Текст книги "Комплекс Лилит: Темная сторона материнства"

Все это нужно для того, чтобы спрятаться от своей собственной поврежденной самооценки. При этом мать не считается виновницей, в крайнем случае – отец, но чаще всего другие люди. Другие мужчины являются вечными соперниками, а другие женщины – потенциальными рабынями. Мачо борется, действует и хвастается потому, что не может предаться размышлениям и не имеет права чувствовать, иначе ему снова придется переживать свои ранние травмы. Мачо мог бы исцелиться слезами, если бы научился оплакивать свой недостаток в матери. Тогда он стал бы сильнее, потому что не нужно было бы растрачивать свою силу на сокрытие правды и на обесценивание женщины, эту силу он мог бы использовать для раскрытия своих лучших возможностей.

II. Темные стороны материнства

Комплекс Лилит, точнее говоря, отрицание враждебного по отношению к детям аспекта, является главным источником нарушений материнства. Большинству матерей нелегко даже открыто сказать, что им бывает тяжело заботиться о детях и что у них есть свои собственные потребности – их тут же обвинят в том, что они плохие матери. А уж признать, что дети действительно действуют на нервы и могут доводить до отчаяния, что временами их хочется проклясть или куда-нибудь послать, вряд ли отважится хоть одна мать. Но злость на мешающих детей, гнев и раздражение вследствие их требований так же нормальны, как печаль и боль по причине детских неудач, болезней и потери ребенка, как и радость по поводу живости, веселости и спонтанности детей. Почти каждая женщина хочет быть хорошей матерью и будет честно стараться делать все от нее зависящее. Однако быть матерью – тяжелое бремя. Забота о детях – это 24-часовая служба, но каждая женщина хочет оставаться женщиной и партнершей, хочет состояться в профессии и иметь личные интересы в жизни. Ее почти не готовят к ее задаче. Есть курсы по подготовке к беременности и родам, но нет семинаров по материнству. Не получив квалифицированных советов, поддержки и руководства, за образец она возьмет опыт общения с собственной матерью, который временами будет подкорректирован. Неосознаваемый комплекс Лилит, христианский идеал матери, ограниченный субъективный опыт и неудовлетворительная социальная поддержка приводят мать в состояние отчаяния, в котором она уже не может справедливо относиться к потребностям ребенка. А если потом она станет для своего партнера непривлекательна как женщина и в результате материнства столкнется с отрицательными моментами в продвижении по службе и социальной карьере, тогда она больше не сможет легко и должным образом выполнять свои функции матери. Отрицание же этих обстоятельств ведет к ложному материнству с ужасающими последствиями.

Далее я хочу разъяснить ожидания ребенка от матери, которые имеют решающее значение для его раннего развития. При этом мы должны понимать, что при существующих культурных и социальных условиях травматизация детей неизбежна, поскольку женщины, не понимая дефицитных обстоятельств, обречены на неудачу при решении этой невыполнимой в одиночку задачи, вследствие чего в первую очередь будут страдать дети. Требования к материнству должны побудить нас к борьбе за социальную политику, где матери смогут получать бо́льшую поддержку, где материнство будет считаться подлинной ценностью. Важнейшие требования по отношению к матерям – это их присутствие, эмпатия, способность к удовлетворению чаяний ребенка, их мужество в адекватном ограничении и помощь в эмоциональной переработке как приятного, так и неприятного опыта.

1. Требования ребенка к матери

Присутствие матери. Сначала ребенок переживает симбиотическое слияние с матерью. Он еще не различает себя и ее. Мать является частью его, он считает, что он и есть мать. Каждое отдаление матери означает потерю самого себя. Это как смерть. Он нуждается в ее кормлении, тепле, телесном контакте, в ее защите и в подтверждении своего существования.

Но важен не только факт нахождения матери рядом с ребенком, но и качество ее присутствия. Восприимчива ли она к потребностям ребенка? Может ли ребенок достучаться до матери и получает ли он адекватные ответы? Понимает ли мать, что хочет и в чем нуждается ребенок, и правильно ли она интерпретирует его переживания и реакции? Этому можно научиться, если в собственном ребенке видеть учителя. Ребенок будет доводить ее своими потребностями до границ терпения и тем самым требовать от нее понимания. Может быть, поэтому большинство матерей пытаются поскорее ограничить и дисциплинировать своего ребенка. Но для него было бы намного лучше, если бы мать знала о своих границах и могла их принимать и объяснять, не внушая чувства вины ребенку.

Ребенок нуждается не только в физической доступности матери, но и в эмоциональном контакте. Речь идет о «потоке энергии» между матерью и ребенком: мать «посылает» свою любовь, доброжелательность и понимание и «принимает», понимает и отражает жизненные проявления ребенка. Она смягчает его боль, подбадривает в страхе и усиливает радость, в то время как ребенок забирает ее страдание, страх и приносит радость.

Итак, присутствие матери понимается в трех аспектах: пространственном, энергетическом и эмоциональном, поэтому причина психических травм – это не только отсутствие матери, но и мать, которая не проявляет к ребенку интереса или отвергает его, находится в состоянии стресса, депрессии, является агрессивной или нечуткой. Через нарушения и ограничения матери ребенок познает пустой, изолированный или отравленный мир и позднее вряд ли сможет испытывать доверие, надежду и уверенность. С другой стороны, мы не должны утверждать, например, в споре о пользе детских яслей, что постоянное присутствие матери – это всегда самый лучший вариант. Есть матери, чье присутствие для ребенка настолько опасно и угрожающе, а следовательно, и травматично, что периодическая разлука с ней является лучшим решением. В подобных случаях взятие на себя другими людьми обслуживания физических, психических и социальных потребностей ребенка, атмосфера общения и заботы в детских яслях создает более благоприятные условия для развития, чем те, которые могут создать неспособные к отношениям или агрессивные матери. Иными словами, детские ясли – это не автоматически худший вариант заботы о детях, хотя они неизбежно – даже при наличии самых лучших условий и самых чутких воспитательниц – оказывают травматическое воздействие вследствие слишком раннего расставания с матерью. Качественное присутствие матери определяется также и ее поведением, и внутренним отношением к ребенку, которые должны быть неосознанными.

Сопереживание (эмпатия) матери. Существенное влияние на судьбу человека оказывают готовность и способность матери понимать мир ранних потребностей ребенка, его реакции и неповторимое своеобразие. И здесь вопрос «Кто для кого: мать для ребенка или ребенок для матери?» определяет все. Конечно, в жизни будет иметь место и то, и другое, и речь может идти лишь о преобладающей тенденции. При этом не столько важно, что реально делает мать, сколько то, из каких внутренних – прежде всего бессознательных – побуждений она действует и что она передает. Возможно, идеальный способ отношения к ребенку можно сформулировать так: «Ты для меня желанен, я рада тебе, и я готова узнать, кем ты хочешь и можешь быть, в чем ты нуждаешься. При этом я знаю, что моя манера поведения, мои способности и недостатки будут оказывать на тебя влияние, но я готова к разногласиям и объяснениям. Я признаю, что ты другой и что это будет влиять на меня».

Для того чтобы научиться действительно чувствовать и понимать собственного ребенка, матери необходима способность к пониманию себя и терпимость к собственным слабостям и ограничениям.

Однако чаще всего судьба детей определяется тем, что ограниченная способность матери к пониманию себя накладывает отпечаток на ее способность к сопереживанию, то есть ее ограничения, искажения и расщепления влияют на отношение к ребенку. Мать может настолько понимать и чувствовать своего ребенка, насколько она позволяет себе понимать себя. Если в качестве защиты от горького понимания собственных трудностей и неутоленных потребностей она ограничила восприятие себя, то от здорового и полного жизни ребенка она будет чувствовать дополнительную угрозу. Она будет пытаться управлять его поведением, стараться сделать его таким, как нужно ей, точнее говоря, таким, чтобы она могла его выдержать. Эта трагичная, часто неосознаваемая манипуляция не может быть прекращена самостоятельно, а только в результате соответствующего самопознания матери относительно ее собственной жизни в сопровождении профессионала. Эта работа включает в себя эмоциональную переработку ее психических травм и дефицитов.

Способность матери к удовлетворению потребностей ребенка. Каждому известно и каждый познал, что в начале жизни мать представляет собой мощнейший источник удовлетворения. Сначала ребенок воспринимает ее не как нечто отдельное от себя, а как принадлежащее ему, само собой разумеющееся удовлетворение.

Изгнание из этого рая ребенок будет осознавать, признавать и психически безопасно «переживать» лишь постепенно, шаг за шагом, что, в конце концов, при благополучном и адекватном по времени течении станет предпосылкой для самостоятельного построения жизни и способности к самостоятельно вызванному желанию наслаждения.

Мать успокаивает не только своей грудью. Речь идет о ее принципиальной способности давать тепло, защиту, уверенность, ободрение и утешение. Через жизнеутверждающую позицию она передает ребенку надежду на лучшие обстоятельства в кризисные времена. И благодаря тому, что она может научить признавать и эмоционально перерабатывать неизбежное страдание, она также вселяет веру, что неприятные ситуации можно преодолеть. Для ребенка, конечно же, речь идет о как можно лучшем удовлетворении потребностей, причем сиюминутном, полном и без ограничений. Принцип удовольствия для ребенка не имеет границ. Самое лучшее, что ребенок может познать при столкновении с реальностью, происходит из любви и здоровья матери. Любовь означает здесь заботу о том, чтобы другому было хорошо, без претензии получить для себя расположение и признание. Часто ребенок слышит: «Я это делаю только из любви к тебе!», что заставляет его чувствовать себя угнетенным. Ведь истинную любовь не нужно выставлять напоказ.

Под здоровьем подразумевается психосоциальная зрелость, при которой мать способна отдавать, удовлетворяя и собственную потребность, тем самым снова и снова эмоционально перерабатывая собственную пустоту. Конечно, ни одна мать не может иметь такую абсолютную любовь и совершенное здоровье, чтобы быть в состоянии непрерывно удовлетворять свои собственные потребности и потребности ребенка так, как говорилось выше. Это не является проблемой, если она продолжает стараться делать все от нее зависящее и признает собственные ограничения своей проблемой. Тогда ребенку не придется чувствовать себя неправильным, плохим, чрезмерно требующим, незначительным и неугодным только потому, что он заявляет о своих потребностях. Он может громко кричать, заявляя о своей фрустрации, оплакивать недостаток матери, скорбеть о потере и получать подтверждение от матери: «Да, это так! К сожалению, я не самая лучшая мама, к сожалению, я не могу дать тебе большего. И это нормально, что ты протестуешь или разочарован!». Так можно было бы преодолеть комплекс Лилит в его враждебном по отношению к детям аспекте.

Адекватное ограничение. Я имею в виду не только что рассмотренную неизбежную ограниченность каждой матери, а необходимое ограничение, которое мать должна установить для ребенка и сообщить ему об этом. Речь идет о душевном равновесии и правильном ориентировании, о временных границах, об ограничениях, которые должны защитить ребенка от еще неосознаваемых им опасностей. Речь идет о границах, которые возникают в результате потребностей и прав других людей, в том числе потребностей и прав матери, и которые ребенок должен научиться признавать. «Ограничение» подразумевает контакт и коммуникацию и снова является подтверждением ценности ребенка. Именно в укладе жизни, ориентированном на благополучие и развитие, полнота и многообразие, безграничные возможности могут приводить к опасностям и беспорядку, провоцировать растерянность и неумение ориентироваться. Никому не дано быстрое понимание собственных мотивов, в игре всегда замешано много бессознательных причин. Также трудно самостоятельно различить, когда «нет» произносится из любви и истинной заботы, а когда – из собственной ограниченности.

Куда сегодня можно пойти с открытым, полным жизни ребенком, не получая при этом поучений и ограничений в виде претензий, замечаний или даже угроз? Каким образом прививать ребенку умение приспосабливаться и подавлять свои чувства, чтобы быть принятым родней? Насколько сильно необходимо его запугать, чтобы вместе посетить ресторан? Каким объемом дисциплины и любви к порядку должен обладать ребенок, чтобы быть принятым в детском саду, и сколько нужно стремления к успеху, чтобы выстоять в школе? Наша социальная реальность недружелюбна к детям.

Качественная забота о ребенке заключается не в том, чтобы делать что-то, что ты сам считаешь правильным или что является общепринятым, а в выяснении и выполнении требований ребенка и в способности к эмоциональной переработке неизбежных ограничений.

Итак, так называемые «ранние нарушения» возникают при отсутствии матери, при недостатке эмпатии, при дефицитах удовлетворения потребностей, при отсутствии ограничений прежде всего в первые три года жизни ребенка. Другими словами, ранняя потеря контакта, бедность отношений или злоупотребление отношениями – главные причины значительной части психических и социальных нарушений, которые часто становятся заметными только во взрослом возрасте. Сейчас я говорю не о тяжелейших травмах психики, которые возникают в результате попыток аборта, отвержения ребенка, жестокого насилия, серьезного пренебрежения, тяжелых психических нарушений матери или ее ранней смерти, отказа от ребенка, передачи его другим лицам или его воспитания в детском доме и которые часто становятся причиной тяжелых психических заболеваний. Я веду речь о «посредственной», но чудовищной беде очень большого числа детей во внешне безупречных, добропорядочных, материально благополучных, часто «христианских» семьях нашей страны в прошлом, настоящем и будущем, если мы не будем способны к важному пониманию и изменению. В силу того что ранние психосоциальные травмы могут привести к деструктивным катастрофам в обществе, нас должна интересовать именно возможная патологическая «нормальность», или «усредненность».

Для предотвращения нарушений материнства женщины должны получать максимально возможную социальную поддержку за свое присутствие, эмпатию, способность к удовлетворению потребностей детей и правильную меру ограничения и должны научиться понимать последствия комплекса Лилит.

2. Бессознательные материнские ответы

Как уже было сказано, комплекс Лилит заставляет матерей неосознанно реагировать отказом на требования и ожидания своих детей. А если к этому добавить конфликты с партнером и завышенные требования социума, осложняющие материнство, то неосознанное отвержение ребенка может достичь огромного масштаба и обернуться для него угрозой неполноценной жизни, так как ему не позволено конфликтовать, а перемены в матери и коррекция ее поведения невозможны без работы с ее психикой.

Матери с комплексом Лилит реагируют на требования детей отвергающим поведением и установками:

• Не будь!

• Не доставляй хлопот, не будь таким активным!

• Будь таким, каким нужно мне!

«Не будь!» Мы должны научиться понимать, что к неосознанно отвергаемому ребенку как будто бы прилипает проклятие, которое трагически определяет его дальнейшую жизнь. Пережитое принципиальное отвержение или поставленное под сомнение право на существование оставляют после себя человека, который на всю жизнь останется неуверенным в себе, который не сможет понять смысла своей жизни и будет существовать как отверженный, нежеланный аутсайдер.

Он будет воспринимать все непривычное как угрозу, а критические вопросы относить на свой счет, будет бессознательно вести себя так, чтобы его отвергали, считали несимпатичным и даже несносным. Он всегда мешает, нервирует, ведет себя противно и гадко. При этом я говорю не только о беспомощных, пьяных, сквернословящих алкоголиках или дурно пахнущих грязных бездомных, лежащих с немым укором перед дорогими магазинами на торговой улице, или нищих, безропотно выставляющих свою нищету напоказ – они, по крайней мере, могут перенести свою судьбу на социальную сцену жалобы. Я говорю о том большом количестве людей, которые где бы они ни находились, полагают, что они нежеланны и не имеют права там находиться. Уже в детском саду они чаще всего стоят в стороне, в школе их дразнят и издеваются над ними, они – аутсайдеры, мальчики для битья и нытики – и никто не догадывается, что их внешний вид и поведение – симптомы раннего и принципиального отвержения, которое и сформировало такой социальный образ.

Трагичность заключается в том, что переживание состояния ненужности в детском возрасте оставляет принципиальную неуверенность в жизни, которая неосознанно провоцирует отвержение, для того чтобы привести в соответствие глубоко запрятанные переживания с сегодняшней реальностью. Очевидно, пережитое и спровоцированное подтверждение того, что ты нежеланен, легче пережить, чем воспоминание о раннем отвержении. Тот, кто здесь и сейчас находит причины и аргументы, что он не достоин любви, подтверждает ранний опыт, но с помощью понятных только теперь объяснений: его действительно тяжело принять и терпеть. Тот же, кто сейчас любим, уличая тем самым ранний опыт отвержения во лжи, мог бы обличить свою мать и вступить в конфронтацию с негативным детским опытом: его принципиально отвергали по непонятной для него причине – это практически неощутимая чудовищность.

Мы должны научиться понимать людей, которые снова и снова провоцируют отвержение, с которыми тяжело общаться и которые кажутся невыносимыми, вызывают раздражение, являются причиной споров и не испытывают страдания, будучи нелюбимыми. Угрюмые ворчуны, полные упрека критики, раздраженные склочники заставляют подозревать, что в их раннем детстве они познали отвержение точно так же, как и несчастные неудачники и вечные аутсайдеры. И, конечно, в основе поведения многих депрессивно и суицидально настроенных людей, некоторых людей, с которыми часто происходят несчастные случаи, деструктивно-хронических больных лежит раннее отвержение, при котором заболевание может пониматься как конфликт между ранним проклятием и собственной волей к жизни.

Я вспоминаю о Рамоне, очень женственной и привлекательной 33-летней женщине. Когда Рамона много лет тому назад пришла ко мне в первый раз, она выглядела как мальчишка: короткая стрижка ежиком, одежда в спортивном стиле и чуть развязно-дружеская манера поведения. Тогда мы оба еще не знали, что этот внешний облик был для нее шансом выжить. Ее мать была очень неуверенной и потому слабой в своей женственности, но этот дефицит она научилась маскировать посредством безобразной истерии и знала, как управлять семьей с помощью театрализованных представлений и шантажистского страдания. Отец избегал всех семейных проблем, отдаваясь работе и спорту. Ему хотелось иметь сына, и в дочери он ценил только мужские качества, постоянно требуя успеха.

Мать не любила Рамону и держала ее в страхе; с отцом девочка, по крайней мере, находила понятные ориентиры и признание, если она выглядела по-спортивному и как мальчик и показывала хорошие результаты. Это еще долго неосознаваемое ею стечение обстоятельств стоило ей матки, которую пришлось удалить из-за начинающегося рака. Так она получила опасные для жизни увечья прямо в сердцевине своей женственности, но, слава Богу, наряду с этой соматической и символичной формой раннего несчастья у нее еще оставались силы для душевного кризиса, для депрессивного отчаяния, которые, в конце концов, привели ее в терапию. Спустя много лет мы вместе научились понимать ее раннюю судьбу, и у нее возникало все больше доверия, в том числе для того, чтобы почувствовать связанную с этим панику и отчаяние. Я вспоминаю сессию, на которую она пришла в сильнейшем страхе и суицидально-депрессивном настроении. Она рассказала о том, что ее друг только что ее бросил, а подруга уехала в недосягаемое для нее место. Ее поглотило чувство одиночества, ее состояние утяжелялось нарушениями кровообращения. Ей казалось, что она может упасть, и паниковала, что никто не сможет найти ее и позаботиться о ней. В нашей терапевтической работе мы продвинулись настолько, что я решился отказаться от принятой в других случаях аналитической дистанции и, ориентируясь на телесную терапию, взять ее ищущую руку в свою. Это, очевидно, помогло ей прокричать о принципиальной неустойчивости и одиночестве, отягощенных страхом смерти, для того чтобы потом осознать, что она никогда не сможет найти поддержку и защищенность в своей матери, но сегодня она уже сама в состоянии позаботиться о необходимых связях и способах самопомощи.

«Не доставляй хлопот, не будь таким активным!»

Есть много детей, на судьбу которых оказало влияние то, что они родились не вовремя. Хотя их родители хотели бы одного и даже нескольких детей, но беременность именно в тот момент была для них еще или уже неудобна. Здесь значимыми являются возраст родителей (слишком юный, слишком зрелый), проблемы с образованием, борьба за рабочее место, социальные конфликты, кризисы в отношениях с партнером и прочие жизненные коллизии, которые в настоящий момент говорят не в пользу ребенка, то есть ребенок в принципе предполагается, но именно сейчас он нежеланен. Он вносит беспорядок в жизненные планы, угрожает профессиональному развитию родителей, особенно матери, у которой исчезают шансы на работу и которая вынуждена будет прервать свое образование или отказаться от него.

Ожидания родителей обязывают ребенка быть необременительным, не мешать и по возможности не предъявлять своих собственных требований. Ребенок должен быть удобен, быстро стать самостоятельным, хорошим, милым и послушным, чтобы у родителей было с ним как можно меньше забот и чтобы их ничто не отвлекало от собственных интересов.

С самого начала судьба родителей обременяет ребенка, причем на него взваливается и имеющийся социальный и экономический кризис общества. Ребенка более или менее открыто делают ответственным за трудности и неудачи родителей. Справедливое возмущение социальной несправедливостью превращается в несправедливые упреки по отношению к ребенку. В конце концов, ребенок может стать носителем симптома родительских и социальных конфликтов.

Ребенок также не должен предъявлять собственных требований, особенно если женщина хочет ребенка только для того, чтобы привязать к себе партнера или нарциссически повысить материнством свою ценность и с помощью него получить значимость и силу. Но есть и мужчины, которые хотят детей для того, чтобы принудить свою женщину к домашнему и покорному существованию Евы. Они хотят получить и расширить свою невротическую позицию силы, обременяя свою партнершу материнством и делая ее от себя зависимой.

Если нежеланный ребенок всю жизнь сомневается в своем праве на существование, то ребенок, родившийся не вовремя, страдает от тяжелого чувства вины, живет с угнетающим убеждением в своей «неправильности» и ущербности: я виноват в том, что у родителей плохо с деньгами, что мама не смогла закончить учебу, что у нее нет работы, что папа пьет и что он так жесток. Нарушения родителей, социальные конфликты и неправильное развитие общества трансформируются во внутренние психические конфликты. Человек, рождения которого не хотели, считает себя вынужденным нести на себе все тяготы мира и идти по жизни, сгорбив спину. Он будет затрачивать максимум жизненной энергии на то, чтобы все же стать желанным. Повышенной «производительностью» он будет просить прощения, чтобы этим компенсировать несчастье своих родителей. Таким образом, можно даже стать успешным артистом, популярной звездой, всеми признанным носителем успеха, при этом, однако, все же не имея покоя и не имея возможности выздороветь на фоне самостоятельно достигнутого успеха. В этом случае старания, направленные на получение социального признания, только приглушают основное чувство нежелательности своего существования.

«Будь таким, каким нужно мне!» Пожалуй, все дети испытывают чрезмерную необходимость приспосабливаться к родительским желаниям и представлениям. Дети нуждаются в руководстве родителей, зависят от их советов, указаний и наставлений, учатся имитировать родительское поведение, взяв его за основу и ориентир. Все это часть нормального развития. При этом качество советов, ясность, понятность и соответствие реальности родительской модели являются важнейшими действующими факторами для становления ребенка как личности.

Однако многие родители непременно хотят, чтобы их дети стали такими, как они. Бессознательно они очень боятся другого образа жизни и не могут позволить своим детям того, чего не разрешают самим себе. Родительское отвержение детской спонтанности и собственного пути – это результат приобретенных ограничений и скованности. Дети не должны стать угрозой для этого щита, поэтому от них требуют согласия с мнением и поведением родителей. Пропасть между естественными потребностями ребенка и ограничивающими родительскими требованиями растет. Ребенку нужны родители, которые учитывают его потребности, всерьез воспринимают его реакции, понимают и признают выражение чувств. Только при таких условиях ребенок мог бы расти и быть таким, какой он есть, в соответствии со своими задатками и возможностями, принимая свои пределы и ограничения. Он мог бы нормально существовать в этом мире, мог бы учиться реагировать подобающим образом, оказывать влияние, приспосабливаться и подчиняться установленному порядку.

Его существование оставалось бы динамичным и эмоционально живым. Но, к сожалению, для большинства детей действительность выглядит иначе. Родители втискивают детей в свои представления, не уважают их реакции, с раздражением реагируют на проявление чувств и запрещают их. Ребенок теряет контакт с самим собой и вынужден учиться ориентироваться преимущественно на родителей. Он научится сдерживать и прятать свои естественные реакции и успокаивать или воодушевлять родителей ложной самостью. Дети берут реакции родителей за ориентир и верят в свою «правильность», если хорошо поняли их ожидания и выполнили их. Они могут чувствовать себя «любимыми», только если продали свои души. Ребенок вынужден «заниматься проституцией» ради своих родителей. Его существование становится фальшивым, зависимым, фиксированным на родительских законах и теряет живость. В конце концов, родители радуются ребенку, который похож на них и отвечает их ожиданиям, не подозревая, какую печальную судьбу они ему готовят. Дети, которые отреклись от себя, остаются зависимыми от внешних обстоятельств, падкими на соблазны, потому что вынуждены были отказаться от контакта с собой. У них мало шансов стать полноценными гражданами с собственным мнением. Используя навязанные им навыки, они часто вырастают честолюбивыми, заносчивыми, эгоистичными, не выносят критики и фактически неспособны к изменениям и новым точкам зрения.

В случае если большое число детей будет отчуждаться таким специфическим образом, из них при соответствующем влиянии вырастет политически действенное большинство, которое и определяет развитие общества.