Текст книги "Победитель"

– Не понимаю, каким образом это связано со мной.

– В расследовании этого дела ФБР придется играть строго по правилам, – говорит он и многозначительно смотрит на меня. – Надо мне добавлять, что ты от этого свободен?

– Кажется, вы уже добавили.

– Если ты простишь мне каламбур, это беспроигрышная ситуация, Вин[14]14
  Каламбур строится на имени героя Win и на словах win-win, что означает беспроигрышную и/или взаимовыгодную ситуацию.


[Закрыть].

– Не прощу.

– Не простишь?

– Не прощу каламбур.

Мои слова вызывают у него улыбку.

– Что ж, вполне честно и точно. Ты, со своей стороны, занимаешься расследованием и защищаешь интересы семьи, и прежде всего интересы двоюродной сестры.

– А с вашей стороны?

– Раскрытие крупного дела.

Я обдумываю его ответ и говорю:

– Я в это не верю. – (ПТ молчит.) – Меньше всего вам нужно пятно на вашем поясе чемпиона. Вы же окончили службу, не проиграв ни одного дела.

В голове теснится множество вопросов, но один так и рвется наружу. Я задаю его ПТ:

– Почему это дело так важно для вас?

– Из-за Патрика О’Мэлли.

– Агента, застреленного Шугарменом?

– Я был тем самым новичком, провалившим операцию.

Глава 7

Пока мой самолет заправляют горючим, ПТ вручает мне папку толщиной с телефонный справочник. Есть много такого, что мне нужно узнать и запомнить, но важнее всего сейчас время. Мы оба приходим к выводу: первым делом нужно встретиться и поговорить с Лейк Дэвис.

– После освобождения из тюрьмы она сменила имя, – говорит ПТ.

– Ничего удивительного.

– Ничего удивительного, но в данном случае подозрительно. Вначале она официально сменила имя. Ладно, сменила, и на здоровье. Однако через два года, решив, что мы перестали за ней следить, она обзавелась полностью фальшивыми документами.

ПТ, конечно же, не переставал за ней следить.

– Теперь ее зовут Джейн Дорчестер. Она живет в Западной Виргинии, в Льюисберге. Владелица собачьего пансионата на окраине города. Замужем. Ее муж – Росс Дорчестер – местный застройщик. Детей у них нет, что вполне объяснимо. Замуж она выходила двадцать лет назад, когда ей было сорок с хвостиком. У Росса две взрослые дочери от первого брака.

– А муж знает, кто она на самом деле?

– Не могу сказать.

Дальше терять время нет смысла. Мы уже находимся в аэропорту Тетерборо. Кабир быстро договаривается с аэропортом в Гринбрайер-Вэлли о посадке моего самолета. Я прощаюсь с ПТ. Не проходит и двух часов, как мой самолет приземляется в Западной Виргинии. У меня на борту есть целый гардероб, поэтому я переодеваюсь так, чтобы максимально соответствовать местным стандартам: выгоревшие облегающие джинсы от Адриано Гольдшмида, клетчатая фланелевая рубашка от Сен-Лорана. На ногах – туристские ботинки «Берениче» итальянской фирмы «Монклер».

Я смешиваюсь с местными мужчинами.

На летном поле меня ждет автомобиль с водителем – полноразмерный пикап «шевроле-сильверадо». Это добавляет местного колорита.

Спустя пятнадцать минут после посадки самолета «шеви-сильверадо» подкатывает к длинному фермерскому дому в конце тупика. Во дворе красуется тошнотворно-яркая вывеска, все буквы разного цвета:

Добро пожаловать в «Риц – Веселый лай».

Отель и курорт

Я громко вздыхаю.

Ниже, буквами помельче, написано:

Поиски окончены!

Вы в лучшем собачьем спа-салоне Западной Виргинии.

Я снова вздыхаю и прикидываю: сумею ли вывернуться, если разряжу в вывеску обойму.

Во время полета я внимательно просмотрел сайт, настойчиво зазывающий в собачий «пятилапный» отель и расписывающий все его достоинства. Заведение предлагает «свободное, внеклеточное содержание». Питомцев здесь можно оставлять как на несколько часов, так и на несколько дней. Хозяевам обещаются чудеса для их «роскошных питомцев». В глазах рябит от трескучих, напыщенных фраз. Здесь предлагают заботливый уход, повышенное внимание к состоянию шерсти, позитивный настрой и – честное слово, я это не придумал – дзеновское душевное спокойствие.

Для собак.

Этот, с позволения сказать, «отель» представляет собой типичный пригородный дом в стиле ранчо с протяженными карнизами и покатой крышей. Я иду к открытой входной двери, сопровождаемый разноголосым лаем. За столом сидит молодая женщина. Она награждает меня улыбкой во весь рот и с чрезмерным энтузиазмом произносит:

– Добро пожаловать в «Риц – Веселый лай»!

– Сколько раз в день вам приходится это повторять? – спрашиваю я.

– Что вы сказали?

– Вы чувствуете, как каждый раз эта фраза откалывает кусочек вашей души?

Женщина не перестает широко улыбаться, но улыбка – это ширма, за которой ничего нет.

– Я могу вам чем-нибудь помочь? – Она перегибается через стол и смотрит на пространство у моих ног. – А где ваша собака?

– Я хочу видеть Джейн Дорчестер.

– Я могу вас обслужить. – Женщина протягивает мне планшет с зажимом, в который вставлено нечто вроде анкеты. – Пожалуйста, заполните эту…

– Нет, сначала мне необходимо увидеть Джейн, – возражаю я. – Мой добрый друг Билли Боб (еще один элемент местного колорита) посоветовал: прежде чем заполнять какие-либо бумаги, обязательно повидаться с Джейн Дорчестер.

Женщина медленно откладывает планшет и встает:

– Ну хорошо. Сейчас узнаю, свободна ли она. Как вас представить?

– Меня зовут Вин.

Она смотрит на меня. Я подбадриваю ее улыбкой. Собачья администраторша уходит.

У меня звонит мобильник. Это Патриша. Вместо ответа отправляю ей эсэмэску:

Позже все расскажу.

Пока не знаю, какую часть услышанного от ПТ сообщу Патрише. Но это может обождать. «Не берись за все дела сразу», – всегда говорил отец, хотя сам редко следовал этому совету. Мне больше нравится высказывание матери Майрона, поданное так, что оно составило бы конкуренцию лучшим шоу Борщового пояса[15]15
  Борщовый пояс – разговорное название курортов в районах Катскилл, Адиронак, Поконо и Беркшир-Хиллс.


[Закрыть]: «Нельзя ехать на двух лошадях, когда одна из них плетется сзади». Тогда это касалось моих сексуальных похождений, и я не слишком понял смысла ее слов, но я все равно обожаю Эллен Болитар и ее мудрость.

Справа от себя я вижу нечто вроде разноцветной игровой комнаты с горками, туннелями, пандусами и игрушками, которые можно жевать. На стенах нарисованы радуги. Пол выстлан зелеными, желтыми, красными и оранжевыми резиновыми плитками. Яркостью и разноцветьем это место превосходит детский сад.

Входит крупный мужчина, неся впереди свой большой живот. Он хмурится на меня и спрашивает:

– Я могу вам помочь?

– А разве у собак есть цветное зрение? – Я киваю в сторону игровой комнаты.

Мой вопрос его смущает.

– Я могу вам помочь? – повторяет он уже с заметной долей раздражения.

– Вы что, Джейн Дорчестер?

Большому Брюху это не нравится.

– Разве я похож на Джейн Дорчестер?

– В области сисек – возможно.

Это ему тоже не нравится.

– Если вы хотите устроить вашу собаку в пансионат…

– Не хочу.

– Тогда, думаю, вам лучше уйти.

– Нет, благодарю вас. Я пришел сюда, чтобы увидеться с Джейн Дорчестер.

– Она занята.

– Тогда скажите ей, что меня прислала некая мисс Дэвис. Мисс Лейк Дэвис.

Врежь я ему по животу ногой с разворотом, его реакция была бы схожей. В этом у меня никаких сомнений. Он знает, кем на самом деле является Джейн Дорчестер. Я склоняюсь к мысли, что передо мной ее муж Росс.

– Дебби, – говорит он улыбающейся молодой особе за столом, – сходи и помоги готовить ванны для собак.

– Но, папа…

– Иди, дорогая.

Услышав «папа», я делаю вывод: Дебби-за-столом – одна из дочерей Росса. Не спешите восхищаться. Некрасиво хвастаться своими успехами, однако я здорово владею искусством дедукции.

Мой мобильник подает сигнал. Точнее, три коротких сигнала. Удивительно. Три коротких сигнала означают входящее сообщение от безымянного приложения знакомств. Меня так и подмывает посмотреть сообщение. Предложения такого характера поступают редко. Обычно инициатором является мужчина. Я заинтригован.

Но на ум снова приходит мудрая фраза Эллен Болитар. Одна лошадь впереди, другая сзади.

– Вам следует уйти, – говорит Большое Брюхо, когда Дебби оставляет нас вдвоем.

– Нет, Росс, я никуда не уйду.

– Садитесь в вашу машину и…

– У меня не машина, а пикап. Вполне мужской автомобиль. Согласны?

– Мы не знаем никакой Лейк Дэвис.

Я награждаю его своим патентованным скептическим изгибом бровей. Уместное применение этого жеста делают слова вроде «Да будет вам» совершенно излишними.

– Мы ее не знаем, – настаивает Росс.

– Отлично. В таком случае вы не станете возражать, если я обращусь в СМИ и сообщу им, что Лейк Дэвис, известная метательница бутылок с зажигательной смесью, одна из «Шестерки с Джейн-стрит», нынче скрывается в Западной Виргинии под именем Джейн Дорчестер.

Он делает несколько шагов в мою сторону. Его живот раскачивается.

– Послушайте, – произносит он вполголоса, как это делают крутые парни в фильмах, – она отбыла свой срок.

– Верно. Отбыла.

– И здесь по-прежнему территория Соединенных Штатов Америки.

– Так оно и есть.

– Мы не обязаны говорить с вами.

– Вы, Росс, не обязаны. А вот вашей жене придется.

– Приятель, я знаю законы. Моя жена не обязана ничего говорить ни вам, ни кому-либо еще. У нее есть права, включая право хранить молчание. Мы намерены воспользоваться этим правом.

Его живот совсем рядом со мной, отчего у меня возникает желание по нему похлопать.

– Росс, вы ведь нечасто пользуетесь этим правом. Что, угадал?

Ему не нравится услышанное, но надо признаться: сейчас я действую не самым лучшим образом. Росс подходит еще ближе. Теперь его живот почти касается меня. Росс глядит на меня сверху вниз. Замечали, что крупные мужчины часто совершают эту ошибку?

– У вас есть предписание? – спрашивает он.

– Нет.

– Вы находитесь в частном владении. У нас есть права.

– Вы уже не первый раз это говорите.

– О чем?

– О том, что у вас есть права. Мы можем перейти к делу? Я не работаю в правоохранительных органах. Они должны следовать правилам. Я – нет.

– Вы – нет… – Росс изумленно качает головой. – Вы это всерьез?

– Позвольте пояснить. Если Джейн откажется говорить со мной, я обращусь в СМИ и расскажу, кем стала знаменитая Лейк Дэвис. У меня с этим нет проблем. Но шумом в СМИ дело не закончится. Я найму людей, которые будут дежурить возле вашего дома и всех мест, где вы бываете по делам, возле вашего разрекламированного собачьего отеля тоже. И куда бы Джейн ни пошла, эти люди будут забрасывать ее вопросами.

– Это харассмент!

– Тише, не перебивайте! Я посмотрел на сайте Yelp отзывы о вашем отеле. Одна женщина резко отзывается о вас. Она оставляла вам своего пуделя, а его здесь покусал бишон-фризе. Я встречусь с этой женщиной и сумею убедить ее подать на вас в суд. Я дам ей своего личного адвоката, и ей не придется заплатить ни цента. Возможно, отыщутся и другие владельцы собак, которые захотят выдвинуть аналогичные иски против вас. Я найму следователей, и они детально проверят каждую сторону вашей деловой и личной жизни. Любому человеку есть что скрывать, но если я ничего не найду, то попросту создам компромат. Я буду неутомим в своих усилиях поломать жизнь вам обоим, и мои усилия принесут результаты. Наконец, пройдя через множество ненужных страданий, вы оба поймете: единственный способ остановить этот кошмар – поговорить со мной.

Лицо Росса Дорчестера багровеет.

– Это… это шантаж.

– Постойте, сейчас найду в сценарии свои дальнейшие слова. – Делаю вид, что листаю страницы. – Вот, нашел. – Откашливаюсь. – Шантаж. Какое мерзостное слово!

На мгновение кажется, будто Росс меня ударит. Я это чую нутром. Мне, конечно же, хочется, чтобы он ударил, тогда я смогу дать сдачи. Я давно убедился, что мне не обуздать эту сторону своей личности, хотя в данном случае насилие только помешало бы мне достигнуть своих целей.

Когда Росс вновь открывает рот, в его голосе слышится боль:

– Вы не знаете, через что она прошла.

Я молчу. «Теперь понятно, – думаю я, – почему ПТ хотел, чтобы я взялся за это дело и почему он не стал полагаться на коллег».

– Она упорно трудилась, чтобы подвести черту под прошлым и построить хорошую жизнь для нас и нашей семьи. И после всего этого вы неожиданно вторгаетесь и…

Мне так и хочется оборвать его монолог одним из лучших образцов своей пантомимы: показать игру на самой крошечной в мире скрипке. Но опять-таки это только повредит.

– У меня нет намерений причинять вред кому бы то ни было, – уверяю я Росса. – Мне необходимо поговорить с вашей женой. Затем я, скорее всего, предложу вам обоим собрать чемоданы и на время куда-нибудь уехать.

– Почему?

– Потому что, нравится вам или нет, прошлое возвращается.

Он моргает и отводит взгляд:

– Убирайтесь!

– Нет.

– Я сказал…

– Росс… – слышится за спиной женский голос.

Я поворачиваюсь. У нее короткие седые волосы. На ней джинсы. Рукава коричневой рубашки, явно принадлежащей ее мужу, закатаны до локтей. На ногах – поношенные серые кроссовки. На руках – резиновые перчатки. В одной руке она держит ведро. Ее глаза устремлены на меня. Возможно, она надеется на сочувствие и понимание. Поскольку выражение моего лица не обещает ни того ни другого, на ее лице медленно появляется выражение покорности судьбе. Она поворачивается к мужу.

– Ты не обязана, – начинает Росс, но Джейн – Лейк отмахивается:

– Мы всегда знали, что этот день придет.

Теперь и его лицо выражает готовность капитулировать.

– Как вас зовут? – спрашивает она.

– Называйте меня Вином.

– Вин, пойдемте прогуляемся.

Глава 8

– Как вы меня нашли?

Мы вышли на задний двор. Там два больших загона, в которых свободно бегают собаки. Один предназначен для пород помельче. На столе лежит бородатая колли, которой работники пансионата наводят красоту. Бульмастиф принимает ванну. Двор залит ярким солнечным светом.

Джейн ждет моего ответа, и потому я отвечаю:

– У меня свои методы.

– Это было очень давно. Я говорю так не ради оправдания. И моя роль во всем этом была незначительной, что тоже не является оправданием. Но не проходит дня, чтобы я не вспоминала тот жуткий вечер.

Я притворно зеваю. Она усмехается:

– О’кей. Возможно, я заслуживаю это. Может, мои слова звучат немного лицемерно.

– Самую малость, – отвечаю я.

Она снимает перчатки, тщательно моет руки и вытирает полотенцем. Потом кивком головы указывает на дорожку в зарослях, предлагая пройти туда.

– Вин, зачем вы приехали?

– Расскажите о том дне, когда Рай Стросс утонул в озере Мичиган, – вместо ответа прошу я.

Она идет, опуская голову все ниже. Руки у нее засунуты в задние карманы, не знаю зачем. Но мне это почему-то нравится.

– Рай не утонул, – говорит она.

– Однако полиции вы сказали, что утонул?

– Да.

– Значит, вы солгали?

– Да.

Мы углубляемся в заросли.

– Мне думается, Рай сумел выплыть. – (Я не отвечаю.) – Он жив или мертв?

И вновь я оставляю ее вопрос без ответа.

– Когда вы в последний раз видели Рая Стросса?

– Вы ведь не агент ФБР?

– Нет.

– Но та история вас очень интересует.

– Миссис Дорчестер! – говорю я и останавливаюсь.

– Зовите меня Лейк. – У нее впечатляющая улыбка, которая мне нравится. В этой женщине есть спокойная сила. – Почему бы и нет? – добавляет она.

– Почему бы и нет, – повторяю я. – Лейк, мои дела вас не касаются. Мне нужно, чтобы вы сосредоточились. Ответьте на мои вопросы, и я исчезну из вашей жизни. Это понятно?

– А в вас что-то есть.

– Да. Так когда вы последний раз видели Рая Стросса?

– Более сорока лет назад.

– Значит, это было…

– За три недели до того, как я сдалась властям.

– И с тех пор у вас с ним не было никаких контактов?

– Никаких.

– Есть какие-нибудь догадки насчет мест его обитания?

Ее голос становится мягче.

– Никаких, – повторяет она и спрашивает: – Рай жив?

– Где вы видели его в последний раз? – Я игнорирую и этот ее вопрос.

– Не понимаю, почему сейчас это так важно.

«Отвечайте на мой вопрос», – говорит моя улыбка.

– Мы находились в Нью-Йорке. Есть такой пивной бар «Малаки». Это на Семьдесят второй улице, близ Колумбус-авеню.

Я знаю «Малаки». Типичный пивной бар, где светловолосые уставшие барменши называют вас «дорогуша». Листы меню там ламинированы, но после них хочется вымыть руки. «Малаки» – это не искусственно созданная пивнушка, не какая-то копия дайв-бара из диснеевских фильмов, где хипстеры могут чувствовать себя погруженными в романтическую атмосферу и в то же время не опасаться за свою безопасность. Иногда я захожу в «Малаки» – это всего в квартале от моего дома. Но, заходя туда, я не прикидываюсь завсегдатаем.

– В семидесятые годы существовала подпольная сеть тех, кто симпатизировал и помогал нам, – продолжает Лейк. – Мы с Раем постоянно перемещались. Эти люди прятали нас. – Она перехватывает мой взгляд; у нее манящие серые глаза, прекрасно сочетающиеся с сединой волос. – Но их имен я вам не назову.

– Мне не интересно вламываться в жизнь престарелых хиппи.

– Тогда что вам нужно от меня?

Я жду. Она вздыхает:

– В общем, помотались мы изрядно. По коммунам хиппи, подвалам, заброшенным домам, кемпингам, неприметным мотелям. Это продолжалось более двух лет. Не забывайте: когда все это началось, мне было всего девятнадцать. Мы планировали спалить пустое здание. Никто из людей не пострадал бы. Мне даже не разрешили бросить бутылку с «коктейлем Молотова».

Она уклоняется в сторону.

– Итак, вы оказались в Нью-Йорке, в пивбаре «Малаки», – напоминаю я.

– Да. Ютились в подвальной кладовке. Вонь была жуткая. Смесь прокисшего пива и блевотины. Эта вонь до сих пор меня преследует. Честное слово. Но главное не в этом. Рай – он стал психически неустойчивым. Думаю, у него и раньше были нелады с психикой. Теперь я это хорошо понимаю. Не знаю, что со мной было не в порядке, но мне казалось, будто только он сможет исправить положение. Я выросла в далеко не идеальных условиях, только вряд ли вы захотите об этом слушать.

Она права. Не захочу.

– Но Рай, запертый в тесном вонючем подвале, начал буквально съезжать с катушек. Я больше не могла находиться рядом с ним. Эти отношения пагубно действовали на меня. Нет, он никогда меня не бил. Я совсем не об этом. Женщина, приютившая нас в подвале «Малаки», тоже это видела. Добрая женщина. Я буду называть ее Шейлой, хотя это не ее настоящее имя. Шейла поняла, что я нуждаюсь в помощи. Я часто плакалась ей в жилетку. Вскоре мне стало понятно: я должна от него уйти. Иного выбора не было. Но куда уйти? Я собиралась и дальше прятаться от властей. Шейла знала кого-то, кто мог бы тайком переправить меня в Канаду, а оттуда в Европу. Однако я уже больше двух лет находилась в бегах. Я не хотела жить так до конца своих дней. Стресс, грязь, усталость и, хуже всего, скука. Весь день ты либо куда-то едешь, либо прячешься. Мне думается, разыскиваемые беглецы чаще всего сдаются властям, чтобы прекратить монотонное существование. Я просто жаждала нормальной жизни. Надеюсь, вы понимаете, о чем я говорю?

– О нормальной жизни, – вслед за ней повторяю я, чтобы она не потеряла нить рассказа.

– Шейла познакомила меня с юристом, симпатизирующим таким, как я. Он преподавал в Колумбийском университете. Он посоветовал сдаться, предположив, что много мне не дадут. Основной упор защиты будет сделан на мою молодость, пагубное влияние Рая и так далее. Мы разработали план. Я отправилась в Детройт, где пряталась несколько недель. Когда прошло достаточно времени, я явилась в местное ФБР.

– Вы рассказывали Раю Строссу о том, что собираетесь сделать?

Она медленно качает головой, запрокинутой к небу:

– Все это делалось у Рая за спиной. Я оставила у Шейлы записку для него, где попыталась все объяснить.

– И как он отреагировал на ваш отъезд?

– Не знаю. Когда берешься за осуществление подобного плана, назад уже не оглядываешься. Это слишком опасно для всех.

– А потом, оказавшись на свободе, вы пытались что-то выяснить?

– Нет, никогда. По той же причине: не хотела никого подвергать опасности.

– Но вас должно было снедать любопытство.

– Скорее чувство вины, – возражает она. – Рай становился все более невыносим, и у меня не было другого выхода, кроме как с ним порвать. Его влияние на меня ослабело, но… Боже, вам не вообразить, чего мне это стоило! Для меня весь свет клином сошелся на Рае Строссе. Ради него я была готова умереть. В буквальном смысле.

У меня возникает вопрос, который я решаю приберечь на потом: «А убивать ради него вы тоже были готовы?»

– В ФБР вы сказали, что он утонул на Верхнем полуострове Мичигана.

– Я придумала такую версию.

– Зачем?

– А вы как думаете? Я все-таки была перед ним в долгу.

– Вы сделали это, чтобы отвлечь внимание?

– Разумеется, чтобы копы не дышали ему в затылок. Я также должна была объяснить, почему сдалась властям именно сейчас. Не могла же я сказать, что причиной послужило невменяемое состояние великого Рая Стросса, орущего на себя в подвале бара в Верхнем Вест-Сайде. Сейчас бы у него диагностировали биполярное расстройство, обсессивно-компульсивное навязчивое состояние и что-нибудь подобное. А тогда? По ночам, когда бар закрывался, Рай частенько поднимался наверх и начинал расставлять бутылки на полках так, чтобы они находились на одинаковом расстоянии друг от друга и этикетки глядели строго по центру. Он занимался этим часами.

Я вспоминаю башню в «Бересфорде».

– У него были деньги?

– У Рая?

– Вы говорили, что прятались в подвале бара.

– Да.

– У него были деньги на более приличное жилье?

– Нет.

– Он интересовался искусством?

– Искусством?

– Живописью, скульптурой, еще чем-то.

– Я не… А почему вы спрашиваете?

– Вы когда-нибудь совершали ограбления вместе с ним?

– Что? Разумеется, нет.

– Значит, вы попросту рассчитывали на доброту незнакомых людей?

– Я не…

– Вы наверняка знаете, что другие радикалы не брезговали ограблением банков. Например, Симбионистская армия освобождения. Они ограбили бронеавтомобиль компании «Бринк». Вы со Строссом занимались чем-то подобным? Я не собираюсь привлекать вас к ответственности. Дело все равно бы не возбудили из-за истечения срока давности. Но мне необходимо знать.

Нам навстречу идет подросток с тремя собаками на поводках. Лейк Дэвис улыбается и кивает ему. Он кивает в ответ.

– Я еще в самом начале хотела сдаться властям. Но он бы мне не позволил.

– Он бы вам не позволил?

– Частью любого поклонения является абьюз. Я узнала это на своей шкуре. Те, кто сильно любит Бога, столь же сильно Его боится. Даже слово есть такое – «богобоязненный». Самые фанатично преданные, постоянно глаголющие о Божьей любви – это всегда те, кто бредит адскими муками и вечным проклятием. Отсюда вопрос: любила я Рая или боялась его? Не знаю, насколько широка черта, отделяющая одно от другого.

Я приехал сюда не ради философской дискуссии и потому меняю тему:

– Вы слышали в новостях о том, что нашли украденную картину Вермеера?

– Да. Это вчера сообщали? – До нее медленно доходит. – Постойте. Ведь в квартире, где нашли картину, обнаружили труп?

– Это был Рай Стросс, – киваю я и даю ей время, чтобы переварить услышанное. – Он превратился в отшельника и стал захламлять свое жилище разным барахлом.

Я рассказываю ей о башне в «Бересфорде», загроможденной невесть чем, и о картине на стене. Об истории с моей двоюродной сестрой ей знать незачем.

Впереди мы видим скамейку. Лейк Дэвис плюхается на сиденье, словно у нее вдруг подкосились ноги. Я остаюсь стоять.

– Значит, Рая убили.

– Да.

– После стольких лет. – Лейк Дэвис качает головой; ее глаза стекленеют. – До сих пор не понимаю, зачем вы здесь.

– Картина Вермеера принадлежала моей семье.

– Получается, вы приехали, чтобы найти вторую картину? – (Я не отвечаю.) – У меня ее нет. Когда обе картины украли?

Я называю дату.

– Так это было гораздо позже. Я уже отсидела и освободилась.

– А после убийств вы когда-нибудь видели кого-нибудь из «Шестерки с Джейн-стрит»?

Слово «убийства» заставляет ее вздрогнуть. Я намеренно его употребил.

– Подполье разделило нас. Невозможно скрываться вшестером.

– Я спрашивал не об этом.

– Всего однажды.

Когда она умолкает, я подношу руку к уху:

– Я слушаю.

– Мы провели пару дней с Арло.

– С Арло Шугарменом?

– В Талсе, – кивает она. – Он выдавал себя за студента Университета Орала Робертса[16]16
  Университет Орала Робертса является частным евангелическим учебным заведением.


[Закрыть]. Я нашла это весьма ироничным.

– Почему?

– Арло вырос в еврейской религиозной семье, но всегда гордился своим атеизмом.

Я припоминаю, что видел это в папке, переданной мне ПТ.

– Шугармен утверждал, будто в тот вечер его там не было.

– Мы все утверждали, и что с того?

Честный ответ.

– Он ведь учился на отделении искусств в Колумбийском университете и хорошо успевал.

– Может быть. Постойте, вы думаете, что Арло и Рай…

– А вы?

– Нет. То есть у меня нет полной уверенности, но…

Я вспоминаю, через какие ужасы пришлось пройти Патрише.

– Вы упоминали, что Рай Стросс причинял вам страдания.

– И что? – Она сглатывает.

– Вы полностью изменили свою личность. Можно сказать, соскочили с крючка.

– Однако вы меня нашли.

Я стараюсь держаться скромно, потом спрашиваю:

– Вы боялись, что Рай попытается вас найти?

– Не только Рай.

– Кто еще?

Она отмахивается от меня. Чувствую, дальше она говорить не намерена.

– Есть вероятность, что Рай Стросс был причастен к более страшным делам, чем кража картин.

– Что вы имеете в виду?

Я не вижу причин подслащивать пилюлю:

– Похищение, изнасилование и в дальнейшем – убийство молодых женщин.

Ее лицо бледнеет.

– Возможно, у него был сообщник, – добавляю я и спрашиваю: – Как по-вашему, Рай мог участвовать в подобных злодеяниях?

– Нет, – тихо отвечает она. – По-моему, теперь вам и в самом деле лучше уйти.