Текст книги "Новые записки Хендрика Груна из амстердамской богадельни"

Февраль

ВОСКРЕСЕНЬЕ 1 февраля

“В Нидерландах лучшая служба опеки в Европе”.

Согласно данным шведского аналитического центра Health Consumer Powerhouse, служба опеки нашего здравоохранения на голову выше, чем в соседних европейских странах. А кто я такой, чтобы возражать аналитическому центру?

Я вырезал статью из газеты, увеличил на копировальном аппарате в супермаркете и вывесил на стенде в нашей столовой.

– Что ж, тем хуже для прочих стран, – вот и все, до чего додумался Баккер после долгого размышления о грустном.

Понятно, что Нидерланды не стоит сравнивать с Калмыкией, но что касается всех соседних стран…

Как только снова раздаются жалобы на опеку, я бросаю многозначительный взгляд на стенд, и все мои друзья делают то же самое. Записных жалобщиков это нервирует.

– Что вы постоянно киваете на этот клочок газеты? Я и так знаю, что там напечатано, черт побери.

ПОНЕДЕЛЬНИК 2 февраля

Я не верю в Бога, но люблю тишину и поэтому заглядываю иногда в центр медитации. Предпочтительно днем в воскресенье, когда там тише всего. Истинно верующие уже побывали на утренней экуменической службе, а после обеда ожидают посещений.

Вчера днем я целых полчаса наслаждался покоем и перед уходом зажег свечу в память дочки. Легкий шорох за моей спиной возвестил о приближении старого священника.

– Могу я спросить, кого вы поминаете? – спросил он, дружески кивнув.

– Мою покойную дочку.

– Вы никогда не приходите на литургию – и все-таки?

– Нет, я не из вашей паствы. Я не принадлежу ни к какому стаду.

Некоторое время священник стоял молча, глядя прямо перед собой.

– Должен сделать вам одно признание, – заговорил он, – но прошу вас держать его при себе.

Я ответил, что мне всегда хотелось хоть раз принять исповедь у священника. Он сердечно рассмеялся.

– Да, стадо у меня есть, но сам я неверующий пастырь, – сказал он. – Уже много лет я не верую в Бога. Однажды у меня было озарение: Бога нет или он непознаваем. На практике различие не так уж велико.

– Насчет Бога я с вами согласен, но мне кажется, что для вашей профессии вера весьма удобна.

– Ничего, я справляюсь. Проповедую от души. Приятно сознавать, что ты даешь людям опору и утешение. Не будь я священником, чем еще я мог бы заняться на старости лет? Не знаю. Да никто и не спрашивает меня, верую ли сам я в Бога.

Мы проговорили с ним полтора часа. Изумительный человек.

ВТОРНИК 3 февраля

Чертовски забавное совпадение: сегодня в газете появилась большая статья об одном проповеднике в Нейкерке, который пришел к убеждению, что Иисус никогда не существовал. Наш домашний священник предпочел держать свое неверие в тайне, а этот проповедник написал о нем книгу. Каждый не верует на свой манер. Покажу-ка я эту вырезку моему славному Фоме неверующему. В строжайшей тайне.

Вчера днем встречаю в коридоре госпожу Стелваген.

– Добрый день, господин Грун, как поживаете?

За долю секунды я решился на маленький блеф.

– Все в общем-то прекрасно, кроме одной мелочи. Я слыхал, что наш дом стоит в списке на слом.

Моя лобовая атака застала ее врасплох, судя по ее пристальному якобы изумленному взгляду.

– От кого вы это слыхали?

– Из надежного источника в дирекции.

При этом я попытался изобразить загадочную улыбку. Должен сказать, что я сам был изумлен собственной отвагой.

– У вас все еще есть такой источник?

Стелваген прокололась. Она всегда отрицала, что вынужденный досрочный выход на пенсию Ани Аппелбоом был связан с ее ролью информатора.

– Что значит все еще?

– Э-э-э… нет, ничего…. А что касается планов сноса, то это решает попечительский совет.

– Но я спросил только, попал ли наш дом в список подлежащих сносу домов, а не о том, кто это будет решать.

– Я охотно ознакомила бы общественность с этим списком, но, к сожалению, не могу этого сделать. Не говоря уже о волнении, которое возникнет, если кто-то начнет распускать слухи насчет сноса. Это было бы страшной ошибкой, господин Грун.

Склонив голову немного набок, она смотрела мне прямо в глаза.

– По-моему, совершенно неожиданный снос был бы еще более страшной ошибкой.

Я выдержал ее взгляд. Повисла пауза.

– Разумеется, если я получу конкретную информацию, я немедленно предам ее гласности.

– Разумеется.

– К сожалению, я тороплюсь, господин Грун. Еще раз – хорошего дня.

Думаю, я попал в яблочко. Если мы и впрямь стоим в списке домов, которые в ближайшем будущем будут снесены, Стелваген бросится искать “крота”, а его нет. Так ей и надо.

СРЕДА 4 февраля

С чувством законной гордости я доложил Эверту, Граме, Леонии, Рии, Антуану и Герту о моем разговоре с директрисой. Приятно было получить взамен несколько похлопываний по плечу и крепкий тычок Эверта: “Молодец, Хенки!”

Мы решили, что при любой возможности будем понемногу подливать масла в огонь. Эверт хочет плеснуть в дирекцию целой бочкой масла, а именно раздать листовки с текстом: “Снос – это смерть!” Мы пригрозили, что тогда лишим его спиртного. Это помогло.

Я сделал наконец первый шаг. С сайта фонда “Горизонт” скачал бланк заявления на эвтаназию. Меня мутит от самой идеи, но бланк все-таки лежит на моей тумбочке. И пусть еще немного полежит, прежде чем я его заполню. Для моего собственного душевного покоя этим делом следует заниматься в темпе почтенной старости.

Я мог бы записаться на какие-нибудь подготовительные курсы (должны же они существовать, или их уже организует доктор Свааб[3]3
  Дик Франс Свааб (р. 1944) – известный нидерландский нейробиолог, профессор Амстердамского университета, бывший директор Нидерландского института головного мозга, писатель-публицист, сторонник эвтаназии.


[Закрыть]), но думаю, мне в моем возрасте они, в сущности, не нужны.

Подумываю о приобретении разрекламированного “прощального несессера”, красивой коробки, куда поместится все необходимое для последнего маршрута. Таблетки для эвтаназии, важные документы, список похоронных пожеланий, похоронная музыка, побрякушки и кое-что из личных вещей. Прежде всего мое старое донорское удостоверение, хотя я подозреваю, что срок годности всех моих запчастей давно истек.

Предстоит выяснить, какие нужны таблетки и как их раздобыть. Придется снова набираться смелости.

ЧЕТВЕРГ 5 февраля

Мне снилась криомация – альтернатива кремации и погребению. Дизайнерша вчерашней красивой коробки рекламировала высушивание тела в замороженном состоянии. Мне снилось, что я погружаюсь в жидкий азот при температуре минус 196 градусов по Цельсию. Но я еще не совсем умер. И проснулся в холодном поту.

Для окружающей среды криомация лучше, чем погребение. После заморозки тело следует хорошенько встряхнуть, из него выпадут тяжелые металлы, и останется двадцать пять кило порошка, который можно использовать в качестве удобрения. Хоть на что-то еще пригожусь. Из праха ты вышел и в прах возвратишься. Подозреваю, что большой интерес к сухой заморозке проявят убийцы, ведь она весьма затрудняет расследование.

Правда, с сухой заморозкой есть проблема: в Нидерландах она еще запрещена. Впрочем, и в других странах тоже.

Какой-то чокнутый жилец в пижамных штанах и домашних тапочках отправился в аптеку за рыбьим жиром.

– Его больше нет в продаже, сударь, – сказал продавец.

Бедняга поплелся домой. Когда он входил в подъезд, его тапочки были все в снегу. Медсестра подняла тревогу, и консьерж получил хорошую взбучку. Он обязан следить не только за тем, кто выходит на улицу, но и в каком виде кто-то выходит на улицу.

– Так ведь из окошка в кабинке мне вообще не видно, во что они обуты, когда проходят мимо, – защищался он.

Теперь дирекция дала ему указание: в сомнительных случаях вставать с места, чтобы лучше видеть. Консьерж от этого не в восторге. Для него рабочее место – зона отдыха. Судя по равнодушному взгляду, он лишнего шагу не ступит. Место теплое – бессрочный договор. Просидит на нем еще лет пятнадцать.

ПЯТНИЦА 6 февраля

– Понимаешь, – сказал Эверт, немного повышая тон, – даже если ты инвалид, ты все же пробуешь смыть с унитаза мочой ошметки дерьма.

И взял крокет с тарелки.

– Да? И с успехом? – спросил Эдвард, изображая интерес.

Эверт собрался продемонстрировать.

– Да-да, господин Дёйкер. Очень смешно. Но рядом с вами сидят люди, они пришли перекусить. Занимайтесь вашими дерьмовыми ошметками и мочой в собственной квартире, – вмешалась в беседу заведующая хозяйством госпожа Де Рооз.

Сегодня Эверт дурачится, завтра замыкается и молчит. Это меня тревожит.

В доме разгорается дискуссия на предмет комнатных дверей. Персонал обычно просит оставлять двери открытыми, когда жильцы дома. Это удобно для дежурных и для хозяйственной службы. Некоторым жильцам это нравится: они могут немного отвлечься от сидения у окна и для разнообразия смотреть в коридор. Другим безразлично, открыты двери или закрыты. А есть люди, вроде меня, которые терпеть не могут, когда в их комнату заглядывают все кому не лень. Я дорожу своей частной жизнью и желаю держать дверь закрытой. Мне стоило титанических усилий приучить уборщиков закрывать дверь в мою комнату, но любезные просьбы, повторяемые в течение почти трех лет, все-таки увенчались успехом.

Я сам автоматически заглядываю в открытые двери комнат, когда прохожу мимо. Вижу жильцов, сидящих за столом или у окошка. Иногда с книгой, иногда с рукодельем, иногда с пустыми руками. Тренируются для грядущего великого Ничто.

СУББОТА 7 февраля

Мы выросли во времена перьевых ручек и телеграфа: две буковки в секунду, два-три гудочка. Буковка за буковкой от отправителя к получателю.

Нынче Амстердамская точка обмена трафиком (АMS-IX) передает по цифровой магистрали два терабайта в секунду. В каждую секунду в три раза больше информации, чем во всех книгах крупной университетской библиотеки. Для стариков из аналоговой эры это непостижимо.

Я прочел в газете статью об AMS-IX и подумал: сколько же перемен произошло за полвека. С другой стороны: все еще практикуются пытки, люди отрубают людям головы, взрывают детей, насилуют женщин, сжигают мужчин. Выходит, не так уж много можно поставить в заслугу прогрессу…

Повсюду параллельные миры. И они, похоже, не имеют между собой почти ничего общего. Мы, в нашей богадельне, живем где-то на краешке. Пока не свалимся.

Что, Грун, опять ударился в философию?

Госпожа Смит попала в передрягу из-за банки с ветчиной “Смак”. Чтобы открыть эту железную банку в форме хоккейной коробки, нужно с помощью прикрепленного ключика отвернуть верхнюю часть. Потом можно перевернуть банку на тарелку и снять ее как крышку. Края острые, можно пораниться.

Содержимое банки – жирная соленая ветчина. Ее можно нарезать кубиками и смешать с макаронами, а можно нарезать пластами и поджарить для бутербродов. Я собираюсь узнать в супермаркете, есть ли она еще в продаже, или госпожа Смит извлекла ее из своих запасов 70-х годов.

Так вот. Молва гласит, что пласт этой ветчины уже скворчал на сковороде, водруженной на нелегальную электроплитку, когда зазвонил телефон. Госпожа Смит вспомнила о своем “Смаке” только когда сработал детектор дыма. Вошедшая через полминуты медсестра увидела, как госпожа Смит сует в мусорное ведро обуглившееся содержимое сковородки.

ВОСКРЕСЕНЬЕ 8 февраля

Я поменялся с Гертом датами первой в 2015 году вылазки СНОНЕМа. У меня возник план в конце февраля свозить клуб на выставку “Девять месяцев до рождения”. Представляю, с каким изумлением уставятся беременные женщины на восемь стариков, шаркающих среди детских колясок в стиле хай-тек. Оттуда мы двинемся на ежегодную выставку-ярмарку “Товары для дома”. Хочу устроить соревнование: кто за полчаса раздобудет самое большое количество бесплатного барахла. Замер – на вес. Каждую безделушку можно брать только в одном экземпляре. Чтобы никто не совал в сумку целую кипу рекламных брошюр.

Кое-что надо еще подготовить. По-хорошему, нужно бы для начала потратить денек на разведку, но ехать туда слишком далеко. Я там никогда не бывал, но думаю, там много чего удивительного.

Зимы как бы и нет. Собственно, это скорее осень, которая длится примерно пять месяцев. Никаких признаков снега или мороза. Досадно. Похоже, в этом году мне не светит возможность прокатиться на скутмобиле по льду.

Не то чтобы в этом есть необходимость, но мне интересно: бывают ли вообще зимние шины для скутмобилей?

ПОНЕДЕЛЬНИК 9 февраля

“Старые и бездомные” – заголовок репортажа в газете Het Parool, всегда готовой подлить маслица в огонь. Госпожа Звирс (81) за короткое время переселялась четыре раза, так как все дома престарелых, где она едва успевала обжиться, шли на снос.

В доме, где она живет сейчас, работают “топ-сотрудники”. Они берут ее с собой в универмаг “Ксенос”, а уходя, машут ей на прощанье. Чего вам еще надо? Беспокойство, которого так опасалась госпожа Стелваген, когда я спросил ее, значится ли наш дом в списке на слом, распространяется среди жильцов, как эпидемия гриппа. Спасибо газете Het Parool. Коллективный страх пронизывает все разговоры. Газета передается из рук в руки. – У нас тоже есть очень хорошие сотрудники, хоть они и не машут нам на прощанье и не берут нас в “Ксенос”.

Сухой остаток аналитических статей сводится к тому, что из семидесяти амстердамских богаделен шесть уже закрыты. Вопрос о том, строить ли для пенсионеров новые отдельные квартиры, не обсуждается, ведь иногда они очень дороги и вообще недоступны. Также открываются новые маленькие дома комплексной опеки. Это все равно, что любой ценой пытаться оживить труп.

Здесь, в районе Амстердам-Север, всего семь домов престарелых. О сносе нашего пока ничего неизвестно, но госпожа Схансле утверждает:

– Очень скоро начнут сносить церкви.

Наша единственная надежда – на то, что сначала сравняют с землей все другие дома опеки в районе, а уж тогда настанет наша очередь. Все разговоры за кофе только об этом.

– Не имеет значения, – сказал господин Баккер. – Все мы к тому времени уже ляжем в гроб.

– А я лягу в урну, – поправила его госпожа Дёйтс.

Директриса сегодня не показывалась на глаза. Думаю, в ближайшее время она напомнит о себе ничего не значащим объявлением.

ВТОРНИК 10 февраля

Весь наш магазинный мир грозит рухнуть. “Фром и Дресман” на грани банкротства, “Блоккер” испытывает большие трудности, да и у “Хема” с некоторых пор дела плохи.

А ведь есть еще люди, которые не переварили закат таких гигантов, как “Пит де Грёйтер” и “Симон де Вит”, исчезнувших еще в 70-х.

Неужели есть прямая связь между популярностью магазинов у пенсионеров и плачевными финансовыми показателями? Раз уж я заговорил о магазинах, то сообщаю: я заходил в “Алберт Хейн” справиться насчет “Смака”. Он до сих пор в продаже.

Стелваген не обманула моих ожиданий. На следующий день после тревожного репортажа в Het Parool на стенде появилось многословное обращение администрации, где говорилось, что мы можем спать спокойно.

“Нет никаких оснований ожидать, что ваш дом опеки в ближайшее время пойдет на слом”.

“Ближайшее время” породило еще бóльшую озабоченность.

– Это ни о чем не говорит. Что значит “ближайшее время”? Для меня – неделя, а для горы – миллион лет, – сказал господин Пот.

Насчет горы он, верно, где-то вычитал.

За кофе члены клуба посоветовались и постановили, что Леония подойдет к Стелваген и с самой невинной улыбкой спросит, когда же наконец начнется капитальный ремонт здания, запланированный два года назад? Дескать, о нем давно ничего не слышно. Сначала ремонтировать, а потом сносить? Нам это кажется нелогичным.

– Госпожа Стелваген, ведь ремонт все-таки начнется? Ведь его не отменили из-за…

Что-то в этом роде собирается спросить Леония, глядя на Стелваген с выражением собачьей преданности в глазах.

СРЕДА 11 февраля

Завтра мы снова ужинаем в составе СНОНЕМ. Организует вылазку Герт. Это его дебют, и он его ждет не дождется, хотя мы устраивали ужин всего две недели назад. Похоже, он немного нервничает, а ведь обычно являет собой образец невозмутимости. Сбор в полшестого в холле.

Я прочитал бланки документов, полученные от фонда “Горизонт”. Возникли кое-какие проблемы. Во-первых, таблетки для эвтаназии нельзя приобрести легальным путем, а заказать по интернету не так-то просто. Легальная эвтаназия происходит путем инъекций. Для начала мне понадобится медицинское заключение, подписанное личным врачом. Моему личному врачу я не слишком доверяю. Может быть, врача рекомендует “Горизонт”, это надо выяснить. Но сперва я закажу брошюру “Достойная кончина в собственной режиссуре”. 9,5 евро за красивую, спокойную смерть – не слишком дорого.

Придется искать и душеприказчика. Вот когда пожалеешь об отсутствии семьи. Ведь у меня есть только несколько старых-престарых друзей, которых не хотелось бы обременять моей эвтаназией и похоронными пожеланиями. Может, “Горизонт” за небольшое вознаграждение предоставит мне и душеприказчика?

И потом, мне бы очень хотелось самому покончить с собой, но это другая песня, это легче сказать, чем сделать. Я все еще нервничаю при этой мысли.

– Знаешь что? Не спеши ты со своим уходом, – нашептывает мне мой внутренний голос. – Всегда лучше обождать.

Сегодня госпожа Ван Дам спросила меня, не хочу ли я сыграть с ней в руммикуб. А для меня нет ничего хуже, разве что телешоу “Судья по вызову”. Меня охватила такая паника, что я брякнул, будто у меня от руммикуба всегда случается мигрень. Но устыдился своего малодушия и сказал: “Шучу, голубушка. Просто я не любитель руммикуба. Пригласите кого-нибудь другого. Например, господина Дёйкера”. И смылся от греха подальше.

Но, похоже, госпожа Ван Дам еще не настолько чокнулась. Вид у нее был такой, словно она предпочитает быть погребенной заживо, чем сыграть в руммикуб с Эвертом.

Госпожа Ван Дам помешана на настольных играх, но никто не хочет с ней играть. У нее болезнь Паркинсона, карточки и фишки летят во все стороны. Она сидит не столько за столом, сколько под столом, подбирая их. Жалкое зрелище. Однажды я играл с ней в ясс, но это был скорее тест на терпение. Прежде чем восемь карт одна за другой попадут к ней в руку, успеешь выпить чашку кофе. Затем она обычно роняет на пол две-три карты одновременно, что несколько затрудняет игру.

Жалко ее ужасно. Игра в руммикуб, карты и скрэббл – единственное, что придавало какой-то смысл ее жизни. Но она уже не может найти партнера. – Может, сыграем в игру “только-не-сердись”? – умоляюще окликнула она меня, не сознавая всего трагизма своих слов.

ЧЕТВЕРГ 12 февраля

Господин Баккер и господин Пот хуже, чем два старых злыдня из кукольной передачи “Маппет-шоу”. Вроде бы приличные люди, но когда кого-то ликвидируют в криминальных разборках, они удовлетворенно потирают руки. Так что последние несколько недель для них прекрасное время. Сообщения о разборках появляются одно за другим в таком бешеном темпе, что за ними невозможно уследить. Здесь уголовники не найдут сочувствия, как бы ни любила застреленного бандита его старушка-мать.

Мой бездоказательный тезис гласит: чем старше, тем жестче.

И здешние обитатели иногда по-настоящему жестоки друг к другу. Некоторые старики отворачиваются при виде членов СНОНЕМа, не удостаивая нас лишним словом. А почему? Могу объяснить это только завистью. Завидуют. Потому что их не приняли в клуб. Сплетничают за нашей спиной с подначки Пота и Баккера.

Мы, члены клуба, условились на сплетни не реагировать. На практике это не всегда удается, но, в общем, срабатывает. Наметилось строгое разделение столов: компания завистников – и члены клуба СНОНЕМ. Между двумя партиями оказались беспартийные, обычно они относятся к нам дружелюбно. Но на них косо смотрят нытики, все еще способные завидовать, хотя им давно перевалило за восемьдесят. А ведь все мы сидим в одной скорлупке, медленно идущей ко дну, и, казалось бы, нам более пристало мягкое единение.

ПЯТНИЦА 13 февраля

В шесть часов мы прибыли на Алберт-Кёйпстраат. На опустевшем рынке валялись пустые картонные коробки и обрывки целлофана. Водитель мусороуборочной машинки в шутку сделал вид, что собирается наехать на компанию стариков. Эдвард оценил шутку и грохнулся наземь. Он умеет делать это очень убедительно и для своих восьмидесяти лет поразительно мягко. Водитель в ужасе выскочил из машинки.

– Ох, простите, простите. Я пошутил. Я вас поранил, сударь?

– Не бери в голову, старина, – со смехом сказал Эдвард, вставая на ноги.

Тем не менее нам пришлось три раза переводить неразборчивый текст Эдварда, пока мусорщик не поверил, что его разыграли. И только тогда расхохотался.

Мы поужинали в одном из тапас-баров сети “Барра”. И весьма высоко оценили испанскую кухню.

Стол ломился от вкусных блюд. Чего там только не было: разумеется, божественный хамон, тортильи, рыба, дары моря, кусочки баранины, овощи на гриле. Нас любезно обслужил сам хозяин, явно любитель собственной кухни, к тому же весьма терпеливый с пожилыми клиентами.

– Ах, как я жалею, что всю жизнь позволяла себе только картошку, зелень и мясо, – сказала Леония. – Мы восемьдесят лет на себе экономили. Ну не смешно ли?

И она даже потрепала Эверта по щеке. Из-за чего Эверт поперхнулся своим “фундадором”, так что испанский коньяк оросил платье Леонии, на что она отнюдь не обиделась, но воспользовалась случаем, чтобы с размаху двинуть Эверта по спине.

Она делает это нарочно, Леония. Знает, что против физического воздействия ему не устоять. Трогательная картина.

Осушив целую бутылку “фундадора”, мы вышли из бара, шатаясь еще сильнее, чем когда туда вошли. Страх падения остался на дне пустой бутылки, а если не боишься, может, и не упадешь. Граме завыл на луну.

СУББОТА 14 февраля

Леония выбрала меня на роль посланника любви. Она купила Эверту подарок ко Дню святого Валентина – календарь трезвости – и просит, чтобы я вручил его строго анонимно.

– Насколько я знаю, Хенк, это очень благонамеренный календарь, к тому же продается со скидкой, ведь год уже месяц как идет.

– Хотите немного подразнить моего закадычного друга?

– Здорово, правда?

– Вручу непременно и с удовольствием.

Многие новинки слишком поздно доходят до здешних обитателей. Некоторым они вообще не нравятся. Например, лук, от которого не плачут. Госпожа Смит решительно выступает против подобного лука. Более того, она искренне возмущена:

– Я семьдесят лет проливала слезы над каждой луковицей, и вдруг теперь, когда мне запрещается стряпать и я никогда уже не разрежу ни единой луковицы, они подсовывают мне этот новый лук.

– А вы все-таки попробуйте его разрезать, – предложил господин Дикхаут.

– Да, но чего ради?

– Понятия не имею. Покрошите лучок и сыпаните в кофе.

Как можно злиться на то, что новый сорт лука выведен слишком поздно? По-моему, злость госпожи Смит говорит лишь о пустоте ее существования.

А что, если существует генетическая предрасположенность к злобе? И некоторые люди так устроены, что должны непременно всегда на что-то злиться? Вполне может быть. И напротив: другие люди на все реагируют улыбкой. Это приятнее для них самих и для их окружения. Порода злых вредит улыбчивым, а те в ответ улыбаются. И так далее.

ВОСКРЕСЕНЬЕ 15 февраля

Вчера я вручил Эверту подарок Леонии. Он сначала удивился, но когда развернул его, сказал:

– Признавайся, Хенк, это наверняка от Леонии, да?

– Я нем как рыба.

– И что мне теперь делать с этой женщиной?

– Даже если, подчеркиваю, если подарок от Леонии, что это меняет? Она ведь славная женщина?

– В том-то и дело, Хендрик Грун!

Я сказал, что не понимаю, о чем он, но он ушел от разговора.

В последнее время я иногда не могу его понять.

– С тобой все в порядке, старина?

Я уже несколько раз задавал ему этот вопрос. Он говорит, что еще не вечер, и отказывается от объяснений.

– На твоей здоровой ноге почернели пальцы?

– На здоровой ноге? Она у меня единственная. Иногда я задумываюсь: что они сделали с другой ногой? Куда, собственно, они девают ампутированные конечности? Может, сдают в зоопарк “Артис” на корм львам? Представляю веселую картинку: лев с моей ногой в пасти. Но если уж мы заговорили о костях…

Эверт посмотрел на меня, явно забавляясь, и продолжил.

– В битве при Азенкуре были убиты герцог Йоркский и граф Оксфорд. Английский король пожелал увезти трупы благородных соратников обратно в Англию, но во время долгого пути на родину они могли провонять. Поэтому их сварили, а домой привезли одни кости. Мило, правда?

И как прикажете после таких разговоров заводить речь о душевном состоянии собеседника?

Кстати, Эверт очень начитан, но редко дает это заметить. Чему примером его рассказ о битве при Азенкуре.

ПОНЕДЕЛЬНИК 16 февраля

Из стариков с переломом шейки бедра каждый четвертый умирает в течение года. Так напечатано в газете, но я что-то сомневаюсь. Мне кажется, это многовато. Хотя точно известно, что перелом имеет плачевные последствия. Решение проблемы нашла фирма Wolk Company. Она изобрела воздушную подушку безопасности для бедер стариков, склонных к падениям.

Датчики движения распознают падение, и подушка мгновенно надувается сама собой. В газете не написано, но я подозреваю, что это напоминает надувной спасательный круг.

Глядя на стариков в инвалидных креслах или цепляющихся за ходунки, я каждый раз надеюсь, что точная настройка хорошо отрегулирована. Ведь иначе они со своим спасательным кругом застрянут в кресле или, еще смешнее, на унитазе.

Есть еще парочка мелочей. Пояс, надетый под одежду, не должен выпирать, ведь тщеславные старики предпочтут сломать бедро, чем целый день разгуливать в виде круглой груши. А так как многие старики падают с кровати, нужно уметь спать с этим поясом. Конечно, рядом с кроватью можно положить надувной матрас или взять кровать с откидной боковиной. Но если все продумать, надувная подушка безопасности для стариков, склонных к падениям, кажется мне неплохим выходом. Ожидается, что она появится на рынке в 2016 году.

В газетной статье о подушке безопасности стоило бы описать еще одну категорию потребителей: подвыпивших посетителей кафе. Я бы вообще обязал надевать такие подушки на выходящих из баров стариков, ведь они так и норовят свалиться на землю.

ВТОРНИК 17 февраля

На вопрос о самочувствии собеседники часто отвечают: “Не хочу жаловаться, но меня так мучает…” После чего следует длинный перечень недугов. Понятное дело, людям иногда необходимо выплеснуть свои жалобы на первого встречного, вот и шаркают по коридорам достойные жалости старики. Будь моя воля, я бы установил для жалоб определенное время и место. Например, с десяти до половины одиннадцатого в гостиной, в углу за ширмой.

А не смахивает ли на жалобу сама эта идея? На жалобу на жалобы?

Впрочем, мои дела идут неплохо. Последние два года время меня щадило. Правда, я уже многое забываю, но, в сущности, с этим можно жить, если у тебя есть какое-то занятие. То, что ты забыл, может быть не столь уж важным. Темп жизни постепенно замедляется. Но по сравнению со среднестатистическим пенсионером моего возраста я еще живчик. По моим прикидкам, средняя скорость движения в коридорах – два километра в час. А я на короткой дистанции еще показываю четыре километра. Среди пенсионеров я просто гепард. Будь я и впрямь продвинутый, поставил бы в конце фразы смайлик. Но если шутку приходится обозначать желтым кружочком, то шутка, считай, не удалась ☹.

Сегодня утром Эдвард обнаружил, что завтра вторая годовщина со дня основания СНОНЕМа. Засим он немедленно обошел всех членов клуба, дабы сообщить, что мы обязаны отметить эту дату. Прямо за чаем и устроим чрезвычайное общее собрание.

СРЕДА 18 февраля

Пропустить дату основания значило бы расписаться в неуважении к самим себе, поэтому нужно срочно что-то организовать. Вчера днем все члены клуба провели экстренное заседание. Мы были так недальновидны, что устроили встречу в гостиной, где было много непрошеных гостей. Полдома, навострив уши, расселось как можно ближе к нашему столу. Несколько человек подходили спросить, нельзя ли вступить в клуб. Но так дела не делаются. Наше объединение строго закрытое, в него можно вступить только по рекомендации и после тайного голосования. Нас восемь человек, и это максимум, потому что иначе мы не поместимся в микроавтобус. Вот если кто-то из членов клуба скоропостижно скончается, образуется вакансия.

В конце концов, мы удрали в комнату Антуана и Рии. Там было решено, что мы на день отсрочим празднество, чтобы достойно провести его дома у Эверта. Антуану и Рии было поручено общее кулинарное руководство, и они, немного поразмыслив, написали каждому записку с заданием. Всех попросили внести небольшой добровольный взнос в виде одного блюда и подготовить, если возможно, выступление. По своему выбору.

Я должен обеспечить холодную закуску – грушу под соусом из голубого сыра. Рецепт был приложен к записке. Такой простой, что даже я смогу ее приготовить. Но так как в супермаркете груши твердые как камень, придется заглянуть к “Зеленщику-ювелиру”, хотя его лавка довольно далеко от дома. Кроме того, я должен порыться в своей волшебной шкатулке и освежить в памяти два-три фокуса.

Когда-то, давным-давно, я выступал на детских праздниках в роли Великого Мага.

ЧЕТВЕРГ 19 февраля

Я купил груши. “Зеленщик-ювелир” оправдывает свою вывеску и берет хорошую цену за товар. А я – тот еще голландский фрукт. Чуть не зарыдал, когда выкладывал денежки.

Кстати, о деньгах: при продаже страховой компании REAАL парочке улыбчивых китайцев выяснилось, что в свое время в ее бухгалтерию вкралась небольшая ошибка. В свое время, когда государству пришлось спасать SNS REAAL, Нидерландский банк вкупе с лучшими аудиторами провел основательную проверку, но при продаже компании все-таки вывалился из шкафа огромный скелет: оказалось, “выпала из поля зрения” задолженность в семьсот миллионов евро. Не обвинять же в этой промашке бездельников, прозябающих в Нидерландском банке или аудиторской конторе за жалкие несколько сотен тысяч оклада. Китайцы, видимо, сразу сообразили, где собака зарыта.

Вчера мы отказались от завтрашнего ужина в общей столовой.

– Раньше надо было предупреждать, – проворчала госпожа Де Рооз. Вид у нее был такой, будто картофель уже очищен, а цукаты заложены в кипящий сироп. – Что ж, посмотрю, можно ли это еще уладить.

Ей нравится демонстрировать свою важность, ведь она заведующая хозяйственной службой.

Торжественный ужин у Эверта в 18.00. Эдвард принес небольшой транспарант с лозунгом: “СНОНЕМ ЖИВ!” Повесим его над дверью. А пока я немного вздремну, чтобы подольше продержаться.

ПЯТНИЦА 20 февраля

Проснулся утром примерно в половине десятого с чувством глубокого удовлетворения, несмотря на легкое похмелье. Прекрасный получился юбилей. СНОНЕМ постановил отмечать свой юбилей ежегодно. Мы не можем себе позволить отмечать юбилеи раз в пять лет, слишком велик риск, что за пять лет кто-то из нас помрет. Так что будем устраивать гала-ужин каждый год.

Эверт предложил отметить обильной трапезой еще и китайский Новый год. К сожалению, он забыл, что эта дата была… вчера. Год Козы начался.