Текст книги "Адмирал Ямамото. Путь самурая, разгромившего Пёрл-Харбор. 1921-1943 гг."

Ни Йосида Зенго, ни кто-либо другой на посту главкома Объединенного флота никогда не летал, и вряд ли какой-либо флотский начальник тех времен имел на своем счету столько летных часов, как Ямамото. Тем не менее, когда случался какой-нибудь инцидент, флот и различные летные подразделения не стеснялись обращаться к Ямамото как главе департамента с жалобами на плохую работу и другие недостатки самолетов. Ямамото принимал на себя личную ответственность по этим жалобам, ставя себя в нелегкое положение; вступи он в открытую борьбу с шишками, окопавшимися в техническом департаменте, – его просто уволили бы. Инженер-капитан Накамура, начальник технического отдела департамента аэронавтики, вспоминает: когда число жалоб из боевых частей становилось чересчур большим, чтобы одному их разобрать, Ямамото, не говоря ни слова, отправлялся к Хори Тейкичи. К тому времени друг его уже ушел в отставку, и Ямамото мог хотя бы часть ноши отдать Хори, с которым говорил открыто.

Происшествия, связанные с морской авиацией, на самом деле так часты в то время, что пресса задавалась издевательским предположением – армия и флот, видимо, соперничают, у кого больше аварий: катастрофа в Омуре, за ней – то же самое в Куре, два дня спустя – в Опаме. Ранее, когда Ямамото находился на авианосце «Акаги» в качестве командующего 1-м дивизионом авианосцев, несколько летчиков, только что приступивших к исполнению обязанностей, как-то пришли в каюту к командующему с докладом. Ямамото показал на список погибших при исполнении обязанностей, лежавший перед ним на столе, и произнес:

– Морской авиакорпус, наверное, никогда не станет сильным, пока вся каюта не обклеена такими списками. Хочу, чтобы вы отказались от подобной мысли в работе. Прежде всего предлагаю вам сделать следующее: поднимитесь и выполните с инструктором пять-шесть «мертвых петель»; когда закончите – придете и доложите.

И это тот самый Ямамото, который, говорят, часто исподтишка вынимал свою записную книжку с именами погибших и рассматривал записи со слезами на глазах.

Проводились различные расследования причин несчастных случаев; одна из щекотливых проблем – как оценить потенциальных членов экипажей. Перед приемом курсанты и кадеты резерва тщательно просеивались, подвергаясь тестам на способность к обучению и на физическое состояние; вслед за тем строго проверялось их соответствие задачам, которые предстоит решать; даже при этом многие после первых примерно шести месяцев оказывались неадекватными. Это не имело бы особого значения, если бы отчисление их с курсов не влекло лишней траты денег и позора для отчисленных. Но на практике еще до их отстранения по их вине много раз происходили несчастные случаи. Один или два раза потеряны драгоценные жизни, а разрушение дорогого авиационного оборудования налагало дальнейшие тяготы на бюджет, и без того ограниченный. Для проведения тестов пригласили экспертов из департамента психологии Токийского императорского университета. Отобранных для этой цели поначалу нашли в полном порядке, но позднее они часто не оправдывали ожиданий. Казалось, экспериментальная психология мало чем помогает в определении нужных способностей, а главной проблемой авиации все еще оставалось выявление соответствующих кандидатов в пилоты. Глава отдела образования департамента аэронавтики при Ямамото, капитан 1-го ранга Ониси Такидзиро (преданный сторонник Ямамото; к концу войны обрел известность как «отец» эскадрилий самоубийц – камикадзе; ярый апологет войны до последнего солдата) однажды позвонил Кувабаре, заместителю командира авиакорпуса Касумигаура. Вот суть того, что он сообщил:

– В школе моего тестя, директора средней школы Дзунтендо, среди выпускников есть весьма необычный молодой человек, по имени Мизуно. Он изучал историю в университете, и его дипломная работа касалась древних способов предсказания. Еще ребенком он увлекался хиромантией и физиогномией. Прочитав как-то в газетах, что морская авиация недавно потеряла много самолетов, он заявил: это потому, что во флоте применяются неверные методы отбора пилотов. «Склонен к фантазиям», – подумал я. Но вот лично встретился с ним, и он сказал мне: узнать, годен ли человек в пилоты, можно по ладони либо по лицу, а набирать пилотов партиями неверно. Лично я не считаю, что на флоте пилотов набирают партиями, но тем не менее спросил, может ли он сам определить соответствие того или иного. «О да!» – ответил он абсолютно уверенно. Я пришлю его к вам в Касумигаура с рекомендательным письмом, – почему бы вам не послушать этого человека, хотя бы ради шутки, и не дать ему возможность прочитать рисунок папиллярных линий на ладонях ваших людей.

Кувабара, готовый ухватиться за любую соломинку, согласился встретиться с молодым человеком, и в назначенный день Мизуно Йосито представился в корпусе, имея при себе рекомендательное письмо Ониси. Время обеденное, со стороны аэродрома не иссякал поток людей в летных комбинезонах. Кавабара предложил пригласить инструкторов после обеда – порядка ста двадцати человек: пусть Мизуно испробует на них свои методы, разделив их на три разряда – их пригодности для какой-либо работы или для полетов. Пообещал иметь под рукой список всех инструкторов с отметками об их квалификации, приобретенной за долгий период времени.

Все собрались; Мизуно пристально рассматривал каждого по очереди пять-шесть секунд, а затем присваивал категорию – А, В или С. Когда Кувабара с помощником сравнили эти ранги с отметками, поставленными в списке, то, к своему изумлению, обнаружили, что ранги и отметки совпадают в 86 процентах случаев. В тот день собрали всех курсантов и подвергли той же процедуре; на этот раз соответствие составило 87 процентов. Кувабара и другие были ошеломлены: этот молодой человек, явно не связанный с миром авиации, за пять-шесть секунд сделал выводы, соответствующие более чем в 80 процентах случаев заключениям, сделанным ими самими через месяцы, а то и годы после прибытия курсанта в часть. Намеревались позабавиться, но вышло так, что надо все принимать всерьез.

Узнав, что Мизумо до сих пор не нашел работы и волен приходить и уходить, когда ему заблагорассудится, руководители базы оставили его в Касумигаура на ночь, чтобы побеседовать с офицерами. Один офицер, по имени Нанамото, волновался, как ему быть с предстоящей женитьбой; попросили Мизуно посмотреть на ладони этого офицера.

– У вас, видимо, нет четкого решения по поводу женитьбы, так? – обратился к нему Мизуно. – Вам нужно в конце концов остановиться на первом варианте.

«Первый вариант» – девушка, с которой Нанамото помолвлен, – противоречил другому: семья навязывала ему невесту ради материальной выгоды.

Еще Мизуно объявил, что, по его мнению, война разразится в течение года или около этого. Кувабара возразил: даже если война и начнется, то не так скоро; все происходило летом 1936 года, то есть за год до того, как вспыхнул «китайский инцидент». Потом, когда предсказание Мизуно осуществилось, Кувабара спросил, что привело его к такой мысли.

– В детстве, когда впервые заинтересовался хиромантией и физиогномкой, – ответил Мизуно, – я заметил, что многие шагают по улицам Токио с печатью смерти на лицах. Это ненормально, подумалось мне, – не заметил такого в Осаке. А потом произошло великое землетрясение в Канто, и я все понял. Точно так же сейчас: не могу отвести взгляда от многих женщин на улицах Токио – по их лицам видно, что через год-два они станут вдовами. Так я пришел к выводу, что на этот раз не из-за природного катаклизма потеряют они мужей.

Известный факт: в начале «китайского инцидента» 101-й дивизион – большинство в нем составляли уроженцы Токио – понес тяжелые потери в боях под Шанхаем.

7

Как только Мизуно уехал, Кувабара позвонил Ониси.

– Знаете, – начал он, – в нем есть что-то скрытое от глаз. Подумать бы, нельзя ли как-то использовать его методы при формировании экипажей; хотелось бы, чтобы он сам поглубже этим занялся. Как бы принять его в штат, скажем на должность советника при департаменте аэронавтики, чтобы облегчить ему доступ к частям морской авиации?

Ониси, очевидно, возражений не имел, поскольку сам проявил инициативу; Кувабара направил рапорт на имя командования авиакорпуса Касумигаура: как доказали случаи проявления прирожденного здравого смысла и иглоукалывание, древние и явно ненаучные методы вовсе не обязательно сбрасывать со счетов; тут же привел мнение специалистов по статистике – совпадение в 60 процентах случаев и более следует считать признаком достоверности.

Теперь Ониси предстояло познакомить с рапортом других и убедить их в разумности накопленных рекомендаций. Представил его в бюро по персоналу и бюро по морским делам и попробовал уговорить руководство принять Мизуно на работу в качестве советника, но везде встречал скептические усмешки.

– Слушай, не думаешь же ты в самом деле, что морской флот… – шептали вокруг, – я хочу сказать – физиогномика..

Кувабара приписывал свою неудачу узкому «рационализму» соответствующих лиц в двух морских бюро. Для бюро по морским делам все это выглядело как доказательство, что авиация окончательно потеряла рассудок. Когда стало очевидно, что ничего не получается, Кувабара спросил Ониси, а говорил ли он с Ямамото. Нет, не говорил: вместе отправились к Ямамото на прием. Вначале, попросив его не смеяться, стали в деталях рассказывать историю с Мизуно и обратились к Ямамото за помощью в устройстве этого человека советником. Ямамото улыбался, слушая их, а когда закончили, сказал:

– Понятно. Я сам с ним поговорю, но пусть он придет один.

Договорились привезти сюда Мизуно; потом по телефону, пока Ямамото со своей стороны разговаривал с разными отделами бюро по персоналу и бюро по морским делам и с департаментом аэронавтики, собрали в офисе около двадцати различных лиц. Когда прибыл Мизуно, первое, о чем его спросил Ямамото, – что такое, в его глазах, хиромантия и физиогномика. Тот отвечал – как уже объяснял Кувабара в авиакорпусе Касумигаура, – что это отрасли прикладной статистики. Популярные народные верования – такие, например, как вера японцев, что люди с длинными, как у кролика, ушами внимательны и мягки по натуре или что квадратный подбородок означает то-то и то-то, основаны, по сути, на эмпирических статистических наблюдениях. Эти верования не обязательно верны для каждого случая, но тут и не пятьдесят на пятьдесят. Еще и интуиция придает индивидуальным наблюдениям точность.

– Ну что ж, хорошо, – кивнул Ямамото. – Здесь собрались двадцать человек. Можете сказать, кто из них – летчики?

Мизуно внимательно вгляделся по очереди в лицо каждого. Наконец указал на одного:

– Это вы, не так ли? – а потом другому: – И вы тоже.

Этих двоих звали Хоси Казуо и Мива Йоситаке, оба из числа лучших летчиков-истребителей, какими в то время могла похвастаться морская авиация. Хоси и Мива скромно улыбнулись под удивленными взглядами остальных.

– Все, больше нет? – поторопил Ямамото.

– Это все, – ответил Мизуно.

Тут еще один из присутствующих, капитан второго ранга Тагучи из морского генерального штаба, произнес:

– Я тоже пилот!

Мизуно взял его руку и внимательно изучил ее.

– Может быть, вы и пилот, но не очень хороший.

Все снова стали переглядываться, затем раздался смех. У Тагучи, выпускника колледжа морского генерального штаба, морского летчика, отличные мозги, но для летчика слишком замедленная реакция. Ему случалось повредить самолет при посадке; недавно его перевели в морской генеральный штаб с предупреждением: не соберет все внимание – в конце концов разобьется вдребезги.

Последовало еще несколько демонстраций таинственных способностей Мизуно. Подверглись исследованию ладони капитана 1-го ранга Киды Тацухико.

– Вы себе взяли чье-то имя? – спросил Мизуно.

Кида не хотел отвечать, но под давлением признался с печальным восторгом, что он и вправду приемный сын.

Наконец Ямамото счел, что настало время, и ассамблея постановила без дальнейшей шумихи принять Мизуно на работу. Вскоре после этого его официально назначили советником при департаменте аэронавтики. Его обязанность в этом качестве – присутствовать на всех проверках курсантов и кадет резерва в авиакорпусе Касумигаура и изучать их ладони и лица.

Флот стал применять методы Мизуно в сочетании с обычными письменными и физическими проверками; наиболее обещающим из всех кандидатов считался тот, кто получал хорошие оценки на этих двух экзаменах и «добро» от Мизуно. Поэтому не совсем правильно утверждать (как кое-где во время войны), что морским авиакорпусом управляли предрассудки.

В результате занятость Мизуно превысила всякие пределы. Во время войны он пользовался помощью двух ассистентов и ему столько приходилось ездить по авиачастям, что там стали заранее готовить отпечатки пальцев, изготовленные на мимеографе. Как утверждают, в общей сложности он провел анализ свыше 230 тысяч человек.

В 1941 году в присутствии Кувабары Торао, который полностью ему доверял, Мизуно предсказал, что война начнется в этом году.

– Ну и как она завершится? – спросил Кувабара.

– Поначалу все пойдет хорошо, – ответил Мизуно, – но потом – не могу сказать.

– Почему?

– Не нравится мне смотреть в лица людей из генерального штаба: вижу – они спешат по коридорам с документами. Меня беспокоит их будущее.

Спустя четыре года, в июле 1945 года, Кувабара – тогда вице-адмирал, закрепленный за министерством военных поставок, – спросил у Мизуно, как, по его мнению, война будет развиваться дальше.

– Все кончится до конца следующего месяца.

Озадаченный Кувабара спросил, почему он так думает.

– Недавно я посетил несколько баз летчиков-камикадзе и обратил внимание: у очень немногих молодых офицеров и вольнонаемных знаки смерти на лицах. Я принял это как сигнал, что война близится к концу.

Далее в ходе войны Мизуно работал советником министерства юстиции в каторжной тюрьме Чофу, занимаясь изучением физиогномки преступников; задолго до этого его выгнали по приказу начальства; ныне он работает консультантом «Комацу стор» в токийском квартале Гинза, давая советы по найму и размещению персонала.

Кажется, Мизуно отмечал имена всех, кто соответствует профессии авиатора, но подвержен несчастным случаям, и держал этот список в своем сейфе. Как он утверждал, две трети из них так и погибли. Невозможно сказать, до какой степени методы Мизуно отвечали чистой прикладной статистике, или включали элементы парапсихологии, или даже содержали элементы гипноза либо какой-то обман. Да это для нас и не столь важно. А что интересно, так это отношение к Мизуно Ямамото. С одной стороны, оно свидетельствовало, что он заботится о состоянии подчиненных; с другой – отражало его склонность почти интуитивно верить (или по крайней мере не игнорировать) в то, что выходит за принятые в науке и логике пределы.

Глава 6

1

В правительстве Хироты, созданном после «инцидента 26 февраля», на смену Осуми Минео на посту морского министра пришел Нагано Осами. Именно Нагано как делегат Японии на Лондонской конференции объявил о выходе Японии из договора; немедленно после инцидента он вернулся из Англии домой. Его заместитель Хасегава Хийоси, как только круги на воде после инцидента улеглись, в рутинной перестановке кадров в декабре того же года назначен командующим 3-м флотом. Своим преемником на посту заместителя министра Нагано видел главу департамента аэронавтики Ямамото Исороку.

Однако, когда он обратился с этим предложением к Ямамото, последовал категорический отказ. Нагано не на шутку расстроился:

– Точно так же вы отказались в прошлом году, когда меня назначили полномочным представителем на переговоры по разоружению и я хотел, чтобы вы поехали со мной. А сейчас вы отказываетесь стать моим заместителем. Чем я вам насолил?

Упомянутые переговоры по разоружению – это, конечно, основная Лондонская морская конференция (1935), она последовала за предварительными переговорами, в которых Ямамото участвовал сам. Если уж Нагано сделал такой шаг, морской этикет более или менее обязывал Ямамото принять предложение. В своей биографии Ямамото Соримачи Эйичи пишет: «Адмирал Нагано – его начальник, человек, которого он высоко уважал. Отказ в таком положении произвел бы очень плохое впечатление».

Это если не выдумка, то в лучшем случае политический эвфемизм. Мало признаков, что Ямамото «глубоко уважал» Нагано. Позднее, когда возникли дебаты, назначать ли Нагано начальником морского генерального штаба, произошел спор, популярен ли он на флоте. По этому случаю Ямамото ядовито заметил: «…представлял, что Нагано успешно пойдет ко дну, – ведь он из тех, кто верит в свою гениальность, даже если таковой и нет». Такадзи Сокичи опять же пишет в своей книге «Ямамото Исороку и Йонаи Мицумаса»: «Морской министр Нагано, несомненно, человек мужественный и талантливый, но и склонный к импульсивным действиям, и во многих отношениях по темпераменту он далек от заместителя министра Ямамото».

Более того, всего лишь за неделю-две до того, как просить Ямамото стать его заместителем, Нагано в качестве морского министра молчаливо принял (хотя и не согласившись с ним) Антикоминтерновский пакт с Германией – еще один продукт армейского своеволия. На флоте в политику могло вмешиваться только одно лицо – сам министр, а традиция безусловного повиновения политическим решениям министра соблюдалась с относительной честностью; в этом отношении флот серьезно отличался от армии. Сам Ямамото в этих делах очень корректен – как глава департамента аэронавтики не считал удобным возражать открыто, какую бы позицию министр ни принял. Тем не менее едва ли мог согласиться стать заместителем при министре – таком крайне неприятном человеке.

Силы, ответственные за «инцидент 26 февраля», подавили как мятежные, а лидеры заговора предстали перед трибуналом. Кризис локализован, проведена чистка в рядах армии, по крайней мере внешне. Реальная истина, однако, очень отличалась от того, чем казалась. Инцидент отмечен чисткой молодой, более радикальной «фракции имперского пути» и принятием руководства «контрольной фракцией» – армейский истеблишмент, воплощавший быстрый рост веса армии в политике. Вышло чуть ли не так, что семнадцать человек, которым вынесли смертный приговор, и других молодых офицеров из мятежных частей использовали как политических пешек. При «контрольной фракции», доминировавшей в армии, тенденция офицеров среднего ранга диктовать вышестоящим начальникам стала еще более заметной; дела обстояли невесело: раздраженная армия, пытаясь добиться своего, объявила, что «не может дать военного министра в этот кабинет». С тех пор армейская непреклонность становится основным фактором в политических перетрясках.

Более того, «Основы национальной политики», провозглашенные правительством Хироты – один его состав отвечал многим требованиям армии, – поражают своим тоном: для заявления по национальной политике, сделанного премьер-министром страны в мирное время, он необычно агрессивен. Едва ли Ямамото импонировало в такой ситуации оставить пост главы департамента аэронавтики (он надеялся занимать его неопределенное время) и стать чем-то вроде политического партнера Нагано Осами. Но в конце концов он уступил просьбе Нагано – 1 декабря 1936 года получил официальный правительственный приказ о назначении заместителем министра военно-морского флота.

Гейши квартала Симбаси единодушно поздравляли его с назначением, а он не скрывал гнева:

– Чему тут радоваться, – моряка вдруг передвигают в политику, а он изо всех сил старался добиться успеха в морской авиации!

Соримачи Эйичи, специально приехавшему из Нагаоки поздравить его, Ямамото тоже резко ответил:

– Нет причины для радости!

Ямамото пришлось оставаться на посту, который он так неохотно принял, два года и девять месяцев: он успешно работал при кабинетах Хироты, Хайяси, первом Коноэ и Хирануме. Фактически бразды правления ненавязчиво передавались в кабинете заместителя министра, без посторонних. Бывший заместитель министра Хасегава Кийоси предоставил вводить Ямамото в курс дела своему старшему помощнику Гайюи Йюзуру, долгое время с ним знакомому. Тот провел с Тайюи около двух часов: ему перечислили имена репортеров из газет и журналов, с кем поддерживать дружбу, дали список лиц в министерстве иностранных дел и военном министерстве, с кем быть в контакте, и т. д. Однако всю процедуру провели на чисто бюрократическом уровне; любые мнения по поводу назначений в министерстве не составляли секрета.

Вскоре после того, как Ямамото занял новый пост, принц Такамацу, младший брат императора, стал работать в морском министерстве в качестве офицера морского генерального штаба. Принц, молодой капитан 2-го ранга, окончил колледж морского штаба 26 ноября того же года. Старший помощник Кондо, сменивший Тайюи, разузнал у властей точный день и час, когда принц приступит к исполнению обязанностей, и сделал тщательные приготовления, обеспечив присутствие всех у главного входа для приветствия принца в момент приезда. Когда Ямамото (а он редко выговаривал подчиненным) услышал об этом, он пригласил Кондо и стал резким тоном спрашивать, в каком качестве поступает к ним принц – как принц или как капитан 2-го ранга; если второе, то с ним и обращаться надо соответственно. В результате все планы Кондо пришлось отменить, а принц Такамацу приехал в министерство как обычный морской офицер – никаких специальных встреч и других церемоний. Однако когда он заступил на пост, говорят, Ямамото лично пришел к нему в офис – приветствовать его с уважением, полагающимся члену императорской семьи.

2

Закончился год, и в январе 1937 года две политические партии, сейюкай и минсейто, стали открыто критиковать военных. Состояние дел после «инцидента 26 февраля» никакой политик, любого морального склада, не мог обойти молчанием.

В первый день вновь созванной семнадцатой сессии парламента Хамада Кунимацу из партии сейюкай в отведенное для вопросов время произнес речь с критикой армии, которая привела к острой перепалке с военным министром Тераучи. Позиция армии ужесточилась, и на заседании правительства Тераучи призвал к роспуску парламента, чтобы дать (как он утверждал) партиям шанс исправиться. Всем было ясно, что это глупость; отсюда вытекало, что выбор один – исключить тех, кто возражает против методов армии.

Ямамото, только что ставший заместителем министра, оказал Нага мощную поддержку – лицом к лицу противостоял требованиям армии о роспуске парламента. Сам Нагано, по-видимому, не отличался необходимой твердостью. Роспуск предотвратили благодаря оппозиции флота и таких членов партии в кабинете, как министр железных дорог Маеда, сельского хозяйства и лесоводства Симада и торговли и промышленности Огава; однако армия отказалась иметь с правительством что-либо общее; 23 января, всего через несколько дней, правительство Хироты пало.

Слабость Нагано в том, что его усилия совершить политический маневр (он обзванивал лидеров обеих партий – сейюкай и минсейто) оказались обречены на оглушительную неудачу. Это и стало главным препятствием, помешавшим ему остаться в составе следующего кабинета.

Угаки Казусиге поручили сформировать новое правительство взамен ушедшего кабинета Хироты, но армия вновь отказалась сотрудничать, и попытки Угаки сформировать кабинет провалились. В данной книге нет места для детального описания этих неудачных попыток; важно, что люди, которые, посещая его штаб-квартиру, стремились объяснить, как трудно порекомендовать нового кандидата на пост военного министра, и призывали отказаться от формирования правительства (среди них – Сугияма Хадзиме, Татекава Йосицугу и бывший военный министр Тераучи Хисаичи) – все, это видится в армейском контексте, молодые последователи самого Угаки. Ничто не показывает так ясно, насколько сильно влияние офицеров относительно низкого ранга на армию.

Примерно после десяти дней хаотичных переговоров генерала Хайяси Сендзюро наконец назначили на пост главы следующего правительства. Новым морским министром, которого ввели в должность с быстротой, удивившей даже тех, кто обычно не интересовался назначениями на флоте, стал Йонаи Мицумаса, – только что его повысили: начальник морской базы Йокосука, он стал командовать Объединенным флотом. «Ничего не может быть хуже, – объявил он, уезжая из Йокосуки в Токио, – чем покидать флот только ради того, чтобы стать гражданским служащим». Вместо него Объединенным флотом стал командовать Нагано, причем по своей собственной рекомендации. Сильнейшим сторонником Йонаи как главы министерства являлся заместитель министра Ямамото.

Получив сильные позиции в должности заместителя министра (нравится это кому-то или нет), Ямамото не мог избежать мыслей о собственной политической ответственности и о роли флота в политике. Он ясно видел, что, если бы ситуация развивалась бесконтрольно, это привело бы к войне и конечному разгрому и на практике только флот – единственно возможный противовес армейским авторитарным методам. Для этого надо прежде всего способствовать формированию на флоте единого мнения (даже если бы для этого требовалось избавиться от адмирала Суецугу Нобумасы и других флотских «ястребов», склонных симпатизировать армии), и единственный, кто способен этого добиться, как представлял Ямамото, – это Йонаи.

Хотя флотское хозяйство меньше по размерам и сравнительно легче управляемо, это вовсе не свидетельствует, что армия не имела на флот влияния. В своей «Жизни моряка», где речь идет о Йонаи Мицумасе, Огата Такетора пишет: «Назначение Ямамото Исороку на пост заместителя морского министра при Нагано явилось истинным шансом поставить флот на новую, прочную основу; назначение же Йонаи министром после ухода Нагано означало, что с этого времени флот впервые получил лидерство и благодаря этому – способность обеспечить реальное управление».

3

Несмотря на огромные родовые муки, правительство Сендзюро просуществовало с 2 февраля по 31 мая – меньше четырех месяцев. За Хайяси последовал Коноэ Фумимаро – он стал премьер-министром в первый раз. Как считает Огата Тактора, лозунг первого правительства Коноэ звучал так: «Социальная справедливость дома, международная справедливость за рубежом»; приступило оно к решению этой задачи с провозглашенного намерения избавиться от раздоров и трений, которые развивались внутри нации со времени «инцидента 26 февраля». Коноэ принял высокоморальный тон – настолько, что неизбежно создавал определенное впечатление: быть премьер-министром – это не столько принять на себя ответственность за правительство, сколько личная подготовка к переходу в статус такого государственного деятеля. Вполне возможно, что Коноэ в своем формировании как личности в этом плане вдохновлялся примером опытного Сайондзи; неудивительно в те дни и если аристократическое происхождение Коноэ стало источником всей идеи.

В кабинете Коноэ Йонаи и Ямамото оставались во главе морского министерства. Вскоре после создания правительства скончался старший брат Ямамото, Кихачи, – в доме в Нагаоке.

Отец Ямамото, Садайоси, после женитьбы стал членом семьи Такано, принявшей его. У него с женой родились четыре сына – Юзуру, Нобору, Джозо и Томекичи. После смерти жены он женился на ее младшей сестре, Мине, и имел с ней еще троих детей – Казуко, Кихачи и Исороку. Исороку, последний из этой троицы, более чем на 30 лет младше Юзуру и Нобору; нельзя сказать и что он был особенно близок к Джозо и Томекичи. Больше всего он любил двух родственников – старшего брата Кихачи и сестру Казуко. Оба родителя скончались давным-давно, еще в 1913 году, и смерть Кихачи означала, что единственной его единокровной родственницей оставалась сестра Казуко.

Приехав в Нагаоку после того, как узнал о смерти брата, он возложил на гроб массу полевых цветов, которые так любил Кихачи, и долго стоял, проливая слезы. В таких случаях он не стеснялся слез; как мы увидим позже, плакал навзрыд у гроба своего подчиненного, погибшего в бою.

Кихачи умер 25 июня. В Токио Ямамото вернулся ночным поездом 27 июня, а вскоре начался «китайский инцидент». В личном отчете Йонаи о событиях этих дней содержится следующий пассаж:

«7 июля 1937 года произошел инцидент на мосту Марко Поло. 9-го военный министр на заседании кабинета озвучил различные взгляды и предложил направить войска. Морской министр выступил против, подчеркнув, что инцидент, насколько это возможно, должен быть локализован, и призвал приложить усилия, с тем чтобы достичь быстрого локального решения. На заседании пяти министров одиннадцатого числа военный министр выдвинул конкретные предложения по отправке войск. На том же заседании морской министр возражал, оценивая ситуацию в целом, против посылки солдат; однако военный министр настаивал – нельзя бросить на произвол судьбы гарнизон Тяньцзиня, 5500 человек, и японских резидентов в районе Пинцин; в конце концов морской министр неохотно согласился…

Военный министр старался всех убедить, что проблему можно мгновенно решить одним лишь объявлением о посылке войск; но морской министр… высказал свое предчувствие: посылка войск спровоцирует расширение операций против китайцев; и многократно он призывал использовать все возможности для поисков мирного урегулирования».

На деле произошло так: благодаря примиренческому поведению китайцев на месте события предложение пяти министров отложить отправку войск из Японии приняли к действию на данный момент, – казалось, инцидент движется к мирному разрешению. Однако в сердцевине своей армия не имела намерения решать проблему мирным путем. В этом контексте трудно сказать, что означает термин «армия». Возможно, наиболее близок к ответу Огата, когда пишет об «офицерах низшего командного состава, с их все возрастающим желанием превзойти своих вышестоящих, особенно в период, последовавший за „маньчжурским инцидентом“.

Йонаи не любил жаловаться, но, возвращаясь с заседаний пяти министров, он регулярно встречался с Ямамото или старшим помощником Кондо и давал волю своим обидам, высказываясь в таком духе:

– Заседания пяти министров просто потеря времени. Думаешь, что примем хоть какое-то решение или министр иностранных дел и армия достигли наконец какого-то соглашения; потом следует телефонный звонок и ты слышишь: „Видите ли, вернулся я в генеральный штаб военного министерства и встретил раздражение коллег. Вероятно, политика армии уже выработана; был бы вам благодарен, если бы вы аннулировали то, о чем мы только что договорились“. Ну что тут поделаешь!»

Как Тераучи – марионетка в правительстве Хироты, так и военный министр Сугияма в правительстве Коноэ, видно, двигается по приказам странного существа, именуемого армией. У Коноэ в надежде найти решение проблемы родилась мысль отправить Миязаки Рюсуке, сына Миязаки Тотен (активного сторонника Сунь Ятсена), на встречу с Чан Кайши, он получил одобрение Сугиямы на проведение своего плана. Однако когда Миязаки уже готовился подняться на борт корабля в Кобе, отплывавшего в Шанхай, военная полиция без предупреждения и не сообщая, по какому приказу действует, арестовала его и помешала отъезду в Китай.