный канал связи со спутником компании и отправляла терабайты, собранные с молодых мозгов, новых гоголов, предназначенных для небесных ферм программного обеспечения.

После этого она позволяла себе ненадолго забыться с помощью дешевого рисового вина и наркотиков, а потом снова отправлялась в мир.

Десять лет работы на компанию, и она получит настоящее бессмертие для себя лично. Высококачественная закачка Моравеца, никаких разрывов в сознании, медленная хирургия по последовательной замене каждого нейрона искусственным имитатором: истинное перевоплощение в цифровое существо. Царство по ее собственному замыслу, на небесах.

Она говорила себе, что дело того стоит.

С новой группой рекрутов она прибыла на место в тот самый момент, когда с неба злобно жужжащим облаком налетели микробеспилотники Западного округа, сжигающие все вокруг. На мгновение ей показалось, что это правильно, и она стояла и смотрела, как умирают Врата. Затем ее охватил черный смертельный ужас, и она сделала то, что только и смогла: побежала в шатер Доктора.

Второе рождение в этой палатке до сих пор остается для нее тайной, она запомнила только океан ярко-красных уколов, зажимы на черепе и скрежет в ушах.

Сюэсюэ открывает глаза. Воспоминания стекают с нее потоком ледяной воды. Поль смотрит, не отводя широко раскрытых глаз.

– А что было потом? – шепотом спрашивает он.

– Долгое время ничего не было, – говорит она. – Вместе с миллиардами королевских гоголов меня привезли сюда. Я очнулась в состоянии Спокойной. Революция оказалась для меня благом. Мы действительно создавали нечто новое. Мы построили город без маленьких бессмертных. – Она переводит взгляд на робота. – Наверно, я до сих пор пытаюсь примириться с ними. Вряд ли это когда-нибудь удастся, но попытаться стоит. Понемногу.

– Возможно, – говорит Поль. Он улыбается ей, и на этот раз в его взгляде сквозит искренняя теплота. – Благодарю вас.

– Не стоит, – отвечает Сюэсюэ. – Я прихожу сюда каждую неделю. Если решите остаться, приходите и вы.

– Спасибо, – говорит Поль. – Возможно, я так и сделаю.

Они сидят вдвоем и смотрят на робота. Ее улыбка понемногу возвращается. Она слышит дыхание молодого человека. Может быть, сегодня ей удастся побить свой рекорд.

6. Вор и Поль Сернин

– Время, немного времени, мисс, прошу вас…

– Я в третий раз должен стать Спокойным, я заплатил свои долги, помогите, пожалуйста…

– Я ремесленник, портной, вы можете дешево получить мой разум, он окупит затраты…

Миели отбивается от толпы выклянчивающих Время нищих. Кто-то из них совершенно наг, как и первый бродяга, другие ничем не отличаются от прохожих, но всех их отличает голодный, страждущий взгляд. Многие закрывают лица масками или капюшонами. Они толкают друг друга, чтобы приблизиться к ней, кольцо напирающих тел сжимается, и некоторые из ее наиболее автономных гоголов защиты уже начинают пробуждаться.

Я должна выбраться отсюда, пока не разрушила прикрытие.

Она отпихивает одного нищего, другого толкает плечом, и они валятся на землю, отчаянно барахтаясь. Она протискивается мимо. Кто-то из упавших хватает ее за ногу. Она падает. Локоть больно ударяется о мостовую. Горло сжимает чья-то рука. В ухо шипит хриплый голос.

– Отдай нам Время, или Воскресителям придется тебя восстанавливать, чужеземная сука.

– Помогите! – кричит Миели.

У нее темнеет в глазах, в висках стучит. Метамозг пробуждается, приглушает боль, замедляет время и начинает подключение остальных систем. Сейчас она легко сможет разбросать эту рвань, словно тряпичных кукол…

Поднимается ветер. Хватка на горле слабеет. Кто-то кричит, потом раздается удаляющийся топот ног. Она открывает глаза.

В воздухе над ней парит человек в черной одежде с серебряной отделкой и с тростью, безупречно отполированные подошвы зависли в двух метрах над землей. От него веет освежающим ветром, вокруг дрожит раскаленный воздух, чувствуется запах озона, сопутствующий боевому выбросу утилитарной пыли. Этого здесь быть не должно, мелькает в ее голове.

Руки, состоящие из жаркой мглы, прижимают к земле нищих в масках – это невидимые структуры из бесчисленного множества микросуществ, являющиеся продолжением конечностей одетого в черное человека. Остальные попрошайки стремительно убегают к границам агоры, где скрываются под пеленой гевулотов и мгновенно исчезают в толпе.

– Вы не пострадали? – спрашивает ее человек странным скрипучим голосом.

Он опускается на землю рядом с Миели, и подошвы звонко цокают о мраморные плиты. Маска из полированного металла закрывает всю голову: Миели уверена, что это сфера из квантовых точек. Мужчина протягивает ей руку в белой перчатке. Миели принимает помощь и поднимается на ноги.

Наставник. Отлично.

База данных Соборности, которую она изучала во время поездки, содержала не слишком много информации о блюстителях порядка в Ублиетте. Их деятельность началась около двух десятков лет назад, и эти люди явно имеют доступ к технологиям за пределами Марса. Василевы – внедренные агенты Соборности, – сотрудничающие с гогол-пиратами, утверждают, что они имеют какое-то отношение к колонии зоку, появившейся на планете после Протокольной войны.

– Я в порядке, – говорит Миели. – Только немного испугана.

– Вот это да, – говорит «Перхонен». – Кто это? Прекрасный принц на белом коне?

– Помолчи и выясни, как я сумела не нарушить маскировку.

– Давайте уйдем с агоры, пока не появились журналисты, – предлагает наставник, предлагая Миели руку.

К ее удивлению, у нее немного дрожат ноги, поэтому она принимает помощь и позволяет увести себя в тень вишневых деревьев на шумном Устойчивом проспекте. Там очень людно – в основном туристы, наблюдавшие за происшествием, – но наставник делает жест рукой, и Миели понимает, что они оба скрываются под покровом уединения.

– Благодарю вас, – говорит она. – Журналисты?

– Да, они очень внимательно следят за агорами. И мы тоже. И нищие в поисках легкой добычи, как вы могли убедиться.

Движением трости он показывает на ее обидчиков, все еще лежащих на мостовой.

– И что с ними будет?

Наставник пожимает плечами.

– Это зависит от решения Голоса. Возможно, их ждет преждевременное или сверхсрочное состояние Спокойствия, но это грозит им в любом случае. – В его необычном голосе слышатся сердитые нотки. – Такова цена, которую мы платим за другие преимущества. – Затем он снимает шляпу и кланяется. – Прошу меня извинить. Джентльмен – таков мой псевдоним – к вашим услугам. Надеюсь, этот случай не слишком расстроил ваши планы на сегодняшний день.

– Он флиртует с тобой, – снова вмешивается «Перхонен». – Точно, флиртует.

– Ничего подобного. У него даже нет лица.

Легкое покалывание подсказывает Миели, что наставник сканирует ее. Ничего такого, что могло бы проникнуть в ее камуфляж, но это очередное напоминание о том, что местные обитатели имеют в своем арсенале не только луки и стрелы.

– У меня тоже нет лица, но это меня никогда не останавливало.

– Это неважно. Что мне теперь делать? Не могу же я прибегнуть к биотической связи с вором, когда он меня сканирует.

– Это же филантроп. Попроси его о помощи. Придерживайся своего прикрытия, глупышка. Постарайся быть любезной, хотя бы для разнообразия.

Миели пытается улыбнуться и сообразить, что бы сказала личность, под обликом которой она скрывается – туристка из городка в астероидном поясе.

– Вы ведь полисмен, верно? Администратор?

– Что-то вроде того.

– Я потеряла своего приятеля, когда… они набросились. И теперь не знаю, где его искать.

Возможно, «Перхонен» права: не только вор способен прибегнуть к помощи прикладной социологии.

– А, понимаю. И вы не знаете, как послать ему сообщение через разделенную память? И вы не объединили гевулоты, чтобы дать знать, где вы находитесь? Конечно, нет. Это ужасно. Спокойные-таможенники строго следят, чтобы приезжие оставляли все продукты своих технологий, но не объясняют, как пользоваться нашими устройствами.

– Мы просто хотели осмотреть город, – говорит Миели. – Посетить Олимпийский Дворец, может, поохотиться на фобоев.

– Вот что мы можем сделать, – говорит Джентльмен. – Давайте просмотрим память агоры – вот так.

Ощущение необычное – словно отыскал слово, которое долго вертелось на языке. Миели вспоминает вид агоры с высоты, но необычайно подробно, вплоть до каждого лица в толпе. И отчетливо вспоминает убегающего с агоры вора.

– О! – восклицает Джентльмен, и тотчас поступает требование его гевулота забыть об этой реакции.

Она принимает его: метамозг все равно все сохранит. Миели отмечает факт для дальнейшего рассмотрения. Любопытно.

– Я могу немного нарушить правила, чтобы вам помочь. Мы, наставники, пользуемся некоторыми… особыми ресурсами. – Наставник отвинчивает набалдашник трости. Из отверстия, словно мыльный пузырь, выскакивает сгусток утилитарной пыли. Он зависает в воздухе рядом с Миели и начинает светиться. – Этого будет достаточно. Просто следуйте за светлячком, и он приведет к вашему приятелю.

– Спасибо.

– Рад помочь. Постарайтесь избегать неприятностей.

Наставник притрагивается к полям шляпы, затем его окутывает дрожащий воздух, и Джентльмен поднимается в воздух.

– Видишь? Это было не так уж и трудно, – говорит «Перхонен».

– Простите, – говорю я. – Я не понимаю, о ком вы говорите.

Я блокирую запрос гевулота садовника. По крайней мере, я думаю, что блокирую. Интерфейс гевулота, предлагаемого гостям, не подразумевает всех тонкостей повседневного взаимодействия жителей Ублиетта, он рассчитан на простейшие действия: от полного разделения памяти до безупречного уединения. Я смутно помню ощущение настоящего уединения – то, что испытываю сейчас, можно сравнить лишь с монохромным зрением.

– Создатели твоего тела, вероятно, без ума от какого-то киногероя, – говорит садовник. – Ты похож на того парня, что приходит сюда со своей подружкой. Она тоже хорошенькая.

Я медленно спускаюсь с робота.

– Ладно, а что ты делал там, наверху? – озадаченно спрашивает он.

– Я только хотел получить более полное представление об игровой площадке, – отвечаю я. – Знаете, меня можно назвать настоящим любителем игр. – Я отряхиваю пыль с костюма. – Это вы ухаживаете за здешними цветами? Очень красиво.

– Да, я. – Он усмехается и засовывает большие пальцы рук под лямки комбинезона. – Годы работы. Это место всегда было популярным среди влюбленных. Я для этого слишком стар – несколько периодов Спокойствия напрочь выбивают подобные мысли, – но мне нравится заботиться об этом парке. Вы приезжий?

– Верно.

– Вам повезло; большинство туристов сюда просто не доходят. Вашей подружке здесь, похоже, тоже понравилось.

– О какой подружке… Ох.

В тени одного из больших роботов стоит Миели, над ее головой порхает светлячок.

– Привет, дорогой, – говорит она.

Я напрягаюсь, ожидая погружения в какой-нибудь ад. Но она только улыбается, хотя и очень холодно.

– Ты заблудилась? – спрашиваю я. – Я скучал.

Я подмигиваю садовнику.

– Я не прочь предоставить молодежи возможность уединиться. Удачного свидания, – говорит садовник и исчезает среди статуй, закрывшись гевулотом.

– Хочу напомнить, – говорит Миели, – что немного раньше ты предложил оставаться профессионалами.

– Я могу объяснить…

Я даже не замечаю летящей руки, только чувствую неожиданный удар в нос, точно рассчитанный на максимальную боль без перелома костей, и отскакиваю назад, к статуе. Затем следуют несколько пинков, которые заставляют меня стукаться о металл и опустошают легкие, а в солнечном сплетении зажигают настоящий пожар. И наконец, несильные толчки костяшек по скулам, завершающиеся хрустом в челюсти. Мое тело, выдерживая жестокие испытания, оставляет меня почти бездыханным и в состоянии некоторой отстраненности, как будто я наблюдаю за невероятно быстрыми движениями Миели со стороны.

– Вот что для меня значит быть профессионалом, – шипит она. – В моем оортианском кото[22]22
  Кото – домашний очаг, дом (фин.).


[Закрыть] мы никогда не обращаем внимания на объяснения.

– Спасибо, – хриплю я, – что не нажала адову кнопку.

– Только потому, что ты что-то нашел. – Ее отстраненный взгляд говорит о том, что Миели просматривает недавние воспоминания, сохраненные в теле. – Давай-ка посмотрим.

Она протягивает руку. Я отдаю ей Часы, и Миели задумчиво подбрасывает их на руке.

– Хорошо. Вставай. Мы поговорим об этом позже. Осмотр достопримечательностей закончен.

– Я знаю, что ты намерен их украсть, – говорит она, как только мы садимся в паукэб, чтобы добраться до отеля.

Как только суставчатые ноги похожего на коляску экипажа распрямляются и несут нас по крышам Лабиринта, становится ясно, что поездка ей нравится.

– Вот как?

– Да. Теперь я умею распознавать эти сигналы. Ты дважды ловил меня своими приемами карманника, но больше не выйдет.

– Извини, это рефлекс. Что-то вроде проверки сил, – говорю я, потирая разбитое лицо. – Сколько времени необходимо этому телу, чтобы исцелиться?

– Столько, сколько захочу я. – Она откидывается назад. – Так что же это такое? Что такое воровство?

Это… это инстинкт, хочется мне сказать. Это сродни любовной игре. Это больше, чем я. Это искусство. Но она все равно не поймет, и я повторяю старую шутку.