Текст книги "Истинный принц"

Глава 9

Предрассветный сумрак в моей комнате уже давно сменился дневным светом, а я все никак не могу заставить себя проснуться по-настоящему. И только когда ноздри начинает щекотать явственный аромат печенья с жареным миндалем и ванильной глазурью, любопытство перебарывает мою ленивую сонливость.

– Как же мне будет не хватать этих утренних доставок, – слышу я голос Испе́ра. – Кстати, это печенье называется «Клэриллис», но из тех пяти штук, которые я выпросил для тебя у Каниклы, до твоей башенной комнаты добрались только три.

Желая убедиться, что все оставшиеся три печенья целы, я открываю глаза.

– Ты съел мое печенье? – спрашиваю я. – Мое печенье?!

– Да.

Я поднимаю на него глаза и внезапно теряю всякий интерес к бесценному лакомству. Во-первых, потому, что он мне безумно нравится. А во-вторых, потому, что его вид живо напоминает мне о блаженстве минувшей ночи, и мне хочется прямо сейчас продолжить с того места, где нам пришлось остановиться из-за обоюдной усталости. В-третьих, я замечаю, что в его смехе куда меньше радости, чем он хочет мне показать. Я узнаю этот взгляд – за ним скрывается стена страданий.

– Я должен идти, – говорит он. – Я зашел попрощаться.

– Когда ты вернешься?

– Не знаю, – отвечает он. – Будь осторожна, хорошо? Не вздумай покидать Амберлинг! Я позабочусь о том, чтобы здесь ты была в безопасности – то есть вне досягаемости моего отца. Я не могу держать под контролем древних ведьм и колдунов, но того, кто напал на моего брата, больше нет. И тем не менее не стоит терять бдительности. Ты всегда должна обращать внимание на то, что происходит вокруг тебя.

– Я всегда это делала.

– Верно, – говорит он, лаская мое лицо. Мне хотелось бы получить от этого удовольствие, но грусть и меланхолия, которые Испе́р излучает, не позволяют мне насладиться его прикосновениями в полной мере.

– В чем дело? – спрашиваю я, приподнимаясь на подушках.

– Я когда-нибудь говорил тебе, что твоя магия, которая окутывает этот дом, ограничивает мои собственные магические силы?

– Нет.

– По большей части я могу справиться с этим, но, будучи магом, ощущаю нечто вроде того, как если бы я был связан и с кляпом во рту. А самое странное в этом то, что…

– Да? – спрашиваю я.

– Даже не знаю, – нерешительно говорит он. – Почему-то именно из-за этого я чувствую себя свободнее, чем обычно. Но сейчас мне пора. Сегодня в полдень я должен был быть в Толовисе, и я уже изрядно опаздываю.

Он дарит мне неизбежный прощальный поцелуй, мы с трепетом тянемся друг к другу и ненадолго замираем в неистовом объятии. Но это совсем не то, что было ночью. Я не могу позволить себе утонуть в этих объятиях, потому что знаю: он сейчас уйдет. От этих прикосновений боль разлуки не ослабевает, а становится только сильнее.

– Помни обо мне только хорошее, – произносит он, едва разжав объятия. – Прошу тебя! Что бы ни случилось.

Сделав несколько шагов, он оказывается у двери, бросает на меня последний взгляд и сбегает вниз по ступенькам. Чтобы не броситься сломя голову за ним, я кладу одну из «Клэриллис» в рот, позволяя сладости и восхитительному аромату лакомства завладеть на несколько минут моими ощущениями. Я слышу в саду радостный визг Онклидамии и пока усердно запихиваю в себя второе, а потом третье печенье, ветер, поднявшийся за окном, громко стучит открытыми ставнями. Этот ветер уносит Испе́ра. Прочь от меня.

– Помни обо мне только хорошее, – сказал он. – Что бы ни случилось.

У меня странное предчувствие. Сколь бы восхитительными ни были «Клэриллис», они не могут скрыть от меня факт, что сегодня он расстался со мной иначе, чем обычно. В этом расставании было что-то окончательное. Но как он мог навсегда попрощаться с местом, которое делает его счастливым?

Нужно отвлечься, перестать думать об этом. Я встану, наведу везде порядок, а потом отправлюсь в город за покупками. Да, хорошая мысль. Жизнь продолжается, – неважно, с перворожденным сыном императора или без него.

* * *

Едва Испе́р на спине Онклидамии улетает прочь, как начинается снегопад. Снег такой густой, и невозможно ничего разглядеть дальше, чем в трех шагах вокруг, и мне приходится перенести свой поход в город. Этци и Каникла остаются на обед в своей школе для высокопоставленных дочерей, так что дома я остаюсь одна. Так я, по крайней мере, думаю, потому что моя фея-крестная так и не появилась в нашем доме этим утром, а ее комната осиротела.

Наведя кое-где порядок, осмотрев запасы и приготовив на ужин тушеное мясо, я беру свою метелку из перьев, собираясь продолжить с того места, на котором остановилась неделю назад: взбираюсь по лестнице в библиотеке и принимаюсь смахивать пыль с корешков. Один за другим. Эти действия вызывают во мне покой, который освобождает ото всех страхов.

Время от времени поглядываю в окно, с удовольствием наблюдаю за кружащимися на улице хлопьями снега и улыбаюсь. Учитывая довольно сложную ситуацию, в которой сейчас нахожусь, это может показаться немного глупым, но все же я говорю себе, что в этой улыбке – однозначно – присутствует какая-то мощная магия. Я абсолютно уверена, что ничто не может быть неправильным или глупым, если сделано с настоящей улыбкой. Это правильный путь в жизни, куда бы тот ни вел.

Где-то за пределами библиотеки раздается громкий шум. Я на мгновение замираю, но в следующий момент дверь открывается, и в комнату входит безобидный снеговик в остроконечной шляпе. Каждый его шаг оставляет на полу библиотеки лужу талой воды.

– Он уехал? – спрашивает снеговик, которого мне удается идентифицировать, как мою фею-крестную. Она снимает свое пальто, сверху донизу покрытое снегом, и скидывает его на кресло у огня, что мне совсем не нравится. Однако у нас сейчас есть более насущные проблемы, чем эта, так что я великодушно молчу.

– Кого ты имеешь в виду? – спрашиваю я, поднимаясь на одну ступеньку выше и начиная обмахивать метелкой следующий ряд книг. – Испе́ра?

– Кого же еще? – восклицает фея. – Я ушла этой ночью, потому что хотела помешать ему снова выпытывать из меня какую-нибудь информацию. Он – деспотичный, безжалостный, плохой человек!

С удивлением я опускаю свою метелку.

– Ты серьезно?

– Его солдаты сеют в городе страх и ужас, – утверждает она. – Говорят, что, если кто-то что-то знает о нападении, но молчит об этом, поплатится за это своей жизнью.

– И что, кто-то уже поплатился своей жизнью?

– Нет.

Вздохнув, я спускаюсь по лестнице и кладу свою метелку на подоконник.

– Но ты ведь не на стороне тех, кто пытался убить брата Испе́ра?

– Конечно, нет! – восклицает моя фея, укутывая своим промокшим шарфом канделябр. – Призраки свидетели, я не имею никакого отношения к убийствам или нападениям. Однако у нас, жителей Амберлинга, есть гордость. Мы либо говорим что-то добровольно, либо наши рты закрыты на замок. Мне претит, что солдаты переходят от дома к дому, угрожая нападением императора на Амберлинг, если убийца не будет найден.

– Чего Испе́р определенно не собирается делать, так это нападать на Амберлинг. Но он опасается, что, если расследование не увенчается успехом, его отец так и поступит.

– Так или иначе, – говорит моя фея, плюхаясь на стул у окна, – подобное вмешательство в наши дела мне совсем не нравится. В самом деле, Клэри, у нас не было бы всех этих проблем, выйди ты замуж на Випольда.

– Что за чушь. У императора неприятности, и в независимости от того, за кого я вышла, один из виновников этой опасной вражды, по-видимому, находится в Амберлинге.

– Он был в Амберлинге, если верить твоему мужу, – ядовито отвечает моя фея. – Но теперь Испе́р арестовал виновного и доставил его в Толовис. Бедная твоя подруга Хелена. Он разрушил ее новую семью буквально за один день.

– Что, прости?

Я от ужаса опускаюсь в кресло, где валяется промокшее пальто моей феи.

– Это правда! – уверяет она. – Все только об этом и говорят. Волшебники Испе́ра сковали будущего тестя Хелены цепями и увезли его с собой. Семью выгнали из дома и поселили в другом месте, потому что солдаты перевернули весь дом вверх дном. Сейчас они даже не могут зарабатывать, потому что магазин пуговиц остается закрытым.

– Магазин пуговиц… – повторяю я, не сказать, чтобы слишком остроумно. Но я так потрясена, что не могу подобрать слов получше. Хелена и обручилась-то только из-за этого пуговичного магазина! Ну, поначалу. Хотя сейчас Фред Вайдфарбер – так зовут ее будущего мужа – стал Хелене очень дорог. Всякий раз, когда я заходила в магазин пуговиц Вайдфарберов, где Хелена работала с момента официальной помолвки, она выглядела счастливее, чем когда-либо прежде. И вот на тебе!

В ответ на мой ужас фея-крестная удостаивает меня благожелательным кивком.

– Вот видишь? – говорит она. – А я тебе говорила.

– И что же такого сделал старик Вайдфарбер? – интересуюсь я. – Не может быть, чтобы будущий тесть Хелены оказался преступником, который хотел убить принца Перисала?

Произнося имя Перисала, я чувствую легкое стеснение в области сердца. Раньше это был просто брат Испе́ра, которого я никогда не встречала лично и который однажды должен был взять на себя управление Империей. Но с прошлой ночи мне стало известно, что каждый раз, упоминая имя Перисала, я на самом деле произносила имя своего мужа – человека, который в действительности мне вовсе не муж.

– На эти вопросы я тебе ответить не могу. Я избегала встреч с твоим супругом, а сам он был не особо расположен что-либо сообщать городскому населению.

– Но ведь Вип должен знать.

– Бедному Випольду запретили посещать этот дом. Когда он приходил сюда, чтобы осведомиться о твоем здоровье, ему приходилось стоять снаружи и выслушивать от солдат лживые истории о твоей болезни.

Мало-помалу я начинаю ощущать холодную сырость, на которой сижу. Я встаю и поворачиваюсь спиной к огню, пылающему в камине. Поездка в город теперь кажется мне куда более насущной. Даже если снегопад не прекратится, я все равно туда отправлюсь!

– Ты действительно была в доме мельника? – спрашивает моя фея. – Чего от тебя хотели духи?

– Что еще за духи?

– Ну, духи Короля-Призрака, которые похитили тебя, – подчеркивая каждое слово, почти по слогам, говорит моя фея так терпеливо, словно я маленький ребенок, которому трудно это уразуметь. – Он призвал тебя к себе, и теперь я хотела бы узнать зачем!

– Вообще-то это было больше похоже на то, что я от испуга споткнулась о границу, – объясняю я. – На нас напали вампиры. На меня и Испе́ра.

Я ожидаю испуганного восклицания или, по крайней мере, распахнутых от удивления глаз, но моя фея только нетерпеливо смотрит на меня и, наконец, говорит:

– Ну, а дальше?

Я подхожу к камину еще ближе и в общих чертах обрисовываю то, что мне пришлось пережить. Когда я все же отдаляюсь от камина, чтобы шепотом сообщить фее, что гномы думают, будто я – дочь погибшего Короля-Призрака, она яростно трясет головой.

– Бред какой-то! Этого не может быть!

– Почему?

– Если бы это было так, у тебя были бы магические способности! По твоим жилам текла бы кровь Короля-Призрака, но я до сих пор этого не замечала.

– А Испе́р считает, что моя магия дома и очага довольно сильна и практична.

– Да откуда ему об этом знать? Ты, надеюсь, ему ничего не рассказала?

– Нет, рассказала, потому что он догадался, кто я такая. Нам нужна его помощь, фея-крестная! Если бы не защита Испе́ра, император арестовал бы нас точно так же, как будущего тестя Хелены.

Моя фея быстро и прерывисто дышит, крылья ее носа подрагивают.

– Не понимаю, – говорит она. – Если не считать мельника и моей бабушки, здесь, в Амберлинге, не было других древних колдунов и волшебников. Они были последними. Ну, и еще я, – с некоторой гордостью добавляет она, – последняя оставшаяся ведьма древней веры.

– Тут ты ошибаешься, – возражаю я. – Вероятно, опасные волшебники, за которыми сейчас охотится Испе́р, не были такими уж хорошими друзьями с твоей бабушкой, но они существовали тогда и существуют до сих пор. И при всем уважении, фея-крестная, ты не настоящая ведьма, потому что ты и понятия обо всем этом не имеешь. Ты даже не знала, что Король-Призрак мертв.

Фея смотрит на меня так, будто я только что вылила ей на голову ушат холодной воды. Я тут же жалею, что была с ней так безжалостно честна. С другой стороны, ей следует реальнее оценивать нашу ситуацию. В том числе – перестать строить из себя великую колдунью. Она понимает в этом не больше меня.

– А ведь на самом деле все именно так, – говорю я, возвращаясь к теплу каминного огня. – Колдуны и волшебники, которые напали на принца Перисала, считают, что я – зловещее дитя из пепла, которое вскоре откроет врата в царства призрачного времени. Если весть об этом дойдет до императора, я труп! Испе́р позаботился о том, чтобы на нас с тобой не пало ни единого подозрения. Так что в будущем, прошу тебя, не усложняй ему жизнь дополнительными трудностями, отвешивая пощечины, обманывая или оскорбляя его.

Моя фея мрачно смотрит на носки своих сапог.

– Тебе ясно?! – спрашиваю я.

– Не нужно так кричать, – отвечает она. – Мне так только хуже. Голова сегодня трещит с самого утра.

– Неудивительно. Ты, вероятно, все шесть дней, пока меня не было, усиленно вызывала духов и видения. Твои запасы виски, скорее всего, уже на исходе.

– Не говори со мной так! – вопит она, поднимая глаза и возмущенно глядя на меня. – Мне действительно было безумно плохо от горя и отчаяния.

Мне показалось, или на ее глазах и в самом деле проступили самые настоящие слезы? А может, это просто растаявший снег?

– Извини, – говорю я мягче. – Знаю, что, если бы я не вернулась, именно ты оплакивала бы меня больше всех. Но теперь ты, наконец, осознаешь всю серьезность ситуации? Могу я рассчитывать на то, что ты ни с кем в Амберлинге не станешь говорить об этом?

Моя фея кивает.

– И еще кое-что, – добавляю я. – Что бы ты там о себе ни думала, прошу тебя, за пределами этого дома не называй себя последней ведьмой Амберлинга или волшебницей древней веры. Ты – фея из Академии фей, женщина, освоившая пару-тройку обыденных фокусов и не более того. Мы с тобой – совершенно обычные люди.

Моя фея строит на своем лице невозможные гримасы, всем своим видом показывая, что мы с ней – кто угодно, но только не обычные люди.

– Ну хорошо, – говорю я с вынужденной улыбкой. – Ты права. Но нам нужно притворяться, что мы хотим быть обычными и нормальными. Даже если это не так и все окажется напрасным – видимость обычности теперь наша лучшая маскировка.

Глава 10

К двум часам дня снегопад заметно стихает, так что у меня получается выбраться в город. Я иду пешком, потому что Львиное Сердце так и не объявился, а собственных саней или даже лошади у нас нет. Я бы даже порадовалась такой прогулке, если бы не смутный страх, что на своем пути я могу встретить странных существ, которые до сих пор придерживаются древней веры и считают меня своим священным талисманом.

На мне элегантное выходное пальто, обычно предназначенное для публичных выступлений и официальных визитов в замок, потому что толстое, практичное повседневное пальто я забыла в призрачном времени. Пока тащусь по свежевыпавшему снегу к городу, меня не покидает ощущение, что я чересчур вырядилась для обычного похода в город, однако на дороге так много людей и настолько плохая видимость, что кроме меня этого, кажется, никто и не замечает.

Спустя полчаса добираюсь до кривых бревенчатых домиков с покосившимися крышами, что на полпути к Замковой горе, среди которых полно маленьких изысканных магазинчиков. Переулки этого квартала, где в том числе находится и пуговичный магазин Вайдфарберов, – одни из старейших в Амберлинге, о чем мне как-то с гордостью поведала Хелена.

В магазине пуговиц, само собой, продаются не только пуговицы. Здесь можно найти изысканные диковинки со всего мира, которые даже самую простую одежду могут превратить в нечто особенное и прекрасное. «Гарантированно без заклинаний», – обещают крупные буквы на витрине. И действительно: те, кто покупает у Вайдфарберов, получают настоящие расцветки и лишенные магии украшения – золотую нить, сверкающий вышитый шелк, традиционные пряжки для ремней, экзотические перья, настоящую тесьму или пуговицы из стекла, рога, дерева или драгоценных камней.

Но сегодня свет в лавке не горит, а магазин погружен в темноту. Кто-то даже задернул занавеску за стеклянной дверью и поместил вывеску: «Магазин временно закрыт». Императорская печать предупреждает, что никому не разрешается входить в магазин, а двое солдат патрулируют переулок. От них я узнаю, что Вайдфарберы поселились в пустующей квартире над магазином сыров. Бедная Хелена. Насколько мне известно, комнаты на втором этаже пустуют уже давно, потому что выносить сырную вонь так долго можно лишь в том случае, если зажать себе нос прищепкой.

Я разворачиваюсь и иду по улице. Когда поворачиваю за угол, вижу крошечный кусочек серо-голубого моря. Оттуда мне навстречу дует холодный ветер, который остро пахнет солью, пеной и желанием отправиться в какое-нибудь дальнее путешествие даже в такой зимний день, как этот. И как всегда при виде моря, я осознаю, насколько ничтожна. Все, что занимало и волновало меня сегодня утром, абсолютно незначительно в сравнении с вечностью и величием, о которых я могу только догадываться, глядя на горизонт туда, где серая полоса моря сливается с небом.

Кто-то здоровается со мной, я отвечаю и продолжаю идти, пока не достигаю дома, в котором располагается магазинчик сыров. Деревянная лестница снаружи дома ведет в отдельную квартиру на втором этаже. Я стучу в дверь и по звукам, доносящимся из-за двери, понимаю, что внутри кто-то есть. Рюши занавески за стеклянным окном колышутся, но дверь остается запертой.

Напрасно прождав пять минут, я спускаюсь вниз по лестнице и сворачиваю в один из узких переулков, что остаются темными в любое время суток и зимой, и летом. Моя цель – тихое местечко, где я смогу ненадолго присесть и подумать.

Помимо феи-крестной здесь, в Амберлинге, у меня всего две хорошие подруги – Хелена и Помпи. Эти девушки были рядом со мной еще тогда, когда я была жалкой служанкой своей мачехи. Мне нелегко думать о том, что одна из них теперь не хочет иметь со мной ничего общего. Хотя я должна это понимать, ведь это мой предполагаемый супруг отправил ее будущего отчима в темницу Толовиса.

– Клэри? – слышу я чей-то крик. – Подожди!

Я останавливаюсь и поворачиваюсь. Это Хелена, и она бежит ко мне.

– Мне пришлось придумать благовидный предлог, чтобы выскользнуть из дома, – задыхаясь, сообщает она и подходит ко мне. – Мне не разрешили тебе открыть. Не потому, что мы имеем что-то против тебя, а из-за людей, понимаешь? Они не очень-то хорошо отзываются об Испе́ре, и мать Фреда опасается, что, впусти мы тебя, те скажут, что мы заодно с императором. – Хелена глубоко вздыхает. – Это, конечно, полный бред, – продолжает она. – Пойдем, нам нужно поговорить.

Она хватает меня за руку и тянет за собой. Окольными путями мы добираемся до рыночной площади, где находится маленький домик, в котором хранятся ящики с рыночными отходами. Хелена просовывает руку в отверстие под деревянным засовом, и дверь домика тут же распахивается. Мы входим в темную, пропахшую плесенью комнату, и Хелена закрывает за нами дверь. Раньше, когда Хелена еще работала на рынке, она иногда спала в этой комнатке – когда ей надоедала богадельня, в которой она жила.

– Фред мне кое в чем признался, – говорит она. – Буквально на позапрошлой неделе. Я все думала, рассказать тебе об этом или лучше не надо. Но теперь, думаю, тебе следует об этом знать.

Мои глаза постепенно привыкают к слабому свету, проникающему сквозь трещины в стенах деревянной постройки. Внутри домика все аккуратно убрано и выметено, подготовлено к следующему базарному дню. В тени по земле пробегает пара мышей, и Хелена бесстрастно провожает их взглядом. В своей жизни она видала вещи и похуже. Однажды, как она утверждает, здесь было нашествие крыс, и ей пришлось спать с крысами спина к спине. Но и это ее мало волновало.

– Ты ведь знаешь, что магазин пуговиц сыграл большую роль, когда я впервые встретилась с Фредом, – говорит Хелена. – Признаю, в этом был расчет, но перспектива того, что мне не придется трудиться на рынке всю оставшуюся жизнь, превратила его в своего рода принца. И, в отличие от тебя, мысль, что меня обожает принц, мне очень нравилась.

– Ты же всегда говорила, что тебе и сам он нравится.

– Так и есть, – отвечает Хелена. – Он понравился мне с первой встречи, однако я подумала, что он немного чудаковатый. Меня беспокоила его чрезмерная внимательность. Это казалось каким-то неправильным! Нам обеим известно, что я не такая уж писаная красавица, а мои бедняцкие манеры вряд ли можно назвать шикарными. Однако он всем своим видом показывал, будто я – лучшая партия в городе. Я решила, что это как-то странно. А потом Фред признался мне, что это старик Вайдфарбер потребовал, чтобы он подошел ко мне. Фред безумно боится своего отца. И делает все, что тот от него хочет.

– Да что ты? А мне Вайдфарбер всегда казался безобидным. Быть может, немного погруженный в себя, но вполне дружелюбный.

– Да, с клиентами он всегда обходителен и вежлив. Но со своей семьей, к которой в последние недели принадлежала и я, он злобен и противен. К счастью, я редко с ним встречалась. Большую часть времени он проводил на улице или в своем подвале. Подвал уходит глубоко в гору, и лучше мне не рассказывать, что там нашли солдаты.

– Значит, это был справедливый арест?

– Да он стал настоящим благословением! – уверяет Хелена. – Клэри, этот человек – чудовище! Он вскрывает мертвых животных и подвергает их внутренности каким-то процедурам. Я как-то принесла ему суп, а у него там уже подготовлено сырое сердце к завтраку.

Я не могу не рассмеяться – так безумно это звучит.

– Тогда мне было не до смеха, поверь. Он вздрогнул, когда увидел меня с тарелкой супа в руках, а потом завопил так свирепо, что я испугалась за свою жизнь. Он кричал: «Если я еще раз увижу тебя здесь, ты покинешь эту комнату в сотне консервных банок!» И он говорил это совершенно серьезно! Потому что солдаты действительно нашли там человеческие останки. – Я пребываю в шоке, но она быстро добавляет: – Он, конечно, никого не убивал, скорее, просто украл их у гробовщика. Что само по себе уже достаточно плохо, если ты хочешь знать мое мнение.

Я тоже думаю, что это плохо. Учитывая, что старик Вайдфарбер, должно быть, принадлежит к отряду колдунов, приславших мне письмо.

– Не хочу обременять тебя этим дальше, – говорит Хелена. – Ты просто должна знать, что я не сержусь на то, что солдаты императора полностью опустошили и запечатали подвал Вайдфарберов. Мне даже не нужно возвращаться в этот дом, хотя и было сказано, что мы можем заехать туда через три дня.

– И Фред признался, что интересовался тобой только по приказу своего отца?

– Да, точно, – подтверждает Хелена. – Помнишь бал, на котором наследный принц должен был выбрать себе невесту? Конечно, помнишь! И бьюсь об заклад, куда лучше меня, потому что не пила столько, сколько я тем вечером. Фред приглашал тебя, но ты отшила его, как и всех остальных, кто не был принцем.

И снова я смеюсь, потому что все, что она говорит – правда: в тот вечер я танцевала только с принцами. Однако высокомерие или что-то в этом роде тут ни при чем: просто так получилось.

– Ты спросила, не хочет ли он пригласить вместо тебя меня, – продолжает Хелена. – В отличие от всех остальных, кому ты предлагала то же самое, он согласился, и мы танцевали друг с другом. Он мне понравился. В тот вечер Фред выглядел абсолютно нормальным, но, когда я встретила его на рынке через три дня, показался мне торопливым и нервным. Но чем больше мы узнавали друг друга, тем спокойнее он становился. Да, сейчас он действительно что-то значит для меня, а я – для него. И именно поэтому он рассказал мне, что начал ухаживать за мной не из-за восхищения и любви. И пока мы узнавали друг друга, он все больше проникался чувствами ко мне. Ложь породила настоящую любовь и неподдельное восхищение.

Я тронута. Хелена, как правильно, весьма практична, какой бы трудной ни была ее жизнь. Реальная жизнь всегда была жестким расчетом затрат и выгод. Тем более безумными и страстными казались ее мечты. И вот где-то между холодным расчетом и бурными фантазиями место в ее сердце занял Фред. Это ли не прекрасная история любви?

– После бала, – продолжает Хелена, – отец приказал ему обольстить меня. Он должен был притвориться, что влюблен в меня. Отец Фреда сказал: «Она – подруга этой девчонки Фарнфли, это еще может пригодиться». Теперь я понимаю, что за этим стояло. Отец Фреда причастен к покушению на принца Перисала, и если бы у него получилось, следующим в списке был бы твой принц. А я, в конце концов, стала бы для него кем-то вроде шпиона.

Возможно, так оно и было бы. А может, старик Вайдфарбер сделал это, потому что считал меня дочерью Короля-Призрака и хотел через Хелену подобраться ко мне. Но видимо, Хелена об этом ничего не знает. Вот и хорошо.

– А сколько лет отцу Фреда?

– Ой, он жутко старый! Брак с матерью Фреда – его пятый. Фред говорит, он в своем подвале не раз использовал заклинания молодости.

– Ну, выглядит он лет на семьдесят. Так что его омолаживающая магия вряд ли оказалась такой уж успешной.

Хелена наклоняется и шепчет мне прямо на ухо:

– Фред видел его свидетельство о рождении. Он клянется жизнью своей матери, что его отцу больше трехсот лет.

Ого! Кажется, Испе́р действительно поймал настоящего древнего колдуна.

– Клэри, я так рада, что он больше не с нами! – восклицает Хелена. – И Фред тоже. А после всего, что он рассказал мне о своей матери, которая редко снисходит до разговора со мной, она испытывает такое же облегчение. Этот человек был страшен и не терпел абсолютно никаких возражений. Да и следователи императора пришли к выводу, что мы не имели никакого отношения к тайным действиям отца Фреда. Мы вернем магазин пуговиц и сможем жить дальше без этого чудовища. Я так благодарна твоему Испе́ру! Вот так-то.

– Отец Фреда не вернется?

– Он якобы является главным виновником покушения. Нет, он не вернется, если только не сможет освободиться, чего, я надеюсь, никогда не случится. Как сильно ты была больна на самом деле? Ходили слухи, что у тебя ужасно заразный грипп, но ты не выглядишь такой уж больной.

– Ложная тревога. Моя фея устроила грандиозное представление, а Испе́р принял всевозможные меры предосторожности. Но температура продержалась один день, а потом я снова почувствовала себя хорошо.

– Ага.

Хелена не верит ни единому моему слову. Я слышу это в ее голосе.

– Просто продолжай говорить всем что-то подобное, – говорю я. – Испе́р не хотел, чтобы я ходила по городу и расспрашивала людей о его расследовании.

– Я считаю, в этом есть смысл, – отвечает Хелена. – Я до сих пор содрогаюсь от мысли, что жила под одной крышей с преступником. Только представь, что если бы он убил наследника престола? Кошмар.

– Точно.

– Но все кончено. Было арестовано восемь человек, с которыми старик Вайдфарбер регулярно имел дело. Все они – патриотичные жители Амберлинга, но у них, конечно, нет подвалов, где они разделывают сердца ножами и вилками и едят их сырыми. Есть шанс, что однажды их выпустят на свободу.

Я зябну, хотя в темном домике на удивление тепло. Хелена как-то говорила мне, что это из-за отходов, гниющих в ящиках.

– Я с нетерпением жду лета, – с тоской в голосе произносит Хелена. – Чтобы весь день грело солнце, а море сияло синевой. Я буду стоять за прилавком магазина и выйду замуж за Фреда. Возможно ли вообще такое счастье?

Я накрываю ладонью руку Хелены и позволяю себе помечтать вместе с ней. Сейчас лето мне кажется далеким островом, и я не знаю, доберусь ли когда-нибудь до него. Но, может быть, Хелена права: теперь, когда один из самых влиятельных древних волшебников выведен Испе́ром из игры, мы можем продолжить тихую и спокойную жизнь.

– «Хвост Аллигатора» тоже обыскивали?

– Нет, – отвечает Хелена. – Почему ты так решила?

– Я бы первым делом допросила хозяина «Аллигатора»! В конце концов, отец Помпи известен тем, что в его пабе можно получить все, что обычно запрещено.

– Вот-вот, – поддакивает Хелена. – Любой, кто планирует нападение на императора, вряд ли будет бродить там, чтобы вызывать подозрения. Но раз уж ты упомянула отца Помпи: на днях он подошел ко мне на улице и расспрашивал о тебе.

– Серьезно? И чего он хотел?

– Интересовался, виделись ли мы в последнее время и все ли у тебя в порядке. Якобы потому, что Помпи спрашивала об этом в письмах.

Ах, Помпи! Ее не было уже три месяца, потому что отец отправил ее на обучение к своему другу-мошеннику за границу, в местечко под названием Фалладей.

– И что ты ответила?

– Ну, а ты как думаешь? Что у тебя ужасный, ужасный грипп и что твоя фея уже выплакала все глаза от беспокойства!

Хелена от души хохочет, и я подхватываю ее смех. Когда она так весела – это безумно заразительно. Все тени испаряются, пока мы сидим и болтаем друг с другом, вероятно, еще добрых полчаса. Я болела целую неделю – а значит, пропустила множество слухов и сплетен.

– Мне пора возвращаться, – наконец, говорит она и встает, чтобы сквозь щели в досках выглянуть на улицу. – Путь свободен! Пойдем!

Мы выходим в нечеткий, размытый белый мир, в котором в любую минуту может снова пойти снег.

– Знаешь, чего я не понимаю? – спрашивает Хелена. – Отец Фреда говорил, что ты будешь важна, не зная о том, что ты выйдешь замуж за Испе́ра. Получается, он предвидел это?

– Кто знает? Может, кто-то видел, как мы целовались.

– Да, возможно, но ведь поцелуи далеко не всегда приводят к свадьбе! Особенно если дело касается императорских сыновей. Кто знает, скольких девушек соблазнили, а потом бросили эти двое… Ой, прости, я не хотела быть бестактной.

Хелена неверно истолковывает выражение моего лица. Ей кажется, что она ударила меня по больному месту, но я не думаю о девушках, которые были до меня у Испе́ра, – я вспоминаю то, что Испе́р сказал мне перед тем, как мы отправились в Запретный Лес. «Наша связь могла стать результатом плана, придуманного врагами императора. Еще до твоего рождения».

Я не хочу, чтобы моя любовь оказалась результатом плана, задуманного монстром, пожирающим на завтрак сердца, и его жуткими друзьями. Такое вообще возможно? Могут ли древние ведьмы и колдуны заставить влюбиться по уши?

Я прощаюсь с Хеленой, и пока шествую по тропинке, ведущей к замку, мои мысли вращаются вокруг нас с Испе́ром. А ведь все действительно похоже на то, будто нас околдовали! Мы как-то слишком неожиданно набросились друг на друга, когда я сбежала с урока дворцовой этики. И я не могла им насытиться.