Текст книги "Тяжелые времена"

Я завершила свое выступление призывом к Пакистану, Индии и другим странам региона поддержать мирный процесс, который изолирует структуры «Аль-каиды» и обеспечит всем новое чувство безопасности. Если соседи Афганистана будут продолжать рассматривать эту страну в качестве арены для борьбы за соперничество, то мира никогда не удастся достичь. Впереди предстояло еще много кропотливой дипломатии, но нам требовалось сотрудничество и с афганцами, и со странами региона.

Мое выступление достаточно широко освещалось в американских средствах массовой информации, но наиболее сильное впечатление оно произвело на зарубежные страны, прежде всего на Афганистан и Пакистан. Все заинтересованные стороны осознали, что мы были весьма серьезно настроены на организацию мирного процесса с талибами. Один из дипломатов в Кабуле описал эффект от моей речи как «сейсмический сдвиг», который будет стимулировать все стороны к более активным практическим шагам в направлении мира.

* * *

Успешный рейд спецназа ВМС США «морские котики», в результате которого в мае 2011 года в своей резиденции в Абботтабаде (Пакистан) был ликвидирован Усама бен Ладен, явился крупной победой в борьбе с «Аль-каидой» и очередным поводом для дальнейшего ухудшения и без того натянутых отношений с Пакистаном. Наряду с этим, как я полагала, это обеспечило нам новые рычаги давления на талибов. Через пять дней после рейда Руджеро в третий раз встретился с А-Родом, на этот раз снова в Мюнхене. Я поручила ему напрямую передать от меня следующее: бен Ладен мертв, и для движения «Талибан» настало самое время порвать с «Аль-каидой» раз и навсегда, чтобы спасти и себя, и мирный процесс. А-Род не выглядел огорченным в связи со смертью бен Ладена и по-прежнему проявлял заинтересованность в переговорах с нами.

Мы начали обсуждать меры по укреплению доверия, которые могли бы предпринять обе стороны. Мы хотели, чтобы движение «Талибан» сделало публичные заявления о том, что оно отмежевывается от «Аль-каиды» и международного терроризма и изъявляет готовность принять участие в мирном процессе с Карзаем и его правительством. Талибы желали, чтобы им была предоставлена возможность открыть политическое представительство в Катаре, которое бы обеспечивало им безопасность для будущих переговоров и участия в мирном процессе. Мы были готовы обсудить эту идею, однако она создавала целый ряд проблем. Многие лидеры талибов считались международным сообществом террористами и в случае появления на публике должны были преследоваться по закону. Пакистан также был вынужден открыто признать факт их присутствия на своей территории. Кроме того, была высока вероятность того, что Карзай расценит открытие представительства талибов в Катаре как прямую угрозу своей легитимности и попытку подрыва его авторитета. Все эти проблемы было возможно решить, но это требовало тщательно выверенных дипломатических усилий.

В качестве первого шага мы договорились начать работу с Организацией Объединенных Наций, чтобы исключить некоторых основных представителей руководства движения «Талибан» из списка международных террористов, поскольку соответствующие санкционные меры предусматривали запрет на поездки. Вскоре Совет Безопасности ООН согласился разделить списки руководителей движения «Талибан» и организации «Аль-каида» и занять по отношению к ним различную позицию (это явилось прямым следствием того различия, которое обозначила я в своем выступлении), что расширило наши возможности для дипломатического маневра. Талибы также продолжали настаивать на освобождении своих боевиков из Гуантанамо, но мы пока не были готовы на данный шаг.

В середине мая Кабул организовал утечку информации о наших секретных переговорах, разгласив американской «Вашингтон пост» и немецкому еженедельнику «Шпигель» сведения о том, что Ага являлся нашим связником с талибами. В неофициальном порядке руководство движения «Талибан» понимало, что американская сторона не может выступать источником утечки информации, однако публично они выразили свое возмущение и прервали контакты относительно будущих переговоров. Пакистанские власти, которые и так были рассержены рейдом «морских котиков» по ликвидации бен Ладена, пришли в ярость, узнав, что они были исключены из процесса организации наших контактов с талибами. Мы были вынуждены срочно спасать ситуацию. Я вылетела в Исламабад и впервые проинформировала пакистанцев о масштабах наших контактов, обратившись с просьбой не предпринимать каких-либо акций возмездия против А-Рода. Я также попросила Руджеро посетить Доху и через катарцев обратиться к талибам с призывом вернуться за стол переговоров. В начале июля катарская сторона сообщила, что Ага был готов возобновить встречи с нами.

В августе А-Род в Дохе передал Руджеро письмо президенту Обаме, которое, по его утверждению, было от самого муллы Омара. В администрации возникла определенная дискуссия по поводу того, был ли еще жив мулла Омар, не говоря уже о том, осуществлял ли он руководство талибами и повстанческим движением в Афганистане. Однако вне зависимости от того, было ли это послание непосредственно от Омара или от кого-либо из высших руководителей движения «Талибан», его тон и содержание были весьма обнадеживающими. В письме говорилось о том, что для обеих сторон настало время сделать трудный выбор по вопросу о примирении и предпринять шаги по завершению войны.

Были проведены конструктивные переговоры об открытии представительства в Дохе и возможном обмене пленными. Впервые к переговорам присоединился Марк Гроссман, и его личное участие в них содействовало достижению прогресса.

В октябре во время моего визита в Кабул Карзай сказал мне и нашему искушенному послу Райану Крокеру, который пользовался большим авторитетом и с которым у Карзая были хорошие отношения, что он был весьма воодушевлен нашими успехами. «Ускорьте шаг!» – посоветовал он. В Вашингтоне началось серьезное обсуждение целесообразности освобождения определенного количества заключенных, хотя Пентагон и возражал против данного шага, и я не была уверена, сможем ли мы выполнить условия, необходимые для обеспечения согласия различных заинтересованных сторон на открытие представительства талибов в Катаре. Однако к концу осени мозаика, похоже, начала складываться. На первой неделе декабря в Бонне (Германия) было запланировано проведение крупной международной конференции по Афганистану. Наша цель заключалась в том, чтобы объявить об открытии указанного представительства по завершении этой конференции. Это явилось бы самым весомым на данный момент доказательством того, что мирный процесс действительно идет полным ходом.

Форум в Бонне был частью нашего дипломатического наступления, о котором я упомянула в своем выступлении в Азиатском обществе и которое было направлено на то, чтобы мобилизовать более широкие слои международного сообщества на содействие Афганистану в самостоятельном решении им своих многочисленных проблем. Гроссман и его команда помогли организовать целый ряд встреч на высшем уровне и конференций в Стамбуле, Бонне, Кабуле, Чикаго и Токио. В частности, в Токио в 2012 году международное сообщество выделило 16 миллиардов долларов на экономическую помощь на период до 2015 года, чтобы помочь Афганистану подготовиться к «десятилетнему переходному периоду», отличительной чертой которого должна была стать тенденция к сокращению помощи наряду с расширением торговли. Начиная с 2015 года финансирование афганских сил национальной безопасности должно было оценочно составить более 4 миллиардов долларов в год. Способность афганцев взять на себя ответственность за свою собственную безопасность была и остается необходимым условием для успеха их усилий достичь чего-либо в будущем.

Боннская конференция, организованная в декабре 2011 года, обернулась катастрофой для наших мирных усилий. Карзай, подтвердив мнение о себе как о непредсказуемой личности, выступил против идеи о представительстве талибов, отчитав Гроссмана и Крокера. «Почему вы не поставили меня в известность об этих переговорах?» – поинтересовался он, несмотря на то что только несколько месяцев назад он убеждал нас ускорить шаги в этом направлении. Карзай вновь проявлял опасение, что его отодвинут в сторону и перестанут принимать в расчет. Наш план всегда заключался в том, что переговоры США с талибами приведут к параллельным переговорам между правительством Афганистана и повстанцами. Именно об этой схеме мы договорились с А-Родом, именно ее мы обсудили с Карзаем. Однако теперь Карзай настаивал на том, чтобы на любых наших будущих встречах с талибами присутствовали его люди. Когда Гроссман и Руджеро озвучили это предложение, А-Род проигнорировал его. С его точки зрения, мы меняли правила игры. В январе 2012 года талибы вновь прервали переговоры с нами.

На этот раз уговорить их вернуться оказалось уже не так легко. Мирный процесс был оборван. Тем не менее, принимая во внимание различные публичные заявления, которые были сделаны в течение 2012 года, можно было предположить, что среди талибов возобновилось обсуждение вопроса о предпочтительности переговоров перед продолжением боевых действий. Некоторые ключевые фигуры в руководстве движения «Талибан», отказавшись от той позиции, которой они придерживались почти десятилетие, публично признали неизбежность решения о переговорах. Другие лидеры талибов, однако, продолжали настаивать на необходимости вооруженной борьбы. В конце 2012 года возможность примирения конфликтующих сторон еще сохранялась, однако она была невелика.

* * *

В январе 2013 года, непосредственно перед тем, как покинуть свой пост, я пригласила президента Карзая к себе на обед, на котором присутствовали также министр обороны Леон Панетта и некоторые высокопоставленные должностные лица в Государственном департаменте. Карзая сопровождали председатель Высокого совета примирения и другие его ключевые советники. Мы собрались на восьмом этаже в зале Джеймса Монро, который был известен своим антиквариатом времен основания американской республики, и беседовали о будущем демократии в Афганистане.

Прошло уже более трех лет с момента нашего обеда с Карзаем накануне его инаугурации. Теперь я была готова передать бразды правления в Государственном департаменте сенатору Керри, а в результате очередных выборов в Афганистане вскоре должны были избрать преемника Карзая; по крайней мере, так планировалось. Карзай публично пообещал соблюдать конституцию страны и покинуть свой пост в 2014 году, хотя многие афганцы задавались вопросом, готов ли он был на самом деле выполнить это обещание. Мирная передача власти от одного правителя к другому является важной проверкой любой демократии, и в этой части мира (как и во многих других) руководители страны зачастую изыскивали какие-либо способы продлить период своего пребывания на высшем посту; в этом не было ничего удивительного.

В ходе длительной встречи тет-а-тет, состоявшейся перед обедом, я призвала Карзая сдержать свое слово. Если бы правительство в Кабуле смогло усилить доверие к себе со стороны своих граждан, обеспечить оказание им необходимых услуг, справедливо и эффективно исполнять правосудие, то это содействовало бы падению авторитета повстанческого движения и улучшило бы перспективы национального примирения. От всех государственных лиц, но прежде всего от Карзая, зависело, будет ли соблюдаться конституция страны и верховенство права. Обеспечив конституционную передачу власти, Карзай смог бы оставить о себе память как об основателе более мирного, безопасного и демократического Афганистана.

Я понимала, насколько это могло быть трудно для него. На ротонде Капитолия в Вашингтоне написаны картины на патриотические темы, вызывающие у нас чувство гордости сцены первых дней нашей демократии, от морского путешествия колонистов вплоть до победы в Йорктауне[41]41
  В 1781 году, во время Войны за независимость, коалиционные американо-французские войска под Йорктауном одержали решительную победу над британскими войсками.


[Закрыть]. Одна из этих картин, на мой взгляд, особо подчеркивала демократический дух нашей страны. На ней изображен генерал Вашингтон, повернувшийся спиной к предложенному ему королевскому трону и отказывающийся от полномочий главнокомандующего[42]42
  После сражения у Йорктауна среди офицеров Континентальной армии появилось стремление сделать Дж. Вашингтона диктатором или королем («Ньюбургский заговор»); личным обращением к офицерскому корпусу в марте 1783 года Дж. Вашингтон восстановил дисциплину и закрепил принцип подчинения военного руководства гражданскому.


[Закрыть]. В последующем он два срока являлся гражданским президентом страны, а затем добровольно ушел в отставку. Его запечатленный на картине самоотверженный поступок больше, чем любая победа на выборах или инаугурационный парад, свидетельствует об отличительной черте нашей демократии. Если Карзай хотел остаться в истории и в памяти своего народа как Джордж Вашингтон Афганистана, ему надлежало следовать этому примеру и отказаться от трона.

В беседе с Карзаем я подняла и другие темы, в том числе зашедшие в тупик мирные переговоры с талибами. В конце 2011 года Карзай смог эффективно создать массу неприятностей, поэтому я хотела, чтобы он пересмотрел свою позицию. Когда настанет время возвращения американских войск домой, у нас с ним будет меньше рычагов давления на талибов. Лучше было бы вести переговоры с позиции силы.

За обедом Карзай еще раз бегло перечислил уже знакомые проблемы. Как мы смогли бы проверить, что талибские переговорщики действительно представляют руководство движения «Талибан»? Не окажется ли так, что Пакистан будет дергать за ниточки и, таким образом, скрытно руководить всем процессом? Будут ли американцы или афганцы вести переговоры? Я ответила на все его вопросы – поочередно, на один за другим. Я попыталась объяснить, почему придаю большое значение срочности организуемых мероприятий, и предложила план, который не требовал от него непосредственной договоренности с талибами об открытии их представительства. Я сказала, что от него требовалось лишь сделать публичное заявление в поддержку этой идеи. В таком случае я бы попросила эмира Катара пригласить талибов, и вопрос был бы решен следующим образом: необходимо было в течение тридцати дней открыть представительство и организовать встречу между афганским Высоким советом примирения и представителями движения «Талибан»; если же этого сделать не удастся, то представительство будет закрыто. После долгих обсуждений Карзай согласился с этим предложением.

В июне 2013 года, через несколько месяцев после того, как я оставила свой пост в Госдепартаменте, представительство движения «Талибан» для ведения переговоров наконец было открыто. Однако если для выработки согласованной между сторонами концепции потребовалось несколько лет, то для ее провала – чуть более месяца. Талибы устроили церемонию поднятия флага над своим офисом и заявили, что он представляет интересы «Исламского Эмирата Афганистан», то есть использовали то официальное название, которое они дали стране в 1990-х годах, когда находились у власти. Нам было ясно с самого начала, что использование представительства таким образом совершенно неприемлемо. Наша цель всегда заключалась в укреплении конституционного порядка в Афганистане, и, как я неоднократно заверяла Карзая, мы были заинтересованы в поддержании суверенитета и обеспечении единства страны. Совершенно очевидно, что Карзая чуть удар не хватил. Он расценил это представительство скорее как штаб-квартиру правительства в изгнании, чем как место для организации переговоров. Это было как раз то, чего он всегда боялся. Движение «Талибан» отказалось уступить, отношения были разорваны, и представительство было вынуждено закрыться.

Наблюдая за всеми эти событиями уже в качестве частного лица, я была разочарована, но не удивлена. Если бы заключить мир было легко, то это было бы сделано давным-давно. Мы знали, что попытка организовать секретный канал с руководством движения «Талибан» была рискованным предприятием, имевшим мало шансов на успех. Однако попробовать стоило. Я считаю, что мы заложили позитивную основу, которая, возможно, пригодится для будущих миротворческих усилий. В настоящее время контакты между афганцами и талибами организованы в различной форме, и наши действия вызвали споры в самом движении «Талибан», которые, как я подозреваю, только усилятся с течением времени. Необходимость примирения и политического урегулирования не снята с повестки дня. Если уж на то пошло, то в настоящее время этот вопрос более актуален, чем когда-либо. И те ориентиры, которые мы выставили, еще вполне могут послужить на пользу дела.

Мне интересно знать, что Ричард сказал бы по этому поводу. Вплоть до самого конца он никогда не терял веры в силу дипломатии и в ее способность развязать даже самые тугие узлы. Мне хотелось бы, чтобы он по-прежнему был вместе с нами, выкручивая руки, покровительственно похлопывая по спине и напоминая всем, что единственный способ приступить к завершению войны – это начать переговоры.

Глава 9
Пакистан: национальная гордость

В охраняемом помещении видеоконференц-зала на цоколе западного крыла Белого дома[43]43
  В западном крыле Белого дома расположен рабочий кабинет президента США.


[Закрыть] царило молчание. Рядом со мной сидел министр обороны Боб Гейтс, он был в рубашке, его руки – сложены, он пристально смотрел на экран, не сводя с него глаз. Изображение было нечетким, но ошибиться было сложно. Один из двух вертолетов «Блэк хоук» обрушился на каменную стену, которая окружала жилой комплекс, и рухнул на землю. Сбывались наши худшие опасения.

Хотя президент Обама смотрел на происходившее на экране, не проявляя никаких эмоций, все мы думали об одном и том же: Иран, 1980 год, когда миссия по спасению заложников завершилась катастрофой вертолета в пустыне, в результате чего восемь американцев погибли, что крайне болезненно отразилось на нашем народе и на наших вооруженных силах. Неужели сейчас все закончится точно так же? В то время Боб был высокопоставленным чиновником ЦРУ. Безусловно, и он, и сидевший напротив него президент Обама хорошо помнили события прошлого. Именно президент США отдал окончательный приказ, который связал жизни членов команды спецназа ВМС и вертолетчиков специальных операций, а возможно, и судьбу своего пребывания на посту президента с успехом этой операции. Теперь он мог лишь смотреть на зернистое изображение происходивших событий, которое передавалось нам.

Это происходило 1 мая 2011 года. За пределами Белого дома жители Вашингтона наслаждались весенним воскресным днем. В Белом же доме напряжение росло с тех пор, как около часа назад вертолеты вылетели с военной базы на востоке Афганистана. Их целью был укрепленный жилой комплекс в Абботтабаде (Пакистан), в котором, как полагали в ЦРУ, мог укрываться самый разыскиваемый в мире человек, Усама бен Ладен. Этот день явился завершением нескольких лет кропотливой работы разведывательного сообщества и последующих месяцев анализа и дискуссий на самом высоком уровне администрации Обамы. Теперь все зависело только от пилотов этих ультрасовременных вертолетов и спецназа ВМС, который они перебрасывали к своей цели.

Первым испытанием было пересечение границы с Пакистаном. Вертолеты «Блэк хоук» были оснащены передовой технологией, разработанной для того, чтобы работать не замеченной радарами, но будет ли это именно так на самом деле? Вызывало также беспокойство состояние наших отношений с Пакистаном, символическим союзником США в борьбе против терроризма. Если пакистанские вооруженные силы, которые всегда были в полной готовности на случай внезапного нападения Индии, обнаружат скрытное вторжение в свое воздушное пространство, вполне вероятно, что они ответят адекватно: силой.

Мы обсуждали возможность заблаговременно поставить Пакистан в известность о рейде для того, чтобы избежать подобного варианта развития событий и полного разрыва отношений, который может последовать за этим. Ведь в конечном итоге, как Боб Гейтс часто напоминал нам, продолжение сотрудничества с Пакистаном будет необходимо для пополнения запасов наших войск в Афганистане и преследования других террористических групп в приграничной зоне. Я на протяжении многих лет вложила много времени и сил в развитие отношений Пакистана и их поддержание и хорошо представляла себе, насколько сильно пакистанская сторона будет обижена, если мы не поделимся с ней этой информацией.

Однако наряду с этим я также знала, что некоторые сотрудники пакистанской разведки, ИСИ, поддерживают связи с движением «Талибан», организацией «Аль-каида» и другими экстремистскими структурами. У нас раньше уже были проколы в работе в результате утечки информации, поэтому риск провалить всю операцию был слишком велик.

На каком-то этапе подготовки операции один из высокопоставленных представителей администрации поинтересовался, нет ли необходимости побеспокоиться о том, что мы весьма чувствительно заденем национальную гордость Пакистана. Возможно, сказалась накопившаяся досада от постоянного лицемерия и обмана со стороны некоторых пакистанских кругов или же вызывавшие боль воспоминания о дымящихся руинах в Нижнем Манхэттене[44]44
  В Нижнем Манхэттене находился Всемирный торговый центр, против которого 11 сентября 2001 года были совершены террористические акты; в настоящее время на этом месте располагается мемориал «Всемирный торговый центр».


[Закрыть], однако я ни при каких обстоятельствах не собиралась позволять, чтобы Соединенные Штаты упустили отличный шанс воздать по заслугам бен Ладену после того, как мы потеряли его в пещерах Тора-Бора в Афганистане в 2001 году.

– А как насчет нашей национальной гордости? – спросила я в гневе. – Как насчет наших потерь? Как насчет того, чтобы расплатиться с тем, кто убил три тысячи невинных?

Дорога к Абботтабаду пролегала от горных перевалов Афганистана через дымящиеся руины наших посольств в Восточной Африке, пробитую обшивку эсминца ВМС США «Коул», катастрофу 11 сентября 2001 года, она вела к цели благодаря упорству горстки офицеров американской разведки, которые не отказались от розыска преступника. Операция по ликвидации бен Ладена не покончила с угрозой терроризма и не смогла одолеть идеологию ненависти, которая питает его. Усилия в этом направлении продолжаются. Однако данная операция стала важной вехой в длительной борьбе США против «Аль-каиды».

* * *

День 11 сентября 2001 года оставил в моей памяти неизгладимый отпечаток, как и у каждого американца. Я была в ужасе от того, что мне довелось увидеть в тот день, и, как сенатор от штата Нью-Йорк, я почувствовала большую ответственность за то, чтобы оказать поддержку жителям израненного города. После долгой бессонной ночи в Вашингтоне я прилетела в Нью-Йорк с Чаком Шумером, моим коллегой в сенате, на специальном самолете Федерального агентства по действиям в чрезвычайной обстановке. Город был изолирован от внешнего мира, и мы в тот день были единственными в небе над ним, не считая истребителей ВВС, патрулировавших воздушное пространство. В аэропорту «Ла-Гуардия» мы пересели на вертолет и полетели в сторону Нижнего Манхэттена.

Там, где когда-то возвышался Всемирный торговый центр, от руин еще поднимался дым. Когда мы кружили над местом теракта, я могла видеть скрученные балки и разбитые части каркаса, возвышавшиеся над аварийными бригадами и строителями, которые прилагали отчаянные усилия, пытаясь найти в завалах оставшихся в живых. Телевизионные передачи, которые я смотрела накануне вечером, не могли в полной мере отразить всего этого ужаса. Это было похоже на описание ада в «Божественной комедии» Данте.

Наш вертолет сел в Вестсайде, недалеко от реки Гудзон. Мы с Чаком встретились с губернатором Джорджем Патаки, мэром Руди Джулиани и другими официальными лицами и направились к месту трагедии. Воздух был едким, из-за густого дыма было трудно дышать и различать что-либо. На мне была хирургическая маска, однако воздух жег мне горло и легкие, мои глаза непрестанно слезились. Иногда в поле зрения попадал один из пожарных, который, возникая из пыли и мрака, устало пробирался мимо нас с топором в руках, измученный, весь в саже. Некоторые из них с тех пор, как самолеты врезались в башни Всемирного торгового центра, добровольно были в режиме круглосуточного дежурства, поскольку потеряли своих друзей и знакомых. Сотни храбрецов из числа сотрудников аварийно-спасательных служб погибли, пытаясь спасти других, и еще многие на долгие годы потеряли свое здоровье. Мне хотелось обнять их, поблагодарить и сказать им – все нормально. Но я не была уверена, что это было именно так.

Во временном командном центре Полицейской академии на 20-й улице нас с Чаком проинформировали о наших потерях. Цифры были просто ошеломительными. Жителям Нью-Йорка понадобится много помощи, чтобы все восстановить, и теперь нашей заботой было все сделать так, чтобы убедиться, что они ее получили. В ту ночь я смогла сесть на последний поезд на юг, прежде чем закрыли Пенсильванский вокзал. Первое, что я сделала утром в Вашингтоне, – это встретилась с сенатором Робертом Бёрдом от штата Западная Вирджиния, легендарным председателем Комитета по ассигнованиям сената США, чтобы договориться о финансировании этой чрезвычайной ситуации. Он выслушал меня и сказал: «Считайте меня третьим сенатором от штата Нью-Йорк». И в ближайшие дни он подтвердил это.

В тот же день мы с Чаком направились в Белый дом и в Овальном кабинете рассказали президенту США Бушу о том, что нашему государству будет нужно 20 миллиардов долларов. Он сразу же согласился. Необходимо отметить, что он поддерживал нас при возникавшей необходимости политического маневра, требуемого для того, чтобы обеспечить эту экстренную помощь.

Возвращаясь к событиям в моем офисе: там непрестанно звонили телефоны с просьбой оказать содействие в розыске пропавших членов семьи или помочь по тому или иному вопросу. Замечательный начальник моего штаба, Тамера Луззатто, и члены моей команды в сенате в Вашингтоне и Нью-Йорке работали круглосуточно, другие сенаторы также стали направлять к нам своих помощников для оказания содействия.

На следующий день мы с Чаком сопровождали президента Буша на «борту номер один» в Нью-Йорк, где мы стали свидетелями того, как он, стоя на руинах, заявил группе пожарных:

– Я слышу вас, и остальной мир тоже слышит вас! И те, кто стучался в этом здании внизу, также скоро услышат всех нас!

В последующие дни мы с Биллом и Челси посетили временный центр пропавших без вести, который был организован в 69-м танковом полку, и центр семейной помощи, находившийся на 94-м пирсе. Мы встретились с семьями, которые бережно держали фотографии своих пропавших без вести родных и близких, надеясь и молясь, чтобы их еще можно было разыскать. Я посетила выживших раненых в больнице Святого Винсента и в реабилитационном центре в округе Вестчестер, где находились пострадавшие от ожогов. Я познакомилась с женщиной по имени Лорен Мэннинг. Несмотря на то что ожоги ее тела составляли более 82 % и ей давали менее 20 % шансов на выживание, неимоверной силой воли она активно боролась за жизнь и смогла вернуть ее себе. Лорен и ее муж, Грег, воспитывающие двух сыновей, стали активно помогать другим семьям, пострадавшим в результате террористических актов 11 сентября 2001 года. Еще один удивительный человек из числа выживших, Дебби Марденфелд, была доставлена в госпиталь Нью-Йоркского университета как «неизвестная» с ранениями ног и обширными повреждениями в результате обрушения здания после теракта, для которого использовали второй самолет. Я несколько раз посещала ее и познакомилась с ее женихом, Грегори Сент-Джоном. Дебби рассказала мне, что она хотела бы станцевать на своей свадьбе, но врачи сомневались, что она вообще выживет, не говоря уже о том, чтобы она стала ходить. После почти тридцати операций и пятнадцати месяцев, проведенных в больнице, Дебби посрамила все эти мрачные прогнозы. Она выжила, начала ходить и даже, что было совершенно удивительно, станцевала на своей свадьбе. Дебби попросила меня присутствовать на церемонии ее бракосочетания, и я всегда буду помнить, как на ее лице светилось счастье, когда она шла между рядами в церкви.

Полная как возмущения, так и решимости, я несколько лет добивалась в сенате финансирования оплаты лечения для сотрудников аварийно-спасательных служб, пострадавших в результате работы на месте терактов. Я помогла создать компенсационный фонд для жертв терактов 11 сентября 2001 года и комиссию по этим событиям, а также всячески поддерживала осуществление их рекомендаций. Я сделала все, что было в моих силах, чтобы организовать преследование бен Ладена и боевиков из структур «Аль-каиды» и активизировать усилия нашей страны по борьбе с терроризмом.

Во время выборной кампании 2008 года и я, и сенатор Обама критиковали администрацию Буша за то, что он не уделял должного внимания ситуации в Афганистане и игнорировал вопрос о необходимости преследования бен Ладена. После выборов мы пришли к договоренности о том, что самые энергичные меры по уничтожению структур «Аль-каиды» имеют решающее значение для нашей национальной безопасности и что необходимо предпринять новые усилия, чтобы найти бен Ладена и привлечь его к ответственности.

Я полагала, что нам была необходима новая стратегия в Афганистане и Пакистане и новый подход к борьбе с терроризмом во всем мире, такой, который бы предусматривал использование всей американской мощи, чтобы ликвидировать источники финансирования террористических структур, системы вербовки их сторонников и обеспечения им убежища, а также обеспечения деятельности их боевиков и руководителей. Эта стратегия могла включать решительные военные действия, тщательный сбор разведданных, применение тщательно выверенных правовых актов и продуманные дипломатически шаги – все должно быть объединено в общей «умной силе».

Все это вспомнилось мне, когда «морские котики» подобрались к жилому комплексу в Абботтабаде. Я вспомнила все семьи, которые я знала и с которыми общалась – из числа тех, кто почти десять лет назад потерял своих родных и близких в результате террористических актов 11 сентября 2001 года. Они были лишены возможности правосудия в течение десяти лет. Вполне возможно, теперь правосудие было совсем близко.

* * *

Наш аппарат национальной безопасности начал бороться с актуальной угрозой, исходящей от террористов, еще до того, как президент Обама первый раз появился в Овальном кабинете.

19 января 2009 года, за день до его инаугурации, я присоединилась к старшим должностным лицам из аппарата национальной безопасности уходящей администрации Буша и новой администрации Обамы, которые собрались в Ситуационном центре Белого дома, чтобы обсудить совершенно невероятный вопрос: как действовать, если во время выступления президента на Национальной аллее будет взорвана бомба? Следует ли личной охране президента на глазах у всего мира уводить его с трибуны? По выражениям на лицах команды Буша я могла понять, что ни у кого не было однозначного ответа на этот вопрос. В течение двух часов мы обсуждали, как реагировать на сообщения о вероятной террористической угрозе во время инаугурации. Разведывательное сообщество было уверено в том, что сомалийские экстремисты, связанные с террористической группировкой «Аш-Шабаб», подразделением «Аль-каиды», предпримут попытку проникнуть через канадскую границу, чтобы организовать покушение на нового президента США.