Текст книги "Дневники княжон Романовых. Загубленные жизни"

Хелен Раппапорт
Дневники княжон Романовых. Загубленные жизни

© Мовчан А. Г., перевод на русский язык, 2014

© ООО «Издательство «Эксмо», 2015

* * *

В память об Ольге, Татьяне, Марии и Анастасии Романовых, четырех необыкновенных молодых женщинах

Список имен

Ниже приводятся наиболее часто встречающиеся в тексте имена (в том виде, в котором они, как правило, используются в источниках).

АКШ: сокращение от имени «Александр Константинович Шведов»; офицер собственного Его Императорского Величества конвоя, в которого была влюблена Ольга.

OTMA: сокращение от инициалов всех имен сестер (Ольга, Татьяна, Мария, Анастасия), придуманное ими самими.

Александра (Шура) Теглева: Александра Александровна Теглева, няня сестер OTMA, впоследствии старшая камер-юнгфера; вышла замуж за Пьера Жильяра.

Алики: ласкательное имя императрицы Александры Федоровны, данное ей бабушкой, королевой Викторией; использовалось, чтобы отличить ее имя от имени Александры, принцессы Уэльской, которую в британской королевской семье называли Аликс.

Аликс: ласкательное имя, которым Николай называл свою жену императрицу Александру Федоровну.

Алиса: принцесса Алиса Английская, позднее великая герцогиня Гессенская и Прирейнская, мать императрицы Александры Федоровны.

Анна (Нюта) Демидова: Анна Степановна Демидова, комнатная девушка (камер-юнгфера) императрицы Александры Федоровны.

Анна Вырубова: Анна Александровна Вырубова, близкая подруга и доверенное лицо императрицы Александры Федоровны; позже была назначена фрейлиной.

Биби: ласкательное имя Варвары Афанасьевны Вильчиковской, подруги Ольги и Татьяны; медсестра в госпитале во флигеле.

Валентина Чеботарева: Валентина Ивановна Чеботарева, старшая медицинская сестра в госпитале сестер Ольги и Татьяны во флигеле.

Великая княгиня Мария Павловна: Мария Павловна-старшая, жена великого князя Владимира Александровича; была также известна в семье как Михень [Прим. пер.: урожденная принцесса Мекленбург-Шверинская].

Великий князь Георгий: Георгий Александрович, младший брат императора Николая II и наследник престола (царевич); умер в 1889 году.

Великий князь Константин: Константин Константинович, отец Иоанчика [Прим. пер.: второй сын великого князя Константина Николаевича, внук Николая I].

Великий князь Михаил: Михаил Александрович, младший брат императора Николая II.

Великий князь Николай: Николай Николаевич [Прим. пер.: Николай Николаевич (младший)], дядя Николая, до 1915 года Главнокомандующий русской армии; второй муж Станы [Прим. пер.: первый сын великого князя Николая Николаевича (старшего), внук Николая I].

Великий князь Павел: Павел Александрович, дядя Николая; отец Дмитрия Павловича и Марии Павловны (Мари) [Прим. пер.: шестой сын императора Александра II].

Великий князь Петр: Петр Николаевич, муж Милицы [Прим. пер.: второй сын великого князя Николая Николаевича (старшего), внук Николая I].

Виктор (Витя) Зборовский: Виктор Эрастович Зборовский, любимый офицер Анастасии, офицер [Прим. пер.: сотник] царского конвоя.

Владимир (Володя) Кикнадзе: Владимир Кикнадзе, офицер [Прим. пер.: 3-го лейб-гвардии Стрелкового полка], лечившийся в госпитале во флигеле, любимый офицер Татьяны.

Волков: Алексей Андреевич Волков, камердинер императрицы Александры Федоровны.

Генерал Мосолов: Александр Александрович Мосолов, начальник канцелярии министерства императорского двора.

Генерал Спиридович: Александр Иванович Спиридович, начальник Киевского охранного отделения; с 1906 года – начальник императорской дворцовой охраны.

Герцогиня Саксен-Кобургская: Мария Александровна, герцогиня Саксен-Кобург-Готская, также герцогиня Эдинбургская [Прим. пер.: дочь императора Александра II, родная тетя Николая II, мать Марии Румынской и Виктории Мелиты].

Глеб Боткин: Глеб Евгеньевич Боткин, сын доктора Боткина, последовавший с ним в Тобольск.

Граф Бенкендорф: Павел Константинович Бенкендорф, обер-гофмаршал императорского двора.

Граф Граббе: Александр Николаевич Граббе [Прим. пер.: генерал-майор свиты], командир собственного Его Императорского Величества конвоя.

Граф Фредерикс: Владимир Борисович Фредерикс, министр двора и уделов.

Григорий / отец Григорий: Григорий Ефимович Распутин, религиозный наставник царской семьи.

Даки: ласкательное имя принцессы Виктории-Мелиты Саксен-Кобург-Готской, первой жены Эрни, брата императрицы Александры Федоровны [Прим. пер.: «даки» («ducky») в переводе с английского языка означает «душка»].

Деревенько: Андрей Еремеевич Деревенько, матрос, дядька Алексея.

Дикки: Людвиг Франциск, принц Баттенбергский, впоследствии лорд Маунтбеттен, двоюродный брат OTMA.

Дмитрий (Митя) Малама: Дмитрий Яковлевич Малама, находившийся на лечении в госпитале во флигеле, в которого была влюблена Татьяна.

Дмитрий (Митя) Шах-Багов: Дмитрий Шах-Багов, офицер [Прим. пер.: прапорщик 13-го Эриванского гренадерского полка], находившийся на лечении в госпитале во флигеле, в которого была влюблена Ольга.

Дмитрий Павлович: великий князь Дмитрий Павлович, двоюродный брат OTMA [Прим. пер.: сын великого князя Павла Александровича].

Доктор Боткин: Евгений Сергеевич Боткин, лейб-медик.

Доктор Гедройц: княгиня Вера Игнатьевна Гедройц, старший хирург Царскосельского дворцового госпиталя [Прим. пер.: с 1909 года ординатор, с 1914 года главный врач Царскосельского дворцового госпиталя].

Доктор Деревенко (иногда пишут «Деревенько»: Владимир Николаевич Деревенко, личный врач Алексея (никак не связан с дядькой царевича, матросом Деревенько) [Прим. пер.: доктор медицины, почетный лейб-хирург].

Долгоруков: князь Василий Александрович Долгоруков, генерал-адъютант; находился в Ставке вместе с Николаем [Прим. пер.: генерал-майор, был адъютантом Николая в 1912 году, с 1914 года в должности гофмаршала императорского двора].

Екатерина (Трина) Шнейдер: Екатерина Адольфовна Шнейдер, гофлектрисса императрицы Александры Федоровны, которая часто выступала в роли наставницы сестер OTMA.

Елизавета Нарышкина: Елизавета Алексеевна Нарышкина, [Прим. пер.: урожденная княжна Куракина], обер-гофмейстерина императрицы Александры Федоровны с 1910 года, самая старшая статс-дама.

Елизавета Оболенская: Елизавета Николаевна Оболенская, фрейлина императрицы Александры Федоровны.

Елизавета Эрсберг: Елизавета Николаевна Эрсберг, камер-юнгфера императрицы Александры Федоровны [Прим. пер.: помощница няни царских детей А. А. Теглевой].

Зинаида Толстая: Зинаида Сергеевна Толстая, подруга сестер OTMA и всей семьи, состоявшая с ними в переписке во время ссылки.

Иван Седнев: Иван Дмитриевич Седнев, лакей при сестрах OTMA, дядя Леонида Седнева.

Иза Буксгевден: баронесса Софья Карловна Буксгевден, почетная [Прим. пер.: личная] фрейлина Александры, была официально утверждена на эту придворную должность в 1914 году.

Иоанчик: князь Иоанн Константинович [Прим. пер.: первый сын великого князя Константина Константиновича, князь императорской крови], троюродный брат сестер OTMA.

Катя: Екатерина Эрастовна Зборовская, сестра Виктора Зборовского, с которой Анастасия постоянно поддерживала переписку в ссылке.

Клавдия Битнер: Клавдия Михайловна Битнер, преподаватель; обучала детей царской семьи в Тобольске, позже вышла замуж за Евгения Кобылинского.

Княгиня Голицына: княгиня Мария Георгиевна Голицына, находилась на должности гофмейстерины императрицы Александры Федоровны до своей смерти в 1909 году.

Кобылинский: Евгений Степанович Кобылинский, начальник Царскосельского караула [Прим. пер.: и дворцовый комендант, позднее], комендант губернаторского дома в Тобольске.

Ксения: великая княгиня Ксения Александровна, тетя сестер ОТМА, сестра императора Николая II.

Леонид Седнев: поварской ученик [Прим. пер.: помощник повара И. М. Харитонова], находился с царской семьей в Тобольске и Екатеринбурге; племянник Ивана Седнева.

Лили Ден: Юлия Александровна Ден, одна из дам ближайшего окружения императрицы Александры Федоровны в последние годы; официальной должности при дворе не занимала.

Луиза: Луиза, принцесса Баттенбергская, дочь сестры императрицы Александры Федоровны, Виктории; позже королева Швеции Луиза, двоюродная сестра OTMA.

Мадлен (Магдалина) Занотти: старшая камер-юнгфера императрицы Александры Федоровны, приехавшая с ней из Дармштадта.

Маргаретта Игар [Прим. пер.: в ряде источников также встречается как Игер]: гувернантка сестер OTMA, была освобождена от должности в 1904 году.

Мария (Тюдельс/Тутельс) Тутельберг: Мария Густавовна Тутельберг, камер-юнгфера императрицы Александры Федоровны.

Мария Барятинская: княгиня Мария Владимировна Барятинская, фрейлина императрицы Александры Федоровны.

Мария Васильчикова: Мария Ивановна Васильчикова, фрейлина императрицы Александры Федоровны; была уволена в 1916 году.

Мария Вишнякова (Мэри): младшая няня сестер OTMA, позднее няня Алексея.

Мария Герингер: Мария Федоровна Герингер, фрейлина императрицы Александры Федоровны [Прим. пер.: камер-фрау], отвечавшая в основном за драгоценности императрицы.

Мария Павловна: великая княгиня Мария Павловна, младшая сестра Дмитрия Павловича и двоюродная сестра OTMA [Прим. пер.: дочь великого князя Павла Александровича, обычно в семье ее называли Мари].

Мария Федоровна: вдовствующая императрица Мария Федоровна, мать императора Николая, сестра принцессы Уэльской, позже королевы Александры. В семье ее также называли Минни.

Машка: ласкательное имя Марии в семье.

Милица: черногорская принцесса Милица [Прим. пер.: дочь короля Черногории Николая I]; жена великого князя Петра Николаевича.

Мэриэл Бьюкенен: дочь британского посла в Петербурге сэра Джорджа Бьюкенена.

Нагорный: Клементий Григорьевич Нагорный, матрос, дядька Алексея.

Настенька (Анастасия) Гендрикова: [Прим. пер.: графиня] Анастасия Васильевна Гендрикова, личная фрейлина императрицы Александры Федоровны.

Настя/Настаська: ласкательное имя Анастасии в семье.

Николай (Коля) Деменков: Николай Дмитриевич Деменков, лейтенант гвардейского экипажа, любимый офицер Марии.

Николай Васильевич Саблин: любимый офицер на яхте «Штандарт»; не имеет никакого отношения к Николаю Павловичу Саблину.

Николай Родионов: Николай Николаевич Родионов, офицер [Прим. пер.: старший лейтенант гвардейского экипажа], служивший на яхте «Штандарт», Татьянин любимый партнер по теннису.

Николай Саблин: Николай Павлович Саблин, офицер на яхте «Штандарт» и близкий друг царской семьи; не имеет никакого отношения к Николаю Васильевичу Саблину.

Ольга Александровна: тетя сестер OTMA, младшая сестра императора Николая.

Онор: Элеонора, великая герцогиня Гессенская, урожденная принцесса Сольмс-Гогенсольмc-Лих, вторая жена Эрни, брата императрицы Александры Федоровны.

Павел Воронов: Павел Алексеевич Воронов, [Прим. пер.: лейтенант гвардейского экипажа], офицер на яхте «Штандарт», в которого была влюблена Ольга в 1913 году.

Панкратов: Василий Семенович Панкратов, комиссар, ответственный за охрану царской семьи в Тобольске; был отстранен от этой должности в январе 1918 года.

ПВП: Петр Васильевич Петров, учитель; преподавал сестрам ОТМА русский язык и литературу.

Принцесса Сербская Елена: жена Иоанчика [Прим. пер.: урожденная принцесса Сербская].

Пьер Жильяр: швейцарец по происхождению, гувернер; преподавал девочкам французский язык.

Рита Хитрово: Маргарита Сергеевна Хитрово, подруга и коллега-медсестра сестер ОТМА в госпитале во флигеле.

Сандро: великий князь Александр Михайлович, муж Ксении Александровны.

Сергей Мелик-Адамов: офицер [Прим. пер.: Эриванского полка, лечившийся в госпитале во флигеле], к которому Татьяна была неравнодушна.

Сидней Гиббс (Сиг): Сидней Чарльз Гиббс [Прим. пер.: гувернер], преподаватель английского языка, обучал сестер OTMA и позже Алексея.

Софья Тютчева: Софья Ивановна Тютчева, почетная фрейлина сестер OTMA и неофициальная гувернантка; была уволена в 1912 году.

Стана: черногорская принцесса Анастасия [Прим. пер.: дочь короля Черногории Николая I]; жена герцога Лейхтенбергского; вступила в новый брак с великим князем Николаем в 1907 году.

Татищев: граф Илья Леонидович Татищев, генерал-адъютант императорской свиты, находился в Ставке с императором Николаем II.

Татьяна Боткина: Татьяна Евгеньевна Боткина, дочь доктора Боткина, последовавшая за ним в Тобольск.

Тора: Елена Виктория, урожденная принцесса Шлезвиг-Голштинская, дочь принца Кристиана Шлезвиг-Голштинского и принцессы Елены (дочери королевы Виктории), двоюродная тетя сестер OTMA.

Трина Шнейдер: Екатерина Адольфовна Шнейдер, гофлектрисса императрицы Александры Федоровны, которая часто выступала в роли наставницы сестер OTMA.

Филипп: мэтр или мсье Филипп, Низье Антельм Филипп (Вашо), французский «врачеватель» и спирит-мистик.

Харитонов: Иван Михайлович Харитонов, придворный повар; находился с царской семьей в Тобольске и Екатеринбурге.

Чемодуров: Терентий Иванович Чемодуров (Чемадуров), камердинер императора Николая II.

Швыбзик: прозвище Анастасии, придуманное ей тетей Ольгой, а также имя ее собаки, которая умерла в мае 1915 года.

Шурик: ласкательное имя Александра Шведова.

Эрни: Эрнст-Людвиг, великий герцог Гессенский и Прирейнский, брат императрицы Александры Федоровны [Прим. пер.: в дневниках Николая II упоминается как «Ерни»].

От автора

Читатели, знакомые с историей России, знают, что любой автор, принимаясь за работу по дореволюционному периоду, сталкивается с проблемой разницы летосчисления – по юлианскому календарю, который применялся в России до февраля 1918 г., и по григорианскому календарю, который уже в то время использовался в большинстве других стран мира, но в России был принят только 14 февраля 1918 года. С тем, чтобы избежать неточности, все даты, относящиеся к событиям, происходившим в России до этого момента, даны по юлианскому календарю (по старому стилю), разница между датами с григорианским календарем составляет 13 дней. Все события, происходившие в Европе в течение этого периода, о которых сообщается в зарубежной прессе или письмах, написанных за пределами России, приведены по григорианскому календарю (по новому стилю). В тех случаях, когда может возникнуть путаница, указаны даты по обоим календарям или дается пояснение – СС (по старому стилю) или НС (по новому стилю).

Транслитерация русских слов и имен собственных[1]1
  Объяснения автором особенностей русской фонетики предназначены для англоязычных читателей. – Прим. пер.


[Закрыть] – это источник бесконечной путаницы, расхождений и ошибок восприятия из-за разницы в системах транслитерации. Ни одна система не была официально принята как единственно верная, однако авторов часто жестко критикуют за якобы неправильную транслитерацию. Многие системы излишне педантичны. Некоторые категорически не нравятся простым читателям, не владеющим русским языком. Поэтому я решила отказаться от обозначения мягкого и твердого знаков, которые при транслитерации заменяются апострофом. Такое обозначение, по сути, лишь отвлекает и сбивает с толку. В конце концов я пришла к созданию собственной вариации оксфордской системы транслитерации текстов на славянских языках. Так, например, при передаче имени «Александр» я выбираю английское написание этого имени, чтобы не утруждать читателя понапрасну. Я также стараюсь обойтись без использования отчества, если только этого не требуется, чтобы отличить людей, имена которых совпадают.

Когда я приступила к книге «Четыре сестры», мне пришлось определиться, чем закончить свое повествование, ведь в 2008 году я уже написала книгу «Екатеринбург: последние дни Романовых». В ней подробно рассказывается о последних четырнадцати днях жизни семьи Романовых в Екатеринбурге, в доме Ипатьева. С дотошностью патологоанатома я описала ужасные обстоятельства их убийства и захоронения тел. Повторять эту часть рассказа в новой книге я не буду. Однако это усложняет решение вопроса: в какой момент, на чем закончить повествование на сей раз? Беру на себя полную ответственность за свой выбор и надеюсь, что читатели его одобрят и согласятся с тем, что в эпилоге удалось свести воедино казавшиеся разрозненными самые важные нити повествования.

И самое главное: в своей книге я не намерена как-либо упоминать многочисленных самозваных претенденток на роль то одной, то другой из четырех сестер, якобы чудом выживших в кровавой бойне в доме Ипатьева. Впервые такая самозванка заявила о себе в 1920 году в Берлине. Эта книга не для тех, кто хочет подробнее узнать об Анне Андерсон, более известной под именем Франциски Шанцковской[2]2
  Анна Андерсон, или Франциска Шанцковская, или Анастасия Чайковская (1896–1984) – одна из наиболее известных женщин, выдававших себя за великую княжну Анастасию. – Прим. пер.


[Закрыть], – о ней написано достаточно много. Есть и сторонники негласной теории (распространению которой я не собираюсь способствовать) о том, что Анастасии или какой-то другой сестре удалось выжить. Они продолжают утверждать это вопреки результатам тщательного и строго научного анализа и тестирования ДНК, которые проводились с 2007 года после недавних находок в лесу у деревни Коптяки[3]3
  В июле 2007 года в районе деревни Коптяки (в 12 км от Екатеринбурга) было обнаружено второе место захоронения останков членов императорской семьи – фрагменты останков двух человек. В июле 2008 года Следственный комитет при Прокуратуре РФ официально подтвердил, что, согласно генетическому анализу, проведенному экспертами в США, обнаруженные останки принадлежат детям Николая II – великой княжне Марии и цесаревичу Алексею. Первое место захоронения было обнаружено в 1991 году, найденные останки девяти человек были идентифицированы как принадлежащие Николаю II, Александре Федоровне, их дочерям Ольге, Татьяне и Анастасии, а также лицам царской свиты, расстрелянным 17 июля 1918 года. – Прим. пер.


[Закрыть].

Эта книга о настоящих сестрах Романовых.

А теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь;

но любовь из них больше.

Первое послание к Коринфянам, глава 13, стих 13

Пролог
Первое и последнее пристанище

В тот день, когда Романовых вывезли из Александровского дворца, он превратился в покинутое и заброшенное место, во дворец привидений. В течение предыдущих трех дней семья лихорадочно собирала и упаковывала вещи, готовясь к отъезду. Незадолго до этого Временное правительство Керенского уведомило царскую семью о неизбежной высылке. Дети взяли с собой своих трех собак, но в последний момент оказалось, что кошку Зубровку, беспризорную кошку, которую подобрал цесаревич Алексей, когда был в Ставке, и двух ее котят придется оставить. Цесаревич жалобно просил, чтобы кто-нибудь позаботился о них[4]4
  Кошку Зубровку цесаревичу Алексею в 1916 году в Генеральном штабе (Ставке Верховного Главнокомандующего российской армии) подарил генерал Воейков В. Н., один из приближенных императора. См. Боханов А. Н., «Александра Федоровна», с. 286. Однако существует некоторая путаница относительно того, кому принадлежала эта кошка. В письмах Екатерине Зборовской великая княжна Анастасия называет эту кошку Ольгиной, как, например, в письме от 8–9 июня: «У Ольгиной кошки есть два котенка, которые уже могут есть, один рыжий, другой серый», в письме Екатерине Зборовской от 26 июня: «У Ольгиной кошки Зубровки (помнишь, та, что из Могилева), …так вот, у нее два маленьких котенка». ЕЭЗ. // 2. Natalya Soloveva. «La Tristesse Impériale», p. 12. // 3. Robert Edward Crozier Long. «Russian Revolution Aspects», p. 6; Mikhail A. Kuchumov. «Recollections», p. 19. // 4. «Guide to Tsarskoe Selo» («Путеводитель по Царскому Селу»), 1934, электронный адрес: http://www.alexanderpalace.org/palace/detskoye.html // 5. Charlotte Zeepvat. «Romanov Autumn», p. 320–324. // 6. Marie Noele Kelly. «Mirror to Russia», p. 176. // 7. Burton Holmes. «Traveler’s Russia», p.238. Hubert Freeling Griffith. «Seeing Soviet Russia», p. 67. // 8. Marie Noele Kelly. Указ. соч., p. 178. См. главу 10. // 9. E. M. Delafield. «Straw without Bricks», p. 105; Marie Noele Kelly, указ. соч., p. 178.


[Закрыть].

Позже, когда во дворец приехала Мария Герингер, старшая фрейлина царицы, которой было поручено присматривать за дворцом после отъезда царской семьи, оголодавшие кошки, как привидения, появились неведомо откуда и набросились на нее, громко мяукая и требуя внимания. Но двери всех сорока комнат дворца были опечатаны, дворцовые кухни закрыты, все было заперто. Только кошки остались в опустевшем Александровском парке, а небольшая горстка людей – все, что осталось от некогда большой семьи, – в это время направлялась за сотни миль отсюда, на восток, в Сибирь.

* * *

После революции 1917 года все, кому было интересно узнать, как и где жила семья последнего императора России, могли поехать в Царское Село, располагавшееся в 15 милях (24 км) от бывшей столицы, и увидеть все своими глазами. Попасть туда можно было на грязном пригородном поезде или, объезжая многочисленные выбоины, на машине – по прямой, как стрела, старой Царской дороге, которая была проложена через низину с полями и невысокими лесами. Когда-то Царское Село считалось «русским Версалем», но в последние дни царской империи здесь повеяло грустью, своего рода «имперской тоской», как выразился один из бывших обитателей Царского Села. К началу 1917 года, спустя почти 200 лет со времени, когда царица Екатерина I отдала приказ о строительстве Царского Села, оно уже как бы предчувствовало собственную неизбежную и скорую кончину.

Советская власть поспешила избавить Царское Село от императорских регалий, переименовав его в Детское Село. Оно расположено на возвышенности, вдали от болотистых берегов Финского залива. Чистый воздух, упорядоченная сеть прямых широких аллей в регулярном парке – идеальное место для активных физических упражнений. Александровский парк был преобразован в центр спорта и отдыха, где будет подрастать поколение здоровых молодых граждан для нового коммунистического общества. Однако прошло некоторое время, прежде чем коммунизм наложил свой отпечаток и на сам городок, который оставался по-прежнему маленьким, аккуратным, в основном деревянной застройки. За скромной рыночной площадью, окружая два императорских дворца, простирались ряды парадных летних резиденций русской придворной аристократии. Их когда-то легендарные обитатели – теперь уже исчезнувшие старинные русские фамилии Барятинских, Шуваловых, Юсуповых, Кочубеев – давно покинули их, дома были реквизированы советской властью и стали рушиться, заброшенные и приходящие в упадок.

Незадолго до революции композиционным центром этого приятного и тихого городка был изящный золотисто-желтый Александровский дворец с белыми коринфскими колоннами. Однако в прежние века еще более великолепным был расположенный по соседству Екатерининский дворец, его золоченый барочный блеск привлекал всеобщее внимание. Но в 1918 году оба дворца были национализированы и превращены в наглядные примеры «эстетического разложения последних царей династии Романовых». В июне парадные залы, расположенные на первом этаже Александровского дворца, после полной и тщательной инвентаризации открывались для публики. Люди платили 15 копеек, чтобы поглазеть на изысканную обстановку, в которой жил их бывший царь. Но что же они видели в царских покоях? Дворец последнего Императора Всея Руси поражал не роскошью, а скорее необычайной простотой. Интерьеры царской резиденции были оформлены, по меркам бывших имперских стандартов, с неожиданной скромностью – пожалуй, как обычная публичная библиотека, или столичный музей, или загородный дом семьи среднего достатка. Но для семьи Романовых Александровский дворец был их домом, который они все очень любили.

По воскресеньям, средам и пятницам политически зрелые граждане страны освобожденного пролетариата могли прогуляться по залам дворца, «с хрустом грызя яблоки или жуя бутерброды с икрой». Иногда во дворец решались заглянуть отважные иностранные туристы. Все посетители должны были в обязательном порядке облачиться в уродливые войлочные тапки поверх своей обуви, чтобы не повредить прекрасный, натертый воском паркет. Затем служители водили их по залам царской резиденции, зачастую сопровождая экскурсию презрительными комментариями насчет бывших обитателей дворца. Тщательно проинструктированные экскурсоводы старательно, не жалея красок, описывали мелкобуржуазный вкус последнего русского царя и его жены. По их утверждению, вышедшая из моды мебель в стиле модерн, дешевые устаревшие олеографии и сентиментальные фотографии, английские обои, обилие безделушек (преимущественно самых обычных, фабричного производства) на каждой полке или столике – все это напоминало «типичный кабинет английского или американского пансионата» или же «второсортный берлинский ресторан». Любое упоминание о самих бывших обитателях этого дома было изъято из бойких речей советского персонала как пережиток прошлого, не имеющий исторического значения.

Проходя по анфиладам комнат, в дверях которых стояли восковые изваяния лакеев в алых и золотых ливреях, посетители не могли избавиться от странного ощущения, что Николай II был не деспотичным правителем, как его расписывали, а обыкновенным человеком, семьянином, у которого в кабинете и библиотеке, где он принимал своих министров и обсуждал с ними важные государственные дела, повсюду были расставлены фотографии его детей в разном возрасте, от младенчества и до совершеннолетия: дети с собаками, на пони, в снегу, на берегу моря. Счастливая семья, улыбаясь, снималась на любительскую фотокамеру «Кодак» коробочного типа, которую она повсюду брала с собой. Даже в личном кабинете царя был специальный стол и стул, где его тяжелобольной сын мог бы посидеть с ним, пока отец работал. «Святая святых» царской, ныне свергнутой, власти выглядела в высшей степени непритязательно, по-домашнему просто и была окутана духом чадолюбия. Неужели это и в самом деле последний домашний очаг «Николая Кровавого»?

Личные покои царя и царицы, состоявшие из соединенных между собой отдельных комнат, были еще одним свидетельством всепоглощающей триединой страсти, которая владела обитателями этих комнат: взаимной любви друг к другу, любви к своим детям и глубокой христианской веры. Их спальня с обоями и шторами английского ситца была больше похожа на русский православный храм, чем на будуар, так много икон было там. Две скромные железные кровати, какие можно увидеть во «второразрядной гостинице», по наблюдению одного американского посетителя в 1934 году, были сдвинуты вместе и поставлены в завешенный тяжелым пологом альков. А вся стена за ним от пола до потолка была увешана образами, распятиями и «простенькими, дешевыми иконками в убогих жестяных окладах». Каждая полочка и столик в личной гостиной царицы были уставлены всяческими безделушками, фотографиями детей и ее милого Ники. Личных вещей царицы там находилось на удивление мало, и это были самые обыденные предметы, необходимые в быту, такие, как золотой наперсток, швейные принадлежности и ножницы для рукоделия, а также дешевые игрушки и безделушки: «фарфоровая птичка и игольница в форме туфельки, незатейливые вещицы, которые могли бы подарить дети».

Дальше по коридору, ведущему в сад, располагалась гардеробная Николая, где в шкафах были развешаны аккуратно выглаженные царские мундиры. По соседству с гардеробной находилась большая библиотека с застекленными шкафами, полными французских, английских и немецких книг в переплетах из тонкой марокканской кожи. Книги были расставлены по полкам в продуманном, строгом порядке. По вечерам царь часто читал их вслух своей семье. Многих посетителей удивляло то, что они видели в Зале с горкой, расположенном далее. Этот зал, первоначально один из парадных залов, расположенных на первом этаже дворца, был превращен в игровую комнату для цесаревича Алексея. В центре этого элегантного зала, отделанного цветным мрамором, с кариатидами и зеркалами, стояла большая деревянная «американская горка»[5]5
  Ellis Ashmead-Bartlett. «Riddle of Russia», p. 241.


[Закрыть] – на ней с удовольствием катались дети предыдущих царей. Во время царствования Николая она по-прежнему занимала почетное место в зале. Кроме того, были там и любимые игрушки цесаревича Алексея: три модели легковых автомобилей. Возле двери, ведущей в сад, горьким напоминанием о трагедии, которая устанавливала свои правила в жизни последней русской императорской семьи, стояло «небольшое инвалидное кресло-коляска» цесаревича Алексея, «обитое красным бархатом». Во время жестоких приступов гемофилии, которые случались нередко, цесаревич был прикован к креслу, и бархат обивки до сих пор сохранил контуры его тела[6]6
  Elisabeta Cerutti. «Ambassador’s Wife», London: Allen & Unwin, 1952, p. 99.


[Закрыть].

Два пролета каменной лестницы вели наверх в опустевшие комнаты детей. И там тоже, в большой игровой комнате обожаемого цесаревича Алексея, было множество деревянных и механических игрушек: музыкальная шкатулка, игравшая «Марсельезу», книги с картинками, коробки с кубиками, настольные игры и ряды его любимых оловянных солдатиков. Печальным стражем стоял у дверей большой плюшевый медведь[7]7
  Ellis Ashmead-Bartlett. Указ. соч., p. 249.


[Закрыть] – один из последних, еще довоенных, подарков от кайзера Вильгельма. В примыкающей к игровой личной ванной комнате цесаревича посетители часто сочувственно вздыхали, глядя на «многочисленные устрашающего вида хирургические инструменты» – зажимы и «холщовые и кожаные приспособления для фиксирования и поддержки ног, рук и тела», которыми приходилось пользоваться, когда после очередного кровотечения цесаревич совсем ослабевал[8]8
  Там же; Harry James Greenwall. «Mirrors of Moscow», p. 182.


[Закрыть].

Дальше по коридору, в скромных, не в пример внушительным апартаментам цесаревича, комнатах (словно подчеркивая значимость Алексея по сравнению с княжнами в глазах народа) располагались спальни, классные комнаты, столовые и гостиные его четырех старших сестер – Ольги, Татьяны, Марии и Анастасии. Их светлые и просторные спальные комнаты были обставлены простой, выкрашенной в кремовый цвет полированной мебелью лимонного дерева, на окнах висели занавески английского ситца[9]9
  Marie Pavlovna. «Things I Remember», p. 34.


[Закрыть]. В спальне младших сестер, Марии и Анастасии, розовые обои были украшены трафаретным фризом из розовых роз и бронзовых бабочек. Этот декор выбрали сами девочки. В комнате Ольги и Татьяны узор фриза был другим: цветы вьюнка и коричневые стрекозы. На одинаковых туалетных столиках девочек расставлены коробочки, футляры для украшений, маникюрные наборчики, лежат расчески и щетки, – так же, как они их здесь оставили[10]10
  Ellis Ashmead-Bartlett. Указ. соч., p. 248.


[Закрыть]. В других комнатах на письменных столах стопки тетрадей с разноцветными обложками, и везде, где только можно, множество фотографий семьи и друзей. Среди всех этих характерных и незначительных предметов жизни девушек нельзя не заметить, что во всех комнатах сестер обязательно есть иконки, недорогие гравюры и фотографии на религиозные темы. На тумбочках у кроватей лежат Евангелие и молитвенники, вместо обычных девичьих безделушек поставлены распятия и свечи[11]11
  Яковлев В. И. «Александровский дворец», с. 388–389, 393–395.


[Закрыть].

В шкафах оставалось много одежды девушек, шляп, зонтиков и обуви. Остались и мундиры, в которых старшие сестры с такой гордостью гарцевали бок о бок, сидя в дамских боковых седлах, на большом военном параде во время торжественных празднований трехсотлетия дома Романовых в 1913 году. Осталась даже их детская одежда и крестильные платья. В Сибири им были ни к чему их изысканные парадные одежды: четыре платья из розового атласа с серебряным шитьем, к ним в комплект головные уборы – кокошники из розовой парчи, а также четыре летних шляпки с широкими полями, поэтому все это было аккуратно уложено в коробки. Снаружи в коридоре стояли наполовину собранные чемоданы и корзины с девичьими вещами – то, что собирались взять с собой в последнюю поездку, но так и не взяли.

Стол в детской столовой, как и раньше, был накрыт фарфоровой посудой с монограммами Романовых – так, словно он подготовлен для следующего обеда или ужина. «Кажется, что дети играют где-то там, в саду, – написал один из посетителей в 1929 году, – но в любой момент могут вернуться»[12]12
  Harry James Greenwall. Указ. соч., p. 182


[Закрыть]. Однако парк, простирающийся за высокой чугунной решеткой, окружающей дворец, пришел в запустение: когда-то аккуратные, ровные липовые аллеи заросли, из мягкого подлеска с обеих сторон дорожек выглядывали сибирские лютики, «большие, махровые и ароматные, как розы», весной было много анемонов и незабудок[13]13
  Isabel Florence Hapgood. «Russia’s Czarina», p. 108.


[Закрыть]. Сам дворец еще поддерживали в сохранности как исторический памятник, но когда-то превосходный парк уже зарос сорняками, местами трава была по пояс. Длинные аллеи, укрытые зеленью крон, где царские дети некогда играли, катались на пони и велосипедах; ровные каналы, по которым они плавали на лодке со своим отцом; маленький бело-голубой расписной домик для игр на Детском острове – там всегда росло много ландышей, а рядом с домиком было маленькое кладбище, где дети хоронили своих питомцев… Все вещи и места, так или иначе связанные с этими людьми, которых больше нет, несли печать заброшенности и запустения.

* * *

Александровский дворец был когда-то резиденцией ныне преданных анафеме «бывших», ликвидированных революцией как класс, о которых простые люди, чем дальше, тем больше, опасались даже упоминать. Однако, как говорил преданный хранитель дворца, совсем уничтожить здесь неуловимый «аромат той эпохи» так и не удалось. Во дворце продолжало медово пахнуть пчелиным воском, которым натирали паркет, и запах марокканской кожи, в которую переплетены многие тома в царской библиотеке, все еще витал в воздухе, как и слабый аромат розового масла в лампадах в спальне царицы. Так было вплоть до Второй мировой войны, когда немецкое военное командование заняло дворец и практически уничтожило его[14]14
  Mikhail A. Kuchumov. «Recollections», p. 20–22; Suzanne Massie. «Pavlovsk: The Life of a Russian Palace», London: Hodder & Stoughton, 1990, p. 178.


[Закрыть].