Текст книги "Красные скалы английской Ривьеры"

14

«Почему она употребила выражение „совать свой нос“? Она что? Тоже намекает на то, что я сую свой не в свои дела? – размышляла Эйлин, пересекая такой знакомый школьный двор. – Ты, Эйли, становишься параноиком. Плохое качество для адвоката», – оборвала она сама себя.

Домой идти не хотелось. Предсвадебная суета, постоянные звонки то флористу, то кондитеру раздражали. На кухне посередине стола лежали два листа бумаги. Один со списком гостей, другой со списком дел. Тот и другой ежедневно претерпевали какие-то добавления и зачеркивания, причем добавления явно тянули еще как минимум на год подготовки к празднику.

Эйлин не стала спускаться к набережной – там тоже было суетно и тесно. Не так, как будет через пару недель, когда школы уйдут на каникулы, но и местные жители с наступлением теплых солнечных деньков потянулись ближе к морю, на длинный пологий пляж и бульвар вдоль него.

Эйлин зашла в кафе за кинотеатром. Место в силу расположения было незаметно для туристов и потому любимо «своими».

Колокольчик над дверью звякнул. Ему в ответ откликнулись деревянные бусины бамбуковой занавески, отделяющей зал с тремя столиками от помещения позади стойки. Из-за нее вышла молодая женщина. Она спешно застегивала пуговицы на блузке. Когда занавеска приоткрылась, стало видно детскую коляску, а в ней младенчика, недовольно дергающего ножками.

– Извините, что побеспокоила. Вы, наверное, кормили, – Эйлин кивнула на коляску. – Я подожду.

– Нет-нет. Это он пусть подождет. Настоящий мужик растет, – засмеялась хозяйка кофейни, – от груди не оторвешь. Пыталась перевести его на бутылки – орет, как будто конец света. Вам кофе?

– Капучино.

Взгляд Эйлин упал на прилавок с домашними печеньями, кексами и нарезанным на сегменты торт. Она кивнула на торт:

– Морковный?

– Ага. Коронный моей матери. Она больше никакие печь не умеет. Но этот довела до совершенства.

– С такой рекламой – грех не попробовать.

Кофеварка за спиной у женщины уже шипела, кусок торта заманчиво сбросил несколько крошек на тарелку. Ожидая кофе, Эйлин автоматически подобрала их на палец и отправила в рот.

– М-м-м, уже вкусно.

Малыш решил, что мать достаточно уделила внимания клиенту, и недовольно пискнул, напоминая о себе.

– Иду, иду. Говорю же: мужик – все внимание только ему.

Она поставила чашку перед Эйлин. Та еще раз облизнула палец и полезла в сумочку за деньгами.

– Потом, потом расплатитесь.

Женщина снова исчезла за занавеской.

* * *

Эйлин, не чувствуя вкуса ни кофе, ни торта, нашла в ленте страницу Эммы и написала ей одну фразу: «Можно позвоню?»

Она еще какое-то время листала выставленные фото, когда телефон настойчиво загудел у нее в руке.

– Привет, пропащая! Сто лет тебя никакими радарами не высвечивало, а тут такое внимание к моей персоне? Куда-то поехать хочешь? Могу помочь. У меня классные скидки на отели, и билеты найду удобные.

– Ох, Эм, я уже, кажется, приехала. Остановка называется «Тупик».

– Это в какой части света?

– В моей голове.

– А! Ну, голова у тебя никогда не была перекрестком. Это у нас там сплошной ветер гуляет, а у тебя так все плотно, как на дороге в час пик.

– Что поделать. Люблю поразмышлять. Эмма, понимаешь, мне не дает покоя исчезновение Лиз. Я все-таки хочу понять, что с ней случилось. Даже диплом на эту тему взялась писать, а материала никакого. Никто не хочет об этом деле говорить. У меня такое впечатление, что каждый что-то знает, но молчит.

– Ну, я про то, что знала, тебе уже написала. Лиз было тесно в школьной униформе. Ей хотелось кружев и оборок. Она вечно вертелась рядом с мужиками постарше. Поэтому я тебе и написала, чтобы ты расспросила Харви Лукаса. Он по-прежнему торгует бургерами?

– Да.

– Если честно, то мне кажется, не буду утверждать, со свечкой не стояла, но он еще и наркотой приторговывал. Не знаю, как сейчас, может и завязал. Кстати, Лиз тоже баловалась.

– Принимала?

– Не. Она жадная была. Зачем товар в себя запихивать, когда его можно забашлять.

– Хм, интересная информация. Спасибо. А скажи мне теперь, когда столько времени прошло и все улеглось, что ты обо всем этом думаешь?

– Ты о моей версии пропажи Лиз?

– И об этом тоже, но еще о том, как ты перенесла такое несправедливое отчисление из школы? Ты сильно переживала? Ты чувствуешь, что на тебе это как-то отразилось?

– Эйли! Ты что, дурочка? Это была лучшая неделя в моей жизни. Мой старик все правильно понял. Взял на работе отгулы, и мы с ним вдвоем поехали на машине в парижский Диснейленд, а оттуда еще и в Амстердам заехали. Он специально повел меня в Квартал красных фонарей и показал, как женщины гордятся своим телом. Там были девки со всего мира – белые, черные, китаянки, вьетнамки. Все далеко не красотки и на конкурс «Мисс Вселенная» не годящиеся, но то, как они демонстрировали свои тела, пусть даже на продажу, не знаю, как это выразить… С гордостью, что ли? Так что если ты про комплексы обиды и желания мести, то это не про меня. Я Лиз после той поездки почти благодарна была. И вообще, мне надоели пустые тусовки. Мы с отцом в ту поездку много говорили. Я сильно повзрослела и в последнем классе, как говорится, «подтянула носки» и… теперь имею то, что имею. Вполне жизнью довольна. А если тебя интересует моя версия, то я не удивлюсь, если узнаю, что Лиз сейчас стоит в одной из амстердамских витрин под красным фонарем. Вполне в ее духе.

Эйлин решила, что пора сменить тему.

– Ты на свадьбу Нэнси с моим братом приедешь?

– Нет. Только не подумай – ничего личного. Меня не будет в Англии в эти дни. Везу группу на фото-сафари в Найроби.

– О, это классно. Вот выпущусь из универа и тоже в какое-нибудь экзотическое путешествие отправлюсь.

– Звони, пиши. Подберу что-нибудь очень специальное. По старой дружбе.

* * *

Пролила ли полученная информация свет на ее поиск? Пожалуй, да. Эйлин доводы Эммы показались весомыми. Не того уровня обида, чтобы так мстить.

Эйлин десертной вилочкой, которой ела торт, собрала со стенок и дна чашки молочно-кофейную пену – самая вкусная часть капучино, допила кофе и встала, одновременно снимая сумку со спинки стула. Хозяйка кафе будто наблюдала за ней из-за бамбуковой ширмы и тоже вышла в зал. На руках у нее был крепкий малыш. Его круглые розовые, еще не ступавшие по земле ножки трогательно обхватывали талию матери. «Наверное, мы и вправду произошли от обезьян. Вон как держится за мамку всеми четырьмя лапками», – думала Эйлин, прикладывая карточку к терминалу оплаты. Увидела на краю прилавка сундучок-копилку и бросила туда фунтовую монетку – на чай.

15

Дома на кухонном столе рядом со списком дел лежали два конверта, адресованные мисс Эйлин Колд. Один – ежемесячная распечатка банковских трансакций, другой – с логотипом Полицейского управления. Одного взгляда на конверт было достаточно, чтобы понять: в нем нет ничего из того, о чем Эйлин делала запрос. И действительно, тощенький конверт содержал сложенный вдвое одинокий лист А4, где половину занимал витиеватый вензель с изображением щита с красным драконом на нем, поверху щита развевались бело-голубые плюмажные перья, а над ними парил теперь уже другой дракон, желто-зеленый с весело поднятой лапой и развевающемся позади полосатом не то плаще, не то шарфике. Под вензелем элегантно изгибалась лента со словами InAuxiliumOmnium – «В помощь каждому». Под всей этой красотой следовал стандартный текст:

«Уважаемая мисс Колд,

В ответ на ваш запрос от 05/07/2017 довожу до вашего сведения, что в соответствии с решением Верховного суда от 11 февраля 2009 года „информация подлежит раскрытию, если она хранится в целях, отличных от журналистики, искусства или литературы. Если информация хранится в смешанных целях, включая в какой-либо значительной степени цели, перечисленные в Перечне, или одну из них, то информация не подлежит разглашению“[6]6
  Полные положения Закона о свободе информации вступили в силу на всей территории Великобритании 1 января 2005 года. В первый год действия Закона было подано около 120 000 запросов. 60 % из них составляли частные лица, на долю предприятий и журналистов приходилось 20 % и 10 % соответственно.


[Закрыть].

Таким образом, запрашиваемая вами информация не попадает под категорию документов, открытых для публичного пользования на основании Акта о свободе информации.

С уважением…»

Далее какая-то неразборчивая закорючка.

* * *

«Кто бы сомневался», – с грустью вздохнула Эйлин.

– Что тебя так опечалило?

За спиной послышался веселый голос Мартина, одновременно теплые ладони легли на ее плечи и слегка сдавили их. В голосе брата слышались легкие нотки недоумения. Действительно, как так?! В доме приятная суета. Он, Мартин, центральная фигура праздника, а полусестра-полуиноземка все время ходит с нахмуренным, озабоченным лицом.

Эйлин слегка пригнула шею, как бы отстраняясь от проявления ласки, и подняла со стола полицейский ответ.

– Март, я за тебя искренне рада, но у меня диплом горит. Не могу же я к нему приложить вот это и тем самым расписаться в своей профессиональной немощи.

Брат быстро пробежал глазами лист и вернул его Эйлин.

– Типичная бюрократическая отписка. Лес ничего не значащих слов. Эйли, хочешь, я поговорю с Джимом? Попрошу по дружбе.

Она покачала головой.

– Нет, Мартин, мои проблемы. Я сама попрошу. Если он настоящий полицейский, ему самому должно быть интересно, что же все-таки случилось. Тем более, что я не прошу его открывать снова дело, просто дать мне следственные материалы.

– Уверен, у тебя все получится, – он чмокнул ее в макушку, – не забудь, сегодня семейный ужин со сватами.

– Где? У нас?

– Нет, мама и так уже валится с ног. «Кот и скрипка» ждут нас. Кстати, Джим как мой шафер там тоже будет.

Услышав название паба, Эйлин закатила глаза и тяжело вздохнула, но заключительная часть фразы ее подбодрила.

– Спасибо. Я сама попробую с ним поговорить.

16

Во дворе отделения полиции было не только неожиданно тихо, но и пусто. В углу у стены красного кирпича одиноко припаркован белый транспортный фургон с сине-желтой шахматной клеткой на боках, сигнальными фарами на крыше и пуленепробиваемым щитком впереди лобового стекла. У крыльца стояла пара полицейских желто-синих мотоциклов. В фойе тоже царила странная, несвойственная этому месту тишина. За толстым стеклом, стеной отделяющим дежурного офицера от остального мира, сидела совсем молоденькая девушка-констебль – недавняя выпускница полицейской школы.

Гладко зачесанные волосы были собраны на затылке в аккуратный узел. Шахматный черно-белый галстук-шарфик подпирал жесткий воротник белой сорочки. На столе рядом с телефоном оператора и трубкой радиосвязи стояла шапочка – женский вариант знаменитого шлема британской полиции.

– Я что-то пропустила? – спросила Эйлин, подходя к стойке, – не знала, что сегодня у полиции забастовка.

С личика констебля сползла приветливая дежурная улыбка. Оно сделалось серьезным, как будто девушка вспомнила, что она как-никак не для красоты сидит в таком уважаемом месте, а при исполнении.

– Нет, не забастовка. Мы, вообще-то, здесь работаем, общественный покой охраняем.

– Вот-вот. Ключевое слово «вообще-то», – съязвила Эйлин.

Девушка явно решила не вступать в словесную перепалку.

– Мисс, если у вас к полиции дело, то я вас слушаю, а если вы пришли поговорить, то…

Она не успела подобрать место, куда Эйлин следовало пойти для «поговорить».

– Люси, это ко мне.

Откуда-то из бокового коридора в фойе возник Джим. Эйлин обернулась на его голос.

– Хорошо, инспектор, – отозвалась дежурная. – Заполните, пожалуйста, заявку на пропуск.

– Я еще утром оставил.

Девушка притянула к себе доску-прищепку, на которой лежало несколько листков, плотно прижатых большой металлической дугой.

– Ваше имя, мисс?

– Эйлин Колд, – ответил за посетительницу Джим.

Он достал из бокового кармана ручку. Подтянул к себе протянутый в щель под стеклом бланк заявки, поставил на нижней линейке свою подпись, затем вскинул глаза на большие настенные часы, висевшие позади стойки дежурного, добавил рядом с подписью время 10:17 и передал листок вместе с ручкой Эйлин. Она расписалась в соседней графе.

– Оставь у себя, – сказал инспектор, – будешь уходить, не забудь вернуть.

– Я знакома с процедурой, – холодно заметила Эйлин.

– Не беспокойтесь, инспектор, если что, я напомню, – деловито отозвалась Люси.

* * *

Он привычным жестом приложил карточку-ключ к замку двери, отделяющей фойе от служебных помещений. Замок щелкнул, дверь приоткрылась. Джим толкнул ее от себя, придержал, пропуская Эйлин вперед, и они молча пошли вдоль длинного коридора. Дверь за их спинами плавно вернулась на место.

«Он, наверное, смотрел в окно и видел, как я шла по двору, иначе как он мог так быстро дойти из своего кабинета до дежурной», – размышляла Эйлин, а вслух пошутила:

– У вас тут тишина не как в полиции, а как в библиотеке. Признавайся, Джим, твоя заслуга: всех преступников переловили и полицейский штат сократили.

– Если бы, – с грустью отозвался он. – Ты бы пришла полчаса назад, увидела, что тут творилось. Все уехали на место. С утра пораньше на почту совершено вооруженное нападение.

– Ты шутишь? – искренне удивилась Эйлин. – Утром? И какие там теперь деньги? Все же карточками расплачиваются.

– Отстала ты от жизни, Эйлин. Жизнь в закрытых учебных заведениях ломает картину реальности. С расширением сети e-bay ты даже не можешь себе представить, какие ценности люди покупают и отравляют почтой.

– Догадываюсь.

Они вошли в кабинет. Эйлин ожидала увидеть горы бумаг и страшный беспорядок, но комната инспектора больше походила на допросную. Строго, безлико. Единственное отличие – удобное эргономичное кресло у письменного стола, на поверхности которого стояли плоский экран яблочного компьютера и белая кружка с эмблемой полиции на боку.

Джим откатил не такое элегантное, но тоже офисное и потому удобное кресло, стоящее напротив стола, и приглашающим жестом повернул его к Эйлин.

– Знаешь, я долго думал над твоим интересом к делу Лиз Барлоу и должен тебе признаться: я рад.

– Чему?

– Ты, наверное, думаешь, что я сухарь и карьерист. Но поверь, за пять лет я сделал карьеру от сержанта до инспектора не тем, что сидел в этом самом кабинете и перекладывал бумажки с одного края красивого стола на другой.

– Да, – Эйлин согласно кивнула, – стол красивый и кресло тоже…

– Ты же прекрасно знаешь, что красота нашей работы не в мебели, а вот в них, – он кивнул в сторону ряда металлических шкафов-сейфов для хранения папок с делами. – В них мои бессонные ночи, адреналин погонь и чувство гордости, которое наступает, когда в зале суда оглашается приговор.

– Ну да, ну да, – начала Эйлин, – но…

Он не дал ей договорить:

– Так вот, если ты думаешь, что эти пять лет червь сомнения не грыз мне душу и я спокойно ловил других преступников, зная, что возможный убийца Лиз гуляет вдоль пляжа, – ты глубоко заблуждаешься. Но! Я человек службы. Меня так воспитала армия и теперь полиция. Я не могу заниматься тем, что мне хочется или интересно. Я служу делу. И если в интересах дела мне приказано заниматься одним, а не другим, – я выполняю приказ. В деле Лиз мы сделали многое, но, согласен, не все.

– Не все, – она снова кивнула головой.

– Именно поэтому я иду на нарушение правил.

Он обошел стол, открыл верхний ящик, достал из него тоненькую папку и положил ее перед Эйлин.

– И это все? В этих нескольких листках жизнь, оборванная в семнадцать лет?

Он улыбнулся ее пафосной реплике.

– Нет, Эйлин, здесь толика того, что было собрано, продумано и обработано. Но ведь ты просила стенографию допроса Тома Смита.

– Так это мне? – Она собралась встать с кресла, в котором так удобно сиделось.

– Ты шутишь? Никаких копий. Ты не можешь выносить эту папку из этого кабинета. Более того. Я тебе ее не давал. Случайно оставил на столе и вышел по срочному делу. Кстати, никаких фотографий на телефон. – Он на секунду замялся и протянул к ней руку: – Дай его мне.

Она непроизвольно сделала движение в сторону, как бы защищаясь.

– Эйлин, – он стоял напротив нее с вытянутой рукой, – по правилам, ты должна была его оставить у дежурного еще при регистрации.

– Ты мне не доверяешь?

– Дело не в доверии. Дело в уговоре. Мы вчера договорились, что я тебя «ознакомлю» с транскриптом допроса. Отсутствие телефона лишит тебя соблазна его использовать. Только и всего.

– Ну да, конечно. Для моего же благополучия.

– Для благополучия дела. Если выяснится, что я тебе помогаю за спиной начальства, нам обоим будет закрыт доступ хоть к какой-то информации. Компромэ?

– Понятно.

Где-то она уже слышала это употребление французского. Где? Или это теперь такая фишка в ее родном городе? Новый тип сленга?

– Я вернусь минут через пять-семь. Не помню, сколько длился сам допрос, но недолго, минут пятнадцать. Вас в вашей высокой школе юриспруденции не учат быстрому запоминанию объемных текстов? Нас в полицейской учили. Очень полезный навык, скажу я тебе.

Эйлин открыла рот, чтобы ответить колкостью на его колкость, но раздумала.

– Чаю или кофе хочешь? – спросил он и взял со стола свою кружку.

– Нет-нет, спасибо. Не до чая.

Он, мягко ступая, вышел из кабинета, а Эйлин заправила за ухо непослушную прядь и открыла папку.

Данная стенограмма сделана со звуковой дорожки записи дознания № 546/8-12. Дознаватель: сержант Джим Хикманн в присутствии сержанта П.Л. Джонсон.

Допрашиваемый: свидетель Томас Смит; дата: 26/08/2012; место: № 5, Грин Аллей, Баббакомб (проживания свидетеля); время начала: 13:45; время окончания: 13:57; продолжительность: 12 минут.

Так… так… так… Эйлин пробегала глазами холодные строчки зачитывания стандартного протокола о правах и обязанностях свидетеля. Уведомление об ответственности за дачу ложных показаний. Так… так… так… Хикманн спрашивает о возможной склонности Лиз к побегу… Том отвечает, что так не думает. Дальше. Так… так… Были ли у нее основания для исчезновения? Ответ: нет, он так не думает.

Эйлин пробежала глазами еще несколько строк.

Вопрос: Бывали ли вы у нее дома?

Ответ: Пару раз. Только днем. После уроков. У нее строгий отец.

Вопрос: Он давил на нее? Она вам жаловалась?

Ответ: Нет. Мы не обсуждали наших родителей, но думаю, что да. Как и мой.

Вопрос: Ваш тоже держит вас в строгости?

Ответ: Не знаю. Наверное, как все родители. Как у всех.

Вопрос: Могла бы строгость в семье Лиз стать поводом для ее побега?

Ответ: Не знаю. У нее же было много друзей. Был я. Зачем ей было сбегать?

«Действительно, Джим, что ты в парня вцепился, как фокстерьер в хвост лисы? – Эйлин возмущается глупому повторению одного и того же вопроса. И сама же себе отвечает: – Их так в школе полиции учат».

Следующий блок:

Вопрос: Когда вы в последний раз видели Лиз?

Ответ: Вчера вечером.

Вопрос: Где?

Ответ: В пабе «Кот и скрипка».

Вопрос: Что вы там делали?

Ответ: Как что? Мы там работаем.

Вопрос: Кто еще вас там видел?

Ответ: Все.

Вопрос: Кто все?

Ответ: Ну, все ребята. Мы: я, Лиз, Хью, Нэнси, Аманда. У нас полкласса летом где-то подрабатывает. Кто в отелях, кто в летних кафе. Нас пятерых отец Аманды, мистер Рой, взял к себе. Мы все работали 4–5 часов в день.

Вопрос: Каждый день?

Ответ: Почти.

Вопрос: То есть вы практически были на глазах друг у друга целыми днями?

Ответ: Ну, типа того. Правда, иногда мы работали в разные смены.

Вопрос: А вчера? Кто вчера работал в вечернюю смену?

Ответ: Все. Там помимо обычных субботних посетителей на большой банкетной веранде праздновали день рождения мэра. Мы все метались как сумасшедшие между обслуживанием его и остальных гостей.

Вопрос: Но тем не менее Лиз уехала в 22:00. Так у нее стояло в расписании. Не правда ли?

Ответ: Наверное. Я не видел, когда она уезжала. Иногда мы все задерживалась, если работы было много. Мистер Рой всегда платит за переработку. Но через субботу Лиз уезжала ровно по расписанию. Не задерживалась. Они с Лорой по очереди в выходные ночевали у их бабушки. Подменяли сиделку.

Вопрос: Лора – это сестра Лиз?

Ответ: Да.

Вопрос: Она тоже работает в пабе?

Ответ: Нет. Ей по закону еще нельзя. Ей еще шестнадцати нет.

Вопрос: У вас своей машины нету?

Ответ: Нет.

Вопрос: Лиз часто вас подвозила?

Ответ: Иногда.

Вопрос: А другие ребята вас подвозят?

Ответ: Нет. Я живу близко. Мне пешком пройти быстрее, чем объезжать, но с Лиз я бы ездил часами.

Следующий блок:

Вопрос: Какие отношения у вас были с пропавшей?

Ответ: Я думаю, я был ее бойфрендом.

Вопрос: Она так не думала?

Ответ: Не знаю. Я ее не спрашивал.

Вопрос: Но отношения у вас были достаточно близкими?

Ответ: Типа того.

Вопрос: И сексуальные тоже?

Ответ: Не совсем. Ну, мы до этого еще не дошли. Мы нравились друг другу. Во всяком случае, она мне.

13:52. Аудиозапись остановлена. Сержант Хикманн проверяет информацию в своем блокноте.

13:53. Аудиозапись продолжается.

Вопрос: Вы часто ссорились?

Ответ: Нет.

Вопрос: Одна из свидетелей, девушка, работающая с вами, сказала, что во время перерыва вы с Лиз сидели на открытой веранде паба и разговаривали на повышенных тонах. Так ли это?

Ответ: Она сказала, о чем мы говорили?

Вопрос: И о чем же вы говорили?

Ответ: Нас никто не слышал. Мы были одни.

Вопрос: По показаниям свидетельницы, она видела вас из окна паба. Вы явно громко ругались, жестикулировали. Она говорит, что вы даже замахнулись на Лиз. Как вы это объясните?

Ответ: Я? Замахнулся? Вы не знаете Лиз. Да она бы со мной больше слова не сказала, если бы я замахнулся. Может, я осу отгонял… В саду много ос. Они любят пиво.

Вопрос: Остальные ребята тоже дали показания о том, что часто видели вас ссорящимися. Вы можете как-то прокомментировать эту сторону ваших отношений?

Ответ: Нет.

Вопрос: Вам есть что скрывать?

Ответ: Нет. Это личное.

Вопрос: Настолько «личное», что является тайной? Не забывайте, Томас, не только дача ложных показаний, но и укрытие важных для следствия улик или обстоятельств может привести к неприятным последствиям. Для вас. Вы понимаете, о чем я говорю?

Ответ: Да. Но это и вправду личное. Я никак не могу понять, почему она такая закрытая. Я для нее на все готов. Я бы за нее жизнь отдал. А она! Она со мной как кошка с мышкой. То притянет, то оттолкнет. У вас ко мне еще есть какие-то вопросы? У меня очень болит голова. Можно я приму таблетку?

Хикманн: После интервью. Итак. Последний вопрос.

Вопрос: Когда вы вернулись домой?

Ответ: Банкет мэра затянулся почти до полуночи. Официально паб закрывается в одиннадцать. Кухня закрывается. И бар тоже. Так что мы прекращаем обслуживание, но должны дождаться, когда все выйдут из-за столов, прежде чем мы можем начать уборку. Я несколько раз выходил в сад. Проверял телефон. Обычно мы с Лиз созваниваемся, или она присылает СМС о том, что добралась до бабушки благополучно. Желаем друг другу спокойной ночи.

Вопрос: Вас удивило, что она не отвечала?

Ответ: Удивило? Да я чуть с ума не сошел! Думал о том, что могло случиться на дороге! Даже проверял горячую линию полиции – нет ли сообщений о ДТП на дороге в Пейнтон. Хотел заказать такси и поехать туда, но я не знаю адреса ее бабушки.

Вопрос: После окончания работы как вы добрались до дома?

Ответ: Пошел пешком. Здесь, если по прямой меж домами, до моего дома полчаса ходу. Хотел проветриться.

Вопрос: Вы продолжали ей звонить?

Ответ: Да как полоумный! Но ее телефон был отключен. Я оставил, наверное, тысячу сообщений.

Хикманн: Последний вопрос.

Ответ: Вы уже говорили, что тот был последним.

Хикманн: Мистер Смит, не умничайте.

Вопрос: Когда вы точно пришли домой? Кто может подтвердить это? Ваша мать? Отец?

Ответ: Офицер, тут снова два вопроса. Но я отвечу – никто. Я вернулся домой между полночью и половиной первого. Точное время можно определить по моему последнему звонку Лиз. Мама уже спала, а отец еще в пятницу уехал на семинар в Бирмингем. Должен вернуться сегодня вечером.

* * *

Эйлин аккуратно подровняла листы и задвинула их между обложек папки. Саму же папку она положила на стол перед креслом его хозяина. Выпрямилась. Сложила руки меж колен.

В эту минуту в кабине вошел Хикманн.

– Синхронно, однако, – заметила Эйлин.

– Вот и хорошо. – Он открыл ящик стола и одним движением смахнул в него папку. – Пойдем, я тебя провожу. Извини, очень много основной работы.

– Ну да, ну да. Эта, – она кивнула в сторону стола, – эта уже не основная.

– Не цепляйся к словам. Служащая почты в тяжелом состоянии отправлена в больницу.

– Вооруженное нападение?

– Да, но у нее инсульт. Возможно от испуга. Пропала речь, и она не может давать свидетельские показания.

– Последний вопрос. – Эйлин внутренне улыбнулась сочетанию этих двух слов. – Джим, ты не задумывался, как так получилось, что за каких-то тридцать шесть часов Томас Смит из свидетеля превратился в главного и единственного подозреваемого?

– Задумывался. Все пять лет задумывался. Возьми свой телефон. Теперь твоя очередь думать.

Он с явным нетерпением открыл перед ней дверь из коридора в вестибюль участка.

– Мисс Колд, – послышался из-за толстого стекла усиленный динамиком голос дежурной, – не забудьте вернуть карточку посетителя.