Текст книги "Ариэль"

Машинист глянул вверх, но тут же перевел взгляд на меня. Это был полный человек, уже сильно за пятьдесят, морщины на его лице свидетельствовали о нелегкой жизни. Он носил бифокальные очки, волосы остались только на затылке и над ушами, и вот теперь еще это…

– Что это был за человек? – спросил машинист.

– Пока не знаем.

– Я работаю машинистом больше двадцати лет, и никогда никто не прыгал под колеса.

Он опять повернулся к окну и посмотрел на улицу. Я еле разобрал его слова:

– Он прыгнул?

– Я хотел бы услышать это от вас.

Машинист покачал головой:

– Не уверен… Я был примерно в пятидесяти метрах от моста, когда увидел их…

– Как это «их»? На мосту еще кто-то был?

– Минимум трое, все мужчины. Сначала они шли в ряд в сторону Городского театра, то есть если смотреть с той стороны, откуда я подъезжал, то справа налево. Потом один из них подбежал к перилам, перепрыгнул через них на козырек моста и пополз к краю…

Вид у машиниста был удрученный, он потирал лоб.

– Я видел его лицо, когда он повернулся и перекатился через край. Слышал, как он ударился о крышу… Успел увидеть в зеркало, что он остался лежать рядом с путями.

– А что же другие двое? Они что делали?

– Их я больше не видел.

– Я имею в виду, что они делали, когда тот мужчина прыгнул на козырек? Они пытались, скажем, ему помешать?

– Я все время об этом думаю. Сначала, да, я решил, что они пытаются помочь, не дать ему прыгнуть… – Машинист посмотрел на Репо, как бредущий по пустыне путник, и как будто испрашивал какого-то разрешения. Репо кивнул. – Потом, когда я услышал, что случилось на мосту, то попытался вспомнить все подробности…

– Минуту, – перебил я. – Что именно вы услышали?

– Что там обнаружили убитого мужчину.

– Продолжайте.

– После этого я стал думать об этом деле как бы с другой стороны, и мне показалось, что упавший мужчина боялся… боялся и поэтому убегал от тех двоих. Я видел его лицо перед тем, как он упал, и почти уверен, что он боялся оказаться в руках у этих людей гораздо больше, чем свалиться.

Глава 3

– У меня есть версия, – сказал Оксанен. Он сидел рядом со мной в полицейском микроавтобусе, в руках – картонный стаканчик с кофе, как и у других, кроме Симолина, который пьет только чай и предпочтительно – зеленый. Кроме того, у меня был пончик, так обильно обсыпанный сахарной пудрой, что просто невозможно было не испачкать ею все вокруг.

На пухлой нейлоновой куртке Оксанена красовался логотип немецкого автоконцерна. Я знал, что у него еще есть ручка с символикой компании, производящей автомобильное масло, брелок фирмы, выпускающей автопокрышки, перочинный ножик от магазина запчастей и флисовая куртка страхового общества. Стенман и Симолин сидели напротив нас.

– Или даже пара версий.

Оксанен понюхал свой кофе, который Стенман принесла с заправки «Несте» около зоопарка.

Было полдвенадцатого, и они заслужили перерыв, чтобы выпить кофе и погреться. На улице дул ледяной ветер, я и сам замерз.

– Первой приходит на ум наркоторговля. Возможно, это война за сферы влияния между группировками наркоторговцев или что-то вроде того. Почему никто не слышал стрельбы? Потому что оружие было с глушителем. И значит, речь идет об оружии профессионального киллера.

– Ну и где тогда гильзы? – спросил Симолин. – Пять выстрелов с глушителем. Стрелявший должен был пользоваться полуавтоматическим оружием.

– Может быть, он подобрал их с земли.

– Ну а вторая версия? – напомнила Стенман. Она расстегнула свою зеленую болоньевую куртку, из-под которой показался норвежский свитер с высоким воротником. В Стенман соединялись свежесть деревенской девушки со стильностью горожанки, которая регулярно заходит посидеть в «Экберг»[10]10
  Первое кафе в Финляндии, открывшееся в 1861 г на ул. Булеварди в центре Хельсинки.


[Закрыть]. Должен признать, в этом сочетании есть своя прелесть.

– Убитый оказался в неправильном месте в неподходящее время, увидел что-то такое, после чего возникла необходимость его убрать.

Версии Оксанена напрашивались сами собой, и я уже успел их обдумать. Они были всего лишь версиями, как и те, что предлагал Симолин, и я не предпочел бы одну другой, пока для этого не появилось серьезной причины. С другой стороны, обмен мнениями может породить здравые идеи.

– Если это случайность, то зачем было отрезать нос и уши? И тогда стреляли бы по убегающей жертве, то есть сзади. Вряд ли он остался дожидаться, когда в него начнут стрелять, – сказал я. – Мы знаем, что всего на мосту было три человека, из которых один, вероятно, упал при попытке убежать от двух других. Тем не менее руки упавшего на пути человека были в крови. Похоже, что он зарезал мужчину на мосту, сделал несколько контрольных выстрелов, отрезал у него уши и нос. Что делали на мосту двое других и где они теперь?

Поскольку никто не ответил, я продолжил:

– Сначала я подумал, что эти двое неизвестных мужчин оказались на мосту случайно и, увидев, что произошло, поймали убийцу. Но тот вырвался и упал с моста. После этого двое неизвестных по какой-то причине решили не обращаться в полицию. Такое возможно… если бы не…

Я посмотрел на своих подчиненных.

– Двадцать второй калибр, нож и нос, да еще ухо, – первым отреагировал Симолин.

– Правильно. Где они?

Стаканчик с кофе повис в воздухе по дороге ко рту Оксанена, когда тот задумался над моими словами.

– У меня есть версия получше, – сказала Стенман. – Что, если слегка поменять роли и порядок событий? Двое неизвестных мужчин убивают ножом третьего, который ждет на мосту своего приятеля, они стреляют в него из двадцать второго калибра и отрезают у него нос и уши, чтобы обезобразить труп.

Я понял, что имеет в виду Стенман, еще до того, как она закончила, и меня поразило, что сам я не додумался до таких очевидных вещей.

– На место приходит товарищ убитого, который видит, что произошло, и бросается на выручку. Пытаясь оказать своему другу помощь, он перемазывается в его крови. Убийцы замечают этого человека, возвращаются и хватают его. Финал – то, что рассказал Ари. Мотив может быть простым. Обе жертвы – иностранцы. Вероятные причины – расизм, акция скинхедов или неофашистов.

– Звучит достаточно убедительно, – согласился я. – Но, по показаниям машиниста, мужчины шли вместе в сторону Каллио. Почему же они не убили сразу и второго и куда они его вели?

– Возможно, кто-то приближался со стороны Тёёлё-лахти и им нужно было взять его с собой.

– В любом случае это лучшая версия на данный момент, – похвалил я. – Думаю, временно теории можно отложить. Вариантов пока что слишком много.

Я вспомнил про телефон.

– Вот, это было у «прыгуна», но я не смог его включить. Возмущается, что я не знаю PIN-кода.

– Покажи-ка, – попросил Симолин и взял телефон. Он пальцем снял крышку, вынул SIM-карту и осмотрел ее.

– Тариф с предоплатой. Трудно отследить.

Симолин достал свой мобильник и вставил собственную SIM-карту в найденный телефон. Затем включил его и дождался запроса кода.

– Ну, во всяком случае, он исправен.

Симолин осмотрел телефон со всех сторон:

– Муха не сидела. Даже защитная пленка с экрана не снята, почти наверняка куплен в Финляндии.

– Можешь его включить?

– Я – нет, но могу отнести приятелю, который сможет. После этого мы, по крайней мере, узнаем оставшиеся в памяти телефона номера исходящих и принятых звонков.

– Действуй. Думаю, что с помощью телефона у нас получится хотя бы установить личность владельца, а может, и еще что-нибудь.

– Прямо сейчас поехать?

– Если можешь.

Симолин нашел номер в памяти своего мобильника и позвонил.

– Привет. Ты где?.. Хорошо, надо бы узнать PIN-код телефона… как можно скорее… О’кей, я выезжаю прямо сейчас.

Симолин нажал на отбой:

– Сделает.

– Разве на это не нужно разрешения? – засомневался Оксанен.

Он был прав, но я велел ему не беспокоиться.

– Вези телефон приятелю и посмотри, что в нем. После этого сразу позвони мне. Арья займется фотографиями… Сделай снимки обоих с запасом, и для нас, и для прессы, но пока не передавай для публикации. И заодно достань список установленных поблизости камер наблюдения.

Микроавтобус с логотипом государственных железных дорог подъехал к ограждению полицейской лентой. Человек в комбинезоне стал что-то объяснять полицейскому из оцепления. Тот показал на нас. Мужчина направился к нашему автобусу, в руке он держал бумажный сверток. Я открыл дверь.

– Это вам, – сказал мужчина и протянул мне что-то завернутое в газету.

Сверток оказался увесистым. Я развернул несколько слоев вчерашних новостей, под которыми блеснула вороненая сталь.

– Пистолет застрял в очень неожиданном месте – в токоприемнике поезда, и так там и оставался, поскольку скорость была небольшая, – пояснил железнодорожник.

– В токоприемнике?

– Это на крыше. Поезд при помощи токоприемника получает электропитание с подвешенного провода. Никто к нему не прикасался без перчаток.

Все с интересом воззрились на пистолет – совершенно новую девятимиллиметровую «беретту». Ствол был снабжен резьбой для глушителя. Я понюхал дуло, но ощутил только запах оружейного масла.

– Из него не стреляли.

– Кроме того, он девятимиллиметровый, а не двадцать второго калибра, – заметил Оксанен. – У парня не было кобуры, и он таскал его в кармане или за поясом, вот пистолет и выпал.

– Или он достал его для самозащиты, – продолжил Симолин.

Я подумал о том, что меняет в деле обнаружение пистолета. Как минимум, пистолет вписывается в версию Стенман. Кроме того, как-то характеризует владельца. Обычный человек с пистолетом не ходит. Погибший был либо преступником, либо полицейским, либо… чего-то боялся.

Я протянул сверток Стенман:

– Отвези на экспертизу.

Стенман вышла из машины. Я проводил ее взглядом, бумажный стаканчик все еще оставался у меня в руке. На мгновение я задумался, куда бы его деть. Не нашел ничего лучше, чем оставить в машине на полу. Оксанен был не столь деликатен – смял стакан и бросил его под автомобиль.

– Арья!

Стенман остановилась метрах в десяти от машины.

– Как у тебя дома обстановка?

Муж Стенман уже две недели находился в КПЗ по подозрению в укрывательстве краденого. На его фирме, сдающей в аренду строительную технику, обнаружили десятка полтора механизмов, объявленных в розыск как похищенные. Делом занималась и налоговая служба.

Я ощущал дискомфорт из-за того, что, будучи начальником Стенман, никак ее не поддержал, хотя знал, как тяжело она восприняла случившееся.

– Хессу вчера выпустили.

– Может, тебе нужен отпуск?

– Нет… спасибо. Худшее, надеюсь, позади.

– Если что-то понадобится, скажи.

Стенман слегка улыбнулась:

– Скажу, спасибо.

Я вернулся к машине. По-прежнему не чувствовал себя хорошим начальником.

Оксанен сел в машину и обмотал цепочку от ключей вокруг указательного пальца. Брелок представлял собой миниатюрное автомобильное колесо.

Я достал из кармана пластиковый пакет с картой «Хертца»:

– Посмотри, что из этого можно выудить, карта была у «прыгуна».

Оксанен взглянул на карту:

– Такую выдают, когда берешь напрокат машину в «Хертце». У меня, кстати, есть там товарищ, он может помочь.

– Хорошо. Пойду еще поспрашиваю людей.

Я уже направился к мосту, когда Симолин остановил меня, тронув за плечо:

– От рассказа машиниста у меня сложилось впечатление, что этого парня куда-то вели, то есть он им был нужен живым. В таком случае у них была где-то рядом машина, сопротивляющегося взрослого мужчину далеко не утащишь. И потом – гильзы. Оружие во время стрельбы могло находиться в сумке. Спортивная сумка не привлекает внимания, и через нее, или прикрываясь ею, легко стрелять.

– Оба предположения хорошие, действительно хорошие, – сказал я.

Смущенный Симолин заспешил прочь. Мгновение я смотрел вслед долговязому констеблю. Почему-то я был почти уверен, что Симолин прав в обеих своих догадках.

Я перешел через мост и посмотрел вниз. Тела уже увезли в бюро судебно-медицинской экспертизы в Рускеасуо, и закрытый утром для движения участок дороги снова функционировал. Мост же оставался перекрытым, и его окрестности оцеплены; прочесывание территории продолжалось. За пределами запретной зоны со стороны Линнунлаулу вертелись несколько репортеров и фотографов. Они попытались вытянуть из меня информацию об убийстве, но я велел им звонить Хуовинену. Тот обладал даром общаться с журналистами.

Я остановился на минуту, чтобы собраться с мыслями. Если одного из мужчин куда-то вели, то от него чего-то хотели. Это не могла быть какая-то вещь или партия наркотиков – их можно просто отобрать. Значит, от него хотели чего-то другого, например информации. Мужчина, в свою очередь, знал, чем это грозит, и боялся настолько, что, не задумываясь, попытался убежать, прыгнув с моста. На такое не идут, если не уверены, что находятся в смертельной опасности. Наличие у него оружия указывает, что он был готов к неприятностям. Тем не менее его застали врасплох.

Огражденная площадка для выгула собак находилась сразу за мостом справа. За оградой было две собаки: стремительно носившаяся взад-вперед или вертевшаяся на месте светло-коричневая дворняга и робко замерший у ног хозяйки, дамы лет шестидесяти, маленький черный пудель. Я подошел к владелице пуделя и представился.

– Вы были тут утром с собакой?

– Была.

– В какое время?

– В восемь. Я всегда прихожу в это время.

– Заметили что-нибудь необычное на мосту?

Женщина мрачно посмотрела на меня:

– Молодой человек, если вы для начала расскажете, что произошло на мосту, мне будет легче понять, что вы называете необычным.

Я почувствовал себя школьником перед строгой учительницей. Я всегда робею перед пожилыми дамами с громким голосом. Возможно, в этом виновата моя мама. Она всегда считала, что у нее есть предоставленное ей материнством неотъемлемое право обращаться с мужчинами как с нашкодившими детьми.

– Уверен, вы и так понимаете.

Взгляд дамы осуждал меня за таинственность.

– Я должна была что-то слышать, скажем выстрелы?

– Вы слышали?

– Нет.

– Вы не слышали выстрелов и ничего другого, например криков?

– Я этого не говорила. Кто-то кричал, но я не разобрала, что именно. Это был не финский язык, скорее что-то похожее на арабский.

– Что он кричал? Одно слово или несколько?

– Несколько слов – не меньше двух, может, три.

К нам подошел хозяин дворняги, одетый в спортивный костюм:

– Вы полицейский?

– Да. Можно побеседовать с вами чуть позже?

– Я ничего не видел, меня здесь и не было тогда.

Мужчина отвернулся, и я снова сосредоточился на даме:

– Ни одного слова не запомнили?

– Ну, такого не запомнить, какой-то иврит, образно говоря.

– Что произошло дальше? Вы пошли посмотреть, кто кричал?

– Разумеется, нет. Я в такое не ввязываюсь.

– В какое?

– В разборки иностранцев.

– Что вы называете «разборками»?

– Ну, наверное, этот мужчина не к себе обращался…

– Что произошло дальше? Вы видели кого-нибудь после того, как услышали крики? Людей, которые могли иметь отношение к происходящему?

Хозяин дворняги незаметно переместился поближе. Дама посмотрела на него гневно. Он явно переступил границы ее территории.

– Двое мужчин пришли со стороны моста. Тогда я была уверена, что это именно они ругались и орали на мосту… По виду они были иностранцы.

– Можете описать их поподробнее?

– Темные… смуглые. – Женщина посмотрела на меня изучающе. – Вот как вы. Оба в куртках, капюшоны подняты, и в перчатках, оба. Лет тридцати-сорока, походка легкая, как у спортсменов.

– Попробуйте вспомнить какие-то детали их внешности или одежды. Я уверен, что вы очень наблюдательны.

Мой комплимент сработал.

– Темно-синие спортивные свитера и черные спортивные брюки и кроссовки. Больше ничего не могу сказать. Они какое-то время шли вместе, потом один из них побежал.

Женщина замолчала и наморщила лоб.

– Потом кричала какая-то женщина.

– Что кричала?

– Скорее даже это был вопль. В нем не было слов.

– И вы не видели, кто кричал?

– Нет. Крик длился лишь мгновение.

– С вами на площадке в это время находился кто-нибудь еще?

– Не меньше двух человек, возможно, трое, но я не помню никого, кроме этой артистки из Городского театра, забыла, как зовут, молодая такая, живет тут неподалеку, я ее много раз видела. У нее джек-рассел-терьер. Ее фотография висит в витрине перед театром. Брюнетка, стройная, короткие волосы.

Я подождал еще с четверть часа, совершенно продрог и переговорил со всеми собачниками, появившимися на площадке. Никто ничего не видел и не слышал. Затем я направился через парк в Городской театр.

Витрины с фотографиями располагались прямо перед главным входом. Вивика Мэттссон. Брюнетка, стройная, с короткой стрижкой – все так, как описала хозяйка пуделя.

Звезда музыкального спектакля, премьера которого была намечена на ближайшее время.

Администратор закончила разговаривать по телефону как раз в тот момент, когда я вошел. Я показал полицейское удостоверение:

– Вивика Мэттссон в театре?

– На репетиции.

– Пожалуйста, пригласите ее сюда. Важное дело, скажите, что из полиции.

Женщина мгновение колебалась, но все же отправилась искать Мэттссон. Прошло минуты четыре.

По-видимому, репетиция была генеральной, поскольку Мэттссон вышла в театральном костюме. Воздушная юбка по моде пятидесятых в красный горошек придавала ей сходство с невинной девочкой из воскресной школы, но вряд ли она такою была.

– Мне сказали, что вы из криминальной полиции. В чем дело? Я все утро была на репетиции.

Я рассказал о событиях на мосту, не вдаваясь в детали. Не хотел обнаружить их в вечерней газете.

– Вы, по-видимому, именно в то время гуляли с собакой неподалеку от моста.

– Да, это так. Было около восьми часов, но не помню, чтобы я заметила или услышала что-то необычное.

– Убийцы, очевидно, проходили мимо собачьей площадки, двое темных мужчин в капюшонах и кроссовках. Как минимум у одного из них могла быть спортивная сумка.

– Под темными вы имеете в виду смуглых или черных?

– Смуглых, как я.

Женщина посмотрела на меня с интересом.

– Я еврей.

– А что, ваши работают в полиции?

– Как минимум один.

Этот вопрос мне задавали не в первый раз. По устоявшемуся мнению, у евреев есть какая-то тайная, еще в Ветхом Завете записанная, заповедь не становиться полицейскими. На самом деле причина тут только одна: плохая зарплата.

Вивика Мэттссон села в кресло, стоявшее в вестибюле, и положила ногу на ногу. Я метнул взгляд на загорелое бедро.

Похоже, Мэттссон любила солнце, пренебрегая предупреждениями дерматологов. Ее легко было представить себе в бикини на доставшейся в наследство от дедушки шикарной вилле, примостившейся на прибрежной скале.

Я подумал, что, если тоже сяду, обстановка станет более доверительной. Мэттссон наморщила лоб, будто пытаясь что-то вспомнить:

– То есть они могли быть арабами?

– Вполне.

– Не видела, но, возможно, слышала. Вы знаете арабский?

– Нет.

– Кто-то злобно кричал на мосту по-арабски или вроде того – это я, во всяком случае, слышала. В тот же момент мимо прошел поезд, и после уже ничего не было слышно.

– Нам известно, что почти сразу в вашу сторону прошли двое мужчин. Вы не заметили их?

– Как раз в это время ко мне подошла поболтать другая собачница, и я отвлеклась на нее.

– Дама с маленьким черным пуделем?

– Да.

– Вы не помните, кто еще находился на площадке?

– Нет. Вчера вечером я легла очень поздно и утром была совершенно не в себе, да и сейчас еще не вполне пришла в норму. Когда же, наконец, я смогу отдохнуть… Я вообще не хотела ни с кем разговаривать, но та женщина на площадке, она такая разговорчивая… У вас еще что-то? Завтра премьера.

– Позвоните, если что-то вспомните.

Я дал ей свою визитку. Мэттссон взглянула на нее и улыбнулась.

Красивая женщина. Настолько красивая, что у дверей я не не выдержал и обернулся. Ее уже не было.

Глава 4

Оксанен сидел в машине на заднем сиденье и говорил по телефону. Стенман еще не вернулась. Оксанен прекратил разговор сразу, как только увидел меня. По резкости его движений я понял, что речь шла не о работе, а, скорее всего, о подготовке очередного ралли с участием полицейских.

– История получила продолжение, – сказал Оксанен и помахал прозрачным пакетом, в котором лежала карта из «Хертца».

– Какое?

– Карты пришли из типографии всего две недели назад и предназначены для того, чтобы разложить их по машинам. Мой товарищ обещал послать своего сотрудника выяснить, сколько карт клиенты уже успели утащить. Затем он посмотрит в компьютере информацию о клиентах, арендовавших автомобили, и передаст ее мне.

– Звучит обнадеживающе.

– Мне тут пришло в голову, что в это время поезда ходят очень часто и кто-то из машинистов мог заметить что-нибудь на мосту. Через железнодорожную диспетчерскую можно задать вопрос всем машинистам сразу.

– Тоже здравая мысль.

На горку въехал зеленый с металлическим отливом «фольксваген пассат» Хуовинена, а за ним черный «опель вектра».

– Хуовинен явился, – сказал Оксанен.

По голосу было понятно, что Оксанен не жалует Хуовинена, и его чувства, возможно, были взаимными. Хуовинен пару раз устраивал Оксанену совершенно разгромные выволочки за рабочее время, потраченное на его увлечение ралли.

С Хуовиненом приехал мужчина лет сорока, одетый в светло-зеленую поплиновую куртку и прямые брюки. Черные глаза смотрели строго. Я был уверен, что где-то уже встречал его, но не помнил где. И все же я сразу догадался, что он делает в обществе Хуовинена.

– Проведем небольшое совещание. Где Стенман и Симолин?

Я доложил.

– Нет времени ждать. – Хуовинен кивнул в сторону гостя. – Это инспектор Силланпяя из полиции государственной безопасности. Он сам может рассказать, зачем приехал.

Силланпяя имел вид мрачного побитого боксера.

– В этом деле есть несколько обстоятельств, которые нас интересуют. Два иностранца, обезображенное лицо, способ убийства, место совершения преступления – самая оживленная и одновременно самая, может быть, важная железная дорога Финляндии. Насколько я знаю, тела еще не опознаны, и мы хотим помочь в идентификации. Для этого сделаем соответствующие запросы. Если они где-то засветились, то это может пролить свет на случившееся. Разумеется, нельзя исключать и того обстоятельства, что преступление совершено по расистским мотивам.

– Есть ли у вас какие-то подозрения?

– Не больше, чем у вас.

Если Силланпяя и врал, это ему хорошо удавалось.

– Что обнаружено у покойников? – спросил Силланпяя.

– У одного – ничего, у другого – карта Хельсинки и оружие. Пистолет упал на крышу поезда, и его нашли позже, в депо.

– А мобильного телефона не было?

– И мобильник. – Я был вынужден это признать.

– Нам нужен телефон. Все, что узнаем с его помощью, немедленно вам сообщим.

– Он сейчас на экспертизе.

– Вы получите информацию о звонках сразу же, как только мы до нее доберемся. Это согласовано с заместителем начальника полиции.

Я взглянул на Хуовинена, и это рассердило Силланпяя.

– Телефон сейчас у другого следователя.

– Где он?

– Очевидно, уже на пути сюда.

– Сообщите ему, что телефон нам нужен немедленно.

Типичный СУПОшник[11]11
  СУПО – полиция безопасности Финляндии.


[Закрыть], подумал я. Силланпяя говорил так, будто за ним стояла вся полиция государственной безопасности во главе с ее шефом.

– Попробую связаться с ним.

Я отошел в сторонку и позвонил Симолину:

– Как продвигается?

– Скоро будет готово.

– Тут тип из СУПО приехал, требует телефон.

– Нам все бросить?

– Нет, сколько времени вам еще потребуется?

– Максимум минут десять.

– Запиши все звонки, как исходящие, так и входящие, и текстовые сообщения. А потом снова включи запрос PIN-кода. Пускай парни из СУПО разгадывают его сами.

Я вернулся к машине:

– Будет здесь в течение получаса.

Хуовинен посмотрел на меня задумчиво. У него на такие дела особое чутье. Он протянул мне сложенную вчетверо распечатку:

– Официальный пресс-релиз, распространенный через СТТ[12]12
  СТТ – Новостное агентство Финляндии.


[Закрыть], если интересно.

Я прочитал. Хуовинен был на редкость краток. Было очевидно, что такой пресс-релиз не мог удовлетворить журналистов.

– Я обещал дополнить его вечером. Хочешь что-нибудь добавить?

Повисла тишина. На Оксанена всеобщее молчание произвело гнетущее впечатление.

– Я позвоню Арье и спрошу про камеры наружного наблюдения. Могу съездить за пленками.

– Хорошо, – сказал Хуовинен. Вид у него был отсутствующий.

Хуовинену исполнилось сорок семь лет, но в волосах уже проглядывала седина. Вообще у него была незаурядная внешность – настолько, что во время учебы в полицейском училище он подхалтуривал на одной швейной фабрике моделью, демонстрируя мужскую одежду. Он был дважды женат. Вторая его супруга – виолончелистка эстонского происхождения.

Хуовинен очнулся:

– Не делай ничего, чего не стал бы делать я.

В устах Хуовинена это означало, что руки у меня развязаны. Он умел спрямлять углы, пожалуй, лучше, чем кто-либо другой в управлении полиции.

Силланпяя тоже заговорил:

– У меня есть и другие дела. Где этот ваш следователь, я могу забрать телефон прямо у него?

– Я не догадался спросить, но он буквально с минуты на минуту будет тут.

Силланпяя посмотрел на меня в свойственной ему манере – с недоверием. У него явно было гипертрофированное желание все контролировать. Возможно, это издержки профессии.

Хуовинен застегнул темно-серую шерстяную куртку:

– Вы справитесь и без меня, мне надо на Кирк-кокату[13]13
  На улице Кирккокату в Хельсинки располагается Министерство внутренних дел Финляндии.


[Закрыть]. Если что – звони. О совещании сообщу позже.

Он сел в машину и укатил.

– Телефон работает? – спросил Силланпяя.

– Нет. Вероятно, он выключился или повредился при ударе о крышу поезда или о землю. А вы сможете его включить? – спросил я с невинным видом.

– Почему же не сможем?

– Мы хотели бы получить всю информацию о звонках сразу же, как только вы ее раздобудете.

– Разумеется.

Силланпяя с такой легкостью бросил свое обещание, что оно не вызвало у меня ни малейшего доверия. К счастью, благодаря Симолину я надеялся оставаться на несколько шагов впереди.

– Разумеется, почему нет? – добавил Силланпяя, и я стал верить ему еще меньше прежнего.

Вернулся Оксанен, вид у него был оживленный. Явно уладил еще какое-то дело, связанное с ралли.

– Арья сейчас будет… Можно съездить на предусмотренный законодательством обеденный перерыв?

– А что с камерами наблюдения?

– Арья привезет список. И я сразу начну с ними разбираться.

– Не пропадай надолго. На чем ты поедешь, машина ведь у Арьи?

– Приятель подхватит.

Оксанен заспешил встречать товарища. Работа явно мешала его кипучей деятельности, связанной с хобби.

– Кто-то сказал, что ты еврей, – ляпнул Силланпяя.

– Кто-то был прав.

– Вчера слышал еврейский анекдот. Рассказать?

– Не стоит отказывать себе в удовольствии.

Силланпяя посмотрел на меня с изумлением:

– В следующий раз. Ты знаешь иврит?

Я взглянул на посерьезневшего Силланпяя:

– В какой-то степени.

– У нас время от времени может появляться для тебя работа. Я слышал, ты увлекаешься боевыми искусствами и на курсах личного состава показал себя лучшим стрелком.

Силланпяя был прав. Я начал заниматься тэквондо в первом классе лицея в «Маккаби», спортивном клубе еврейской общины. А еще до этого играл в настольный теннис за сборную общины.

– Кто-то сказал?

Силланпяя хихикнул:

– Я не ошибся. Если тебя интересует несколько другая работа, мы можем предложить больше, чем ты себе представляешь…

Симолин на полном газу взлетел на горку и резко затормозил. Я не успел подумать над словами Силланпяя.

– Телефон приехал, – сказал я.

– Подумай над моими словами.

Силланпяя уехал. Он на ходу выхватил из рук Симолина мобильник и уселся в свой автомобиль. Как только машина скрылась из виду, Симолин достал из кармана блокнот.

– Я переписал все исходящие и принятые звонки и сообщения. Сообщения, правда, на французском. Три последних звонка были на один и тот же номер, два сегодня утром и один вчера вечером. Я успел уже проверить номер – звонок был в автомастерскую некого Али в Вартиокюля[14]14
  Район города на востоке Хельсинки.


[Закрыть], три раза звонили за границу, дважды во Францию, один раз в Израиль и последние звонки – на один и тот же неизвестный мобильный телефон. По дороге я позвонил в эту автомастерскую, но там не ответили. – Симолин заметил вопрос на моем лице и пояснил: —Я собирался спросить, сколько стоит отремонтировать тормоза. И это, кстати, было бы правдой: на «рено» надо поменять тормозные колодки и выхлопная труба «сечет».

Мне надоело стоять на месте, и я, недолго думая, предложил:

– Поехали съездим прямо туда и спросим, сколько стоит ремонт тормозов и выхлопной трубы на «рено».

Сервис находился на Итявяюля в паре километров от торгового комплекса «Итякескус» в сторону Порвоо. У заправки «Тебойл» поворот направо и сразу за ним налево.

Здесь расположились всевозможные мелкие мастерские, заселившие построенные в разное время здания. Часть из них составляли древние металлические ангары-развалюхи, но были и достаточно новые, вполне современные строения. Автомастерская находилась в боковом крыле старого желтого дома со входом с задней стороны. Во дворе обнаружились пара ржавых контейнеров, погнутые фрагменты автомобильных кузовов, покрытый ржавчиной старый «мерседес», «вольво» – несколько поновее и видавший виды «БМВ» трехсотой серии. В стороне, прямо под березой, стоял белый угловатый «дом на колесах» – автомобиль, оборудованный под проживание.

На обитой железом двери автомастерской значилось: «А. Хамид. Ремонт и покраска автомобилей». Дверь оказалась запертой, но скоба для навесного замка была откинута.

Симолин проверил, на месте ли пистолет. Я инстинктивно сделал то же самое – оружие было там, где ему и положено.

Я дослал патрон в патронник, поставил пистолет на предохранитель и вернул его в кобуру. Симолин оставил пистолет в руке, но спрятал руку под полой куртки.

Я постучал в дверь и прислушался. Ни звука. Тогда я подубасил основательно, но и это не дало результата.

– Сходи загляни в окошко, – приказал я Симолину.

Он исполнил распоряжение и вернулся через мгновение.

– Никого не видно, но свет горит.

Я стал колотить в дверь еще громче, но ее не открыли.

Симолин предложил:

– Может, я сгоняю в машину за инструментом?

– Сгоняй.

Симолин припустил бегом. Вернулся он с монтировкой и полукилограммовым молотком.

– Ладно, давай.

Симолин загнал монтировку в щель между дверью и коробкой у самого замка. Когда инструмент достаточно заглубился, он положил молоток на землю и рванул монтировку. Дверь отлетела с первой попытки.

Из ангара тяжело дохнуло моторным маслом. Сразу за дверью стоял автомобиль с открытым капотом. В моторном отсеке горела лампа-переноска. Крышка трамблера была снята, свечные провода сдернуты. Проблема с зажиганием, мелькнула мысль.

Ангар был примерно пять на десять метров. У длинной стены находилась еще одна машина. Она висела на подъемнике на высоте около двух метров. В торце ангара располагалась подсобка площадью два-три квадратных метра с большими окнами. Напротив нее – большой бокс с воротами для заезда автомобиля. На стене висела реклама фирмы, производящей автомобильную краску; банки с этой краской выстроились тут же на полке. По пестрым банкам и пятнам на полу было легко догадаться, что в боксе красили машины.