Текст книги "Где-то там гиппопотам"

Хелен Купер
Где-то там гиппопотам

© 2017 by Helen Cooper

© Издание на русском языке, перевод на русский язык, оформление. ООО «Издательский дом «Тинбук», 2019

* * *

Яну Баттеруорту – с благодарностью за эту книгу и за все остальные

Музей закрыт

В самый темный, самый жуткий час ночи, когда все давным-давно должны спать, в одной из комнат Музея Гарнер-Ги моргала тусклая лампа-иглобрюх. Слабый свет едва рассеивал тени вокруг стоящего на столе портативного печатного станка. Но одно, последнее приглашение все же было напечатано. И как-то появились на обороте четыре мелко написанных слова, хотя огромное перо держать было ужасно трудно. Вот какие слова:

Приходи – сейчас или никогда!

Потом свет мигнул и погас.

Ничего не происходило до самого рассвета, когда входные двери со скрипом отворились и конверт вылетел наружу. Пчелиная почта понесла его сквозь свинцовый туман. Куда? На улицу Тримил, 33а.

Глава 1. Приглашение

Дом 33 по улице Тримил располагался совсем в другом конце города. Там, в подвальной квартирке под магазином, жили мальчик по имени Бен Мейкпис и его мама. Глаза у Бена были темные и зоркие, как у воробушка, а волосы рыжие и вечно взъерошенные. Иногда он помогал в магазине. А иногда – по дому. Этим утром он пошел забрать оставленное разносчиком молоко и обнаружил прислоненный к бутылке конверт. Бен всегда опасался писем. Иногда все еще приходили письма, адресованные папе, но Бен с облегчением заметил, что это не из таких. Однако маминого имени на конверте тоже не было. На самом деле письмо было вообще без адреса. И даже не запечатано. Бен понадеялся, что это не очередной счет. Он заглянул внутрь. Заметил край тонкого листка с какой-то картинкой и решил, что это реклама. Вытащил листок из конверта, чтобы рассмотреть получше. На картинке было изображено множество животных, а Бен очень любил животных, хотя в их доме никого не разрешалось держать, даже собак и кошек. Впрочем, животных с этой картинки никто не стал бы держать дома.

Здесь были и жираф, и гиппопотам, и нахохлившийся сыч, а в правом нижнем углу – похожий на землеройку зверек с носом-хоботком. Сердце у Бена забилось как бешеное, потому что он вспомнил свой самый страшный секрет. Секрет, о котором он не рассказывал никому.

– Что ты там застрял? – окликнула его мама.

Бен виновато сунул листок обратно в конверт. Он поставил молоко на стол, а рядом положил письмо.

У мамы Бена были такие же, как у него, карие глаза, а вот волосы совсем другие. Она как раз шла наверх в магазин, но остановилась и посмотрела на письмо.

– Пришло вместе с молоком.

Мама открыла конверт и надолго замолчала. Потом пробормотала сердито:

– А я-то думала, Музей Гарнер-Ги давно закрыт.

Бен забрал листок и, уминая хрустящие миндальные хлопья, внимательно его изучил. Землеройка на картинке держала в лапах перо, как будто только что дописала фразу:

Загляни на часок…

– Похоже на приглашение. Бесплатное, – заметил Бен. – Может быть, музей снова открыли.

– Все может быть, – мама закусила губу.

– Я бы сходил.

– Серьезно? – мама явно напряглась.

– Тут написано – на двоих.

– У меня и времени-то нет.

Мама, слегка побледнев, просматривала почту. Бен знал, там полно счетов. Мама волнуется из-за денег. Да и магазин не на кого оставить.

Их магазинчик назывался «Разные разности», и раньше там продавались только товары для тех, кто любит мастерить, а теперь было все на свете: кисти, краски, шелковые нитки для вышивания, пуговицы, шерсть, карандаши, бумага, наклейки, модели, которые можно раскрашивать, разные интересные книжки, всего понемножку – что дети любят. Иногда в магазине было людно, чаще нет, но, если в субботу случался наплыв покупателей, мама просила Бена помочь.

Завтра как раз была суббота.

Бен помахал приглашением.

– Можно я в воскресенье сам схожу?

Мама молча перебирала счета.

– Ты всегда говоришь, что в моем возрасте уже была совершенно самостоятельной.

– Говорю, – буркнула мама.

На что она сердится?

– Так я могу пойти?

– Ну не знаю… Я, конечно, за самостоятельность, но это далековато. И тебе там не понравится.

– А где это?

Бен перевернул листок. Адреса не было – только четыре коротких слова:

Приходи – сейчас или никогда!

Он заглянул в конверт. На дне притаилось маленькое коричневое перышко – и больше ничего.

Мама сказала:

– Музей ниже по реке, на другой стороне, кажется, между мостом и плотиной – но у плотины тебе точно делать нечего.

– Не пойду я к реке, – вздохнул Бен. – Я тебе уже миллион раз обещал близко к воде не подходить. Мне просто хочется в музей. Это же не очень далеко, почему ты меня не пускаешь? Ты что-нибудь знаешь? Тебе там не нравится?

Даже не доев кашу, мама начала распаковывать коробку с художественными принадлежностями для магазина. Бен испугался, что она так и будет молчать – обычное дело, она часто не отвечала, если хотела прекратить разговор.

Но нет, мама заговорила снова:

– Я не говорила, что не нравится. Они, ну… А с чего это ты начал интересоваться музеями?

– Просто стало интересно. Может, в интернете посмотреть?

Мама закусила было губу, но сдалась.

– Посмотри перед школой, если успеешь. Скорее всего, у них и сайта никакого нет – разве что там все сильно изменилось. Когда-то музей возглавляла одна старушка, хотя она уже, наверно, умерла.

Времени оставалось немного. Бен не смог найти ни одного упоминания о Музее Гарнер-Ги, зато нашел очень продвинутый сайт только что отреставрированного суперсовременного Научного музея. Мама заглянула сыну через плечо.

– Может, лучше сюда сходишь? Музей в самом центре, от нас близко. Чучел там тоже хватает. И директорша на вид такая умная. Только с приветливостью у нее, по-моему, беда.

– Похожа на гигантское насекомое, – захихикал Бен. – Ни за что туда не пойду, она меня съест.

– Не вредничай, – помимо воли мама улыбнулась.

Бену не хотелось снова огорчать маму, поэтому он больше не заговаривал о музее. Перед уходом в школу он сунул приглашение на полку, где хранил свои сокровища. Он решил расспросить о музее учительницу. Вдруг она что знает.

Музей открыт

День в Музее Гарнер-Ги проходил как обычно. Нынче здесь, как всегда, по углам таились тени, и немудрено: окна маленькие, стены темные, свет тусклый – генератор работал вполсилы, даже когда был новеньким. Теперь-то он отнюдь не новый, и люстры едва тлели, как лампочка фонарика, у которого садятся батарейки. Порой свет мигал, порой отключался совсем, погружая залы в сумеречную тьму, пахнущую медом, нафталином, запертыми ящиками и текучим временем.

При всем при том внутри было очаровательно – если удавалось попасть внутрь.

Если удавалось попасть внутрь, был шанс увидеть стеклянный улей с живыми пчелами. Или огромное яйцо вымершей слоновой птицы, или солнечные часы, такие маленькие, что в столовой ложке поместятся.

Если удавалось попасть внутрь, был шанс увидеть серебряную бутылочку, в которой, по слухам, сидела ведьма. Или потрясающую, редчайшую коллекцию чучел, всевозможные мрачноватые экспонаты в шкафах, витринах и сосудах – и в каждом что-то магическое и таинственное.

Если удавалось попасть внутрь – а обычно не удавалось. Музей Гарнер-Ги чаще бывал закрыт.

Нередко Констанция Гарнер-Ги, старая-престарая директриса музея, плоховато себя чувствовала и не открывала двери для публики. Она выжидала, надеясь на невозможное; мечтала, пока время и деньги утекали сквозь пальцы, а добрые пожелания и благодарственные слова давнишних посетителей роились во мраке, как привидения.

Глава 2. Заветное, совершенно секретное воспоминание (о папе)

– В жизни не слышала о Музее Гарнер-Ги, – заявила учительница. – Но мне присылают кучу информации о Научном музее. Хочешь их буклет?

Там была та же похожая на гигантского паука женщина.

– Спасибо, не надо, – ответил Бен.

Учительница покосилась на экран своего компьютера.

– Не могу найти этот музей. Может, поинтересуешься в Публичной библиотеке? Сегодня они уже закрыты, но мама сможет сводить тебя туда завтра.

Бену не хотелось снова начинать разговор о музее. Все равно мама отпустила бы его в библиотеку. Его много куда отпускали одного, ведь мама была очень занята. К сожалению, друзьям Бена так много не позволялось. Вывод: Бен частенько оставался один.

Ну и ладно, сам справлюсь, говорил он себе. Прямо как папа.

На самом деле он не знал, как и с чем справлялся папа, потому что папа умер. Бену еще и трех не исполнилось. Уплыл на маленькой яхте и не вернулся.

– Пропал в море, – говорила мама.

Никто не знал, где и почему. Мама не любила об этом вспоминать и, если Бен задавал вопросы, грустно замолкала и заговаривала о другом. За долгие годы Бен убедился: для разговоров об отце подходящего времени нет и не предвидится.

Тем более сейчас Бен не хотел ее огорчать. Мама сильно тревожилась о растущей квартирной плате. Домовладелец подумывал даже продать дом, где они жили.

– Он нас выселит и продаст землю застройщику. Выгодное дело – сносить старые дома и на их месте строить новые.

– Это же наш дом, – настаивал Бен, когда мама заводила такие разговоры.

Мама еще больше грустнела, тогда Бен крепко обнимал ее и уверял:

– Все наладится, вот увидишь.

Он надеялся, что если повторять эти слова достаточно часто, то так и окажется.

Теперь Бен не то чтобы тосковал по папе, скорее ему было любопытно. Он почти не помнил отца. Во всех деталях вспоминался только один день, который они провели вместе.

Заветное воспоминание! Бен даже думал, что это сон, – пока не открыл конверт с приглашением.

Он, наверно, был совсем маленьким. Бен помнил, как папа нес его вверх по лестнице, как они миновали большие черные двери и вошли в шумную, плохо освещенную комнату. Шум напугал Бена, и он зарылся лицом в папину куртку. Потертая шелковистая подкладка пахла машинным маслом и мятными карамельками. Чудесный запах!

Папа недолго его нес и в следующем зале спустил на пол. Бен запомнил пятна света от высокого окна на темном паркетном полу. Шаги тут звучали как барабан, и Бен прыгал – на свет, в тень, на свет, в тень, яростно топая, потому что о нем забыли.

Потом пришла старушка. Бен запомнил седые волосы, темно-синее платье и то, что старушка оказалась ласковая. Отец поманил его, и они пошли за старушкой через двери, над которыми было что-то написано. Потом через другие двери – тоже с надписью, потом еще через одни, и еще; много одинаковых дверей, словно стоишь между двух зеркал и смотришь на бесконечные отражения. Одно отличие – в конце длинного коридора стоял гиппопотам. Пока они шли, Бен понял: гиппопотам их ждет. Хотя взрослые просто прошли мимо.

А Бен остановился.

Вдруг морду гиппопотама прорезала улыбка, и он произнес:

– Впереди могут ждать трудности, но у тебя с мамой все будет хорошо.

Бен обиделся. Он не хотел маминой спокойной жизни, его манили папины приключения. Слова гиппопотама смущали. Он ничего не забыл, и чем старше становился, тем больше его это мучило. Даже сейчас картина так и стояла перед глазами – серый гиппопотам наклоняется к нему, чтобы поговорить. На морде морщин как линий на карте, а в круглых карих глазах светится ум.

Потом воспоминания становились отрывочными, рассыпались, как пазл. Еще одна комната, тисненые обои, камин, запах воска. Они сели. Папа смеялся, но вот лица его Бен никак не мог вспомнить. Зато ясно видел чайные чашки – светло-зеленые, украшенные фарфоровыми пчелами, и простую голубую кружку с молоком для него. Он был этому рад, потому что боялся пчел, даже фарфоровых. Он был доволен, когда заметил на столе хлеб с поджаристой корочкой. Ему дали ломтик, намазанный маслом и медом. Он жевал, и острый сладкий вкус хлеба мешался с привычным запахом молока. Крошки попали за воротник и кололись. Он потер шею. Вдруг из-за сахарницы выглянул зверек с носом-хоботком, похожий на землеройку. Он не сводил с Бена черных глаз-бусинок.

Потом произнес:

– Трудно поверить, что из тебя выйдет толк. Вытри хотя бы рот.

Бен так и сделал – рукавом. Когда он опустил руку, зверек уже исчез. Последнее, что он запомнил, – лампа, похожая на рыбу-иглобрюха, висящая над письменным столом. Свет вдруг стал ярче, и рыба подмигнула Бену.

Он хотел подмигнуть в ответ…

…но тут воспоминания обрывались. Больше он ничего не мог вспомнить, но всегда надеялся, что в один прекрасный день поймет, что же это было.

Вечером он продолжил поиски Музея Гарнер-Ги, а мама считала, что он просто играет на компьютере. Бен долго не мог найти никаких следов. Он уже почти сдался, но вдруг наткнулся на ссылку на старый сайт: Общедоступный указатель малоизвестных музеев прошлого и настоящего. Похоже, что сайт не обновлялся долгие-долгие годы, но Бен все равно там пошарил. И ура! Почти в самом конце списка он нашел то, что искал.

Вот что он прочел:

МУЗЕЙ ГАРНЕР-ГИ В ТИДБЕКЕ

Вряд ли попадете – он почти всегда закрыт!

Но если очень надо – есть разные способы.

НА АВТОБУСЕ

Найдите тринадцатую стойку за вокзалом. Садитесь на автобус номер 79, он ходит один раз в день. Доезжайте до угла Круговой аллеи. Музей как раз за ней, спиной к дороге, прячется среди деревьев.

НА МАШИНЕ

К сожалению, парковки нет. Посетителей, паркующихся без разрешения, ожидают эвакуаторы (а иногда и дикие звери).

ПЕШКОМ

От центра до музея пятьдесят минут быстрой ходьбы. Рекомендуем запастись хорошей картой.

ТРАМВАЙ – вот, пожалуй, лучший выбор.

Но у нас нет трамвая, подумал Бен.

И решил поехать на велосипеде.

Глава 3. Приходи – сейчас или никогда

Только в воскресенье днем, наведя порядок в своей комнате, Бен наконец смог выбраться из дома.

На прощанье Бен обнял маму.

– Отправляюсь на разведку.

Ему не сиделось на месте, ничто не могло его остановить: ни холод, ни хмурое небо, ни непонятное мамино неодобрение.

Она дольше обычного задержалась на пороге.

– Ты не пойдешь к плотине?

– Конечно, нет, – Бен по-шпионски натянул шарф на лицо. – Что я, больной?

Потом мама настояла, чтобы он проверил велосипед. Потом навязала ему с собой пару булочек с кремом, завернутых в пленку. Бен сунул их в рюкзак.

Наконец, наконец он помахал маме и уехал, прежде чем она успела придумать новый повод, чтоб удержать его дома.

Маршрут он разработал с вечера.

Бен со свистом промчался по боковым улочкам и вскоре доехал до сырого, грязноватого берега реки. На середине моста была устроена обзорная площадка для пешеходов и велосипедистов. Отличное местечко, чтобы передохнуть, съесть уже эти булочки и посмотреть карту.

Он прекрасно разбирался в картах, мама даже шутила, что у ее сына в голове компас. Насколько Бен мог понять, Круговая аллея начиналась сразу за мостом. Не переставая жевать, Бен посмотрел на тот берег. Ряд старых домишек. Дальше – стройка, наполовину готовые современные дома теснятся у самой реки. Дальше – плотина и на ней заброшенный пешеходный мостик.

Несмотря на обещание, Бен не удержался и подошел к плотине поближе. С моста почти ничего не было видно. Только самая верхняя часть пенистого водопада. Обзору мешал выдававшийся в реку лесистый мысок как раз между стройкой и плотиной. Похоже, музей находится именно там. Со свинцового неба прямо на карту упала огромная капля дождя. Как раз на то место, где должен быть музей. Бен понял намек – пора двигаться, пока не промок насквозь.

Бен крутил педали и размышлял: почему мама так против похода в музей? Вправду боится плотины или знает о том дне с папой?

Он никогда ее не спрашивал – отчасти не осмеливался, отчасти хотел сохранить этот секрет для себя.

Он без труда отыскал Круговую аллею и покатил под дождем мимо высоких обветшалых строений из черного кирпича. Почти на всех – по нескольку звонков, значит, там квартиры. На музей не похоже.

На середине Круговой аллеи, на той стороне, что ближе к реке, жилые дома кончались. Раньше тут, вероятно, полукругом стоял целый ряд зданий, но теперь за забором, на стройке, среди незаконченных домов-коробок неподвижно застыли бульдозеры и экскаваторы. Недурное местечко для пряток. Но что-то не так было с этими домами – они словно с трудом цеплялись за берег, размышляя, не соскользнуть ли в реку.

За грязью, за заросшим пустырем начинался лесок. Среди по-февральски голых деревьев Бен заметил башню с часами. Он поспешил туда и оказался возле унылого здания. Похоже, сюда давненько никто не заглядывал. Подъездная дорожка засыпана листвой, листья даже на ступеньках. Краска на дверях и оконных рамах облупилась. Бен взялся за перила, с сомнением глянул на слепые окна и мокрую желтоватую стену. Что это за дом такой?

Большая мохнатая пчела закружилась у него над головой. Бен яростно замахал руками – он не жаловал пчел. Пчела устремилась к дверям, а Бен крикнул ей нарочито грубо, чтобы почувствовать себя увереннее:

– Эй, чего ты тут мокнешь?

Пчела не ответила, – не то чтобы Бен ждал ответа, – но села на маленькую табличку слева от дверей. Бен слез с велосипеда и взбежал по ступенькам, чтобы прочесть надпись на табличке. Вот что она гласила:

Он нашел музей!

Но в воскресенье музей не работал.

Может, завтра как раз третий понедельник? Хотя после школы он не успеет. Может, мама отпустит его в субботу – если это будет вторая суббота. Но как узнать, какая суббота вторая?

Бен был совершенно сбит с толку. Он спустился с крыльца. Дождь лил все сильнее. Разочарованный и замерзший, он все еще храбрился, но уголки рта уже поползли вниз, словно к ним привесили грузики. Он был несчастен, как плачущее небо над головой.

Музей Гарнер-Ги

ОТКРЫТ

Каждый третий понедельник с 14:00 до 16:00

Каждую четвертую среду с 13:00 до 15:00

Каждую вторую субботу с 14:00 до 16:00

В ОСТАЛЬНОЕ ВРЕМЯ ЗАКРЫТ.

Из окон кафе через дорогу на мокрую мостовую лился свет. Над зашторенными окнами красовалась вывеска, изображающая пирожное. Бен понимал, что крутить педали в такую погоду опасно. Он порылся в рюкзаке. На дне обнаружились несколько монеток, приставших к огрызку старого пряника. Может, хватит на булочку? Бен пристегнул велосипед к ограде музея, пересек дорогу и вошел в кафе.

Внутри было тепло, пахло мокрыми пальто, кофе и свежей выпечкой. Другие промокшие посетители ели и пили в свое удовольствие. Бен, как голодный щенок, уставился на пирожные за стеклом. Ценников тут не было.

– Сколько стоит кусочек вот этого? – Бен показал на медовую коврижку, украшенную вишенками.

Слишком дорого. Официантка назвала сумму, которой у него в помине не было. Бен нерешительно показал на пакетик апельсинового сока, уж это он может себе позволить.

– Тогда мне вот что.

– Здесь пить будешь?

Официантка скривилась, собирая липкие монетки.

Бен мрачно кивнул.

– Садись, я принесу.

Бен протиснулся к окну, чтобы сразу увидеть, когда кончится дождь. Через некоторое время появился ненужный сок в ненужном стакане. Официантка понесла на подносе кофе и кусок обливного шоколадного пирога. За столиком напротив сидел, уткнувшись в бумаги, человек с бычьей шеей. Пальто туго обтягивало его плечи. Ел он неаккуратно, крошки так и сыпались на грудь. Губы слишком толстые, и полон рот острых зубов. Кажется, зубов даже больше, чем полагается.

Дверь открылась, потянуло сквозняком.

Толстяк вскочил, размазав по подбородку глазурь, и замахал вошедшей женщине. Она была худая, высокая и бежевая от носков туфель до гладко причесанной макушки. Даже зонтик бежевый. Большая бежевая сумка из крокодиловой кожи, очки формы «кошачий глаз» в бежевой оправе, даже помада бежевая. Бежевым было абсолютно все, кроме ногтей, покрытых лаком отвратительного фиолетового цвета. Бен ее узнал. Это же директриса нового Научного музея – он видел фотографию на сайте. В жизни она еще больше напоминала противное длинное насекомое. Даже глаза навыкате.

Она нервно оглядела кафе.

– Вы уверены, что тут безопасно?

– Не волнуйтесь, тут совершенно безопасно, – подмигнул толстяк и показал на свой столик. – Рад, что вы смогли приехать заранее. Надо кое-что обсудить, прежде чем отправляться к старухе напротив. Не люблю говорить по телефону – никогда не знаешь…

– …кто подслушивает, – закончила его собеседница.

Бену стало любопытно. Мама упоминала какую-то старушку в музее. Он навострил уши.

Глава 4. Кое-кто подслушивает

Насекомовидной даме принесли медовую коврижку, украшенную вишенками. Она деликатно попробовала и отставила в сторону. Достала из сумки папку. До Бена долетал запах коврижки.

– Как такая старушенция одна справляется с музеем? Это выше моего понимания, – сказала женщина. – Вы уверены, что никого другого там нет?

Толстяк шумно отхлебнул кофе.

– Никогда никого не видел. Понятия не имею, как она справляется. Старуха ведь настоящее ископаемое.

Женщина выдавила в чай лимон.

– Похоже, она там испокон веку. Я тщательно изучила вопрос – никаких наследников нет. Музей всегда принадлежал одной семье, и она последняя в роду. Ни следа живых родственников.

Толстяк кивнул.

– Был какой-то кузен, но утонул несколько лет назад. И почему-то даже попечительского совета нет. Вообще непонятно, нужен ли кому-нибудь этот музей. Организовано все по-дурацки.

Насекомовидная женщина подцепила кусочек коврижки, но не съела, а положила обратно на тарелку.

– Она только рада будет продать. Трудно в ее возрасте возиться с музеем.

– Он не так часто бывает открыт.

– А если городской совет вступится и спасет музей?

– Теоретически совет мог бы вмешаться, но, сами знаете, после прошлогоднего наводнения средств почти не осталось. Любое новое вложение в этом районе пойдет на укрепление плотины – она в плохом состоянии, это может быть опасно.

– Она же не сможет вечно содержать музей.

– Казалось бы, нет, – усмехнулся толстяк, – но я уже не один год уговариваю ее продать. На этом месте можно построить новые дома.

Вот оно что, подумал Бен. Гадость какая. Он застройщик, такой же, как тот, что хочет купить мамин магазин.

– Ну, будем надеяться, мы ее уговорим, – возразила его собеседница и, высунув язычок, быстро облизала верхнюю губу. – А что станем делать, если она все-таки откажется?

Тут их разговор изменился. Они склонились друг к другу и стали говорить тише. Шептались, как заговорщики, явно замышляли недоброе.

– У меня почти не осталось времени, – шипела женщина, сцепив руки с фиолетовыми когтями под острым подбородком. – Финансирование уплывет, если я не потороплюсь. А нет ли какого способа… скажем… убедить старушку, что музей надо продавать немедленно?

Толстяк внимательно слушал.

Женщина наклонилась вперед.

– Музей в ужасающем состоянии. Небольшой несчастный случай… скажем, нашествие паразитов – и музей навсегда закроется.

Застройщик потер нос.

– Что конкретно? Крысы? Насекомые?

– Да, что-то вроде.

Она еще раз взглянула на свою коврижку и вдруг спрятала руки в рукава, отчего стала похожа на молящегося богомола. (По мнению Бена.)

– Может, затопить? Это быстрее, – проворчал толстяк.

– Но вода может повредить экспонаты, – женщина сжала тонкие губы. – Хотя, если совсем маленькое наводнение… Лучшая часть коллекции расположена значительно выше цокольного этажа. Небольшое наводнение вполне безопасно. Здание оно погубит, хотя… а получится? Плесень, гниль, грязь с реки, переполненные сточные трубы – недешево встанет все отчистить, как вы думаете?

– Обязательно! – оскалился толстяк. – Такие старые дома требуют немалых расходов на ремонт. А наводнение может случиться этой же зимой. За плотиной надлежащим образом не смотрят. Я-то знаю, сам опасаюсь – у нас там стройка по соседству.

– Да уж знаю.

Женщина выпростала руку из рукава и забарабанила по столу. Тук-тук-тук, стучали фиолетовые ногти. Как будто паук трясет паутину.

– Так вы думаете, наводнение можно… организовать?

Толстяк задумчиво почесал короткую шею.

– Аварии случаются… Прорыв плотины, возможно… Или в это время года, при высокой воде, если что-нибудь упадет на плотину и перекроет сток… могут случиться большие неприятности.

Повисла тяжелая пауза.

– А такое может случиться? – она не моргая смотрела на него.

Застройщик фыркнул.

– Я должна его заполучить, – в ее голосе прозвучали хищные нотки.

Толстяк коротко кивнул.

– Понятно.

Женщина откинулась назад.

– Если повезет, ничего этого не понадобится, – пробормотала она. – У меня для нее заманчивое предложение.

Она протянула собеседнику папку.

– Зря мы беспокоимся. В ее возрасте продать музей – большое облегчение. На то, что мы предлагаем, она безбедно проживет остаток дней.

– Кто может вам сопротивляться? – толстяк разинул пасть в акульей улыбке. – Кто, кроме вас, способен очаровать старуху?

– Вы так уверены? – женщина визгливо засмеялась.

– Мы с вами в одной лодке. У меня есть друзья, которые протолкнут это в городской план, как только она подпишет.

– Охотно верю.

Он взглянул на свои большие безвкусные часы.

– У нас есть двадцать пять минут. Давайте еще по чашечке, а я пока прогляжу поправки… вы не съели коврижку… может быть, я…

– Пожалуйста, – она подтолкнула к нему тарелку.

У Бена колотилось сердце. Эти люди собираются затопить музей – нарочно!

Надо кому-нибудь сказать.

Но кому?

Полиции?

А они поверят?

Поверят ребенку, а не этой бежевой даме, похожей на насекомое? Конечно же нет. Скажут, он не так понял. И вообще, подслушивать взрослых нехорошо.

И мама скажет то же самое.

Остается одно. Надо предупредить саму старушку.

Подошла официантка. За ее широкой спиной Бен проскользнул к выходу, надеясь, что его не заметят. Насекомовидная женщина внимательно посмотрела ему вслед.

– Всего лишь мальчишка, – услышал он голос толстяка.