Текст книги "Четверги в парке"

IV

В четверг Джини пришла в парк позже обычного. Было холодно, собирался дождь, но в парке еще оставались скучающие мамочки, ежившиеся на детской площадке со своими ребятишками, – и тот мужчина, с которым она познакомилась на прошлой неделе. Она ни разу не вспомнила о нем за это время и не очень-то обрадовалась ему. Джини любила возиться с Элли и обычно сторонилась других взрослых на площадке. Мужчина говорил по мобильному, стоя на горке, откуда Дилан съехал головой вниз, раскинув руки.

Он помахал ей и улыбнулся, быстро закончил разговор и положил телефон в карман пиджака.

– Привет, как поживаете?

– Хорошо, а вы?

Элли попросилась на качели, и на время они оказались по разные стороны площадки, зорко следя за внуками. Джини намеренно избегала его взгляда.

Дилан подружился со своим ровесником, и они носились вокруг площадки.

– Послушайте, я хотел извиниться за прошлый раз, – заговорил мужчина.

– О чем это вы?

– Я… немного волновался… болтал без умолку.

Джини рассмеялась.

– Вам не за что извиняться.

– Нет, но вы, наверное, решили, что я странный.

Она не знала, что ответить. Он не казался ей странным, но в нем было что-то беспокойное, будто он чего-то хотел от нее, а она не понимала, чего именно.

– Просто я не привык бывать на детских площадках и не знаю, как тут принято себя вести, – рассмеялся он, оправдываясь.

– Здесь нет никаких правил поведения, – уверяла она его, улыбаясь. – Только одно – что бы ни случилось, в этом виноват не ваш ребенок!

– Значит, ищем виноватых на стороне?

Джини кивнула.

– По-вашему, это цинично?

Он пожал плечами и усмехнулся.

– Лучше сказать – реалистично. Ладно, не буду вас больше отвлекать.

Она смотрела ему вслед, пока он открывал металлические ворота площадки и подходил к ограде вокруг пруда с уточками.

– Вниз, вниз, Джин, – попросила Элли, слезая с качелей. На Джини упали первые капли дождя. Она порылась на дне коляски в поисках дождевика, но его там не оказалось, только скомканная упаковка влажных салфеток, потрепанная картонная книжка Элли и сгнившая банановая кожура.

Площадка быстро опустела. Она слышала, как мужчина зовет своего внука: «Дилан! Дилан, пойдем. Сейчас хлынет», но тот не обратил никакого внимания на его крики. Усадив бурно возмущавшуюся Элли в коляску, она заспешила к воротам. Когда они поднимались на холм, небеса разверзлись. Начался не просто дождь, а настоящий ливень. Идти до дома в такую погоду пятнадцать минут было бы неразумно. Она свернула к кафе, недалеко от площадки. Элли все еще орала во все горло, протестуя против коляски, ремней и дождя.

В кафе было пусто. Джини выбрала место на улице, под навесом, чтобы Элли могла побегать, и заказала себе чай, а внучке – яблочный сок.

Пока она сидела, промокшая насквозь, с тревогой всматривалась в небеса и гадая, сколько еще продлится ливень, появился Дилан со своим дедушкой.

– Снова я, – он запыхался, пока поднимался на холм, но, видимо, снова собирался извиняться перед ней.

Джини упала духом, поняв, что застряла тут с ним до конца грозы. Дилан принялся носиться по пандусу и ступенькам, гоняясь за Элли, они хохотали, задыхаясь от быстрого бега.

– Ну и ну, – произнес мужчина, стряхивая капли с мокрого пиджака и вешая его на спинку стула напротив Джини. Заметив ее хмурый взгляд, он ехидно улыбнулся. – Теперь нам нужна только занавеска для ванной и большущий нож.

Джини не удержалась от смеха.

– Вы смотрите на меня так, как будто я маньяк-убийца. В лучшем случае – навязчивый преследователь.

– Так и есть? – предположила она и неожиданно для себя принялась рассматривать его симпатичное лицо, обнаружив вместо скользкого взгляда преследователя обаятельную искренность и осознанное, почти вышколенное спокойствие, будто он намеренно приучил себя сохранять хладнокровие.

– Не специально.

– Вы меня понимаете, – оправдывалась Джини, улыбаясь.

Послышался крик, они обернулись и увидели, что Элли лежит ничком на бетонном полу. Джини подняла ее, лицо малышки покраснело от страха, и Джини крепко обняла ее, чтобы успокоить. Дилан, взволнованный, вертелся вокруг.

– Я ничего не сделал, – пробубнил он, уставившись в пол, будто привык к обвинениям.

– Знаю, что не сделал, – улыбнулась ему Джини. – Элли еще не умеет так быстро бегать.

Дилан повеселел.

– Она же еще маленькая, – согласился он снисходительно, ведь ему уже почти четыре.

– Пойдем, – позвал он Элли, схватив ее за руку и осторожно потянув за собой, ему не терпелось вернуться к игре.

Дождь хлестал как из ведра, в воздухе чувствовалась прохлада, небо потемнело; вода стекала с навеса как с занавески в ванной, будто они остались одни в этом сыром, прохладном мире. С минуту длилось неловкое молчание.

– Может, споем? Как в кино? – усмехнулся мужчина. – В идеале нам нужна монашка с гитарой, женщина на сносях, не в меру развитый мальчишка или герой, превращающийся в зверя, но за неимением всего этого можем сами придумать что-нибудь драматичное и мрачное, чтобы убить время, пока нас не спасут.

– Что, например?

– Ну, не знаю… может…

Он задумался, выпрямился на стуле, выпятил грудь, как оперный певец, и запел трагическую песню из шестидесятых о гонщике, чья машина разбивается вдребезги, и его последние слова: «Скажите Лоре, что я люблю ее». Голос у него был низкий, но уверенный. Когда он допел, они оба прыснули от смеха.

– Старые – всегда лучше всех, – пошутила она, и они вместе повторили припев, на этот раз громко и с выражением. Тем временем дети прекратили игру и наблюдали за их представлением, широко раскрыв глаза.

– Кстати, я Рэй, – представился мужчина.

– Джини, – сказала она, и они пожали друг другу руки над деревянным столиком.

– У многих ваших друзей есть внуки?

Джини покачала головой.

– Ни у кого. У моей ближайшей подруги даже нет детей, а у остальных еще не появились внуки. У них мальчики…, наверное, им нужно больше времени.

– Значит, Элли – ребенок вашей дочери?

– Да, Шанти работает на полной ставке; девочкой в основном занимается ее муж.

– Наверное, они очень рады, что вы помогаете им.

Джини пожала плечами.

– Как знать. У меня не очень-то хорошие отношения с зятем, это долгая история.

Рэй вздохнул.

– Эх, родственники…, без них тяжело и с ними тяжело. Хотя Нэт, моя дочь, кажется, подобрела ко мне. Она даже разрешила сводить Дилана поплавать на следующей неделе.

– Что вы натворили?

– Ничего нового, я бросил ее мать. Но это же я, так что мне обязательно надо было выбрать самый плохой вариант. Я влюбился в двадцатиоднолетнюю дочь лучшей подруги своей жены… Это история с грустным концом…

Джини попыталась осмыслить сказанное.

– Сколько тогда было вашей дочери?

– Девять. И Кэрол запретила мне видеться с ней. Назвала меня педофилом, переехала в Лестер, раз сто меняла номер телефона, возвращала открытки и подарки, которые я посылал Нэт. В итоге я перестал даже пытаться, и на многие годы мы потеряли связь. – Он пригладил волосы. – Знаете, я был ужасным отцом. Я не виню Нэт.

– Почему же она связалась c вами снова?

– Из-за отца Дилана. Ронни музыкант, из Вест-Индии, он обучает детей. Он никогда не знал своего отца, и когда Нэт забеременела, он убедил ее связаться со мной – ради ребенка. – Он замолчал. – Вам, наверное, неинтересно, – добавил он чуть слышно.

Стало тихо, они посмотрели на небо и вдруг поняли, что дождь прекратился.

– Думаю, пора отвести Элли домой, а то мой зять будет волноваться, – сказала она, удивляясь тому, что ей совсем не хочется уходить.

* * *

– Иди посмотри, – взволнованно махал своей жене Джордж.

Джини отложила газету, подошла и встала за Джорджем возле его письменного стола.

– Надень очки… тебе нужно все как следует разглядеть.

Она взглянула на экран компьютера и увидела фотографию огромного дома.

– Правда, красиво? И вот, смотри…, – он кликнул мышкой по первому ряду маленьких фотографий, чтобы показать интерьер просторной гостиной, солнечные лучи заманчиво лились прямо из открытого окна, потом еще клик – и появилась кухня с ярко-красными приборами «Аgа» и видавшим виды гарнитуром «Smallbone». Джини прочитала внизу страницы информацию риэлтора: «Он огромный… пять спален и пятнадцать акров».

– Это смешно, Джордж, ты сказал, что здесь для нас слишком просторно, а этот дом не меньше.

Джордж пожал плечами.

– Да, но за городом понадобится место для всей семьи. Посмотри, какой красивый.

– Да, красивый, но этого недостаточно, чтобы купить его.

– А как тебе этот?

Процесс повторился с самого начала. Следующий дом – старый ректорий в Сомерсете принадлежал приходскому священнику.

– Здесь тоже пять спален, но мы могли бы устроить там два кабинета – для нас с тобой. И его недавно отремонтировали. Смотри, Элли наверняка понравится этот сад. Там даже речка есть.

– Она утонет, – отрезала Джини. – Послушай, Джордж, мы можем поговорить?

Джордж оторвался от экрана и развернулся на стуле к ней лицом, его глаза все еще блестели от восторга.

– Ты услышал меня, когда я сказала, что не собираюсь переезжать за город?

Джордж прищурился.

– Конечно, услышал.

– Тогда зачем все это?

– Я ищу дом, потому что уверен, – это будет правильно. И, конечно, тебе понадобится какое-то время, чтобы привыкнуть. Мы с Шанти шутили об этом в воскресенье. Тебя всегда приходится тащить силой ко всему новому, а ты брыкаешься и ворчишь. Помнишь магазин?

Джордж улыбался жене с такой любовью, которая, подумала Джини в ярости, показалась бы невероятно трогательной стороннему наблюдателю.

– По твоим словам, выходит, я младенец, – сказала она, пропустив мимо ушей намек на магазин.

Он всегда пользовался этим примером, когда хотел показать, что знает ее лучше, чем она сама. Именно Джордж десять лет назад, сразу после панического бегства из спальни, предложил купить помещение. Они пошли погулять и заметили, что магазин продается. Джини не приняла его слова всерьез. Она все еще злилась на него и подумала, что это подачка, призванная залечить ее оскорбленное эго. Но он знал, что она уже много лет мечтала открыть магазин натуральных продуктов. В итоге, поддавшись тем же упорным уговорам, к которым он прибегнул и сейчас, она согласилась. Ей было уже тошно от того, что всю жизнь она должна быть благодарна ему.

Джордж поднял брови.

– Разве нельзя сначала арендовать дом, как мы и планировали, и посмотреть, понравится он нам или нет?

Он упрямо покачал головой.

– Я не хочу дом на выходные, снимать дом – бросать деньги на ветер. Нет, я хочу уехать из Лондона.

– А если я не согласна?

– Джини, дорогая, ты согласишься. Когда увидишь, какие дома выставлены на продажу, ты только и будешь говорить, что о переезде. Что может тебе не нравиться? – Он показал на дом на экране. – Шанти согласна, что план блестящий, – добавил он между прочим.

– Это не касается Шанти, Джордж.

– Соглашайся, пожалуйста. Доверься мне. Поедем, посмотрим дома, а потом примем решение. Хорошо?

Джини сдалась. На мгновение перед глазами мелькнула ужасающая картина – она, окруженная «грязью и полным отсутствием стиля и элегантности», как выразилась Рита, не понимая, как она здесь очутилась. И Джордж, конечно.

V

– Мам, нам нужно обсудить вечеринку, осталось всего три недели.

Они сидели напротив друг друга в небольшом вымощенном плиткой заднем дворике магазина «Pomegranate» за полчаса до открытия. Джини недавно поставила четыре столика для клиентов, чтобы они могли посидеть и выпить сок или фруктовый коктейль. Она спряталась под зонтом от утреннего солнца.

– Разве мы еще не все решили?

Вся эта идея – пригласить гостей, чтобы отпраздновать ее официальное вступление в старческий возраст, – безмерно тяготила Джини. Именно Шанти уговорила ее, что будет весело.

– Да, но я уезжаю на неделю, не забудь. Все ответили?

– Сорок три по последним подсчетам, – кивнула Джини.

Ее друзья проявили неожиданный энтузиазм, это внушало тревогу.

– Еще надо подумать, как рассадить гостей, решить насчет речей, во сколько мы ужинаем, что будет играть квартет. Если что-то оставить на волю случая, это кончится катастрофой. Может, кто-нибудь из гостей на диете, ты не выясняла? Нужно предупредить организаторов.

– На диете? – не сразу поняла Джини.

– Да, мам, вегетарианцы, аллергия на глютен, орехи, понимаешь?

– Мои друзья родились еще до того, как открыли аллергию на орехи, – ответила она язвительно, пробегая глазами список гостей. – Нет, у всех еще сохранились зубы, насколько я помню. Не могу даже найти ни одного вегетарианца.

– Ладно, ладно, не начинай про мое «невротичное» поколение, – рассмеялась Шанти.

– Элли понравилось в садике?

Джини считала, что ее внучка слишком мала для садика, но Алекс настоял на этом, чтобы у него было больше свободного времени. Джини не винила свою дочь: она понимала, что Шанти боится снова его потерять.

– Она в восторге, – смягчилась Шанти. – Ей разрешили рисовать, сколько душе угодно. Мы можем теперь продолжить, мам? Мне надо еще успеть на работу, а я уже опаздываю.

* * *

В следующий четверг, когда она пришла за внучкой, ее удивило неожиданное радушие Алекса. Он искренне хотел поболтать с ней.

– Шанти сказала, праздник будет потрясающий.

– Да, наверное.

– Кажется, вы не в восторге, – улыбнулся он сочувственно и без тени обычного подтрунивания и ехидства.

– Честно говоря, я в ужасе, – подозрительно глянула на него Джини.

– Вас можно понять. Это же настоящий кошмар, – рассмеялся Алекс.

– Что, праздник?

– Нет, шестьдесят лет.

– А я-то подумала, ты хоть раз в жизни на моей стороне, – фыркнула Джини, оглядываясь в поисках Эллиных ботинок.

– Я на вашей стороне, – настаивал он, ухмыляясь. – Но надо же быть честным, разве нет?

– Не так упорно.

– Извините, извините, я не знал, что это так важно для вас. Вы выглядите замечательно для своего возраста.

Вот опять: «для своего возраста» – самая нелюбимая фраза Джини. Но ее ошеломила первая попытка зятя сделать ей комплимент.

– Спасибо.

– Понимаете, Джин, я думаю, мы с вами неудачно начали, – продолжал Алекс, пока она усаживала Элли к себе на колени и пыталась снять с нее домашние тапочки, чтобы надеть ботинки.

Джини прикусила язык и ждала, стараясь угадать, куда он клонит. Может, он ходит к психотерапевту? Или ему нужны деньги?

– Мне бы хотелось, чтобы мы помирились и стали друзьями.

В этот момент она поняла, как трудно отказываться от привычки, даже от такой глупой привычки, как ненависть к собственному зятю.

Отчасти она наслаждалась ситуацией, хотя ей было стыдно признать это, и она наслаждалась тем, что могла оправдать свое ехидство. Каждая клеточка ее организма противилась. Она испытала почти физическую боль, пытаясь улыбнуться Алексу без тени сарказма, но она постаралась.

– Дело в том…

– Я знаю, вы боитесь, что я снова предам Шанти.

Джини кивнула.

– Честно говоря, я сам этого боюсь, но я стараюсь, как могу.

– Это не совсем то, что хотелось бы услышать матери, хотя, как всегда, в твоей честности не приходится сомневаться.

Черные кудри Алекса были собраны в пучок. Так его худое, вытянутое лицо казалось моложе, беззащитнее.

– Никаких гарантий, правда? В отношениях.

Джини пришлось согласиться.

– Почему теперь?

Если бы она не заметила, как скользнул взгляд Алекса, она бы, скрепя сердце, решила вопрос в его пользу.

Он пожал плечами.

– Разве нужна причина?

– Нет… но обычно она есть.

Алекс отмахнулся.

– Как вам будет угодно. Мир?

Он протянул ей руку, и она приняла ее.

* * *

Когда Джини подошла к площадке, ей стало досадно, потому что Рэя и Дилана там не оказалось.

Элли отвергла на сегодня качели и в сотый раз забиралась на горку. Стоявший там мальчик решил перед ней выпендриться, как это обычно делают маленькие дети, и съехал с горки на спине. Конечно, Элли захотелось повторить это, но она никак не могла понять, как лучше сесть. Поэтому она встала на металлической горке, опустив голову и руки, и заревела. Джини сняла ее и обняла, но почему-то девочка никак не могла успокоиться.

– Пойдем посмотрим на новую площадку, – предложила, наконец, Джини, и Элли сразу повеселела, вскочила на ноги и побежала вверх по холму, ее кудри развевались на ветру, пока Джини с коляской торопилась за ней следом.

Она увидела их сразу же, как только они завернули за угол. Рэй взгромоздился на край деревянной «паутины», поддерживая внука, который забрался на самую высокую перекладину.

Элли завизжала от счастья, увидев Дилана, и потребовала, чтобы ей разрешили забраться к нему, но «паутина» предназначалась для детей намного старше, и Джини уже пожалела, что они пришли сюда.

– Слишком высоко, дорогая. Ты еще маленькая.

Пока внучка стояла грустная, явно размышляя, поможет ли тут истерика со слезами, Рэй снял Дилана с «паутины».

– Пойдем-ка на качели.

Стайка малышей бегала взад-вперед по новому прорезиненному покрытию около веревочных качелей, и Элли, быстро забыв о Дилане, присоединилась к ним.

Джини присела на траву, а Рэй расположился возле нее, скрестив ноги, и стал перебирать травку и упавшие сучки.

– Как дела?

Джини пожала плечами.

– Нормально. А у вас?

– Звучит не очень-то весело.

– Ну, вы понимаете.

Он посмотрел на нее зелеными глазами, точь-в-точь как у внука, – ясными, живыми и блестящими.

– Нет, – сказал он. – Расскажите.

Джини ничего не ответила.

– Теперь ваша очередь, вы же слушали мои нудные истории о неблагополучных семьях.

С минуту она молчала. Потом что-то вдруг щелкнуло в ней, словно годы сдержанности, наконец, развеяли в прах ее сопротивление.

– Вы правда хотите знать? – спросила она, с удивлением отметив вызов в своем голосе.

– Конечно.

Он казался смущенным, озадаченным, но Джини сделала глубокий вдох, полная решимости. Последние дни она была раздражительна с окружающими, на нервах, испытывая неимоверное желание снять с себя ношу. Попался, подумала она, всматриваясь в этого незнакомца, который по какой-то непостижимой причине казался ей таким привлекательным.

– Хорошо, – вздохнула она, решая, с чего начать. – Что ж… Через несколько недель мне исполнится шестьдесят, и мой муж с дочкой решили, что теперь я официально считаюсь старухой. Они хотят, чтобы я бросила свой магазин натуральных продуктов, который я так люблю и который приносит чертовски много денег, и перебралась за город. Они не понимают, почему я не прыгаю от счастья, радуясь возможности выйти на пенсию и поселиться в сонной деревушке в Сомерсете. Булочки с джемом возле камина, сад с бегониями, церковные праздники, невинные деревенские развлечения. Неужели я…?

Она вдруг с ужасом почувствовала, что ее душат слезы, а голос дрожит. Рэй смотрел на нее без тени смущения, ожидая, когда она продолжит.

– Значит, все кончено? – проговорила она сквозь слезы. – Я должна уступить? Отказаться от всего?

– А чего бы вам хотелось?

– Того, что есть сейчас. Мне нравится моя жизнь. По крайней мере, бóльшая ее часть.

– А какая часть не нравится?

Джини уставилась на него.

– Какой странный вопрос.

– Разве? – рассмеялся Рэй.

– Да. Всем что-то не нравится в своей жизни, но это не так важно, правда? Я могла бы часами рассказывать о том, что мне не нравится, – тараторила она невнятно, хотя сама не знала, почему. Этот человек выбил ее из колеи своей прямотой, так хотелось довериться ему, позабыв все опасения. – Нельзя вот так спрашивать у людей, почему они несчастны. Лучше не думать об этом.

– Простите.

Он был сбит с толку ее выпадом, и она не смогла удержаться от смеха.

– Нет, что вы, теперь моя очередь извиняться, – сказала она. – Веду себя как сумасшедшая.

Она поискала платок в кармане пальто.

– Наверняка ваш муж интересуется вашими желаниями, да? – спросил Рэй.

Он словно смотрел ей прямо в душу своими светлыми, ясными глазами. У нее снова полились слезы.

– Не надо было начинать этот разговор, – пробормотала она, позабыв о смущении.

– Я и не думал, я просто…

Он отвернулся, и с минуту они молча смотрели, как дети бегают по площадке.

– Я не чувствую себя старой, правда не чувствую, – сказала она, тщетно пытаясь сдержать слезы, но ей уже было все равно, что подумает Рэй; желание излить душу было настолько сильным, что она уже не могла остановиться. – Для меня ничего не изменилось. Я здоровая, сильная. Не могу, не могу… гнить в захолустье с человеком, которому я настолько безразлична, что он даже любовью со мной не занимается… уже десять лет.

Она ахнула, услышав собственные слова, покраснела от стыда и закрыла лицо руками, желая провалиться сквозь землю.

Рэй вздохнул.

– Нелегко, наверное, – медленно произнес он, тщательно подбирая слова.

Джини покачала головой, удивляясь самой себе.

– Слушайте, мне не верится, что я сказала это… вам…, совершенно незнакомому человеку. Мне так жаль… Так неловко.

– Вам, может быть да, но…, – засмеялся Рэй.

Зазвонил телефон, и Рэй выудил его из кармана пиджака.

– Вас спас звонок, – пробормотала она горестно.

– Привет… да… да… нет, я сегодня уже не вернусь; займусь этим в первую очередь. Спасибо за информацию, Мика… Да, пока. – Он сунул мобильный обратно в карман рубашки. – Это из клуба.

– Дедушка! Дедушка! Мне нужно в туалет… очень нужно, дедушка. – Дилан стоял перед Рэем, подпрыгивая и сжимая штанишки. Рэй вскочил.

– Пойдем…

И они побежали к кустам на краю парка, оставив Джини с таким чувством, будто она только что сошла, шатаясь, с американских горок.

После этого они мало говорили друг с другом. Джини посадила Элли в коляску, разгоряченную, раскрасневшуюся от бега, и дала ей голубую пластиковую бутылочку с водой. Дилан топал рядом с коляской, натягивая себе капюшон на голову. У ворот парка они попрощались.

Рэй задержался на секунду.

– Мне жаль, что мы не успели закончить разговор.

– Тем лучше. Пожалуйста, забудьте все, что я говорила, – попыталась улыбнуться Джини.

Он улыбнулся ей в ответ и дотронулся до ее руки, прежде чем отвернуться, – всего на мгновение, но неожиданно душевно. И ей это понравилось.