Текст книги "Победитель"

Глава 9

На обратном пути, в самолете, я начинаю читать фэбээровскую папку. Я называю это папкой, хотя на самом деле ПТ вручил мне увесистый «кирпич» толщиной три дюйма со сброшюрованными ксерокопиями документов и фотографий. Я достаю свою ручку «Монблан» и выписываю имена «Шестерки с Джейн-стрит»:

Рай Стросс

Арло Шугармен

Лейк Дэвис (Джейн Дорчестер)

Билли Роуэн

Эди Паркер

Лайонел Андервуд

Какое-то время я смотрю на столбик с именами. Думаю об этой шестерке. А ведь за сорок лет из них объявился только один (теперь два, если добавить Рая Стросса). Склоняюсь к тому, что ПТ, вероятно, прав относительно их судьбы.

Скорее всего, кто-то из них, если не все, уже мертвы.

А может, и нет. Удавалось же Раю Строссу все эти годы выживать, пока его жестоко не прикончили. Если Стросс успешно прятался в центре самого крупного города страны, почему и остальные не могут обитать в подполье?

Странно, что я не верю своим рассуждениям.

Один еще мог бы прятаться. Возможно, двое. Но четверо?

Невероятно.

Я начинаю с хронологического порядка и записываю вопрос:

Кого из шестерых видели после неудачной атаки на Фридом-Холл?

В первый, второй и третий день после атаки никто из шестерки не высовывал носа. Их нигде не видели. Неудивительно, если учесть, что на них устроили облаву. И только на четвертый день появляется первая наводка. ФБР получило анонимное сообщение о том, что Арло Шугармен прячется в одном из заброшенных домов Бронкса. Увы, мы знаем, чем это закончилось. Агент Патрик О’Мэлли был смертельно ранен на заднем крыльце дома. Рядом с именем Шугармена я делаю запись об инциденте, поскольку это первый раз, когда он засветился. Второй случай, по словам Лейк Дэвис, происходит уже в Талсе, штат Оклахома, в Университете Орала Робертса, студентом которого Арло Шугармен числился в 1975 году. Записываю и эти данные.

По Шугармену все. Больше он не всплывал.

Перехожу к Билли Роуэну. Согласно документам ФБР, после атаки Роуэна видели всего один раз – через две недели после пресс-конференции, о которой скажу чуть ниже. Эти сведения поступили от Ванессы Хоган, матери одной из жертв. Ее сын, семнадцатилетний Фредерик Хоган, житель Грейт-Нека, штат Нью-Йорк, находился в упавшем автобусе и утонул. Ванесса Хоган, глубоко верующая женщина, почти сразу после смерти сына выступила по телевидению и сказала, что простила тех, по чьей вине погиб юный Фредерик.

«Должно быть, мой Фредерик понадобился Богу для более важных дел», – заявила она на пресс-конференции.

Терпеть не могу подобного рода оправдания. Их я ненавижу даже сильнее, чем обратный вариант, когда выживший участник трагедии заявляет, что «Бог сохранил мне жизнь, поскольку у Него на меня особые виды». Завуалированное предположение, будто на погибших Богу было глубоко плевать. Но в данном случае Ванесса Хоган была молодой вдовой, только что потерявшей единственного сына, и потому мне следует сделать ей поблажку.

Впрочем, я отвлекся от темы.

Согласно отчету ФБР, через две недели после пресс-конференции Ванессы Хоган, когда интенсивность поисков заметно уменьшилась, Билли Роуэн постучался в заднюю дверь ее дома. Кстати, он тоже вырос в глубоко религиозной семье. Появился он примерно в девять часов вечера. В то время Ванесса Хоган была дома одна и находилась на кухне. Билли Роуэн якобы видел ее по телевизору и хотел лично принести извинения, прежде чем окончательно податься в бега.

Ладно, пусть будет так. Записываю этот эпизод напротив фамилии Роуэна. Его первое и единственное появление на публике.

Перехожу к остальным. Эди Паркер не всплывала ни разу. Лайонел Андервуд – ни разу. На момент вручения мне увесистой папки сведений о том, чтобы кто-то видел Рая Стросса, разумеется, в ней тоже не было.

Постукиваю ручкой по нижней губе и продолжаю думать о шестерке. Предположим, все они десятками лет успешно находились в подполье. Но поверю ли я, что они никогда, ни разу не выходили на связь с родными?

Не поверю.

Внимательно пролистываю папку и выписываю имена близких родственников, которых мог бы расспросить. У Рая Стросса был квазиизвестный брат Сол, прогрессивный адвокат, защищавший обездоленных. Он телевизионная «говорящая голова». Впрочем, разве таких сейчас мало? Неужели Рай никогда не общался с братом, хотя они почти сорок лет жили в одном городе? Насколько я знаю, Сол Стросс появляется в новостной программе Хестер Кримстайн с забавным названием «Кримстайн о криминале». Возможно, Хестер сведет меня с ним.

Родители Стросса умерли. Фактически из двенадцати родителей «Шестерки с Джейн-стрит» в живых сейчас остались всего двое: отец Билли Роуэна и мать Эди Паркер. Выписываю их имена. Затем прохожусь по ныне живым братьям и сестрам. Это добавляет еще девять человек, хотя двое из них – родня Лейк Дэвис и мне они не понадобятся. Имена остальных заношу в список. Будь у меня помощник и побольше времени, я бы расширил генеалогическое древо, включив туда дядей, тетей, двоюродных и троюродных братьев и сестер. Но насчет помощника и дополнительного времени я сильно сомневаюсь.

И все равно имен много. Мне понадобится чья-то помощь.

Мысли, естественно, обращаются к Майрону.

Он сейчас во Флориде, возится с родителями и помогает жене освоиться на новой работе. Я не хочу отрывать его от семейных дел. Те, кто хорошо нас знает, отметят: всякий раз, когда Майрон увязал в аналогичных донкихотских поисках и просил у меня помощи, я неизменно откликался, не мешкая и не задавая лишних вопросов. Майрон передо мной в долгу.

Однако те, кто так думает, ошибаются.

Чтобы понять, что я имею в виду, расскажу вам про совет, который отец Майрона – один из мудрейших людей – дал сыну накануне свадьбы. А поскольку шафером на свадьбе Майрона был ваш покорный слуга, совет предназначался и для меня.

«Отношения никогда не выстраиваются пятьдесят на пятьдесят. Иногда это шестьдесят на сорок, иногда восемьдесят на двадцать. В одних твоя доля будет восемьдесят, в других – только двадцать. Важно это принять и удовлетвориться тем, что имеешь».

Уверен, эта простая мудрость справедлива для всех значительных отношений, а не только браков. Если принять во внимание, насколько моя дружба с Майроном стала крепче и насколько выправилась моя жизнь, получается, что Майрон мне ничего не должен.

Мобильник сообщает, что я до сих пор не ответил приложению по знакомствам. Вряд ли этим вечером у меня найдется время, но оставить сообщение без ответа – значит проявить грубость. Когда я кликаю по уведомлению и читаю предложение, у меня округляются глаза. Изменив первоначальное решение, я назначаю встречу на восемь часов вечера.

Позвольте объяснить почему.

У приложения знакомств весьма необычная «биографическая» страница. Она совсем не похожа на обычные приложения знакомств, где ты вываливаешь разную чепуху о том, как тебе нравится пина-колада или внезапно пошедший дождь. Здешняя страница больше похожа на рейтинги, которые выставляют водителям такси «Убер». Но поскольку большинство членов нашего закрытого сообщества редко пользуются приложением (в отличие от вашего покорного слуги), разработчики снабдили персональные рейтинги тем, что можно грубо назвать рейтингом внешних показателей. Это более сложный алгоритм, чем оценка водителей. Здесь учитывается много специфических физических величин на многих уровнях. Одно из правил пользования приложением гласит: если ты спрашиваешь у другого клиента о своем рейтинге или этот клиент сам тебе его называет, вы оба обязаны немедленно прекратить членство в сообществе. Я, например, не знаю своих показателей.

Уверен, что они высоки. К чему ложная скромность?

Чтобы вы имели представление, скажу, что суммарный рейтинг Битси Кэбот был 7,8 из десяти. Самый низкий рейтинг женщины, на секс с которой я обычно соглашаюсь, равняется 6,5. Правда, однажды я согласился и на 6,0, но тогда других попросту не было. Рейтинги в нашем приложении выставляются очень строго. Здешние шесть во всех прочих местах считались бы за восемь.

Хотите знать, какой самый высокий рейтинг был у женщин, с которыми я встречался? Однажды мне попалась партнерша с 9,1. До того как выйти замуж за звездного рок-музыканта, она была знаменитой супермоделью. Вы знаете ее имя. Единственная женщина выше девятки, с которой я ложился в постель.

Ну а женщина, попросившая меня о свидании?

Ее рейтинг 9,85.

Такую возможность я ни за что не упущу.

Мне звонит ПТ:

– Как прошла встреча с Лейк Дэвис?

Начинаю с очевидного:

– Она соврала о том, что Стросс утонул.

Затем передаю ему остальные подробности нашего разговора.

– И какой твой следующий шаг?

– Навещу бар «Малаки».

– Через сорок лет?

– Да.

– Мало шансов.

– Выбор у меня небогатый.

– Что еще?

– Я составил список людей, с которыми будет не лишним встретиться и поговорить. Нужно, чтобы ваши люди снабдили меня их нынешними адресами.

– Перешли мне список по электронной почте.

Я знаю, как работает ПТ. Прежде чем что-то сообщить, он выуживает сведения из собеседника. И теперь, рассказав ему свою часть, я могу спросить о новостях с его стороны:

– А у вас есть что-то новенькое?

– Получили из «Бересфорда» записи с камер наблюдения. Недельной давности. Мы думаем, в тот день он и был убит, но… – (Я жду.) – Мы не знаем, насколько полезными они окажутся.

– На них есть убийца?

– Вероятно, да. Но там видно совсем мало.

– Я бы хотел взглянуть.

– Через час кину тебе ссылку.

Я обдумываю его предложение:

– Пожалуй, я по пути заеду в «Бересфорд» и попрошу швейцаров показать мне запись.

– Я их предупрежу.

– Но сначала я загляну в «Малаки».

– Вин, это еще не все. – (Я жду.) – Мы больше не можем скрывать личность убитого. Завтра утром директор объявит, что убитым оказался Рай Стросс.

– Ну не красавчик ли ты, а?

– Да, – говорю я. – Красавчик.

Кэтлин, давнишняя барменша в «Малаки», заливается не то смехом, не то кашлем курильщицы. У нее лукавая, «цыганистая» улыбка и соломенные, а не блондинистые волосы. Кэтлин за шестьдесят, но держится она уверенно и с какой-то старомодной знойной страстностью, которая некоторым может показаться низкопробной и смешной. Она грудаста, фигуриста и вся такая мягкая. Кэтлин мне сразу нравится, но я понимаю: нравиться посетителям – ее работа.

– Эх, будь я помоложе… – начинает Кэтлин.

– И будь я поудачливее, – парирую я.

– Ой, перестань!

Я выгибаю бровь. Это один из моих фирменных жестов.

– Не надо себя недооценивать, Кэтлин. Еще не вечер.

– Какой ты наивный. – Она игриво шлепает меня посудным полотенцем, которое в последний раз стиралось в дни правления президента Эйзенхауэра. – Очаровашка. Красавчик хоть куда. Но наивный.

На табурете справа от меня восседает Мальчуган Фрэнки. Ему под восемьдесят. На голове твидовая кепочка. Из ушей торчат волосы, делая его похожим на кукольного тролля. Никакая пластическая хирургия не сделала бы его нос более приплюснутым. До этого я бывал в «Малаки» раз пять и всегда видел Мальчугана Фрэнки на одном и том же табурете.

– Хочешь выпить? – предлагаю я.

– О’кей, – нараспев произносит Фрэнки. – Но, между прочим, я совсем не считаю тебя красавчиком.

– Считаешь. Только признаться не хочешь.

– Может, и так, но это не значит, что я готов заняться с тобой сексом.

– Мечты здесь тяжко умирают, – вздыхаю я.

Ему это нравится.

«Малаки» – настоящий дайв-бар. Плохое освещение, обшарпанные и небрежно подкрашенные деревянные панели, дохлые мухи в плафонах светильников. Посетители настолько приросли к этому месту, что трудно понять, где кончается табурет и начинаются их задницы. Над стойкой покачивается вывеска: «Жизнь хороша, и пиво тоже». Перл мудрости. Завсегдатаи великолепно ладят с новичками. Здесь спокойно принимают все, кроме понтов. В каждом углу стойки стоит по телевизору. На одном «Нью-Йорк янкиз» проигрывают кому-то, на другом – «Нью-Йорк рейнджерс» тоже кому-то проигрывают. Чувствуется, в «Малаки» никто не болеет ни за бейсбол, ни за хоккей.

Меню стандартное для подобных заведений. Мальчуган Фрэнки настаивает, чтобы я заказал куриные крылышки. Приносят тарелку: сплошной жир с редкими косточками. Я пододвигаю тарелку ему. Мы начинаем болтать. Старик сообщает мне, что женат в четвертый раз.

– Я ее очень люблю, – признается Мальчуган Фрэнки.

– Поздравляю.

– Само собой, и тех трех я тоже очень любил. И сейчас люблю. – В его глазах блестят слезы. – Это моя слабость. Влюбляюсь по уши. Тогда я прихожу сюда, чтобы забыться. Ты понимаешь, о чем я?

Я ничего не понимаю, но говорю, что да. Из колонок льется песенка «True» группы Spandau Ballet. Мальчуган Фрэнки начинает им подпевать:

– Это звук моей души, это звук… – Он умолкает и поворачивается ко мне. – Вин, ты когда-нибудь был женат?

– Нет.

– Умница. Постой, ты гей?

– Нет.

– Меня это не волнует. Если честно, мне нравятся многие здешние геи. Меньше соперничества из-за женщин, если ты понимаешь, о чем я.

Я спрашиваю, давно ли он ходит в «Малаки».

– Впервые я пришел сюда двенадцатого января тысяча девятьсот шестьдесят шестого года.

– Впечатляет, – улыбаюсь я.

– Величайший день в моей жизни.

– Почему? – с неподдельным любопытством спрашиваю я.

Мальчуган Фрэнки поднимает три коротких пальца:

– По трем причинам.

– Расскажи.

– Первая: в тот день я впервые обнаружил это место, – говорит он, загибая безымянный палец.

– Логично.

– Вторая. – Мальчуган Фрэнки загибает средний палец. – В тот день я женился на своей первой жене Эсмеральде.

– В день свадьбы ты ушел от жены в бар?

– Я еще не был женат, а готовился к церемонии, – отвечает он, делая упор на слове «женат». – Кто рискнет упрекнуть мужчину, если перед этим он решил пропустить пару стаканчиков крепенького?

– Только не я.

– Моя Эсмеральда была такой красивой. Внушительной. Свадебное платье у нее было ярко-желтого цвета. На свадебных фотографиях я выгляжу маленькой планеткой, которая вращается вокруг огромного солнца. Но красивого.

– А третья причина?

– Ты куда моложе меня. Но скажи: ты смотрел телесериал «Бэтмен»?

– Да.

«Это судьба», – думаю я. Мы с Майроном смотрели каждую серию по миллиону раз. Я киваю Фрэнки:

– Адам Уэст, Берт Уорд.

– Вот-вот. Загадочник и Пингвин. Я уж не говорю про Джули Ньюмар в роли Женщины-кошки. Я бы оторвал у Эсмеральды правую руку и отшлепал себя по спине, только бы понюхать волосы Джули Ньюмар. Не сочти за обиду.

– Я и не думаю обижаться.

– А теперь у нас все эти, – он пальцами изображает кавычки, – «мастера перевоплощения». Специально теряют по сотне фунтов, чтобы сыграть Джокера. А в те славные времена! Сезар Ромеро даже и не подумал сбривать усы. Просто закрыл их гримом. Вот, друг мой, как тогда играли актеры.

Мне нечего возразить.

– Так как насчет третьей причины?

– Я-то думал, ты фанат сериала.

– Фанат.

– Тогда скажи, какой злодей появляется в самой первой серии?

– Загадочник. Его играл Фрэнк Горшин.

– Ответ правильный. А когда ее впервые показали? – Мальчуган Фрэнки улыбается и кивает. – Двенадцатого января шестьдесят шестого года.

Мне хочется расцеловать этого старика.

– Давай подытожим. В день твоей свадьбы ты пошел в «Малаки» промочить горло, а затем смотрел по телевизору премьеру «Бэтмена».

Мальчуган Фрэнки театрально кивает и смотрит в стакан:

– Полвека прошло, а «Малаки» по-прежнему в моей жизни. И пятьдесят лет спустя я продолжаю смотреть «Бэтмена» на своем стареньком видеомагнитофоне. – Он выразительно пожимает плечами. – А Эсмеральда? Ее уже давно нет на этом свете.

Какое-то время мы пьем молча. Пора переходить к цели моего прихода, но мне нравится говорить с ним. Постепенно я перевожу разговор в нужное русло и спрашиваю Мальчугана Фрэнки, помнит ли он официантку или барменшу по имени Шейла. Может, ее звали Шелли или еще как-то в этом роде. Я надеюсь, что Лейк Дэвис допустила промашку и назвала мне настоящее имя. Мой собеседник чешет в затылке.

– Кэтлин! – кричит он.

– Чего тебе?

– Ты помнишь некую Шейлу, которая здесь работала в те далекие годы?

– Ха!

Кэтлин улыбается, но с языком ее телодвижений и жестов что-то явно не так. Возможно, дело в улыбке, вдруг ставшей наигранной. А может, ее пальцы слишком сильно впиваются в рукоятку пивного крана.

– А кто спрашивает?

– Да наш красавчик Вин. – Мальчуган Фрэнки похлопывает меня по спине.

Кэтлин подходит к нам. Полотенце болтается у нее на плече.

– Какая еще Шейла?

– Не знаю, – отвечаю я.

– Не помню я никакой Шейлы, – качает она головой. – А ты, Фрэнки?

Он тоже качает головой и вдруг вскакивает с табурета.

– Пойду-ка я всласть пожурчу, – сообщает он нам.

– Это с твоей-то простатой? – возражает Кэтлин.

– А что, человеку нельзя помечтать?

Шаркая, Мальчуган Фрэнки удаляется. Кэтлин поворачивается ко мне. Судя по выражению ее лица, она все это видела не раз. Забейте в Google слова «утратившие вкус к жизни», и он выдаст вам ее фотографию.

– И когда эта Шейла могла тут работать?

– Году в семьдесят пятом. Примерно в то время.

– Ты серьезно? Так с той поры уже больше сорока лет прошло. – (Я жду.) – Что было до меня, не знаю. Я пришла сюда тремя года позже. Летом семьдесят восьмого.

– Понятно, – отвечаю я. – А есть у вас еще кто-нибудь из давнишних работников?

– Дай подумать. – Кэтлин закатывает глаза к потолку, изображая напряженное раздумье. – Пожалуй, старик Мозес с кухни тогда уже работал, но в прошлом году он уволился и перебрался во Флориду. А что касается других… Пожалуй, я тут самая давнишняя из персонала. – Посчитав тему исчерпанной, она смотрит на мой опустевший стакан и спрашивает: – Налить тебе еще, дорогуша?

Есть время для тонкостей и дипломатии. И есть время для разговора без обиняков. Признаюсь, второе получается у меня намного лучше. Помня об этом, я спрашиваю:

– А как насчет знаменитых беглецов, которые прятались в здешнем подвале?

Кэтлин запрокидывает голову, моргает, затем снова произносит свое «Ха!».

– Ты когда-нибудь слышала о «Шестерке с Джейн-стрит»?

– Что-что?

– А о Рае Строссе?

Она щурится:

– Вроде слышала. Но не понимаю, при чем…

– Рай Стросс и его подружка Лейк Дэвис разыскивались по обвинению в убийстве. В семьдесят пятом году они прятались в подвале «Малаки».

Кэтлин отвечает не сразу:

– Я слышала много легенд про наш бар, но это что-то новенькое.

Однако ее голос звучит мягче. Я заметил, что обычно Кэтлин играет с расчетом на всех присутствующих, даже если ведет разговор с глазу на глаз, как будто зал – это сцена, и ей даже для пустяшного эпизода требуется максимальное число зрителей.

И вдруг ее тяга к зрительскому вниманию исчезает.

– Это правда, – говорю я.

– Откуда ты знаешь?

– Лейк Дэвис рассказала.

– Одна из беглецов?

– Она была арестована и отсидела свой срок.

– И она тебе рассказала, что пряталась здесь в подвале?

– Да. В подвале. Она сказала, что добрая барменша помогала им с Раем. По сути, эта добрая барменша ее спасла.

Мы смотрим друг на друга.

– Сомневаюсь, – говорит Кэтлин.

– Почему?

– Ты когда-нибудь бывал в нашем подвале? Едва ли там кто-то может выжить, кроме плесени.

Она вновь смеется, но смех куда менее естественный. Словно по сигналу, грузный мужчина, сидящий в самом конце, шлепает по стойке ладонью и радостно выкрикивает:

– Прихлопнул!

– Кого, Фред? – кричит ему Кэтлин.

– Таракана. Здоровенный, что голуби в парке.

Кэтлин улыбается мне, словно спрашивая: «Понимаешь, что я имела в виду?»

– Вряд ли Лейк Дэвис это придумала.

Кэтлин пожимает плечами:

– Если она была такой же, как тогдашние свихнутые радикалы, скорее всего, перебрала кислоты и насочиняла.

– Забавно, – произношу я.

– Что?

– Я ведь не упоминал о ее принадлежности к радикалам.

Кэтлин улыбается и наклоняется чуть ниже. Я вновь улавливаю запах сигарет, хотя не сказать, чтобы он был мне неприятен.

– Ты говорил про «Шестерку с Джейн-стрит» или как их там. Вот тогда я и вспомнила, что они куда-то бомбы бросали и убивали людей. А чего вообще ты про них спрашиваешь?

– Потому что Рай Стросс так и не был пойман.

– И ты его разыскиваешь?

– Разыскиваю.

– Почти через пятьдесят лет после их выходки?

– Да, – отвечаю я. – Ты можешь мне помочь?

– Я бы с радостью. – Она усиленно разыгрывает безразличие. – Приятно видеть, когда такой убийца получает по заслугам.

– Ты так думаешь?

– В точку попал. А ты коп?

Я выгибаю брови:

– В таком-то костюме?

Она смеется, одарив меня еще одной порцией табачного аромата. Возвращается Мальчуган Фрэнки и вскарабкивается на свой табурет.

– Интересно с тобой болтать, – говорит Кэтлин и, склонив голову набок, добавляет: – Но надо обслуживать посетителей.

Она неспешно удаляется.

– Знаешь, дружище, – говорит Мальчуган Фрэнки, с восхищением глядя ей вслед. – Я бы мог целыми днями смотреть на такую задницу. Ты понимаешь, о чем я?

– Вполне.

– Вин, а ты, поди, частный детектив?

– Нет.

– Кто-то вроде Сэма Спейда или Магнума[17]17
  Сэм Спейд – частный детектив, герой романа «Мальтийский сокол» писателя Дэшила Хэммета; Магнум – частный детектив из одноименного телесериала 1980-х гг.


[Закрыть].

– Говорю тебе, нет.

– Но ты такой же крутой, как они?

– Как пить дать, – соглашаюсь я, глядя на Кэтлин, которая наполняет пивом кружки. – Как пить дать.