Текст книги "Русские баптисты и духовная революция (1905–1929 гг.)"

Сторонние наблюдатели и сами баптисты отмечали две важные черты общинной жизни, которые особенно привлекали верующих: в евангелическом богослужении активно участвовали все верующие, а принадлежность к общине открывала широкие возможности для социализации и личного развития людям с разными интересами, разного возраста и разного образовательного уровня. Такие возможности было трудно найти где-нибудь еще. В 1906 г. один петербургский журналист писал, что именно по этой причине «пашковцы» стали «одной из самых модных в столице» сект [Тальников 1906: 2].

Для случайного наблюдателя практика евангелической религии представляла собой необычное зрелище. Прежде всего, физический облик баптистских мест собраний, их богослужение и культовая музыка решительно выделялись на фоне привычной для их окружения православной культуры. Баптисты по западному обычаю во время службы сидели на скамейках или преклоняли колени, тогда как в Православной церкви во время богослужения по большей части стоят. На стенах молитвенных домов евангеликов не было икон – в глазах современников это придавало помещениям слишком светский вид. На контрасте с православной службой – на баптистских собраниях пение могло сопровождаться игрой на музыкальных инструментах. Больше всего откликов со стороны находила практика импровизированной молитвы. Если в «господствующей» Церкви существовал корпус постоянно читавшихся литургических текстов, баптистские священнослужители сами сочиняли свои молитвы, а во время служб отводилось время, чтобы верующие, мужчины и женщины, могли вслух помолиться сами. Журналист из Санкт-Петербурга, описывая молитву на собрании баптистов, писал о такой практике с нескрываемым возмущением:

Общее моление, к которому призывал «братьев» и «сестер» проповедник, носило чрезвычайно странный характер и во многом напоминало шум на рынках, едва ли достойный названия молитвы. Но сектанты любят это отрывочное, часто бессвязное и однообразное «излияние от Духа», поминутно закрепляя его словом «аминь» [Собрание 1909][45]45
  Газетная вырезка обнаружена в [РГИА, ф. 821, оп. 5, д. 1046, л. 95].


[Закрыть].

Сами верующие говорили о притягательности для них практики спонтанной молитвы. Так, Бондарь сообщал, что рабочий, проповедовавший на собрании евангельских христиан в Петербурге в 1909 г., специально объяснял, почему верующим следует молиться не заученными молитвенными формулами, а, «по примеру Христа», свободно [РГИА, ф. 821, оп. 133, д. 164, л. 90 об.].

Такая религиозная практика вызывала к жизни новое представление о религиозной общине, основанной на личном обращении, принципах социального и духовного равенства, высокой активности и инициативы всех верующих. Изучавший методистские и евангелические общества в Англии XVIII в. Джон Уолш предположил, что форма богослужения всегда имеет социальные последствия: руководство Церкви Англии было глубоко встревожено именно тем, что в подобных обществах импровизированная молитва предпочиталась установленному чину англиканской службы. Этот установленный чин, во многом подобно православной литургии, «выступал важным символом социального идеала тори: статичного, иерархического упорядоченного общества, живущего по правилам». Импровизированная молитва была вторжением религиозного индивидуализма с его трансформирующим потенциалом в стройный порядок общественного богослужения [Walsh 1986: 285]. Молитвенные собрания по своей структуре также отражали природу нового религиозного сообщества как собрания людей, равных в духе.

Если богослужение евангеликов отражало представление о Церкви как о завете, в который вступают взрослые люди, согласно своей свободной воле, то не в меньшей степени это представление отражала и структура общины. Различные организации стремились воспроизвести сообщество, которое прирастало за счет обращения, готовя детей верующих к опыту обращения и обучая членов общины миссионерской работе.

В особенности важно было уделять внимание молодежи. Хотя еще до 1905 г. пашковцы начали в Петербурге работу среди студенчества, молодежные группы для верующих были новым явлением и одной из важнейших организационных инициатив баптистов после провозглашения веротерпимости. Такие группы могли возникать либо спонтанно, либо в результате целенаправленной проповеднической деятельности[46]46
  Первый случай – организация в Баку молодежного философского кружка в 1905 г. [Братский листок (март 1906): 5]; второй – самостоятельная деятельность среди молодежи Балашова, возникшая под влиянием пастырей [Братский листок (июль 1906): 4; (декабрь 1906): 5].


[Закрыть]. Уже к 1908 г. такие группы стали распространяться по стране, играя важную роль в общинной жизни как в городе, так и на селе. Подростки и молодые люди проводили собственные богослужения, библейские кружки, формировали собственные библиотеки и книжные клубы, организовывали воскресные школы для младших, занимались благотворительной и миссионерской работой, а также оказывали финансовую поддержку своим членам. В Харькове, к примеру, в одной из таких групп девушки за сниженную плату шили для юношей белье в рамках «материальной помощи»! По примеру английских евангеликов, они также учредили «вечера христианской любви», программы религиозного пения и проповеди, за которыми следовало чаепитие; такие вечера стали популярной формой религиозной активности и миссионерства среди евангельских христиан, где проповедовать или читать вслух могли как юноши, так и девушки [РГИА, ф. 821, оп. 133, д. 168, л. 16, 38; Кондрашев 1911: 11; Петров 1912: 34–35]. Духовное развитие здесь шло рука об руку с молодежной социализацией. Старшины сообщали, что подобные мероприятия способствовали обращению среди детей баптистов и православной молодежи, привлеченной такими группами [Братский листок (декабрь 1906): 5]; см. также [Первый Всероссийский 1909]. О том, насколько кипучую деятельность вели эти группы, можно судить из опасений, которые озвучивали евангелические лидеры старшего поколения, о том, что энтузиазм кружков чрезмерен и их следует держать под контролем общин[47]47
  Это обсуждалось на Съезде Совета баптистов 1911 г. [РГИА, ф. 821, оп. 150, д. 452, л. 28].


[Закрыть].

Иногда возникали отдельные группы для молодых женщин. Пример очень активной группы подобного рода – кружок молодых женщин, организованный при Церкви христиан веры евангельской в Петербурге. Поначалу для собраний кружка не удавалось найти время, поскольку многие из участниц служили до 8–9 часов вечера, а няни, гувернантки и горничные зачастую имели в месяц только несколько свободных от работы часов. Тем не менее за первые три года своего существования кружок вырос до пятидесяти участниц. Помимо молитвенных собраний и работы в воскресной школе они также занимались тем, что шили на продажу, чтобы поддержать миссионерство в общине и покрыть расходы собственной работы с детьми бедноты [Краткий обзор 1910: 10–12].

В апреле 1908 г. небольшой съезд из двадцати баптистов и евангельских христиан собрался в Москве для обсуждения кружков молодежи как новой формы организации. Черпая вдохновение из примеров молодежных групп за рубежом, которые располагали собственными миссиями, библиотеками и программами деятельности, делегаты приняли решение широко продвигать идею таких же кружков в России [Тимо 1908: 12]. На следующий год евангельские христиане основали Евангельский союз молодежи и открыли журнал «Молодой виноградник», просуществовавший несколько лет [РГИА, ф. 821, оп. 133, д. 168, л. 1]. Между 1911 и 1916 годами баптисты также издавали журнал «Друг молодежи». Как евангельские христиане, так и баптисты финансировали работу особых молодежных миссионеров, например очень известной проповедницы из Самары по имени Терезия Кирш, которая ездила по стране, открывая новые кружки и поддерживая деятельность старых [Наша благовестница 1911: 23–24].

Женщины и молодежь также активно участвовали в работе системы воскресных школ. В начале 1910 г. Министерству внутренних дел было известно как минимум десять адресов в Петербурге, где каждую неделю собирали детей для обучения, причем в эти школы детей приводили не только баптисты [РГИА, ф. 821, оп. 133, д. 168, л. 24]. Школы собирались не исключительно в столице. В 1909 г. в городе Пески Воронежской губернии в баптистскую воскресную школу ходили 110 девочек и 90 мальчиков; штат школы составляли восемь учителей и 12 учительниц. По словам пресвитера, занятия в воскресной школе способствовали обращениям среди подростков, что, в свою очередь, вело к «пробуждению» в Церкви и среди «неверующих» города [Первый Всероссийский 1909: 41–44].

Баптисты также занимались разного рода взаимопомощью и благотворительностью. Недоброжелательные наблюдатели часто отмечали именно эту деятельность как главную привлекательную черту баптизма, см., например, [РГИА, ф. 796, оп. 442, д. 2407, л. 118; ГА РФГА РФ, ф. 102 (ДП/ОО) (1913), д. 85, л. 220]. Часто взаимопомощь была неформальна – как, к примеру, продажа земли собратьям по вере по сниженным ценам или материальная помощь вдове с детьми [РГИА, ф. 821, оп. 133, д. 200, л. 20 об.]. Через «Братский листок» и другие журналы верующие оказывали друг другу финансовую и духовную поддержку в трудные времена. Средства собирались для жертв пожаров, в помощь строительству молитвенных домов, на пенсионный фонд для миссионеров. Баптисты в особенности гордились своим приютом для сирот и престарелых, которым руководило Всероссийское товарищество, учрежденное в Балашове Саратовской губернии в 1913 г., см., например, [Пожертвования 1906: 20; объявление «Обращение к добрым сердцам» и сообщение «Отчет о пожертвованиях» в Баптисте (октябрь 1908): 38; Отчет благотворительного заведения 1914: 11].

Религиозная миссия лежала в основе баптистского мировоззрения и представляла собой движущую силу всех инициатив по организации верующих. Баптисты всерьез воспринимали слова Христа «идите, научите все народы» (Матф. 28:19). Именно эти слова были вынесены на обложку журнала «Баптист», призывая каждого верующего быть миссионером. Тамбовский губернатор отмечал в подробном рапорте о миссионерской активности на подведомственной ему территории:

Без различия пола, возраста, умственного развития, положения в общине и друг [их] условий – каждый баптист непременно стремится к пропаганде своего вероучения. Даже малограмотные и совершенно неграмотные употребляют все свои усилия для совращения православных [РГИА, ф. 821, оп. 113, д. 194, л. 215].

Рассказы о миссионерской деятельности изобиловали на страницах баптистских и евангелических журналов и в частной переписке верующих того времени.

Евангеликам отлично удавалось найти общий язык с простыми людьми, и они в полном смысле этого слова «шли в народ». Евангелические службы велись по-русски, а не по-церковнославянски, как православные, а их гимны были написаны простым и понятным языком [Миссионерское обозрение январь 1905: 508–511; РГИА, ф. 796, оп. 442, д. 2598, л. 81; РГИА, ф. 821, оп. 133, д. 195, л. 314; д. 288, л. 22–23]. Верующие раздавали листовки на улицах. Они распространяли граммофонные записи проповедей и духовных песен. В столице баптистские миссионеры вечерами проповедовали среди проституток на Невском проспекте, зазывая их на ночное богослужение, а на Черном море проповедники собирали вокруг себя рабочих в портовых доках. Даже в православном пособии по борьбе с сектантами признавалось: «Они проникли туда, где нас нет и где мы никогда не бываем. Так, они пропагандируют на фабриках, на заводах, на железной дороге, на пароходах, во флоте, в шахтах, в рудниках, даже в кабаках, в публичных местах и так далее, и так далее» [Ночное собрание 1910: 118; РГИА, ф. 821, оп. 113, д. 249; Введенский 1914: 50]. Миссионеры активно использовали новые возможности передвижения, предоставленные сетью железных дорог и пароходных путей. Поезда стали для них не просто транспортным средством, но и площадками для агитации; примеры проповеди в поездах [Бороздин 1907: 164–172; Г. М. 1912: 5–8].

И если миссия была движущей силой евангелического движения, то миссионерская сеть была его объединяющей силой. Миссионеры основывали новые церкви, поддерживали юные общины, проводили обряды, разрешали споры и давали юридические консультации. Во многом они выступали в качестве эмиссаров движения в целом для местных общин.

Лишь немногие из миссионеров посвящали проповеди все свое время, получая жалование от баптистских или евангельских союзов или от местных общин и организаций. К проповедникам этого типа принадлежал Михаил Федорович Ященко, «живописец» из Анапы. В 1907–1908 годах он совершил пять миссионерских поездок, проделав путь в 5 704 версты по железной дороге, 292 версты на гужевом транспорте и 2 145 верст по морю. За это время он произнес более двухсот проповедей. В основном Ященко проповедовал в Южной России и Причерноморье, но также в Закавказье, в Баку, Тифлисе и Батуме [Отчет Баптистского 1909: 11].

Отдельные общины также стремились распространить свою веру там, где они собирались. Обычные верующие использовали для этого личные контакты, общины назначали особых миссионеров, а многие церковные старшины посвящали один или несколько месяцев в году посещению других общин. Одним из наиболее активных пресвитеров такого рода был Федор Прохорович Балихин из большого села Астраханка под Мелитополем. Балихин родился в бедной молоканской семье в 1854 г. Его образование ограничивалось двумя классами земской школы. В возрасте двадцати пяти лет в Харькове он столкнулся с книготорговцем Библейского общества, который своими евангелическими убеждениями поколебал его молоканские взгляды. Потом, посетив проповеди Никиты Воронина и Василия Попова, которые приезжали в Астраханку, Балихин принял водное крещение в 1882 г. С тех пор он каждый год совершал длительные поездки по России как проповедник от Союза баптистов. К 1908 г., по его словам, он посетил тридцать пять губерний [Балихин 1908а: 3–6].

В течение двух лет после указа 1905 г. Балихин, сопровождаемый хором, провел двадцать девять особых собраний в маленьких и больших городах на юге империи. Поскольку законодательство о религии оставалось двусмысленным, а губернатор Таврической губернии смотрел на его деятельность сквозь пальцы, Балихину удавалось получать разрешения на проведение больших собраний в городских театрах, клубах и залах общества трезвости. В огромном количестве расклеивались плакаты и раздавались листовки этих мероприятий, которые пользовались большим спросом у любопытствующей публики. Во время нескольких собраний в Бердянске в 1907 г. Балихин раздал 250 бесплатных экземпляров Нового Завета, а брошюр и летучих листков, купленных на деньги своей общины, – весом в 72 фунта (около 29,5 килограммов) [Балихин 1907: 14–16].

Балихин также основывал новые церкви и способствовал развитию уже действующих. Он рукоположил многих новых пресвитеров за несколько лет после 1905 г. Весной 1907 г. в городе Большой Токмак Таврической губернии он провел пять встреч в доме верующего Петра Петровича Перка. Многие из посетивших эти встречи никогда не участвовали ни в чем подобном и, по словам Балихина, «оказались не приученными ни слушать, ни сидеть». В начале первого собрания Балихин кратко объяснил цель баптистских встреч и как они проводятся. Затем он прочел проповедь о любви Божьей и о жертве Христа, раскрывая перед слушателями баптистское понимание покаяния и спасения. Это были первые встречи такого рода в городе, писал Балихин, и он чувствовал, что оказался в «диком лесу» [Балихин 19086: 17–18; Балихин 1907:13–14].

Другой функцией евангелиста было разрешение конфликтов среди верующих. Во многих случаях это означало укрепление евангелической ортодоксии общины, на которую оказывали влияние другие группы. Например, в Алупке миссионеру Союза баптистов Ященко пришлось бороться с влиянием конкурирующей с баптистами секты, адвентистов седьмого дня, а также революционеров, «которые причиняют сильный вред местной церкви». Евангелисты были призваны утверждать ортодоксию при разрешении внутриобщинных споров. Ященко писал о своей поездке в Киев, где, хоть и безуспешно, пытался примирить две возникшие в Церкви фракции, спорившие о том, следует ли им регистрировать общину в соответствии с законом 17 октября 1906 г. [Отчет Баптистского 1909: 7-11].

Миссионерская сеть также помогала верующим юридическими консультациями по процедурам формального выхода из Православной церкви, регистрации молитвенных собраний или общин, получения разрешения на устройство молитвенного дома. В Министерство внутренних дел поступали рапорты со всей страны – от Курщины и Терщины до Южной Сибири – о том, что в местные органы власти подаются прошения о выходе из православия на унифицированных напечатанных бланках. Как показало расследование, проведенное смоленским губернатором, такие бланки подготовил и напечатал баптистский активист Кушнеров, чтобы помочь новым членам Церкви на местах официально оформить свое обращение [РГИА, ф. 821, оп. 133, д. 289, л. 47; д. 288, л. 9; д. 82, л. 1, 53].

Контакт с миссионером обычно провоцировал атмосферу религиозного возрождения в местных общинах. К примеру, В. Новиком писал в «Братский листок» о пятидневном визите Алексея Васильевича Борисова в январе 1907 г. Во время одного из собраний, когда община готовилась к пению гимнов,

вдруг встал один малограмотный и малосведущий молодой бр[ат] и с большим воодушевлением начал говорить к собранию, чтобы грешники покаялись потому, что голос Господа не всегда будет звать и т. д., и в этот момент Господь пробудил многие души и благодать Божия коснулась самых холодных и огрубелых сердец и разбила их подобно молоту; все собрание молилось с сильным воплем, не соблюдая очереди, слезы раскаяния и радости лились потоком и до настоящего времени происходят живые и благословенные собрания [Братский листок (май 1907): 7].

Участвуя в жизни общины в решающие моменты ее жизни, принося благую весть и таинства изолированным группам, борясь с конкурирующими течениями и поддерживая единство в местных сообществах, такие миссионеры, как Ященко, Балихин и Борисов, стремились создать и усилить чувство общего дела среди верующих, разбросанных по просторам России.

В то же самое время в своей работе по унификации общинной жизни евангелисты должны были уважать принцип автономии общин и зачастую учитывать неопытность местных лидеров. Подобные соображения отражены в инструкциях, составленных в 1907 г. для баптистских миссионеров:

…исключительно делом благовестия, крестить же, совершать вечерю Господню и сочетать браки они могут не иначе, как с согласия местных пресвитера или, за его отсутствием, общины; они должны ради сохранения единства и мира воздерживаться от критики существующих в каждой отельной местности постановлений и порядка, ничуть не вмешиваясь во внутренние дела общин [ГМИР колл. 1, оп. 8, д. 33, п. 3, л. 2].

Приверженность делу распространения веры также стояла за попытками объединить евангелические общины в некоторого рода всероссийскую организацию. На общем петербургском съезде 1907 г. это была центральная тема [Братский листок (февраль 1907): 21]. Однако именно в 1907 г. началось расхождение между Союзом русских баптистов и сторонниками Проханова. К 1909 г. уже два союза пытались выстроить свою сеть общин и миссий: Союз евангельских христиан-баптистов и Всероссийский союз евангельских христиан.

Баптисты всегда признавали значимость формирования ассоциаций, которые бы объединяли всю деноминацию, однако их духовный индивидуализм и принципы организационной работы приводили к тому, что для них было непросто пойти на компромисс [Torbet 1963: 31]. Как пишет Уильям Генри Брэкни: «Баптисты – целая семья деноминаций, обладающая общим наследием. В то же время они сделали все возможное, чтобы обособиться друг от друга, выстроив для себя отдельные идентичности» [Brackney 1988: xix]. Пол Стиве отмечает, что русские баптисты проявляли «подчеркнутое нежелание подчиняться иерархической общероссийской структуре и склонность к внутреннему разделению» [Steeves 1976: 60].

Сам факт, что одной из главных преград для объединения стали споры по поводу самоназвания движения, говорит о том, насколько сильны были партикуляристские настроения среди верующих. В начале XX в. обращенные горячо спорили об уместности самого термина «баптизм». При формировании общин появлялись самые разные самоназвания: «духовные христиане», «истинные христиане», «общество друзей Божьих», «общество обращенных в новое русское братство» или «братья библеисты» [Рождественский 1889: 2]. По мере того как эти группы начинали общение друг с другом и создание общих ассоциаций, возникла необходимость в общем имени. Союз баптистов давно заметил эту проблему; именно поэтому в 1903 г. организацией было принято название «Союз русских евангельских христиан-баптистов». Однако многие верующие остались этим неудовлетворены. На Первом съезде Союза после Революции 1905 г., который прошел в Ростове-на-Дону в мае 1906 г., один из делегатов спросил, все ли участники съезда должны отныне именовать себя «баптистами». Он пояснил, что многие верующие были согласны участвовать в создании Общего союза русских баптистов, но считали сам термин «баптист» «небиблейским и нерусским» [ГМИР, колл. 1, оп. 8, д. 32, п. 10, л. З][48]48
  И верующим, и чиновникам понадобилось время, чтобы начать правильно писать слово «баптисты». Распространенной ошибочной версией на письме долгое время оставалась форма «бабтисты».


[Закрыть]. Это иноязычное слово этимологически не имело связи с русским словом «крещение».

Вопросы иерархии и власти также сыграли свою роль в богословских расхождениях между баптистами и евангельскими христианами: хотя в целом они разделяли общие принципы, баптисты обычно придерживались более строгого взгляда на членство в Церкви и на рукоположение, чем евангельские христиане. Последние обычно уделяли меньше внимания приверженности всем компонентам учения и относились более свободно к формированию Церкви, не считая необходимым рукоположение и выступая за открытое причастие [Blane 1964: 65].

Возможно, важнейшим фактором, который повлиял на организационный раскол между баптистами и евангельскими христианами, стали амбиции Проханова, стремившегося возглавить все движение. С самого начала столетия он все больше стремился обособить его северную ветвь от баптистов, настаивая на самоназвании «евангельские христиане» и считая себя лидером, способным возглавить всех русских протестантов [Prokhanoff 1933; Steeves 1976: 46–47]. В 1906 г. он пытался основать Русский евангельский союз, который бы объединил различные группы по образцу Всемирного евангелического альянса. Хотя это начинание вызвало известный интерес среди пашковцев и различных евангельских групп в столице, баптисты отнеслись к нему неоднозначно. Союз получил визу Министерства внутренних дел в 1908 г. и провел одно собрание в начале 1909 г., но, несмотря на громкие выражения беспокойства со стороны Православной церкви, ничего, в сущности, не сделал [История евангельских христиан-баптистов в СССР 1989:151–152; РГИА, ф. 821, оп. 133, д. 310; ф. 797, оп. 77 (2 отд., 3 ст.), д. 578, л. 21–32 об.].

Уже существующие разногласия только укрепились в сентябре 1909 г., когда Проханов созвал в Петербурге съезд, заложивший основания Союза евангельских христиан. Сам Союз был официально создан на следующем съезде, прошедшем в новогоднюю пору 1910–1911 годов. Соперничество между двумя течениями внутри общего движения, а также попытки объединить их с этих пор будут важным аспектом жизни Евангелической церкви.

Союзы баптистов и евангельских христиан были в своей основе координационными органами, которые главным образом собирались на съездах, а между ними функционировали через переписку, миссионерскую сеть и журналы. Их финансы в основном шли на спонсирование миссионерской работы. Союз баптистов, к примеру, каждый год обеспечивал от тринадцати до двадцати девяти миссионеров, которые проводили в разъездах от двух до восьми месяцев [ГМИР, колл. 1, оп. 8, д. 32, п. 10 (съезд 1906 г.), л. 1 об.; п. 18 (съезд 1911 г.), л. 1–4; Бондарь 1911: 48; Отчет Баптистского 1909: 3]. Эти союзы также представляли русских евангеликов в зарождающемся международном баптистском сообществе. В 1905 г. был основан Всемирный союз баптистов с целью выработки и выражения «всемирного баптистского сознания» [Torbet 1963: 168]. Русские делегации, куда входили и баптисты, и евангельские христиане, участвовали в работе Первого конгресса Союза в Лондоне в 1905 г., в заседании Европейского баптистского конгресса в Берлине в 1908 г. и в Конгрессе Всемирного союза баптистов в Филадельфии, где Проханов был выбран одним из десяти вице-президентов [Townley 1955: 1-29].

Союзы евангеликов в России фактически находились вне закона. В законодательстве не было предусмотрено формирование общинами ассоциаций, но верующих, которые стремились объединиться в целях лучшей организации миссионерства, это не останавливало. Не надо забывать и о том, что миссионерская активность и многие аспекты общинной жизни сами по себе вступали в конфликт с ограничениями прав религиозных диссидентов, заложенных в законе 17 октября 1906 г. Сама идея странствующих проповедников шла вразрез с предусмотренными в законе местными общинами, во главе которых стояли старшины, прикрепленные к ним. Местные церкви стремились зарегистрировать в своей юрисдикции как можно большие территории. Правительство, наоборот, пыталось запретить таким проповедникам, как Балихин, называть себя «пресвитером русских баптистов» вместо того, чтобы определять себя через принадлежность к местной общине, – впрочем, эти попытки были безуспешны [РГИА, ф. 1284, оп. 185, д. 49 (1907), л. 36].

Евангельские христиане и баптисты так выстраивали свою церковную организацию, так вели свои богослужения, так налаживали свою миссионерскую работу и объединения, как если бы они жили в индивидуалистическом и плюралистическом обществе. Подобная деятельность баптистов вызывала интерес у публики, отвечая потребностям, которые более никем не удовлетворялись. Как показано в главе 4, и сочувствующие баптистам, и резко враждебные им наблюдатели были согласны в одном: организация Евангельской церкви строилась на началах современной жизни, а ее рост указывал на появление в России гражданского общества. Далее мы обратимся к индивидуальным историям людей, перешедших в новую веру, чтобы увидеть, как они осмысляли свой религиозный выбор в эпоху стремительных социальных и политических перемен.