Текст книги "Жизнь после. Истории из работы медсестры хосписа"

Глава четыре
Сандра

Я сидела в машине возле дома своего второго за день пациента, когда позвонил Трэвис:

– Привет, Хэдли! Как день?

– Полный завал, – я уже отставала от графика и знала, что придется пропустить обед.

– Что ж, мне нужно, чтобы ты приняла пациента недалеко от адреса, где ты сейчас.

– Мне сегодня нужно осмотреть еще четырех пациентов. Другая медсестра не может этого сделать? – запротестовала я, и мой голос сразу стал на октаву выше.

– Нет, – коротко ответил он, вешая трубку.

Я чувствовала, как во мне растет тревога, когда просматривала телефонные номера четырех пациентов, оставшихся в моем расписании на сегодня. Я всегда гордилась тем, что была последовательной, что на меня можно положиться. Это было еще одной причиной, почему меня раздражала просьба поменять планы. Я позвонила сыну первого пациента и сообщила, что нам придется перенести нашу встречу на другой день.

– Хэдли, переноси сколько угодно на любое удобное время, лишь бы могли снова видеть твое улыбающееся лицо, – ответил он мне с сильным южным акцентом. Я мгновенно расслабилась.

Дав себе минутку, чтобы отдышаться и сосредоточиться, я открыла планшет и начала читать о моей новой пациентке – мисс Сандре. Это была пятидесятилетняя женщина с раком молочной железы, которая, судя по всему, нуждалась в немедленной госпитализации. Чувство вины захлестнуло меня. Как я смею раздражаться из-за небольшого неудобства, когда умирает чья-то жена, мама и лучший друг? Я бегло прошлась по ее истории болезни. Диагноз ей поставили три месяца назад, она уже опробовала химиотерапию и облучение, но рак успел распространиться на ее кости, легкие и печень. Ее организм разрушался, поэтому онколог рекомендовал ей хоспис. В записях «не для протокола» говорилось, что Сандра испытывает ужасную боль и, скорее всего, не проживет и недели. Я ввела ее адрес в свой GPS-навигатор и поехала к дому. Через несколько минут я свернула на широкую подъездную дорожку прямо у пляжа. В центре дорожки журчал фонтан, а перед гаражом стояла «Тесла»[10]10
  Электромобиль производства американской компании «Tesla». Считается автомобилем высокого ценового сегмента.


[Закрыть] (я воображала, что должно быть внутри гаража, если «Тесла» хранилась снаружи). Дом, естественно, был огромным. Это был дом того типа, о котором мечтают многие, – абсолютное совершенство. Я почувствовала, что моя уверенность пошатнулась. Обычно люди, живущие в подобных домах, не очень-то прислушиваются к советам двадцатилетней медсестры. Я привыкла слышать ответы в духе «Хорошо, я посоветуюсь с моим другом-врачом прежде, чем мы примем решение». Я боялась, что в случае с настолько богатой парой, так оно и будет.

Я натянула самую широкую улыбку из всех возможных, характерную для обслуживающего персонала, собралась с духом и постучалась в парадную дверь. Меня встретил муж Сандры, Джордж, усталый на вид мужчина лет пятидесяти. Ничего не сказав, он поманил меня внутрь, развернулся и пошел вглубь дома. Я нерешительно последовала за ним в просторное фойе. Отвлекшись на гигантскую люстру, размером с ту самую «Тесла» у гаража, я не сразу заметила, что Джордж обращается ко мне. Я извинилась за свое оцепенение. «Все в порядке», – заверил он меня. Я огляделась, ища глазами других родственников или прислугу, которая моет кухонные столы и пол, но вокруг никого не было.

В гостиной были окна от пола до потолка, из которых открывался такой головокружительный вид на воду, что мне казалось, словно я могу протянуть руку и дотронуться до нее. Мисс Сандра сидела на диване и смотрела в окно. Ожидаемо, она выглядела очень хрупкой, хоть и все еще хорошо сложенной. Я робко представилась, объяснив, что я из хосписа. Она повернулась ко мне, и я увидела на ее глазах слезы.

– Я рада, что вы здесь, – сказала она. – Мне очень больно.

Я забеспокоилась. Получить лекарства на дом не так просто, как в больнице, где всегда можно позвонить в аптеку на территории госпиталя. Я не хотела, чтобы мисс Сандра страдала понапрасну. Я спросила, какие лекарства от боли она принимает. Она сказала, что муж только что дал ей Norco[11]11
  Смесь ацетаминофена (тайленола) и гидрокодона (опиоида).


[Закрыть]. Это сильнодействующее лекарство, но часто и его недостаточно, если речь идет о раке – особенно если рак распространился на кости. Мои глаза округлились, когда она сказала, что принимает минимальную дозу Norco каждые шесть часов, как и предписано.

Встревоженная, я спросила, могу ли я позвонить нашему врачу. Она кивнула. Я позвонила доктору Кумару и объяснила ему ситуацию.

– Господи Иисусе, – воскликнул он. – Я отправлю рецепт на морфин по факсу в аптеку в течение двух минут.

Я поблагодарила его, облегченно вздохнув. Затем повернулась к Джорджу и спросила, есть ли тут кто-то, кто может сходить в аптеку за лекарством, пока я провожу процедуру осмотра и приема.

– Здесь только я, – ответил он. – Не думаю, что о моей жене должен заботиться кто-то, кроме меня. Это моя работа.

Такое я слышала впервые. Большинство богатых людей имеют в своем распоряжении целый арсенал высокооплачиваемых помощников. Я позвонила в ближайшую аптеку, там мне ответил робот, сообщил часы работы и адрес аптеки, а затем начал зачитывать рекламу специальных прививок от гриппа. Я тщетно пыталась нажать «ноль», чтобы связаться с человеком. Я видела, как слезы катятся по лицу мисс Сандры, и минутное ожидание казалось мне часом.

Наконец, мне ответил работник аптеки.

– Позовите фармацевта, пожалуйста, – настойчиво сказала я. – Мой врач отправил рецепт по факсу, и мне нужно как можно скорее получить лекарства для пациента хосписа.

Я услышала щелчок в трубке. Мой рот уже было открылся от шока: я подумала, что работник повесил трубку. К счастью, вскоре я услышала другой голос. Это был фармацевт. Слава Богу. После моего объяснения он попросил дать ему пятнадцать минут. Я поблагодарила и повесила трубку. Фармацевтам вовсе не обязательно лезть из кожи вон ради работников хосписа, но мы всегда ценим, когда они это делают.

Как только Джордж ушел в аптеку, я позвонила доктору Кумару и спросила, что можно сделать, чтобы немного облегчить положение мисс Сандры. Он велел дать ей еще Norco. Мы ждали, пока лекарство подействует. Я гладила Сандру по спине и говорила с ней спокойным голосом, но она все еще скулила от боли. Я взяла с журнального столика пульт дистанционного управления и нажала кнопку воспроизведения. Вскоре комнату наполнил успокаивающий голос Норы Джонс. Я продолжала поглаживать Сандру по спине, и мы молча наблюдали, как волны за окном разбиваются о берег. Казалось, все это помогало, но не сильно. Когда ее муж вернулся домой с пакетом из аптеки в руках, я спросила мисс Сандру, больно ли ей до сих пор. Она кивнула сквозь слезы. Я дала ей самую маленькую дозу морфия, чтобы убедиться в отсутствии побочной реакции на лекарство.

Через час после моего приезда мисс Сандре наконец полегчало. Боль отступила, и она крепко уснула. Я видела, как с плеч ее мужа свалилась тяжесть.

– Спасибо вам, – тихо сказал он. – Я уже несколько месяцев не видел ее такой расслабленной. Это убивало меня, – Он быстро отвернулся, но я увидела, как его лицо поморщилось от неудачно выбранного слова. Я понимающе кивнула.

– Следующую дозу можно ввести через полтора часа. Давайте составим расписание, куда внесем все необходимое, чтобы вам не пришлось держать в уме слишком многое.

– Спасибо, звучит замечательно. Я действительно запутался и устал.

Я подошла к своей сумке, достала оттуда блокнот и ручку:

– Она получила морфий тридцать минут назад. Сейчас два часа дня, и доктор сказал, что она может принимать лекарство каждые два часа по мере необходимости.

Джордж кивнул.

– А теперь могу ли я объяснить вам, как определить уровень боли на случай, если она сама не сможет сказать вам об этом?

– Почему она не сможет сказать? – спросил он.

Я сделала паузу. На этого бедного человека и так уже многое свалилось. Может быть, не стоит перегружать его сегодня. Но потом я вспомнила заметку от онколога: «не проживет и недели».

– Иногда в конце жизни люди теряют способность к общению, – сказала я, как можно мягче. – Обычно это выглядит так, словно человек все время спит.

Глаза Джорджа округлились, он посмотрел на свою спящую жену.

– Нет, сейчас все совсем иначе, – быстро заверила я его. Джордж немного расслабился, но все же он еще был напряжен.

– Сегодня был тяжелый день. Как насчет того, чтобы я зашла к вам завтра? – предложила я.

– Было бы чудесно. Спасибо вам, Хэдли.

Я вернулась к машине и проверила почту. Там было сообщение от Криса с просьбой позвонить ему. У меня заколотилось сердце. Он никогда не присылал подобных сообщений в течение рабочего дня. Телефон прозвонил дважды, прежде чем он снял трубку:

– Привет. Это насчет моей мамы. Мы в отделении неотложной помощи.

В ту же секунду меня охватил страх. До того, как мы с Крисом познакомились, у его мамы, Бабетты, была диагностирована глиобластома, агрессивная форма рака головного мозга. Тогда ей было всего пятьдесят три года, и первоначально предполагалось, что ей осталось жить всего несколько месяцев. И все же, спустя почти два года, она еще была жива. Мы знали, что счет идет на недели: дни обследования всегда были либо праздником, либо трагедией. Однако последнее состояние казалось стабильным.

Результаты последнего МРТ показали, что опухоль не увеличилась. Иногда мы даже забывали, что Бабетта вообще больна. Она бывшая медсестра, была вспыльчивой, и никто бы не заподозрил ее в болезни. На самом деле я всегда поражалась тому, насколько здоровой она выглядела. Особенно по сравнению с моими пациентами хосписа, которые тоже страдали от рака мозга и определенно не выглядели здоровыми. Несмотря на внешнее благополучие, надвигающаяся смерть Бабетты всегда маячила перед глазами, словно дождевая туча. Мы не знали точно, когда начнется ливень, но были уверены, что промокнем насквозь, если не найдем укрытие. Вот только не было ни укрытия, ни места, куда можно было бы сбежать. Поэтому мы просто стояли там, ожидая дождя и телефонных звонков, подобных этому.

* * *

Я была жутко напугана, когда впервые познакомилась с родителями Криса. Это случилось всего через несколько недель после того, как мы начали встречаться. Играя в пляжный волейбол на одном из наших первых свиданий, мы познакомились с другой парой, которая пригласила нас присоединиться к ним на выходные в Новом Орлеане. Наши отношения были на самой ранней стадии, но мы решили согласиться: звучало забавно, да и моя мама была готова присмотреть за Броуди. Когда Крис сказал своим родителям, что мы уезжаем вместе, они настояли на том, чтобы сначала встретиться со мной.

Вдобавок ко всем стандартным переживаниям, которые возникают при знакомстве с семьей нового бойфренда, меня беспокоило, что родители Криса не оценят тот факт, что я мать-одиночка. Пожалуй, это не совсем то, о чем мечтает мать для своего холостого сына-врача. Меня также беспокоило, что Бабетта сама была медсестрой. Она начинала как школьная медсестра и поднималась по карьерной лестнице до тех пор, пока не стала президентом Ассоциации школьных медсестер Джорджии. Это означало, что она руководила всеми школьными медсестрами штата. Ей пришлось уйти с этой должности после того, как ей поставили диагноз. Я знала, что это опустошило ее.

Настал тот самый вечер: мы встретились с родителями Криса за ужином. Я нервно теребила подол своего платья, пока Крис загонял машину на стоянку возле прибрежного ресторана.

– Они полюбят тебя, – сказал Крис, почувствовав мое волнение.

Я улыбнулась и кивнула, не совсем уверенная в правдивости его слов. Мы вышли из машины и направились к ресторану, держась под руки. Когда мы подошли к столику, я увидела мужчину в красивой рубашке, его седые волосы были зачесаны назад, а рядом с ним сидела миниатюрная женщина со светлыми волосами. Напротив них было два свободных места.

Отец Криса, Том, увидел нас первым и жестом показал Бабетте, что мы пришли. Его родители встали, чтобы поприветствовать нас, и Крис меня представил.

– Здравствуйте, – я улыбнулась, надеясь, что они не заметят, как неловко я себя чувствовала. Даже если они и заметили, то внешних признаков, подтверждающих это, не было. Том и Бабетта по очереди обняли нас с Крисом, и почти сразу я почувствовала себя комфортно.

Как только мы сели за стол, Бабетта повернулась ко мне и сказала:

– Я слышала, что ты медсестра.

– Да, – ответила я, потягивая воду и кивая.

– Расскажи мне о своем образовании.

Я взглянула на Криса, немного шокированная тем, какой напористой была Бабетта, но он был занят разговором со своим отцом.

– Ну, я получила диплом медсестры год назад, – начала я.

– Ты всегда будешь работать медсестрой? Я слышала, у тебя есть ребенок.

– Да, таков план, – ответила я.

– Я сидела дома, когда дети были маленькими, – поделилась со мной Бабетта. – Это очень важно, карьера никуда не денется.

Эти слова, должно быть, привлекли внимание Криса, потому что он быстро прервал нас с Бабеттой, чтобы вовлечь в разговор, который они вели с Томом, о Новом Орлеане.

Когда мы покидали ужин, Бабетта сказала Крису, как сильно она любит его и как гордится им. Я ушла с ощущением, что родители Криса замечательные, но не была уверена, что Бабетте понравилось, что у меня есть ребенок. К тому же они выглядели настолько дружной семьей, что мне было трудно представить, как я и Броуди можем туда вписаться. Я знала, что озвучь я эти страхи Крису, он скажет, что все это чепуха. Но то, что я была матерью-одиночкой, сделало меня сверхчувствительной к суждениям других, и мои опасения зачастую оказывались вполне обоснованными.

И хотя мы были вместе совсем недолго, Крис был… другим, и я уже знала, что хочу выйти за него замуж. Но в такие моменты, как этот, я не могла не задаваться вопросом: не была ли та жизнь за белым забором, о которой я мечтала для нас с Броуди, вне пределов моей досягаемости?

С той первой встречи прошел год. По мере того, как развивались наши отношения с Крисом, мы сблизились с Бабеттой и Томом. Пока ехала в больницу, я думала только о том, что не была готова потерять ее.

* * *

Как только я вошла в вестибюль отделения неотложной помощи, меня ослепил яркий верхний свет. Я выучилась на медсестру в этом самом госпитале, а потом провела еще один год в качестве стажера в этом отделении. Я шла по коридору в поисках Криса и его семьи, когда увидела у поста группу медсестер. Они разговаривали между собой, и почти все из них были мне знакомы. Невольно я подслушала, как медсестра, стоявшая ко мне спиной, сказала:

– Чего они ожидают от нас? У нее рак. Мы не можем ее вылечить. Это пустая трата времени.

Я подошла ближе, и медсестра обернулась на меня. Я остановилась как вкопанная, ведь это была Тереза – медсестра, которая обучала меня, та, на кого я равнялась, кого боготворила и кому хотела подражать. Я даже не сомневалась, что она говорила о Бабетте.

Мы с Терезой посмотрели друг другу в глаза, но ни одна из нас не произнесла ни слова. Не буду врать, будто я не знала, что Тереза всегда была такой. Конечно, я знала, и раньше много раз видела, как она общается с пациентами. Но внезапно отчетливо поняла, насколько я была неправа. Каждый из этих пациентов был чьей-то Бабеттой, чьим-то любимым человеком. Тошнотворное осознание. Когда я смотрела на медсестер, собравшихся вокруг поста, которые не участвовали в разговоре, но и не делали замечаний Терезе, я не могла избавиться от мысли, что поступила бы точно так же. Работая рядом с ней, я всегда оставалась молчаливой и уступчивой, даже в те моменты, когда была не согласна с тем, как она обращалась с пациентом или его близкими.

Я услышала голос Криса, который звал меня, стоя в дверях четвертой палаты. Прежде чем присоединиться к нему, я еще раз встретилась взглядом с Терезой. На протяжении всего этого времени мы не сказали друг другу ни слова.

Бабетта лежала в палате. Она улыбнулась мне с больничной койки, но я видела, как она слаба. Том сидел на стуле у ее постели – стоическая, стабилизирующая сила. Он держал Бабетту за руку и следил за больничным монитором, когда тот в очередной раз начал измерять ее кровяное давление.

– Как вы думаете, в чем дело? – спросила я Бабетту.

– Я думаю, это грипп или какая-то инфекция, – ответила она. – Я пыталась попасть на прием к своему лечащему врачу, но он направил меня сюда. Не хочу находиться в отделении неотложки, однако врач сказал, что мне нужно пройти лечение, прежде чем я смогу продолжить химиотерапию.

Я кивнула и отошла в сторону, когда в палату вошла Тереза и начала нажимать на кнопки на мониторе, выводя на экран последние показания Бабетты.

– Выглядит хорошо, – сказала Тереза, начиная вводить шприц с прозрачной жидкостью в капельницу Бабетты.

Бабетта слегка отдернула руку:

– Подождите, что вы мне даете?

– Я не обязана объяснять вам это, – сказала Тереза, отсоединяя упаковку с лекарством.

– Я не отказываюсь, просто хочу знать, что это такое, – пояснила Бабетта.

– Лекарство, которое прописал ваш врач. Желаете обсудить это с ним?

Когда я стажировалась у Терезы, я восхищалась ее подходом «без чепухи», как она это называла. Теперь я понимала, что это была обычная грубость. Бабетта выглядела так, словно была готова накинуться на Терезу, но тут вмешался Том, который всегда выступал в роли миротворца.

– Мы бы просто хотели узнать название лекарства, думаю, этого будет достаточно. Будем очень вам благодарны, – сказал он Терезе.

На следующее утро я связалась со службой поддержки нашего хосписа, чтобы узнать, не звонил ли кто-нибудь из моих пациентов накануне вечером:

– Мисс Бетти упала. Я приехал, чтобы осмотреть ее. У нее был разрыв кожи на правой руке. Проверьте ее повторно сегодня, пожалуйста, и замените повязку завтра. Мистер Роберт звонил час назад, спрашивал, где вы были. Я напомнил ему, что сейчас семь утра, и сказал, что вы позвоните около девяти. На этом все.

Я была удивлена, что мисс Сандра так и не позвонила. Повесив трубку, я решила сама позвонить ее мужу.

– Здравствуй, Хэдли! – Джордж звучал совсем иначе, по сравнению со вчерашним днем.

– Как прошел ваш вечер? – спросила я.

– Отлично! Мы легли спать. Я дважды будил Сандру, чтобы дать ей лекарства, но в остальном мы отлично выспались. Сейчас завтракаем на улице. Она попросила кофе – первый раз за несколько месяцев! – он ликовал. Я улыбнулась про себя, вспомнив о силе влияния обезболивающих.

– Могу я навестить вас сегодня утром? – спросила я.

– Не можем дождаться, когда увидим тебя!

Час спустя у массивной входной двери меня встретил совершенно другой мужчина, не тот, с которым я познакомилась вчера. Джордж больше не выглядел усталым, он был одет в костюм и держал в руке чашку кофе.

Мисс Сандра сидела на диване и улыбалась. Я тут же улыбнулась ей в ответ. Я провела свою обычную оценку всех систем организма и проверила жизненно важные показатели, пока ее муж заканчивал деловой разговор по телефону.

– Работаете сегодня? – спросила я Джорджа.

– Лучше спроси, когда я не работаю! – воскликнул он. Я повернулась к мисс Сандре и спросила:

– А что насчет вас? Кем вы работали?

– О, дорогая, я была профессиональной домохозяйкой. Мне досталось все самое лучшее сразу: и любовь, и деньги, – теперь, когда боль утихла, Сандра излучала тепло и хорошее настроение. Я посмеялась вместе с ней и приступила к заполнению своих бумаг. Перед отъездом пообещала, что вернусь через несколько дней.

Недели проходили без происшествий: Сандра продолжала жить, несмотря на первоначальный диагноз врача, который говорил, что ей осталась неделя. Я снова вспомнила о важности обезболивания. Да, у Сандры все еще был рак, она была на последней стадии, но все-таки сейчас она жила. Она была счастлива. Наши встречи были наполнены смехом, и я все больше узнавала о своей замечательной пациентке. Оказалось, что за скромным титулом «профессиональной домохозяйки» скрывалось то, что Сандра фактически руководила несколькими районными некоммерческими организациями, помогающими приемным детям.

После пары месяцев, подобных этому, состояние мисс Сандры постепенно ухудшилось, хотя в процессе ей и удавалось сдерживать свою боль. В конце концов она потеряла способность ходить. Джордж все время был рядом и даже научился безопасно пересаживать ее в инвалидное кресло под моим руководством. Улыбка не сходила с лица мисс Сандры, пока муж с любовью заботился о ней. Верный своему слову, он не позволял другим людям прикасаться к ней. Члены большой семьи приходили и уходили, каждый из них был добрее предыдущего и благодарил хоспис за то, что мы вернули Сандре прежнее качество жизни, пусть даже на мгновение.

Несмотря на свою влиятельность и престиж, Сандра и Джордж доверяли мне и позволяли принимать лучшие для них решения. За время, проведенное с ними, я почувствовала в себе силы вносить предложения; моя уверенность в себе как в медсестре укреплялась. Они также напоминали мне, что какими бы разными ни были наши обстоятельства, смерть приходит за каждым. Не существует такого белого забора, за которым можно спрятаться от естественного хода вещей. Когда приходит время, мы все желаем одного и того же: заботы, комфорта и понимания.

Примерно через три месяца после поступления мисс Сандры в хоспис, я сидела в своем кабинете и обедала, когда у меня зазвонил телефон. Я слегка удивилась, увидев на экране домашний номер мисс Сандры. Они с Джорджем ни разу не звонили мне, тем более я уехала от них всего пару часов назад.

– Хэдли, – сказал Джордж, когда я сняла трубку, – что-то изменилось.

Я почувствовала комок в горле, мигом отложила свой сэндвич и схватила ключи от машины. За рулем я, как и раньше, говорила себе, что нельзя так сильно привязываться к пациентам. Такие медсестры, как я, быстро выгорают и в конце концов увольняются. Я резко вдавила в пол педаль тормоза: какой-то турист выскочил перед машиной, показал мне средний палец и наорал на меня. «Как здорово было бы сходить на пляж прямо сейчас» – подумала я.

Я свернула на ставшую мне знакомой подъездную дорожку. Выйдя из автомобиля, я прикрыла глаза от яркого солнца, позволив себе на секунду окунуться в щебет птиц и ощутить приятный легкий ветерок. Меня всегда поражало то, что жизнь идет своим чередом, несмотря на трагедии, происходящие вокруг нас.

Джордж открыл дверь прежде, чем я успела постучать, и повел меня внутрь. Мисс Сандра лежала на больничной койке лицом к окнам, из которых открывался прекрасный вид на воду. Я тоже почувствовала, что что-то изменилось: тишина в доме была осязаемой. Ранее этим утром мисс Сандра была слаба, но все еще могла разговаривать. Теперь уже нет. Я дотронулась до ее руки – она была ледяной. Я забеспокоилась, что, возможно, она уже умерла, но потом услышала, как Сандра прерывисто вздохнула. Она умирала прямо сейчас – я знала, и сообщила об этом Джорджу, используя самые мягкие слова из возможных. Я дала ей лекарства, которые обеспечат ее комфорт, и села напротив него.

– Сколько ей осталось? – спросил он.

– На данный момент, я бы сказала, около семидесяти двух часов или меньше.

Джордж тяжело вздохнул, потер лицо, а затем сказал:

– Хорошо. Наша единственная дочь уже на пути сюда из Чикаго. Она должна быть здесь в течение часа.

– Я собираюсь пока остаться, чтобы понаблюдать за мисс Сандрой, если вы не против.

– Да, я бы предпочел, чтобы ты осталась. Может, у тебя есть предложения, что теперь нужно делать?

– Мы могли бы включить что-нибудь из той мягкой музыки, которая ей нравится, – предложила я.

Джордж кивнул и вышел из комнаты. Он вернулся через минуту с маленьким портативным радиоприемником и диффузором с эфирным маслом в руках:

– Она любит эту штуку.

– Отлично, – сказала я, улыбнувшись, чтобы приободрить его.

Мы подключили диффузор и включили что-то из Норы Джонс на фоне. Аромат, напоминающий о море, витал в воздухе, когда мы с Джорджем сидели друг напротив друга, и он рассказывал, какой матерью была мисс Сандра. Он рассказал, что она посвятила всю свою жизнь их дочери, что они были похожи как две капли воды, что они общались каждый день, даже когда дочь стала взрослой. Мое сердце болело за их дочку, которой предстоял один из самых тяжелых дней в ее жизни.

Дочь Джорджа позвонила, чтобы сообщить, что она уже арендовала машину в аэропорту и едет в сторону дома. Я заметила, что он не сообщил ей о скорой смерти матери. Словно прочитав мои мысли, он сказал:

– Я не хочу говорить ей об этом по телефону и рисковать тем, что она попадет в аварию.

Я понимающе кивнула. Джордж продолжал рассказывать мне истории, держа жену за руку. На его глазах блестели слезы, но он улыбался, вспоминая об их счастливых временах.

В середине предложения воздух в комнате внезапно стал тяжелее. Джордж замолчал, и мы оба посмотрели на Сандру. После минутного молчания он спросил:

– Что мне делать?

Без всякого колебания, как обычно делала, принимая важные решения, я уверенно сказала ему:

– Продолжайте держать ее за руку и разговаривать.

Я сама держала мисс Сандру за другую руку и молча молилась, чтобы ее дочь поскорее приехала.

Пока Джордж говорил Сандре, как сильно он ее любит, я услышала звук входной двери. Меня накрыла волна облегчения.

– Мама, папа, привет! – раздался голос из фойе. – Я сейчас отнесу сумки в комнату для гостей. Буду через минуту.

Все еще держа мисс Сандру за руку, я услышала свой голос.

– Иди сюда прямо сейчас! – крикнула я их дочери, удивленная собственной напористостью.

Через мгновение я отошла от кровати мисс Сандры, чтобы дочь могла взять за руку свою мать. Потрясенная увиденным, она вскрикнула и поцеловала мать в лоб, повторяя, как сильно она ее любит. В тот самый момент я увидела, как мисс Сандра, любимая мать и жена, испустила свой последний вздох.

До сих пор я думаю о том, каким чудом было то, что дочь мисс Сандры оказалась с ней в этот самый момент. Я думаю о Сандре и о том, что она была матерью до самого конца: держалась так долго, как только могла, чтобы в последний раз подержать за руку своего ребенка. У меня не было никаких сомнений в том, что время прибытия дочери и время смерти Сандры не было совпадением.

Одна из самых ошеломительных и прекрасных вещей, свидетелем которых я была за время работы в хосписе, – это то, как люди выбирают время своей смерти. Многие из нас не могут влиять на то, во сколько мы уснем ночью, и все же, кажется, у нас был некий контроль над тем, когда мы умрем. У меня были пациенты, которые намеревались умереть в одиночестве, и они умирали в те считанные секунды, когда были предоставлены самим себе, пока, например, их близкий человек отходил в ванную. И были другие, как Сандра, которые держались до того момента, пока любимый человек не окажется рядом.

Я видела это достаточно много раз, чтобы не удивляться. И все же каждый раз это очаровывает и восхищает меня.