Текст книги "Стратагемы 1-18. Китайское искусство жить и выживать. Том 1"

Бывает, что Стратагему № 3 применяет при анализе китайская литературная критика. Газета «Бэйцзин жибао» («Пекинская газета») от 15 сентября 1981 г. упоминает комментарий в «Вэньи бао» («Журнал по литературе и искусству»). Там некоторым литературным критикам предъявлено обвинение в том, что они пользовались стратагемой «Убить чужим ножом», а именно: они использовали тайваньские похвалы некоторым современным китайским киносценариям в качестве ножа против их авторов.

На карикатуре в «Жэньминь жибао» начала января 1979 г. изображен Брежнев, высоко поднимающий марионетку – Вьетнам, который, в свою очередь, держит провьетнамскую камбоджийскую марионетку. В статье под карикатурой, в частности, говорится, что Советский Союз использовал стремление Вьетнама к гегемонии над регионом с целью распространить свое влияние на всю Восточную Азию и контролировать коммуникации между Индийским и Тихим океанами. «Советский Союз использует Вьетнам как нож в спину Китая», – пишет Тан Шань в той же газете в ноябре 1983 г.

В конце эпохи Хань (206 до н. э. – 220 н. э.) жил некий Ми Хэн (173–198)[173]173
  Здесь Харро фон Зенгер допускает неточность: речь идет не о Ми, а о Ни Хэне, известной исторической личности и одном из героев романа «Троецарствие». В 24 года Ни Хэн был известным ученым, блиставшим многими талантами; хотя он действительно обладал трудным характером, главным мотивом его действий в отношении Цао Цао было то, что он считал последнего узурпатором. Ни Хэн переживал за законного императора, представителя династии Хань. Сначала он даже готов был совершить террористический акт, но не преуспел в этом (см.: Алексеев В. М. Китайская литература. Избранные труды. М., 1978. С. 359–361).


[Закрыть]. Красноречивый, хороший каллиграф, он разбирался не только в стихосложении, но также и в музыке, в частности в игре на барабане. Характер у него был твердый и горделивый. Политик, военачальник, ученый, военный теоретик и основатель династии Вэй (220–255, одного из трех царств, о котором идет речь в романе «Саньго», («Троецарствие»)), Цао Цао однажды захотел с ним познакомиться. Ми Хэн уклонился от знакомства. Тогда Цао Цао назначил его барабанщиком в свое войско. Через некоторое время Цао Цао устроил празднество на острове, находившемся поблизости от нынешнего острова Ухань на реке Янцзы. Там он собирался выставить Ми Хэна на посмешище перед всеми гостями. Но Ми Хэну удалось, наоборот, выставить на посмешище Цао Цао в стихотворении о попугаях, которых гости подарили Цао Цао[174]174
  В 23-й главе «Троецарствия», так же как и в «Жизнеописании Ни Хэна», этот эпизод излагается несколько по-иному. Придя к Цао Цао, Ни Хэн дал резко негативные характеристики лицам из его окружения. Цао Цао не решился его убить, так как ученый был слишком популярен, и назначил его барабанщиком в своей свите. В день, когда был назначен пир, Ни Хэн не надел наряд, предложенный ему Цао Цао, и, когда начал свое выступление, с поразительной экспрессией заиграл на барабане пьесу об узурпаторе и, приблизившись к трону, сбросил с себя одежды и остался нагим. Когда же Цао Цао попытался обвинить его в непристойном поведении, Ни Хэн произнес обличительную речь, направленную против узурпатора.
  «– Стыда у тебя нет! – закричал Цао Цао. – Не забывай, что ты в императорском храме предков!
  – Обманывать Сына Неба и высших – вот бесстыдство, – невозмутимо отвечал Ни Хэн. – Я обнажил формы, данные мне отцом и матерью, и хочу показать свое чистое тело!
  – Это ты-то чист? – съязвил Цао Цао. – А кто же, по-твоему, грязен?
  – Ты не отличаешь мудрости от глупости, значит, у тебя грязные глаза. Ты не читаешь книг и стихов, значит, грязен твой рот. Ты не выносишь правдивых слов, значит, грязны твои уши. Ты не отличаешь старого от нового, значит, ты грязен телом. Ты мечтаешь о захвате власти, значит, ты грязен душой. Я – самый знаменитый ученый в Поднебесной, а ты сделал меня барабанщиком…» (там же. С. 360; здесь дан перевод «Жизнеописания Ни Хэна»; Ло Гуаньчжун. Троецарствие. М., 1954. Т. 1. С. 295–300).


[Закрыть]. С тех пор этот остров назывался Попугаевым. После этого Цао Цао сказал Кун Жуну: «Ми Хэну удалось меня опозорить. Однако это очень искусный и широко известный человек. Если я его убью, то меня обвинят в отсутствии великодушия. Но вот военачальник Лю Бяо злобен и вспыльчив по натуре. Я прикомандирую Ми Хэна к нему. Лю Бяо определенно не сможет его вынести и вскоре уничтожит». И Цао Цао позаботился о том, чтобы Ми Хэн был переведен на службу к Лю Бяо. И действительно, вскоре один из офицеров Лю Бяо, Хуан Цзу, убил Ми Хэна[175]175
  В действительности Лю Бяо был соперником Цао Цао, и к нему вэйский правитель решил направить Ни Хэна послом. Он заявил своему приближенному Кун Жуну, одному из друзей Ни Хэна, который рекомендовал его Цао Цао: «Послушай, этого твоего свинопаса Ни Хэна я убью, как воробья или мышь; только вот что этот человек пользуется (вздорною, между прочим) славой, и со всех сторон могут быть нарекания на меня, что я, мол, не мог его вынести. Я пошлю его к моему сопернику Лю Бяо. Посмотрим, как ему там придется». Конечно, Ни Хэн не ужился ни с Лю Бяо, ни с другим губернатором, Хуан Цзу, который поручил ему написать «Оду попугаю» по случаю принесенной во дворец редкостной птицы, переданной поэту глумившимся над ним сыном губернатора. Эта ода и обессмертила имя Ни Хэна. В ней есть и такие строки:
Ах, этот твой язык: вот лестница ко злу!Попробуй не сдержись – налезешь на рожон…  Перевод оды выполнен академиком В. М. Алексеевым (см.: Алексеев В. М. Указ. соч. С. 361).


[Закрыть].

Смерть двадцатипятилетнего Ми Хэна, жертвы Стратагемы № 3, оплакивалась в Китае; даже через 1500 лет после этого события поэт Сун Сян (1756–1826) написал стихотворение о посещении могилы Ми Хэна на Попугаевом острове, а где находятся могилы Цао Цао и Хуан Цзу, никто не знает:

 
Два дня уже стоит корабль на якоре у Попугаева острова.
День за днем катятся волны над погрузившимися в реку зданиями.
Ветер доносит рокот барабана Ми Хэна,
А душистая трава на могиле печально шепчет стихотворение о попугаях.
Я отыскал твою могилу осенью и не пожалел простого жертвенного вина.
Но кто знает, где погребены Цао и Хуан, и кто помянет их?
 

Согласно книге о стратагемах, вышедшей в Пекине в 1987 г., Стратагема № 3 в древности то и дело использовалась в борьбе внутри насквозь прогнившей феодальной бюрократии Древнего Китая и потому заслуживает осуждения.

С другой стороны, что касается военного дела, следует уметь иногда применять силу третьих лиц. Для этого следует использовать споры и разногласия во вражеском лагере, которые и применяются как «нож». При этом «одалживание» может иметь разнообразное содержание: предметом заимствования могут служить силы врага, причем врага заставляют их напрасно расходовать, в результате чего добиваются превосходства над ним (см. также главу о Стратагеме № 4). Затем, объектом заимствования могут быть вражеские военачальники, между которыми возбуждаются противоречия, так что они нападают друг на друга. Наконец, это могут быть вражеские стратагемы, которые надо, изучив, отводить так, чтобы они действовали против врага.

Согласно тайваньской книге о стратагемах, древнекитайские военные теоретики придерживались того мнения, что опора на помощь союзников лишена блеска. Высшая школа военного искусства состоит в том, чтобы использовать для подавления врага его же военную, экономическую и интеллектуальную мощь. Как сказано в китайском трактате «Бинфа юаньцзи» («Основы военного искусства»):

«Если у тебя ограниченны собственные силы, воспользуйся силами врага. Если невозможно самому обезвредить силы врага, воспользуйся ножом врага. Если у тебя нет военачальников, используй военачальников врага. В этом случае можно самому удержаться от действия и лишь наблюдать в покое. Если не можешь сам, дотянись рукой врага».

Стратагема № 4. В покое ожидать утомленного врага

Впервые краткая формулировка Стратагемы № 4 появляется в трактате Сунь-цзы о военном искусстве (VI–I вв. до н. э.): «Поблизости от поля битвы ждать идущего издалека врага; отдохнув, ожидать усталого; насытившись, ожидать голодного…» (VII глава, «Цзюнь чжэн» – «Борьба армий»)[176]176
  Зенгер переводит название этой главы как «Kampf der Armeen» – «Борьба армий». Академик Н. И. Конрад, давший классический перевод и анализ трактата Сунь-цзы, вкладывает несколько иной смысл в название этой главы («Цзюнь чжэн»): «Борьба на войне». В этой главе Сунь-цзы говорит о правилах ведения войны. Под № 15 мы обнаруживаем и приводимый Зенгером отрывок: «Находясь близко, ждут далеких; пребывая в полной силе, ждут утомленных; будучи сытыми, ждут голодных; это и есть управление силой» (Конрад Н. И. Указ. соч. С. 33–34).


[Закрыть].

«Тот, кто первым достиг поля битвы и ожидает противника, к моменту битвы отдохнет. Кто придет на поле битвы вторым и сразу вступит в сражение, тот будет уже усталым. Поэтому тот, кто понимает что-то в военном искусстве, тот направляет врага и не позволяет ему направлять себя».

(VI глава, «Сю ши» – «Пустота и полнота»)[177]177
  Это самое начало главы VI, «Пустота и полнота», трактата Сунь-цзы: «Сунь-цзы сказал: кто является на поле сражения первым и ждет противника, тот исполнен сил; кто потом является на поле сражения с запозданием и бросается в бой, тот уже утомлен. Поэтому тот, кто хорошо сражается, управляет противником и не дает ему управлять собой» (там же. С. 31).


[Закрыть].

Развитие некоторого события, в особенности на войне, создает все новые ситуации. Соответственно, часто невозможно их проанализировать с помощью какой-либо одной стратагемы; последовательность событий требует применения двух-трех одновременно.

Когда Сунь Бинь спасал Чжао, окружив Вэй (см. выше, 2.1: На неохраняемые территории – с войсками), то сначала он воспользовался Стратагемой № 2, а затем, устроив засаду поблизости от Гуйлина, отдохнув, разбил вэйскую армию, утомленную маршем из Чжоу.

Ожидание, таким образом, следует рассматривать не как пассивный процесс, а как активную подготовку. Часто оно помогает вымотать противника, нужным образом направить его, «заманить в глубину собственной территории» («ю ди шэньжу») и выбрать благоприятную обстановку для битвы. В этом случае речь идет о том, чтобы провести противника и самому не оказаться в его ловушке.

В 342 г. до н. э., через двенадцать лет после спасения Чжао путем осады Вэй, Вэй напало на государство Хань. Хань призвало на помощь государство Ци. Тянь Цзи и Сунь Бинь взяли на себя командование циской армией и повели ее сразу же на столицу государства Вэй. Когда Пан Цзюань, командовавший войском Вэй, узнал об этом, он немедленно вывел войско из Хань. Сунь Бинь знал о высокомерии Пан Цзюаня и недооценке им сил циской армии. Когда армия Вэй подошла, он изобразил отступление. При этом в первый день его армия оставила 100 000 кострищ, во второй 50 000, а в третий только 30 000. Надеявшийся на легкую победу над армией Ци Пан Цзюань решил, что она ослаблена массовым дезертирством. Поэтому он оставил тяжеловооруженную пехоту и отправился в преследование с легковооруженными отрядами. За один день он сделал два дневных перехода. Сунь Бинь рассчитал, что Пан Цзюань к вечерней заре окажется у Малина. Там он и поставил засаду и, как и замышлял, смог уничтожить вэйские отряды. Сам военачальник Пан Цзюань покончил с собой на поле битвы[178]178
  У этой истории есть и еще одна сторона. Дело в том, что в молодости Сунь Бинь и Пан Цзюань вместе учились у одного из главных «стратагемщиков» Древнего Китая, диалектика-релятивиста Гуй Гу-цзы (философа из Долины демонов). Затем пути их не просто разошлись: Пан Цзюань из зависти к талантам Сунь Биня и его уму оклеветал его. Сунь Биню отрубили ноги и бросили в тюрьму. Однако с помощью циского посла Сунь Биню удалось бежать в царство Ци, где он стал военным советником. Он и посоветовал цискому полководцу Тянь Цзи при вступлении в земли царства Вэй ввести противника в заблуждение: в первый день развести сто тысяч очагов для варки пищи, во второй – уменьшить их до пятидесяти, а в третий – до тридцати тысяч. Пан Цзюань и попался на этот прием дезориентации противника; решив, что армия Ци разбегается, он бросился в погоню с небольшим отрядом. Попав в засаду и поняв свою ошибку, он не мог снести позора и, воскликнув: «Пусть торжествует этот мальчишка Сунь Бинь», пронзил себя мечом.


[Закрыть].

Цинь Шихуан, который в 221 г. до н. э. основал первую централизованную империю, в 223 г. до н. э. смог с помощью Стратагемы № 4 смести с пути объединения Китая последнего еще остававшегося соперника – государство Чу. За это Цинь Шихуан прославлялся в КНР во время «культурной революции» (1966–1976).

В тайбэйском, пекинском и гонконгском изданиях, посвященных стратагемам, Красной армии, созданной Компартией Китая, единодушно – хотя и с разной оценкой – приписывается сознательное применение Стратагемы № 4. Общий смысл состоит в следующем: основные силы Красной армии устраивали засаду в подходящем месте внутри области, занятой красными, где затем захватывали врасплох главные силы измотанного противника.

Когда Чан Кайши в конце 1930 – начале 1931 г. провел во главе 100 000 человек первые пять походов против красных районов на юге провинции Цзянси, Мао Цзэдун и Чжу Дэ, располагавшие лишь 40 000 человек, заманили его главные силы под руководством генерала Чжан Хунцзаня в удобный для них район Лунгана, где были сконцентрированы силы коммунистов. Таким образом на этом театре сражения создался численный перевес красных войск, которые уничтожили при атаке 9000 человек противника и взяли генерала Чжан Хунцзаня в плен. Так во время этого похода было предрешено падение Чан Кайши. При помощи Стратагемы № 4, в частности, 8 мая 1932 г. при Суцзяпу одержал победу над Чан Кайши военачальник коммунистов Сюй Сянцянь. Об этом вспомнила (с подчеркиванием роли Стратагемы № 4) газета «Жэньминь жибао» в мае 1982 г.

В работе «Вопросы стратегии революционной войны в Китае» (декабрь 1936 г.)[179]179
  Эта работа была подготовлена на основе курса лекций, которые Мао Цзэдун читал в Академии Красной армии в северной части провинции Шэньси. Автор считал свою работу незаконченной: ему не удалось изложить свои взгляды по проблемам стратегического наступления, политической работы в армии и др. Работа обобщает опыт Второй гражданской войны в Китае (1928–1936). Важно и то, что она была подготовлена после известного совещания Политбюро ЦК КПК в Цзунъи (январь 1935 г.), на котором Мао Цзэдун и его сторонники утвердились в руководстве КПК и Красной армии.
  Говоря о необходимости глубоко изучать законы ведения войны, Мао Цзэдун ссылается на известное положение Сунь-цзы: «Знай противника и знай себя, и ты будешь непобедим» (название работы и цитаты из нее, как и из других произведений Мао Цзэдуна, мы приводим по официальному китайскому изданию: Мао Цзэдун. Избр. произв. Пекин, 1967. Т. I. С. 242).


[Закрыть] Мао писал:

«Если наступающий противник намного превосходит нашу армию по численности и силе, то добиться изменения в соотношении сил можно лишь только тогда, когда он углубится на территорию опорных баз и сполна хлебнет там лиха, как это произошло с ним в третьем «карательном походе», во время которого начальник штаба одной из бригад Чан Кайши заявил: «Толстых затаскали до худобы, а худых затаскали до смерти», а командующий гоминьдановской армией западного направления Чэнь Миншу говорил: «Национальная армия везде как в потемках, а для Красной армии повсюду светло». Вот в таких условиях, даже если противник силен, силы его резко падают, войска изматываются, их моральное состояние понижается и многие его слабые места становятся очевидными. Красная же армия, хоть она и слаба, в отличие от противника накапливает силы и, находясь в прекрасном состоянии, поджидает измотавшегося противника. При таком положении часто создается некоторое равновесие сил или же абсолютное превосходство противника превращается в относительное превосходство, а наша абсолютная слабость – в относительную слабость; бывает даже, что противник становится слабее нас и мы получаем над ним перевес»[180]180
  Мао Цзэдун. Избр. произв. Пекин, 1967. Т. I. С. 275–276.


[Закрыть].

В телеграмме от апреля 1947 г. относительно хода операций на северо-западном театре сражений Мао подчеркивает:

«Наш курс состоит в том, чтобы, действуя прежним методом, заставить противника еще некоторое время (примерно месяц) покрутиться и помыкаться в данном районе, с тем чтобы он вконец измотался и стал испытывать острый недостаток в продовольствии, а затем, в подходящий момент, уничтожить его. Главные силы наших войск не должны спешить на север для наступления на Юйлинь или на юг для нанесения удара по противнику с тыла. Следует разъяснять командирам, бойцам и народным массам, что применяемый нашей армией метод есть необходимый путь, ведущий к окончательной победе над противником. Если не измотать противника полностью и не довести его до крайнего голода, то невозможно будет добиться окончательной победы. Этот метод можно назвать «тактикой изматывания» – противника изматывают до полного истощения сил, а потом уничтожают»[181]181
  Мао Цзэдун. Избр. произв. Пекин, 1969. Т. IV. С. 160.


[Закрыть].

В сжатой форме Мао выразил содержание Стратагемы № 4 в стихотворении из 16 иероглифов, заключающем в себе формулу партизанской войны:

 
Враг наступает – мы отступаем,
Враг остановился – мы тревожим,
Враг утомился – мы бьем,
Враг отступает – мы преследуем[182]182
  Мао Цзэдун. Избр. произв. Пекин, 1967. Т. I. С. 270.


[Закрыть].
 

В качестве примера современного успешного применения Стратагемы № 4 пекинское издание о стратагемах (1987) указывает на прием, примененный египтянами в начале четвертой израильско-арабской войны (6–22/25 октября 1973 г.) в сражении пехоты против танкового подразделения. Египетская армия прорвала линию обороны Бар-Лева и навела мост через Суэцкий канал. Для разрушения моста израильская армия вызвала по радио танковую бригаду. Египетское наступление должно было остановиться. Египтяне сумели дешифровать радиопереговоры. Тут же вторая египетская пехотная дивизия получила приказ поставить линию обороны на направление израильского танкового удара и оставаться в засаде. Одновременно египетский передовой отряд был послан на строительство второго моста через Суэц, поблизости от первого, чтобы убедить израильтян, что планируется мощная переправа. Так египтяне завели израильтян в нужном направлении. Те, по словам китайского издания, ослепленные самодовольством и низко оценивая военное искусство противника, бросились на штурм. Египтяне послали авангардный отряд, чтобы он противостоял противнику, но вовремя отошел и таким образом завлек израильтян в засаду, где они были бы уничтожены. Так благодаря Стратагеме № 4 ожидающая в засаде пехота смогла победить танковое подразделение.

Применение Стратагемы № 4 встречается и в частной жизни. Гонконгская и тайваньская книги о стратагемах пишут об этом так: человек устраивает так, чтобы противник ждал стоя и благодаря этому обессилел бы и потерял стойкость; тут человек улучает момент для нападения и одним ударом валит противника с ног.

Как сказано в «Трактате о 36 стратагемах», «сильного врага следует ослаблять усталостью».

Стратагема № 5. Грабить во время пожара

Главная мысль Стратагемы № 5 прослеживается уже в трактате Сунь-цзы по военному искусству (VI–I вв. до н. э.):

«Когда враг повержен в хаос, пришло время восторжествовать над ним».

Я перевожу это изречение Сунь-цзы, опираясь на комментарий государственного деятеля, ученого, поэта и военного теоретика Ду Му (803 – ок. 852), жившего в эпоху Тан.

Одно из древнейших упоминаний краткой формулировки этой стратагемы содержится в фантастическом романе «Си ю цзи» («Путешествие на Запад»), принадлежащем перу У Чэнъэня (ок. 1500 – ок. 1582).

Во время путешествия на Запад из Танской империи в поисках рукописей Будды монах Трипитака[183]183
  «Трипитака» – санскритское слово, означающее «три корзины», – каноническое собрание буддийских текстов (Хинаяны и Махаяны). Главные герои романа У Чэнъэня «Путешествие на Запад» (см. комм. 6 к Стратагеме № 3) – буддийский монах Сюань Цзан и его спутник Сунь Укун – так определяют цели своего паломничества: «Они по высочайшему повелению направляются в западные края поклониться Будде и вымолить священные книги». В основе сюжета романа лежит состоявшееся за девять столетий до создания этого литературного шедевра реальное путешествие в Индию знаменитого китайского ученого, богослова, философа, лингвиста и археолога Сюань Цзана (602–664), который доставил в Китай буддийские книги, способствовал широкому внедрению буддизма в стране, изучению санскрита.
  В романе Сюань Цзан выступает под разными именами: Танский монах, Монах, принесенный рекой, Цзинь-чан, Законоучитель, Аскет и, наконец, Трипитака. Очевидно, У Чэнъэнь имел в виду человека, ищущего именно эти священные тексты. Вместе с тем заметим, что сами иероглифы имени Сюань Цзана также могут вызывать аллюзии: «сюань» в сочетании с иероглифом «ши» означает – учитель, знаток буддизма, наставник в делах веры. Цзан является омонимом иероглифа «цзан», имеющего одним из значений санскритское pitaka – буддийский канон – и входящего в выражение «фоцзяо саньцзан» – трипитака, тройственный буддийский канон.


[Закрыть] и его спутник, Царь обезьян[184]184
  Царь обезьян – Сунь Укун – также называется то Царем обезьян, то Великим мудрецом, равным небу, то Странствующим монахом, то Небесным конюшим (Бимавэнь). Иногда он выступает в романе У Чэнъэня и под именем Синчжэ – Кудесник, так как он наделен чудодейственной силой, необычайными способностями к превращениям, является обладателем волшебного жезла, который он, уменьшив до размеров иглы, хранил в ухе.


[Закрыть], пришли к некоему монастырю, в коем имелось более 70 залов и более 200 монахов, и попросились переночевать. Во время изысканной чайной церемонии настоятель монастыря спросил у Трипитаки, нет ли у него с собой какого-либо сокровища, чтобы на него подивиться. Царь обезьян напомнил Трипитаке об одном одеянии, бывшем среди их поклажи. Монахи рассмеялись на эти слова, так как они обладали сотнями одеяний из тончайшего шелка с прекраснейшей вышивкой. Настоятель показал эти одеяния гостям. Но на Царя обезьян они не произвели особенного впечатления, и он пожелал все же показать монахам принесенное одеяние. Пока он вынимал одеяние, завернутое в два слоя промасленной бумаги, сквозь нее пробивались сверкающие лучи. Когда же Царь обезьян взмахнул одеянием, комнату наполнили алый свет и чудесный аромат. О, что за потрясающе прекрасное одеяние! Тут пришли настоятелю дурные мысли. Он склонился перед Трипитакой и, рыдая, сказал, что слаб глазами и не может как следует разглядеть одеяние и потому хотел бы взять его на ночь в свою келью. Ему дали одеяние. Ночью он держал совет со своими монахами, как бы им присвоить это одеяние. И вот один молодой монах по имени Великая Стратагема предложил подпалить зал Цзэн и сжечь спящих там гостей. Монахи быстро стали обкладывать зал Цзэн хворостом. Но Царь обезьян вовсе не спал, а с полузакрытыми глазами выполнял дыхательные упражнения. Вдруг он услышал за стеной какую-то беготню и шелест хвороста на ветру. В гневе он поднялся, чтобы не будить спящего Трипитаку, превратился в пчелу, вылетел наружу и увидел вокруг связки хвороста. Тут он решил, что монахи попадут в вырытую ими же яму.

Быстро полетел он, все время оглядываясь назад, к Южным вратам небес и попросил у ясноглазого царя небес Дэвараджи покрывало, защищающее от огня. С покрывалом он прилетел верхом на облаке на крышу зала Цзэн и прикрыл им Трипитаку, дабы тот оставался в безопасности. Затем он пронаблюдал с конька крыши, как монахи подожгли хворост. Произнеся заклинание, он глубоко вздохнул – и тут поднялся сильный ветер, раздувший огонь так, что пламя охватило весь монастырь. Остался нетронутым только зал Цзэн со спящим Трипитакой. Теперь монахи прокляли тот час, когда покусились на своих гостей.

Проснулись все звери и демоны в окрестных горах. Пробудился и горный дракон, что жил в пещере Черного ветра, в двадцати милях от монастыря. Чтобы помочь монахам, он подлетел туда на облаке и увидел, что залы перед ним и за ним пусты, а в коридорах с обеих сторон пылает огонь. Он вбежал в зал и заметил в комнате настоятеля сверток в голубой обертке, из которого выходили многоцветные лучи. Развернув сверток, дракон обнаружил в нем драгоценное одеяние, редкостное буддийское сокровище. Забыв все свои добрые намерения, он схватил одеяние, совершив тем самым грабеж во время пожара, и тут же улетел на черном облаке в свою пещеру вместе с ворованным добром…[185]185
  Роман «Путешествие на Запад» состоит из 100 глав, полных необычайных приключений. Данный эпизод относится к 16-й главе (т. 1). Необычайная ряса – буддийское сокровище – была похищена, как сказано в русском переводе, не драконом, а волшебником, жившим на горе Черного ветра (см.: У Чэнъэнь. Указ. соч. Т. 1. С. 304).


[Закрыть]

В период «Весны и Осени» (770–476 до н. э.) китайское государство было раздроблено на более чем 170 царств. Между этими царствами то и дело возникали конфликты. Однажды началась война между царствами У и Юэ, и царь Юэ, Гоу Цзянь[186]186
  Гоу Цзянь – Гоу Цзянь-ван (475–465) был последним из «пяти гегемонов» («у ба»). Так в китайской историографии выделяется период древней истории с начала VII по начало VI в. до н. э., когда одному из пяти наиболее сильных царств удавалось подчинить своей политике остальные. Первым «гегемоном», т. е. главой союза князей и председателем общекняжеских съездов, провозгласил себя в 678 г. владетель княжества Ци – Хуань-гун. После его смерти (643) Ци утратило положение гегемона из-за междоусобиц среди сыновей Хуань-гуна. Гегемоном стал сунский князь Сян-гун (650–637), но в 639 г. он был разбит войсками княжества Чу, однако цзиньский Вэнь-гун (636–628), в свою очередь, сумел нанести княжеству Чу сильное поражение и стал гегемоном. Но после его смерти его преемник утратил положение гегемона, и оно перешло к Чжуан-гуну (613–590) – правителю княжества Чу, который первым присвоил себе титул «ван» – «царь». Когда же в княжестве У к власти пришел Хо-люй (514–495), гегемония перешла к этому княжеству. В приводимом эпизоде отражена борьба юэского Гоу Цзянь-вана с уским Хо-люем.


[Закрыть], потерпел поражение.

Много лет ждал побежденный реванша. Наконец погиб знаменитый военачальник, бывший полководцем царства У. К тому же там началась страшная засуха. Даже раки в водоемах высохли, и рис завял на корню.

В довершение всего властитель У уехал из страны в гости к другому князю. Гоу Цзянь незамедлительно использовал это затруднительное положение: напав на У со всеми своими силами, он захватил его врасплох и уничтожил[187]187
  Этот эпизод приводится Сунь-цзы как образец военных действий на чужой территории. Гоу Цзянь-ван, вторгнувшись в пределы царства У, направил свои фланговые колонны для удара по флангам уской армии. Увидев наступающего с двух сторон противника, военачальник царства У разделил свои силы на две части, чтобы отразить нападение. Именно тогда Гоу Цзянь-ван и нанес решающий удар в центре и наголову разбил войска царства У.


[Закрыть].

К началу эпохи «Сражающихся царств» (475–221 до н. э.) китайская территория была разделена уже только приблизительно на 20 государств. Среди них были государства Чу, Хань, Ци, Цинь, Вэй, Янь и Чжао.

Ци и Хань были союзниками и намеревались покорить Янь. Но из страха перед Чжао и Чу они не решались этого делать. И вот на Хань напали Цинь и союзное ему Вэй. Царь Ци хотел поспешить на помощь своему союзнику, но его советник Тянь Чэньсы предупредил его: «Если Хань будет разрушено, под угрозой окажутся Чжао и Чу. Поэтому оба они незамедлительно выступят на помощь Хань».

И Ци не вступило в военные действия на стороне Хань. А Чжао и Чу повели себя именно так, как предсказывал Тянь Чэньсы. Таким образом, Цинь, Вэй, Чжао и Чу оказались одновременно вовлечены в войну за Хань. Момент, когда вокруг везде пылали военные факелы, государство Ци использовало для неожиданного нападения на государство Янь, также оказавшееся вне этой игры, и в 270 г. до н. э. захватило его.

«Какой основатель одной из китайских императорских династий заложил основы своей империи, опираясь на Стратагему № 5?» – задается вопрос в тайбэйском (1985) издании о стратагемах. Кто удачно ограбит терпящего пожар ближнего, станет царем или императором, кто, в таких условиях, останется в дураках – будет «разбойником» или «бунтовщиком»? Отсюда идет китайская пословица «Чэн ван бай коу» («Успех делает царем, неудача – разбойником»). В качестве примера можно указать на воцарение с помощью чужеземцев-маньчжур последней китайской императорской династии Цин[188]188
  В 1644 г. на пекинском троне воцарилась маньчжурская династия Цин. Маньчжуры до этого неоднократно вторгались на территорию китайской империи Мин. Но когда бóльшая часть страны была охвачена крестьянской войной под водительством Ли Цзычэна, китайские феодалы во главе с У Саньгуем пропустили маньчжурские войска в пределы Великой стены, надеясь с их помощью справиться с повстанцами. Однако маньчжуры, овладев Пекином, сделали его столицей собственной империи, завершив к началу 80-х годов XVII столетия подавление очагов сопротивления на юге Китая.


[Закрыть] (1644–1911), которая смогла воспользоваться хаотическим состоянием внутриполитической ситуации в Китае, вызванным крестьянскими волнениями.

В китайской новой истории многие чужеземные силы пытались воспользоваться отсталостью и тяжелым положением Китая и применить Стратагему № 5.

Так, подобно жестокому пожару, отразилась на состоянии Китая первая проигранная им Опиумная война (1840–1842). Англия и США получили от этого немалую выгоду, заключив благоприятные для себя так называемые неравноправные договоры. У французской буржуазии, так сказать, потекли слюнки, и, чтобы совершить «разбой во время пожара», французское правительство, которое до Опиумной войны практически не поддерживало отношений со Срединной империей, в августе 1844 г. отправило в Китай посла со специальной миссией, Мари Мельшиора Жозефа де Лагрене (1800–1862). Уже через несколько недель ему без труда удалось заключить Хуанпуский договор на условиях, более чем выгодных для Франции.

Так излагается эта история в брошюре Гу Юня «Чжунго цзиньдай ши шан ды бупиндэн тяоюэ» (Неравноправные договоры в новой истории Китая. Пекин, 1973).

«Царская Россия воспользовалась пожаром для грабежа, отхватив кусок нашей территории» – так была озаглавлена заметка исторического содержания в «Бэйцзин жибао» («Пекинской газете») от 14 ноября 1981 г. Столь длинные заголовки типичны для китайской журналистики. Часто они как бы в зародыше содержат пересказ всей статьи. Газета напоминает о заключенном в Пекине за 120 лет до того русско-китайском договоре. Когда в I860 г. Пекин наводнили британские и французские колониальные войска, захватившие и поджегшие, кроме всего прочего, императорский летний дворец, царская Россия воспользовалась сложным положением Китая и вынудила его на договор, по которому ей достались «около 400 000 кв. км китайской территории к востоку от р. Уссури»[189]189
  По русско-китайскому Айгуньскому договору (1858) граница между Россией и Китаем была установлена по р. Амур, а Уссурийский край, ранее не принадлежавший ни той ни другой стороне, был объявлен совместным владением – кондоминиумом. Пекинский договор 1860 г. определил границей двух государств р. Уссури и далее по оз. Ханка и р. Сунгача до р. Туманган. Состояние неразграниченности территорий в Приморье было ликвидировано.


[Закрыть].