Книга: Введите обвиняемых - Хилари Мантел

Кромвель, как чуткий приближённый и проницательный политик, первым почуял изменения в настроениях короля, его охлаждение к новой жене, разочарование, его нарастающее раздражение. Сына-наследника нет как нет, а самомнение, алчность клана Болейнов выросло непомерно. Анна дерзка, а компенсировать эту дерзость ей нечем. В стране её не любят, внешняя политика остаётся запутанной, в Европе только посмеиваются над новой английской королевой, престиж королевства падает.

На контрасте Генрих начинает проявлять интерес к фрейлине королевы Джейн Сеймур, она нежная блондинка, а та, ставшая постылой, - темноволосая; Джейн такая кроткая и стеснительная, а та, которую так хочется поскорее назвать бывшей, слишком самоуверенная, говорят даже, бесстыжая, да что там, настоящая ведьма. А может, она и вправду приворожила короля, шутка ли, семь лет он её добивался и что получил? Вот такие мысли начинают бродить в голове у Генриха, или ему исподволь внушают такие мысли? Как знать, что первично – чьи-то намёки или его собственное транслируемое недовольство?

Кто избавит короля от надоевшей жены, чересчур самоуверенной и заносчивой, а на деле не оправдавшей его надежды? Во всём королевстве есть только один человек, который сумеет свалить Болейнов – Томас Кромвель, мощная сила, хитрый простолюдин; сын кузнеца, а ныне государственный секретарь, правая рука короля. Он сумел избавить Генриха от первой жены Екатерины, он сумеет избавить его и от второй – Анны Болейн.

Но Анна так просто не сдастся, прозябать в монастыре – никогда! И тогда придётся вырвать её с трона с кровью.

Потрясающе интересно читать, как разворачиваются интриги, плетутся сети, расставляются ловушки, Кромвель трудится день и ночь, у него всё и все под контролем, и король это знает. Уползают в свои дальние поместья Болейны, те, кому удалось остаться в живых. Легко сдают свою хозяйку фрейлины королевы. Приосанились Сеймуры. Оживился клан старых Йорков. Паписты, все, кто поддерживает дочь короля леди Марию, надеются, что теперь-то ей вернут статус принцессы. Взбодрился посол императора Карла Эсташ Шапюи в надежде,что теперь, когда повергнута ведьма-выскочка Болейн, удастся вернуть мятежную Англию под римское крыло.

Ветер при английском дворе переменился, перекраиваются союзы, просматриваются возможные перспективы. И только Томас Кромвель, хотя и получил баронский титул после удачной операции по обмену королю жены, понимает, как он одинок, за ним не стоит никто, у него нет клана, нет родословной, и сам он держится только на одной ниточке – личном благоволении короля.

Масштабный исторический роман, очень наполненный, с яркими картинами, множеством событий и персонажей, с выразительным слогом, разворачивает перед нами современное видение тюдоровской эпохи, как крутой замес высокодворцовой политики и низких побуждений.

С удовольствием перехожу к третьей части трилогии.

Итак...есть у нас хороший автор Хилари Мантел и цикл, который в первой книге мне понравился и было даже общее ритмичное воссоединение. Что-то там я уловила и сдружилась с ироничностью главного действующего персонажа. Вторая часть была временно отложена, но планировалась с удовольствием. Удовольствия не получилось, расскачаться не удалось и равнодушие повлияло на оценочные звёзды. Пытаясь разобраться отчего и почему, задаюсь вопросами строго по намеченному.

Историческая эпоха как действующая героиня повествования. Никаких проблем, одна из любимых, интерес к которой последнее время подогревался романами Кристофера Джона Сэнсома . Пусть и детективными, но хорошо отражающими все приметы времени, четко следующие исторической достоверности, но не исключающие определенной интриги. С второстепенными героями, историческими личностями, все те же списком - Генрих, озабоченный женитьбами и наследниками, Кромвель, верный слуга и могущественный государственный деятель, Анна Болейн и Джейн Сеймур из череды жён и прочая. От Мантелл ожидалось более близкое и расширение знакомство со старыми знакомыми. И пусть о реформации, дворцовых интригах, положении в стране уже было много сказано, но хотелось большего, ибо знания лишними не бывают.

Герой главный и единственный. И да, действительно все это присутствовало, без отвлечения на мелочи. Ибо главное было интриги. Противостояние Томаса Кромвеля против всех и вся, но против Анны, уже занимающей шаткое положение, всего более и развернутее. Так же отмечу, мне было много самого Кромвеля и его взгляда, безусловно предвзятого. Не осталось пространства для личного наблюдения и выводов. Подавляющий герой получился у автора. Тщательно выписанный любитель игры в шахматы, переносящий партию в жизнь. Фигура черезвычайно целеустремлённая в достижении поставленной цели. А цель, в этот раз, определена в лице Анны, мешающей королю. Ни грамма безрассудности, выверенные застольные беседы и не менее безукоризненное молчание. И одновременно постоянное беспокойство за себя и судьбу своих близких. Тревожное и вполне понятное чувство, обоснованное на непостоянстве королевских желаний и привязанностях, на выжидательной позиции придворных, следящих в нетерпении за королевским секретарем и его действиями. Один неверный шаг. Перемена в настроении у Генриха.... О, это не излишняя нервозность и не паранойя.

Так что же не сложилось? Отчего и история и ее герои не стали интересны? Повторюсь, воплощение оказалось непривлекательным, лично для меня. Главный герой был центром повествования, превратившегося исключительно в биографию. Гулливер среди лилипутов. Исключительный и исключающий. Английский Макиавелли. Отрывочность предложений, заставляющая спотыкаться о точки. Невозможность разбега для лёгкого устремления вперёд по главам, в ожидании развития и предвкушения развязки. Душная атмосфера романа в целом, настаивающая на общей тревожности и напряжении. От главы к главе. От одного хода партии героя до последующего. Кинжал в спину, недоброе слово, возможное противостояние, ожидание падения, одиночество, усталость, служение...

Из романа вообще можно узнать много интересного: я вот, например, среди прочего, познакомился с новым глаголом: «дефенестрировать» - выбросить в окно (гуситский термин, а я думал, что неплохо знаком с этим историческим периодом:)

В центре романа по-прежнему судьба Кромвеля, неординарной личности, талантливого политика в сложных условиях, человека, ставшего заложником собственного положения фаворита короля. Он неоднозначен, многомерен, умен, сложен, мы смотрим на Англию 1530-х годов его глазами, мы видим исторические события через призму его восприятия. Томас Кромвель для Хилари Мантел не только палач Томаса Мора (чья личность также не совсем однозначна для писательницы) и Анны Болейн и К°, но и заложник исторического процесса – становления абсолютизма на фоне религиозных реформ. И Кромвель здесь – реалист, рационалист, практик, человек, осознающий, что живет лишь только один миг – здесь и сейчас. Очевидно, что в лице Кромвеля писательница хотела описать универсальный типаж большого политика вне зависимости от временных интервалов. «Он не щадит сил на королевской службе, знает себе цену и не упустит вознаграждения, будь то должности, привилегии, земли, усадьбы или дома. У него найдется подход к любому, целый арсенал средств: лесть и угрозы, подкуп и убеждение. Людям можно объяснить, в чем их истинный интерес, раскрыть глаза на такое, чего они о себе не знают. Всякий день королевский секретарь ведет дела с вельможами, которые, будь их воля, прихлопнули бы его, как муху. Зная это, он неизменно учтив, неизменно спокоен, неизменно усерден в делах Англии. Не в его обычае обсуждать свои достижения, но когда бы удача ни посетила его жилище, он всегда начеку и готов распахнуть дверь на первый же робкий стук».

Диспозиция: Кромвель. Его дом. Его родные и близкие. Король Генрих. Королева Анна. Различные партии власти и кланы – Болейны и Сеймуры. Придворные. Духовенство: Кранмер и Гарднер. Мертвые: жена и дети Кромвеля, кардинал Вулси, Томас Мор. Последние всегда с Кромвелем – он обращается к ним мыслями, за советом, за воспоминаниями.

Встречаясь с тяжело больной бывшей женой короля Екатериной Арагонской, Кромвель отмечает про себя, что на ней неплохие меха из горностая и что, наверное, после ее смерти они приглянутся королю. Спустя некоторое время, Екатерина пишет завещание, в котором отписывает меха их с Генрихом дочери Марии. «Вы их видели, эти меха, Кромвель? - спрашивает король. - Как они вам показались? Если хорошие, я хочу их забрать к себе». Мантел рисует своего Генриха пестрыми красками – да, это тиран, кровавый деспот, Синяя Борода, местами до неприличия скупой монарх, запутавшийся в своих желаниях и чьи возможности оказались вовсе не безграничными. Но в то же время у нее всегда есть время подчеркнуть его образованность, меткость слова, умение влиять на людей. Автора интересует сама система феодальной власти, в рамках которой все социальные связи и отношения подчинены единой (не побоимся этого слова)… вертикали. Ключевой (на мой взгляд) сценой романа является история с падением короля с лошади во время подготовки к рыцарскому турниру. Король бездыханным лежит в шатре, над его телом пэры уже делят Англию, а первая же мысль Кромвеля – бежать из страны, потому что, на самом деле, у него нет ни одного по-настоящему преданного друга или союзника: единственный источник его всевластия – это собственно сам король.

Роман написан необычным языком, который один мой коллега уже справедливо назвал «флегматичным». Не могу не согласиться. Так и есть. Флегматичный, отстраненный, нарративный. Чудесный, одним словом. Самый подходящий для имеющейся истории язык. У Мантел своеобразное чувство юмора. Вот, например, Кромвель строит кровавые интриги, а его хозяин в это время: «Король напевает: Прелестны маргаритки,/Фиалки хороши,/Одной тебе я верен... - Я переделываю старинную песенку. Не подскажите рифму к «хороши»? Отличную от «души»? Кромвель: ....Как, еще и рифму?»

Или про великого Гольбейна-Младшего, по чьим полотнам мы всю эту труппу и знаем: «Ганс присоединился к королевскому кортежу и нарисовал Анну-королеву, но та осталась недовольна наброском – ей теперь ничем не потрафишь. Нарисовал Рейфа Сэдлера с аккуратной бородкой и твердым ртом, в нелепой модной шапчонке на коротко остриженных волосах – она сидит набекрень и как будто вот-вот свалится. – Сделайте мне нос попрямее, мастер Гольбейн, – просит Рейф, а Ганс отвечает: «Да где ж мне выправлять носы, мастер Сэдлер, я разве врач?»

«Золотая осень английской рыцарственности». Есть такая историческая монография Артура Фергюсона, по сути продолжающая дело Хейзинги. Мантел академически вторит им, но чуть раздвигает границы. «Первое мая тысяча пятьсот тридцать шестого: последний день рыцарства. То, что случится потом, ибо празднества продолжатся, будет всего лишь шествием мертвых со знаменами, состязанием трупов».

Вывод: «Отлично». Прекрасный исторический роман о том, из какого сора создавалась (конкретно в данном случае) английская государственность. Смешно, когда обвиняют в деспотизме (практически) современника этих персонажей Ивана Грозного. В романе, кстати, есть упоминание о России, вполне в контексте, кстати: «– Ваше величество, московиты захватили триста миль Польши. Пишут о пятидесяти тысячах убитых. – О? – говорит король. – Надеюсь, они пощадили библиотеки. Ученых. В Польше замечательные ученые. – Мда? Что ж, я тоже надеюсь».

Интересно, что в нью-йоркском музее в одном из залов висят напротив друг друга два портрета кисти Гольбейна Младшего: Томаса Кромвеля и Томаса Мора. Оба врага закончили свою жизнь одинаково — на плахе.

Напоследок еще несколько понравившихся цитат из книги:

«То, что ты полагаешь несчастьем, зачастую оказывается чем-то другим. Почти все можно изменить: вылезти из любой канавы, найти путь, если ты в силах его разглядеть».

«Женщины сражаются тем жалким оружием, которым наградил их Господь - злобой, коварством, хитростью, - и порой осмеливаются перейти границы, за которые мужчины - ни ногой».

«В его лондонском доме портрет глядит со стены, темные замыслы упрятаны под сукном и мехом, рука сомкнулась на документе, как будто душит. Ганс тогда задвинул его столом, чтобы не сбежал, и предупредил: Томас, чур, не смеяться. Так и проходили сеансы: Ганс работал, мурлыча себе под нос, он яростно смотрел в пустоту. Увидев готовый портрет, он сказал: «Боже, я похож на убийцу», а его сын Грегори удивился: «Ты разве не знал?»

«Западные лорды кичатся прошлым своего рода: в этих латах мой пращур сражался при Азенкуре, эту чашу мой прапрадед получил из рук самого Джона Гонта. В войнах между Ланкастерами и Йорками их деды и отцы встали не на ту сторону, так что о недавних событиях лорды предпочитают помалкивать. Поколение спустя обиды будут забыты, слава восстановлена – только так Англия может идти вперед, не тонуть в грязи прошлого».

«Каждый день он размышляет о загадке своих соплеменников. Да, он видел убийц, но видел и другое: как солдат отдал женщине хлеб, совершенно чужой женщине, и, пожав плечами, пошел дальше. Лучше не испытывать людей, не доводить их до крайности. Пусть живут в достатке, тогда и станут щедрыми. Сытый человек благодушен. Голод порождает чудовищ».